Рыцарь задумчиво посмотрел вслед графине и раскрыл другой, обширный разворот карты, на котором тонкой аккуратной работой была во всех деталях изображена карта Аварина и прилегающих территорий, и лишь где-то на краю кривовато очерчено Семихолмие. Затем хмыкнул, что-то себе безобидно подумав, и спрятал бумагу обратно за пояс.
- Покорнейше следую за Вами, миледи.
На ходу он немного обдумал скомпонованную Ее Сиятельством информацию и решил предположить:
- Если зажать такого зверя у нас не получится, возможно, стоит подумать о приманке. Мне, однако, тяжело представить, что стоит за разумностью химеры и что ей от людских земель нужно. Она явно хотела сбить рыцарский отряд со своего следа, но спохватилась только когда мы заехали в Семихолмие. Есть ли в Вашем графстве укромное место, куда она стремилась бы добраться без свидетелей?

Ну конечно, лес и холмы. Где найти место идеальнее для сокрытия химеры, чем в дремучем Семихолмии. Это не облегчало планирование.
Еще больше усложнял планирование на ходу выбранный миледи маршрут. Сир то и дело оглядывался по сторонам, продираясь вслед за графиней сквозь кухню и затхлые извилистые коридоры. В этом замке все было не как у людей, сориентироваться самому было бы крайне сложно. Так что лучше всего было не отставать.
- Все верно, Ваше Сиятельство, первой напала она, хотя мы до конца были уверены, что это мы ее преследуем. О нашем походе не знал только ленивый. Близ Аварина жители встречали нас крайне радушно.
И это тоже не облегчало планирование. Сир Бахамут уж было подумал, что посещение местной библиотеки ему тоже ни капли не поможет. Посмотрят они с графиней на карту Семихолмия, вздохнут разом и будут думать дальше, пока химера гуляет.
Зато миледи отличалась четким подходом к делу. Что, в глобальном смысле, тоже не влияло на успех. Для успеха нужны были зацепки, коих не было совсем.
- Судя по всему, информации о нахождении химеры настолько мало, что нам придется разведывать местность. Как сильнейший рыцарь, я обязан быть в числе первых, но в то же время я должен позаботиться о Вашей безопасности… тяжелый выбор.
Сир Бахамут взглянул на миледи – якобы случайно и заботливо, но на самом деле он не оставлял попыток внедрить в ее голову мысль о том, что ей лучше будет остаться в замке.

Военная операция? Провал? Тайна? Поскольку графиня не обернулась, сир Бахамут позволил себе незамеченную ею снисходительную улыбку. Если бы он сомневался в своих рыцарях, он взял бы отряд побольше. И даже если бы тайность этого похода была возможна, то к чему скрытность? Защитники своим открытым приходом вселяли надежду в простой люд и страх во врага. Химера, правда, вряд ли поддавалась запугиванию.
Как и миледи. Она действительно была маленькой – сир не преминул возможностью критично осмотреть ее со спины, отмечая еще раз, насколько она была ниже, чем среднестатистический рыцарь. Да что там рыцарь – и молодые оруженосцы в среднем повыше нее были.
Ее умение уворачиваться, даже если и было настолько впечатляющим (хотя сир не видел и не мог заставить себя поверить, что Харальд не поддавался своей госпоже), было крайне рисковым для ближнего боя. Одна маленькая ошибка – и этот легкий доспех не спасет ее. Не говоря уже о том, что…
- Для победы недостаточно выжить, миледи. Нужно выжить, убив врага. Могу ли я спросить, скольких Вы…  - сир вдруг отвел взгляд, спохватившись, хотя его бесстыдно заинтересованные глаза Ее Сиятельство никак не могла увидеть своим затылком. – Простите, я не должен был…
«…Спрашивать такое у леди». Дверь в библиотеку открылась, и высокие забитые книгами шкафы мгновенно навели скуку на рыцаря. Он читал литературу строго определенной направленности, а библиотеки имели свойство скапливать в себе множество нуднейших магических фолиантов с такими подробностями, которые были бесполезны для воина.

Отредактировано Bahamut Erskine (2021-06-16 03:32:47)

Как же он мог не помочь? Сир Бахамут оказался за спиной графини подобно тени, протянув руку аккурат над ее и лишь легонько вытолкнув нужный ей атлас вперед, чтобы она покрепче за него ухватилась. Когда она обернулась, он уже стоял у стола, будто ждал ее здесь все это время. Возможно, миледи по вкусу именно такая ненавязчивая забота, а не открытое воспевание ее женственной слабой стороны?
Ничто не могло заставить сира увидеть в ней силу, даже ее хладнокровное повествование о собственноручно убитых наемниках, которыми оказывались ее подданные. Она без малейших эмоций говорила, что выводила из строя живого человека в настоящем бою, но он слышал лишь, что ей грозила смертельная опасность и близкие люди ранили ее глубоко в сердце.
- Пусть смерть предателей Вас не тревожит, миледи. Справедливый Аэн видит намерения всех и всем воздает по заслугам. Если Ваша праведная рука унесла чью-то жизнь, Вы должны верить, что на то была воля господня.
Сир опустил взгляд на свою собственную ладонь. Ни одно убийство не вызывало в нем сомнений, ведь сила света, томившаяся в руке, была благословением божьим, направлявшим ее. Но он знал, что у менее праведных людей возникали порой муки совести. И что миледи, вероятнее всего, относилась к этим менее праведным особам. И где-то глубоко в душе у нее должны быть сокрыты сомнения. Но все ее поступки были направлены на восстановление единой власти в Семихолмии, на защиту ее власти по праву рождения. Как главный рыцарь, сир Бахамут считал необходимым заверить миледи в правильности ее решений, и он верил, что это заверение ей важно. Хотя доля сомнения заставила сира искать подтверждение этому в глазах графини.

Секундное сомнение не укрылось от пристального взгляда сира Бахамута, но больших колебаний от миледи не последовало. Тем не менее, одного этого замешательства хватило, чтобы, вникая в слова графини, сир чувствовал себя то ли магистром магии, разгадывающим тайны человеческой души, то ли врачевателем, подбирающим лечение для тяжелой раны. Все в миледи говорило о добродетели – честность, готовность нести бремя, чувство долга правителя перед народом. Но злые языки окружали ее и заставили отвернуться от бога, нарастить толстую кожу и прятаться за ехидством. Возможно, их встреча была предначертана Аэном: химера была ниспослана, дабы пути рыцаря и графини смогли пересечься, чтобы показать ей, что бог не оставляет тех, кто верует. Что же провидящий Аэн хотел от своего слуги, помимо изгнания монстра, как помочь наставить дитя на путь истинный?
Как по мановению божьему, рука сира удрученно накрыла кусок карты, а палец миледи вдруг ткнулся в это место, заставив отдернуться и осмотреть его.
- Медвежья лощина… - повторил он, как завороженный, и его глаза запылали, предвкушая битву со зверем. Он очертил пальцем лесистую местность вокруг лощины, на которую указывала графиня. – Лошадей лучше оставить неподалеку… вот здесь, со стороны деревни и лесопилки. Если Ваши люди устроят облаву здесь, рыцари смогут зайти с другой стороны, зная, что зверь не выбежит к людям. Тогда Харальд поведет Ваше войско вперед, и мы либо встретим убегающую от шума химеру, либо друг друга.
Сир Бахамут взглянул на миледи с хитрой улыбкой, понимая, что активное участие в планировании вызвало у нее оживление. Она напоминала ему молодого горячного оруженосца, для которого каждая мелочь была волнительна. Но сравнивать графиню с оруженосцем, конечно же, было недопустимо.
- В резвости ума Вы ничуть не уступаете мужчинам, миледи. Осмелюсь сказать, что будущему графу несказанно повезет, - уголок рта сира слегка дернулся, выражая понимание, что из-за слухов у миледи могли быть очевидные сложности с поиском достойного мужа. – И я обязан сохранить Вас в добром здравии до его появления, поэтому как Вы смотрите на то, чтобы во время облавы находиться под моей непосредственной защитой?
Еще минуту назад он вовсе не хотел видеть ее вблизи сражения и с удовольствием оставил бы ее подле Харальда создавать шум и выманивать химеру. Но теперь мысль о том, что она увидит, как сила света помогает рыцарю в бою, вызывала у него трепет. Может, это и была воля Аэна, за тем он и привел рыцаря сюда: чтобы она увидела и уверовала.

На короткое замечание был дан короткий кивок. По ходу разговора было ясно, что выход химеры на подготовленных и вооруженных загонщиков не сильно волновал ни главу рыцарей, ни правителя Семихолмия.
Быстрое и безропотное согласие графини польстило сиру, как будто молодая леди наконец признала его заслуги и увидела в нем достойного человека. Сир Бахамут так бы и наслаждался этим моментом, гордо выпячивая грудь, если бы не хлопок, от резкости которого бравый рыцарь вздрогнул и встрепенулся.
Сир чувствовал, куда клонит миледи. Его брови сдвинулись и приподнялись, выражая не то сочувствие, не то нечто, отдаленно напоминающее понимание. Но понимания не было в его глазах, только смутное ощущение. Сила, гордость, независимость. Когда миледи произносила эти слова, они словно задевали какие-то струны в его душе. Разве есть достойный мужчина, которого не затронет сильная, гордая и труднодоступная леди? Если бы обстоятельства разговора были иными, сир бы подумал, что графиня Инглинг кокетничает, показывая свой характер.
Но у миледи была и совершенно другая сторона, странная и чуждая. То, как легко она обсуждала интимную тему, и то, как эта тема то и дело всплывала при обсуждении ее правления – эта сторона вызывала у сира отвращение. А отвращение очень тяжело скрыть.
До того, как сир Бахамут понял, что делает, он прикрыл рот рукой, железной перчаткой сжимая свою челюсть, и очень упорно разглядывал трещины в полу. И только по прошествии нескольких мгновений он осознал, что голос собеседницы замолк не просто так, а в ожидании какого-либо ответа.
- Миледи… - сказал сир, просто чтобы заполнить паузу, немедленно отнимая руку от лица и приглаживая волосы, пока подбирает слова.
- Настоящий мужчина не даст ни Вас, ни себя в обиду, и конечно он будет думать о чувствах своей дамы сердца первостепенно, - но такое заверение даже самому сиру казалось пустым. Тогда он приподнял подбородок и горделиво взглянул на миледи, упирая руки в бока. – Например, можете ли Вы представить, как распускают грязные слухи обо мне? Или как осмеливаются чернить непорочность той леди, которую я сочту достойной добиваться? И станете ли Вы утверждать, что я забуду о ее чувствах после того, как попрошу ее руки и сердца?
Тут рыцарь немного стушевался, потому что его слова звучали так, будто подходящий мужчина для графини – сам сир Бахамут. С другой стороны, ничего неверного он не сказал: он был примером для подражания для многих, одним из сильнейших, храбрейших и доблестнейших мужчин. Бесспорно, человек его склада идеально подойдет графине Инглинг, сможет ее защитить и выжечь все развратные слухи с семи холмов.

Как миледи и сказала, она была законным правителем. Ее право на власть было защищено и законом, и богом, и здравым смыслом. Но она оправдывала ложь своих подданных обидой. Как будто необоснованная обида имела смысл. Эту вопиющую глупость сир мог объяснить для себя либо величайшим милосердием, либо иррациональной женской мягкосердечностью. Но лицо графини в тот момент не выказывало ни одного, ни другого.
Обсуждение все кружилось вокруг предпочтений в постели, миледи будто специально пыталась поставить рыцаря в неловкое положение, вынуждая обсуждать это с дамой. Чтобы вернуть смещенный фокус, сир покрутил головой, отмахиваясь от вопроса.
- Но миледи, то, что Вы не подавляете ложные слухи, в неменьшей степени доказывает им их же правоту. Мужчина бы на Вашем месте пресек любые разговоры на корню. Ваши подданные должны знать, что бывает за клевету. А недоброжелатели, пусть и среди стражи, должны бояться Вашего гнева!
Но после пылких слов сир Бахамут лишь вздохнул, уводя взгляд в сторону и снижая тон до полушепота.
- Этого, конечно, сложнее добиться, если правитель – незамужняя женщина. У Вас непростая ситуация.

«Спать и с мужчинами… почему все зациклено на этом?» - сир снова, должно быть, выглядел очень напряженным. И когда миледи наконец разразилась бурей, он удивился, что все это время не замечал, как собирались тучи.
Ее тонкие пальцы вцепились в атлас. Сир смотрел на них, не решаясь напрямую выдать недоумение в своих глазах и вызвать этим еще больший взрыв. Он понимал слова, но ход мыслей миледи от него ускользал: что за право такое – обсуждать низменную человеческую натуру, и за что он вдруг окрещен ханжой?
И действительно ли у миледи было больше женщин?! Ведь у сира, в его довольно зрелом возрасте, не было ни одной, поскольку сир Бахамут, которому родители с пятнадцати лет навязчиво твердили, что пора выбирать невесту, все еще не встретил ту единственную.
Тут-то он понял, что не так важно, сколько и кого было у миледи. Важно то, что сколько-то было. «Сколько-то», что явно больше единицы, и на это, как внезапно обнаружилось, указывал чуть ли не весь текущий разговор. «Она погрязла в пороке», - ужаснулся сир и отвернулся полубоком, старательно поддерживая безмолвную каменную гримасу и прокручивая в голове все сомнительные моменты с другого ракурса. Зависла долгая тишина.
Графиня извинилась, ее расплывчатые формулировки только подтверждая догадки. Сир Бахамут вновь обратил на ее силуэт внимание.
- Вы можете гораздо больше многих других женщин, - тихо сказал он, снова оказавшись как тень позади графини, но на этот раз он выхватил атлас из ее руки – ему еще нужно было запомнить особенности местности. – Но у женщин и мужчин несколько разные добродетели.
Он сразу сделал шаг назад, давая пространство собеседнице. Его глаза потускнели.
- В любом случае, для меня Вы в первую очередь правитель Семихолмия, на стороне которого рыцари будут сражаться с химерой. Ваши личные связи нас не касаются, и мы не позволим себе поддерживать недостойные слухи о графине, что приютила нас в своем замке в час нужды.
Не в первый раз он встречался с распутностью правителей, которые выставляли ее напоказ. Аэн склонен воздавать подобным особам по их заслугам, но в случае с графиней ее незавидная судьба и ворох проблем, вызванных грехопадением, почему-то печалили рыцаря. Потому ли, что у нее был светлый молодой ум?
Он раскрыл карту и присмотрелся к лощине, отпечатывая в голове важные детали. Чем больше он запомнит за эти короткие мгновения, тем успешнее сможет контролировать ситуацию.

В добротной карте было что тщательно рассмотреть, рыцарь не сразу оторвал от нее взгляд в пользу графини. Однако изливание души миледи уже не позволяло сосредоточиться на изучении. Опытный лидер пробежался по основным ориентирам и наконец полностью переключил внимание на запутавшуюся в себе юную особу. На этот раз он выслушал ее, не отводя глаз.
- «Знаток добродетелей», - сир позволил себе усмехнуться. Атлас твердо встал на место.
- Если Вы просите, Ваше Сиятельство, и только потому, что Вы просите. Ваш отец тоже был знаток добродетелей, миледи. Благороднейший человек чистых нравов, в моей юности мой отец, сир Галахад, даже ставил его мне в пример. Я встречал Вас в детстве, если Вы помните, - рыцарь в очередной раз встретился с запоминающимися зелеными глазами графини. – И представлял тогда, что Вы вырастете достойной своего рода, ведь Вас воспитывал Ваш отец. Полагаю, он слишком рано ушел из жизни.
Сир опустил взгляд, замолчав на секунду в знак уважения предыдущему графу Семихолмия и в знак сочувствия его неоконченной миссии.
- Вы похожи на мальчика не больше, чем мой конь на кобылу, пусть это Вас не тревожит. Но есть то, о чем Вам стоит задуматься. Вы стали так вольно рассуждать о любви, Ваше Сиятельство. Однако лишь скудные ограниченные умы считают, что ее смысл в удовольствии. Ваш ум на таковой не похож. Вы знаете, почему верность есть добродетель благородных дам и господ? В Вашем возрасте и положении следует знать. Напомню, что Вы получили в наследство графство своего отца. Нет, лучше я задам Вам иной вопрос. Для чего человеку даровано высокое чувство любви?
Сир дал достаточно подсказок, но хотел услышать, какой ответ юная графиня найдет на такой простой очевидный вопрос. Если она ошибется, впрочем, что вполне ожидаемо, но для ее положения незавидно, сир постарается направить ход ее мыслей в нужное русло.

Как и ожидалось, миледи почти пробила правильный ответ, но свернула совершенно не туда. Она не понимала истинного смысла.
- Прошу Вас пощадить меня и уберечь от Вашего гнева, - сир Бахамут поклонился с легкой улыбкой. Хотя он вполне представлял, как бросок чего-то особенно острого мог запросто стереть эту улыбку с его лица. – Но позвольте продемонстрировать, что есть дар богов, а что им не является.
Сир резким движением выхватил из ножен меч и преподнес лезвие на ладонях перед взором графини. Металл тонкой работы стал источать свет, сначала слабый, затем ярче и ярче, отбрасывая тени на лица рыцаря и миледи.
- Это дар бога добра и света. Аэн поддерживает каждый мой шаг, и текущая в моих жилах магия света – прямое доказательство моего благородства. Как может Ваше чувство, мешающее Вам исполнить долг, быть божьим даром, Ваше Сиятельство? Как может это быть любовью? – сир проникновенно смотрел в ее глаза, и в его собственных искрился праведный свет.
- Боги одарили людей возможностью любить, чтобы мы могли создать крепкую семью, чтобы человеческий род был сплоченным и сильным. Ведь нет уз крепче, чем любовь. А где есть любовь, там есть и верность. Миледи, искренность Ваших чувств вызывает у благородных господ сомнения. Поэтому слухи о Вас столь пошлые и оживленные. Вы согрешили, и я сочувствую тому, что Вам пришлось пережить, но случившееся должно было даровать Вам отпущение. Это наказание божье, которое Вы должны были выдержать достойно. Если же Вы уверены, что боги были к Вам несправедливы и Ваши чувства были настоящими, взовите к богам. Аэн видит все, и он справедлив. Прошу, возьмите мой меч, и пусть сам бог станет Вам судьей.
Сир склонил колено и поднял погасший меч над головой, позволяя графине взять его в руки.

Одно оправдание за другим, миледи пыталась защититься от приговора, которого боялась. Сир Бахамут неодобрительно сжал зубы, но сам не смел нарушить торжественность момента: его бог вершил справедливый суд над грешной душой. Сир поднял взгляд, чтобы убедиться, что Аэн не ответил на зов графини, но мягкий свет, исходящий от лезвия, заставил его сощурить глаза.
Какое-то мгновение сир внимательно созерцал сияние, затем встретился взглядом с миледи. Он не стремился выказывать свое изумление, но все было ясно написано на его лице: что-то среднее между «невероятно» и «ну конечно же».
- Я совру, если скажу, что понимаю, в чем тут дело, миледи, но Аэн, покровитель рыцарства, на Вашей стороне. Как и я.
Это означало, что чувства миледи к некоей Марте имели вес в разумении богов. Либо не перевешивали ее светлого ума. Может, миледи в самом деле не свернула бы на кривую дорожку, не случись трагедия. Может, главный рыцарь не знает полной истории. Было ли это важно?
Сир Бахамут вдруг нахмурился и обратился к графине стальным голосом:
- Запомните одну вещь. Аэн милосерден, но он не благоволит тем, кто сомневается в себе. Надеюсь, его ответ на Ваш зов придаст Вам уверенности. Потому как невинные не нуждаются в оправданиях.
Рыцарь все еще преклонял колено перед высшим судом, и тихое сияние его клинка не собиралось угасать в руках миледи.