Знаю, что Спенсер во многом хорош. Мальчик-гений, которому подвластны все области любых наук, начиная  от биологии и заканчивая... Чем угодно. Серьёзно. Не представляю области, в которой он не обладал бы определёнными знаниями, выходящими за рамки базового школьного курса. Высокий интеллект, сверхскорость чтения, неплохие социальные навыки - уже чуть лучше, чем при первом нашем знакомстве. Идеальный кадр для любого руководителя и совершенно точно неотъемлемо-полезная часть нашей команды.
Хотелось бы сказать, что у Рида нет слабых мест, в которых он проигрывает остальным, кроме физических, но это не так. В понимании людской природы, как мне кажется, я всё же чуточку лучше. И не в составлении психологических портретов, прошу заметить, о работе речи не идёт. А исключительно о понимании, что же такого у кого происходит. "Гарсия и Кевин на ветке сидели, вместе пели". Серьёзно. Он и впрямь подумал, что это отсылка к некой пословице, которую ему ещё только предстоит разобрать. Так что, единственное, в чём Спенсер не был лучше нас всех - в личных взаимоотношениях, совершенно не связанных с криминалом. И скрывать свои чувства, как не старался, не умел по скромному моему мнению, тоже.
Вообще, он часто бывает довольно закрытым, не знаю уж, чем руководствуясь. Потому что мы друзья и он знает это, во всех понятиях, ему доступных. И уж точно не должен сомневаться в том, что не останется один, если помощь ему понадобится. Решил же, наивный мальчик из Лас-Вегаса, что мы дадим ему остаться в гордом одиночестве, после всех его кошмарах о мёртвых детях и совершенно очевидной лжи про желание побыть больше рядом с матерью. И сразу же обломался. Потому что нет. Мне не всё равно. Росси не всё равно. И остальным, как я смею небезосновательно полагать - тоже. Мы - одна команда. И это никогда не изменится, пусть даже события возле нас меняются с бешеной скоростью. Кто-то женится, кто-то заводит детей, кто-то теряет родителей или супругу. Жизнь - трагедия, помешанная с комедией, заканчивающейся хэппи эндом, в самой извращённой её вариации. И с этим просто нужно уметь жить. И уметь справляться. Суть от перемены слагаемых не меняется - рядом люди, которым ты доверяешь. Спину которым прикроешь и свою обнажишь,   отлично зная, что  в неё не ударят. Так что, можно бесконечно не желать втягивать в свои проблемы окружающих, но спойлер: не получится. Заботиться о ком-то не означает, что делать это нужно лишь исключительно по его просьбе, проявляя вежливое равнодушие во всём остальном. Лично по моим ощущениям, именно это и называется дружбой. Я правда ценю Спенсера, во всём его индивидуальном великолепии. И пусть у меня айкью не приближается к его показателям, могу всё же понять, когда проблема в чём-то есть. Тем более, совершенно не хочется хвастаться, но я тоже немного смыслю в этой работе. В том смысле, что умею подмечать реакции, невербальные движения и делать из этого определённые выводы. С Ридом что-то происходит, несмотря на все его уверения, что совершенно ничего экстраординарного. И мой долг, как человека, который желает ему лишь добра, помочь с этим разобраться.
Не думал, что  пересечёмся здесь, в такое время. Во-первых, потому что  Рид, насколько мне помнится, совершенно не важно себя чувствовал, уверяя всех, что отправится домой, как только закончим отчёты, а во-вторых, я и сам уже давно свалил из отдела, намереваясь отправиться куда-нибудь, за своей дозой развлечений. Никаких крупных и стрессовых дел у нас не было, а так как ждать они себя обычно не заставляют, то нужно было ловить момент. Я  люблю свою работу, как бы ужасающе это не звучало, с учётом того, чем именно нам приходилось заниматься. Всех мразей не истребишь, за решётку не посадишь, слишком уж их много. Не всех похищенных детей получается вернуть домой. Но это всё равно не означает, что нужно опустить руки и даже не пытаться что-то с этим делать. Каждая спасённая жизнь - победа. Каждый урод, отправленный на смертную казнь - победа. Мир вряд ли станет когда-нибудь лучше. Но можно хотя бы попробовать не позволять ему быть хуже, чем он уже есть.
  Мне до сих пор снятся глаза той девушки. Внутри сворачивается что-то каждый раз, когда я слышу очередное "ребята, у нас новое дело", ещё до того, как услышу, в чём именно оно заключается. Жизнь - не романтическая комедия, не обязательно всё заканчивается счастливым финалом. Но нужно просто уметь подниматься, каждое утро, после очередного кошмара, из сна или происходившего в реальности, и продолжать. Закрыть глаза и отгородиться от этого всегда легче - если тебя самого не касается беда, то проще не знать, что происходит в соседнем доме. Потому что это выматывает. Это тяжело. Но нельзя позволять этому яду завладеть твоим разумом. Даже когда вокруг всё кажется чёрным, нужно уметь ценить и приятные моменты. Общение с близкими людьми, хорошая музыка и книги, увлекающий сериал или танцы на барной стойке. Не важно, на самом деле, что и кто предпочитает. Главное - уметь отдохнуть, даже когда перенапряжение заполняет каждую клеточку тела. Именно поэтому никто из нас старается не отказываться ни от одной свободной минуты, когда только есть возможность. И Рид, несмотря на то, что отличается от нас многим, насколько мне помнится, тоже всегда прекрасно осознавал эту необходимость.
А потому, я совершенно не понимаю, что он делает здесь, оставшись в гордом одиночестве. Весь день имитировал плохое самочувствие, судя по всему, чтобы не тащили никуда развлекаться. Думал предложить ему отправиться со мной в бар, но отказался от собственных желаний, искренне посочувствовав. Потому что такое и правда бывает. Постоянный стресс и вечные перелёты, во время которых спать настолько же комфортно, как на сетке, натянутой между ящиками. Визуально наш самолёт выглядит довольно комфортабельным. На деле же, любой бы, по возможности, предпочёл собственную кровать. Ну, или хотя бы из очередной гостиницы, в которую мы заселяемся, если дело займёт больше суток. Обычно так и случается.
- Воу, я думал, что ты устал, заболел и раньше всех нас исчезнешь отсюда. Впереди выходные. Вообще, я вернулся потому что забыл собственный телефон. Сумбурный день и никак не могу собраться. Иногда отсутствие напряжения вокруг действительно расхолаживает.
Вижу, как Спенсер встрепенулся, будучи застигнутым врасплох. Кстати, когда все собирались по домам и решали по собственным планам, вообще не помню, чтобы видел его. Умеет притворяться ветошью и не отсвечивать, когда не хочет настойчивого внимания к себе. Гарсия хотела предложить ему отправиться с ней в кино, но все помнили его бледный вид в течении дня, названивать и на чём-нибудь настаивать, не стали. Видимо, чуть больше надо было внимания к его состоянию, но я  правда считал, что это связано с переутомлением. 
- Что за бумаги и газеты? Не успеваю ничего прочитать, когда он накидывает на них книги, закрывая от моего обзора. Явно не ожидал  меня тут встретить, а теперь защищает территорию собственного интеллектуального пространства.
Сокращаю расстояние между нами, нависая над Спенсером. Очень подозрительно выглядит сейчас, на самом деле. Сродни тому, что было в Лас-Вегасе, когда собственного отца подозревал в педофилии и убийстве соседского мальчика. Но мы закрыли то дело, достаточно благополучно для семьи Ридов. Надеюсь, всё те же кошмары к нему не возвращаются.
- Эй, что происходит? Потому что я правда не в курсе, чем он озадачен. Никаких дел у нас пока нет, которыми был бы приказ заняться, а потому, мне не понятна общая степень его озабоченности. И я знаю, насколько наш гений не любит никого втягивать в свою частную жизнь, будь то наркотики или отец, подозреваемый в убийстве. Но за столько лет общения и нахождения рядом со мной, Спенсер должен был понять - мне не всё равно. И если я могу оказать хоть какую-нибудь помощь, то сделаю это любой ценой. -  Я не отстану. Складываю руки на груди, рассматривая Рида и демонстрируя всю серьёзность своих намерений. Потому что вижу же, даже без составления профиля приятеля, чего мы договорились не делать, что некие события его тревожат, достаточно сильно. И хочу ему помочь, нужно оно ему то или нет. Мне не жаль вечер собственного отдыха потратить на это. Друзей нельзя оставлять в одиночестве с их проблемами, как бы они к тому не стремились.

как только появится от Елены, сразу же заменю, а пока пост от другого моего персонажа
Холодно. Это осознание выталкивает меня из темноты. Сна? Обморока? Не могу разобрать, что со мной произошло. Чувствую лишь холод, а  ещё твердую поверхность. Провожу по ней ладонью. Похоже на кирпичи. Я что, лежу на дороге из жёлтых кирпичей? Странный вывод. Нет, не похоже, что я на улице. Нет ни дуновения ветра, ни звуков. Слишком тихо. слишком. Боже, моя голова. Пытаюсь приподняться, одновременно открывая глаза. Ощущение, словно кто-то от души зарядил мне по затылку, но нет, прикасаюсь руками и понимаю, что ничего подобного. Просто ложное ощущение. И боль. Плевать на неё. Почему я ничего не вижу толком? Я что, всё еще глаза не открыла? Нет, очень даже открыла. Просто здесь темно. А где это здесь? От вопросов, что появляются сами собой мне хочется буквально скулить от боли. Каждая мысль словно подталкивает и усиливает её. Да какого же чёрта тут происходит? Где я и почему была без сознания? Как оказалась на этом полу из кирпичей? Что это за место? Почему рядом никого? Вопросы, вопросы, вопросы. Они как лавина нарастают и угрожают погрести меня под собой. Мне... мне страшно.
Страх сковывает. Сжимает до боли в грудной клетке, не даёт вздохнуть. Ощущение, что ещё секунда-другая, и я в принципе не смогу больше дышать. Кажется, это называют панической атакой. Не могу быть в этом точно уверенной, ведь никогда ранее не сталкивалась с её проявлением. Или, была уверена, что никогда. Стараюсь всё же вздохнуть. Это жизненно необходимо. Растираю рукой грудь, мысленно считая до четырёх. Ну же, Дороти, ты сможешь. Повторяю себе мысленно. Первый вздох получается болезненным, но дальше всё как по маслу. Вдох-выдох. Страх не отступил и никуда не делся, но словно чуть ослабил свою хватку, понимая, что если прикончит меня таким образом, то кормиться ему будет не на ком. Пытаюсь осмотреться. Очертания, не более. Кажется помещение. Не достаточно большое, но и до ближайшей стены рукой просто так не дотянешься. Упираюсь коленями и ладонями в пол, вставая на четвереньки. Что-то неприятно лязгает в районе ноги. Какого черта? Вновь сажусь задницей на холодную поверхность, притягивая к себе левую ногу. Цепь. Самая настоящая металлическая цепь, которая заканчивается чем-то похожим на наручники. Мозг услужливо подсказывает, что это называется кандалами. Не то чтобы от этого стало как-то легче осознать сам факт, что я очнулась в незнакомом месте, да ещё и прикованная. Металл плотно обхватывает лодыжку, а сама цепь своими звеньями уходит куда-то в полумрак. Чуть тяну на себя. Не поддаётся. Кажется другой её конец, где-то там, закреплён. Но хоть достаточно длинная, кажется. Может смогу даже куда-то двинуться. Только вот куда? А главное, зачем? Голова разрывается от боли, а внутри всё сжимается от ужаса. Не могу вспомнить. Просто не могу вспомнить, как оказалась в этом помещении. Неужели пришла сама? Но почему тогда прикована? А если не добровольно, то как же так вышло? Так, нет. Нельзя поддаваться окончательно панике. Нужно хоть что-то вспомнить. Или понять. Осматриваюсь вновь, прищуриваясь немного. Это помогает разбирать силуэты и очертания. В помещении нет окон, но полной темноты здесь нет. Не горят лампочки, но словно откуда-то отголоски света проникают. Стены, стены, стены. Неожиданное очертание стеллажа с противоположной от меня стороны. Что-то похожее на трубу тянется по периметру. Может к ней меня и приковали? Нет пока ответа. Продолжаю скользить взглядом по помещению, когда замечаю ещё один силуэт. Кто-то лежит на полу. Достаточно далеко от меня, чтобы разобрать, кто же это, да и не факт, что кто-то знакомый. А что если доползти? Не уверена, что мне хватит сил сейчас встать Внутри эмоции буквально бушуют, напоминая истерику. Пока ещё тихую. Может потому, что я в полной мере не могу осознать, что со мной произошло? Вновь встаю на четвереньки и начинаю двигаться по направлению к силуэту. Только бы длина цепи позволила. Короткими движениями. Металлический скрежет заставляет вздрогнуть. Так, кажется цепь и правда закреплена, но не статично. Сдвинулась, стоило мне начать отползать немного наискосок. Стало ли мне легче от этого знания? Ни черта подобного. Собираю все силы и волю в кулак и продолжаю двигаться. Вот так, ещё чуть-чуть. Мысленно пытаюсь приободрить себя, несмотря на пронизывающих холод, что исходит от пола. Интересно, сколько я на нём провела, прежде чем очнулась? Грозит ли мне заболеть или застудить почки? От этих немного житейских размышлений хмыкаю, понимая, что это уже истерика. Настоящая. Мозг не понимая происходящего, старается зацепиться за что-то более ему понятное. За банальную простуду, которую могу подцепить. Её ведь можно подцепить где угодно. На улице, если не правильно выбрал одежду. Или дома, если вовремя не прикрыл окно. Это может случиться настолько обыденно. А не где-то в богом забытом месте, в котором оказалась сейчас. Никогда ещё не испытывала подобного. Чёрт.
Вновь опускаюсь на пол, рядом с телом. А что если... что если это мертвец? Внутри неприятно засосало под ложечкой. Несколько мгновений борюсь с собой, прежде чем касаюсь руками, поворачивая голову к себе, чтобы попытаться рассмотреть лицо. Кожа прохладная, но не как у мертвеца. Или... нет, даже не смею о том думать. Глаза немного привыкли к отсутствию нормального освещения и мне наконец-то удается разобрать черты лица. Дровосек! Господи, это же Дровосек! Только он без сознания. Глаза закрыты и никак не реагирует на то, что я к нему прикасаюсь. Голова взрывается болью, но мне удается неожиданно вспомнить, что мы гуляли с ним вечером. Я только пару дней, как вернулась в Изумрудный Город. И он хотел поговорить со мной о том, точно ли я решила остаться. Морщусь, выбираясь из этого воспоминания. Мы гуляли по парку. Было темно, ведь наступил поздний вечер. И там так плохо горели фонари. Но как мы оказались здесь? Нужно привести в чувство Ника. Нужно... нужно, чтобы он очнулся! Может он прояснит ситуацию. Может он понимает, что случилось?
— Ник! Ник! Пожалуйста, очнись, — трясу его за плечо, тихонечко всхлипывая. Ужас липкими руками обнимает меня крепче за плечи, вжимаясь со спины. Почему Дровосек не приходит в себя? Почему до сих пор никак не реагирует? Неужели... — Ну же, Дровосек! Ты мне нужен. Не оставляй меня здесь одну, — я не знаю, где это 'здесь'. Совершенно не понимаю, где мы оба оказались. Где пришла в себя, прикованная длинной цепью за щиколотку к трубе, что тянется, кажется, вдоль всей стены. Лодыжку неприятно сковывает и холодит металл. Не могу вспомнить, как попали сюда. И что было перед этим - тоже. В голове словно туман, а паника лишь усиливает этот эффект. В помещении нет полной, всепоглощающей темноты, но и света особо нет. Серый полумрак, в котором удается рассмотреть очертания, да силуэты.  До сих пор не понимаю, как в этом всём различила силуэт мужчины, и как смогла до него доползти. А что если он так и не очнётся? Что если я осталась совсем одна? Эта мысль сотрясает тело новым всхлипом. Внутренняя истерика мешает думать. Я лишь продолжаю, интуитивно, пытаться растормошить Ника, а после утыкаюсь лбом в его грудь. Я готова разреветься, словно маленькая девочка, пусть давно упрямо повторяю, что в свои шестнадцать это давно уже не так. Что в этом мире просто невозможно оставаться ребёнком, который верит в чудо и лучший мир. Жестокая реальность давно уже стерла и наивные мечты, и настоящую улыбку. Теперь она или фальшивая, наигранная, или же всё больше похожа на оскал или усмешку. Такова, увы, реальность. Только сейчас не до этого. Сейчас, как никогда ранее, чувствую всю свою слабость. Бессилие перед лицом обстоятельств, которых даже не понимаю. Что мне делать? Но тут приходит ощущение прикосновения. Меня приобнимают за талию, чуть прижимая к себе. Очнулся. Господи, всё же очнулся, — Ник, ты пришел в себя! Миг радости в этом омуте страха и безысходности.
— Я не понимаю, где мы, — все ещё тихо всхлипываю. Взять себя в руки не получается, — как мы здесь оказались? Ничего не могу вспомнить. Голова болит и всё как в тумане. Иногда плывёт. Ты понимаешь хоть что-то?
Вопросы, словно из рога изобилия. Выпаливаю их словно на одном дыхании, всё ещё боясь, что мне показалось и на самом деле Ник так и лежит на полу комнаты, не отзываясь ни на мои слова, ни на прикосновения. Всё ещё боюсь, что мой мозг выдал мне иллюзию, в которую хочется поверить, когда от страха и ужаса буквально сдавливает легкие и подкашиваются ноги. Я ведь так и не попыталась встать. До Дровосека доползла, пачкая колени и ладони, которые теперь слегка саднят. Может содрала кожу? Плевать. Лишь бы Ник не оставлял меня одну. Лишь бы только помог разобраться, что произошло. Рядом с ним всегда чувствовала не исчезало чувство защищённости. С тех ранних лет, когда впервые шагала по дорого из жёлтого кирпича. Жаль, что теперь она ведёт далеко не к сказке, где радушные жители волшебной страны улыбаются и радушно тебя принимают. Этот мир такой же мрачный, как Канзас. Такой же грязный. И эта грязь разъедает души  здесь гораздо быстрее. Но сама хотела вернуться. Здесь были те, ради кого стоило быть. В Канзасе - никого столь дорогого сердцу. Вернулась, буквально на днях. Но где же оказалась сейчас? У меня нет ответа. Зато есть непреходящее ощущение, что кто-то из этого полумрака следит за каждым движением. Наблюдает, словно хищник, готовящийся к броску.
— Ник, — прижимаюсь к нему теснее, когда обнимает, видимо понимая без особых слов, что чувствую. Становится чуть легче, но надолго ли? — Мне кажется, за нами кто-то наблюдает. Я не вижу этого, просто чувствую.
И, словно в подтверждение моих слов, в комнате появляется нарастающий звук старого громкоговорителя. Как на вокзалах в Канзасе. Но мы не можем быть в моем мире. Это же не так? Звук такой, словно пощелкивает или даже потрескивает динамик. Но пугает не это, а голос, который раздается после. Спокойный, монотонный голос, в котором нет ни капли эмоций. Слишком правильно поставленный.
— Добро пожаловать, пленники, — интуитивно цепляюсь пальцами за руку Дровосека, которая всё это время покоилась на моей талии. Он не разжимал объятий всё это время, — у вас много вопросов, но ответы на них вы найдёте сами.
— Это что, издевательство какое-то? — тихо шепчу так, чтобы услышал только Ник. Внутренняя дрожь вновь пробирает до костей. Ничего не могу с собой поделать. Ничего.
— Я подготовил для вас несколько заданий. Если хотите выбраться живыми, вам придётся выполнить их все. Откажетесь? Расстанетесь с жизнью. Мучительно и долго, — то, с каким спокойствием это произнесено вселяет уверенность... что это не шутка. Неизвестный, кем бы он ни был, очевидно вообще не знает, что такое юмор.
— Для начала, избавьтесь от цепей. И ждите дальнейших инструкций. Но не затягивайте. Времени у вас немного. Часы начинают свой отсчёт. Тик-так. Тик-так.
Звук обрывается. Может это была запись. Может нет. Думать о том совершенно не с руки сейчас. Смотрю на Дровосека. Вопроса, что нам делать не возникает. Его просто не может быть. Я... я хочу жить.
— Думаешь тут есть ключ или инструменты? — у меня дрожит голос, но это едва ли удивительно сейчас. Мы сидим неизвестно где, на холодном полу, и на ногах у нас цепи, в то время как неизвестный угрожает нам смертью, если мы не подчинимся. Я что, вижу какой-то кошмар? Прежде чем мозг осмыслит это, щипаю себя до боли. Нервный смешок срывается сам собой.
— Я не сплю.

Стокгольм давит. Слишком много металла и стекла. Слишком много безличности. Так одновременно похожий и непохожий на родную Англию. Агата задыхается, расстегивая еще одну пуговицу на блузке, обмахивая себя журналом, не отводя взгляда от дороги впереди. Номера всех машин вокруг ее собственной она уже выучила наизусть. Девушка в задумчивости барабанит пальцами по рулевому колесу, переключая другой рукой радио-станции, мыслями пребывая где-то очень далеко.

Александру все же удалось уговорить ее на эту поездку, пообещав, что он не отдаст ее на растерзание своей матери, по крайней мере, не сразу. Пару дней передышки у нее все еще есть. И она планирует потратить их с пользой. Например, прошвырнуться по магазинам с Рейчел, пополнить свой гардероб, чтобы соответствовать ожиданиям молодой бизнес-леди, а заодно и выведать нужную ей информацию. Червячок, отвечающий за совесть блондинки, шевельнулся в груди и вгрызся куда-то в район сердца. Харрис морщится, но вины не чувствует. Компания Рейчел ей действительно была приятна, несмотря на первое впечатление, отравленное нотками ревности и собственничества.

Агата быстро печатает ответ на так кстати пришедшее сообщение, не в силах сдержать радостную, пусть и несколько несмелую улыбку, одновременно отмахиваясь от Евы. Помощница невероятно раздражала в последнее время, и блондинке требовалась передышка, чтобы ненароком не придушить Скай собственными руками. Происшествие на балу заставило Харрис взглянуть на азиатку по-другому, и теперь ей было проблематично прислушиваться к советам той, кто выворачивала свои внутренности перед ней в туалете. На очередное замечание англичанка лишь фыркает, поворачиваясь к Еве спиной и начисто ее игнорирует, вбивая нужный ей адрес в навигатор на телефоне.

Агата не любит опаздывать, но еще больше Агата не любит стоять в пробках. Спасибо, в Лондоне хватило. Закатывая глаза, блондинка вспоминает слова Алекса. Ему-то может быть и будет спокойнее, если она будет на собственной машине [выпендрежник, можно было взять машину напрокат], вот только несколько сотен нервных клеток Харрис погибнут смертью храбрых, пока она тратит свое драгоценное время, чтобы преодолеть маршрут, который отнял бы у нее максимум минут двадцать прогулочным шагом. Снова глубоко вздыхая, Харрис уменьшает масштаб на смартфоне, прикидывая степень катастрофы, то есть своего опоздания.

Рейчел меня убьет, — с трудом преодолев желание хорошенько приложиться о руль, Агата прикидывает, где она может безопасно припарковать новую подаренную ей [она никогда вслух не признается, но этот жест Александра поразил ее до глубины души и заставил влюбиться в него еще сильнее] машину. Наконец, присмотрев платную парковку неподалеку от нужного ей торгового центра, Агата плавно перестраивается, почему-то вызывая возмущенный гудок от кого-то в соседнем ряду. Мысленно показав наглецу средний палец, блондинка въезжает на территорию парковки, следуя указаниям охранника. Получив от него карточку для оплаты, спешит покинуть здание, на какое-то мгновение морщась от слишком яркого для жительницы Англии солнца.

Сверившись со смартфоном, Агата уверенно направилась в нужную ей сторону, одновременно отправляя сообщение Нильсену, чтобы унять его неуемную паранойю. Засунув телефон в задний карман узких джинс, девушка чуть ускоряет шаг, замечая в толпе впереди хрупкий силуэт подруги. И уже через пару минут Агата крепко обнимает Рейчел, звонко чмокая ту в щеку.

— Слушай, не поверишь... — начинает было Агата, но следующие слова Рейчел вызывают у нее лишь желание немного пошалить. Как удачно, что Александра не было рядом. И не предвидится.

— Впрочем, забей, ход твоих мыслей мне нравится куда больше, — усмехается Агата, слегка прищуриваясь и окидывая оценивающим взглядом мужчину, на которого указала Линд. Инстинктивно, ее рука чуть крепче обвивается вокруг талии Рейчел, словно показывая, что данная девушка находится не в его лиге, но главное испытание ждет извращенца впереди. — Что ты хочешь с ним сделать? — понижая голос, шепчет Агата на ухо подруге, слегка прищуриваясь и чуть одергивая свою блузку, демонстрируя чуть больше своего декольте.

— Беги! — несколько лихорадочно шепчет Кэнди, крепко обнимая меня до неприятных ощущений в ребрах, но я не отстраняюсь также крепко обнимая ее в ответ. Ведь это в последний раз. — Беги, пока он не передумал. Я люблю тебя, — на моей щеке горячие слезы подруги смешиваются с моими собственными слезами. Я механически киваю, но не могу заставить себя сдвинуться с места, не могу оставить ее одну в этом месте, с этими.. людьми. С ним. За десять лет моя ненависть к нему ни капли не уменьшилась. Я так и не прониклась его философией и отношением к другим людям. Так яростно осуждающий пороки, Человек не замечал собственного греха. И к сожалению, за эти бесконечные безрадостные дни я так и не нашла ни единого способа навредить ему. В своем цирке он был буквально богом, которому поклонялись его "чудики". Я же упрямо не покорялась ему и ни разу не склонила перед ним голову. Сама мысль о том, что мне придется оставить подругу с ним наедине, причиняла невыразимую боль и разрывала сердце на части, но ничем помочь я была не в силах — даже ради Кэнди я не смогла бы провести в этом месте хотя бы еще один день. Цирк убивал мою душу.

— Кэнди, я... — перехожу в стадию отрицания, пытаюсь протестовать, пытаюсь придумать какой-то план за те жалкие мгновения, которые у нас остались, но договорить не успеваю, Кэнди твердо, но осторожно зажимает мне рот своей ладонью, а после соприкасается со мною лбами, глубоко вздыхая и прикрывая на мгновение глаза, словно пытается зафиксировать в памяти этот момент и эти ощущения. Она прекрасно понимает, что ждет ее дальше. Только одиночество и холод, нескончаемая пустота там, где должно биться сердце. И если в моей груди все эти годы жила надежда на освобождение, то у Нельсон нет и этой привилегии — покинуть цирк она может только умерев. Глаза жгут слезы, а горло сдавлено спазмом от жарких рыданий. Это просто несправедливо. Я обретаю и теряю ее в один и тот же день. Человек украл мою жизнь, а теперь забирает еще и мою подругу, словно издеваясь надо мной напоследок, в очередной раз демонстрируя мне свою власть и силу.

— Нет, Сара, уходи, — ее голос непривычно тверд, а в ее глазах я читаю отражение своих эмоций. Ей тоже сейчас нелегко, она совершенно не хочет такой жизни, но просто хочет жить дальше. Во мне нет ни капли осуждения, Нельсон просто не понимает на что на самом деле обрекает себя. Я бы выбрала смерть, чем подобное существование. Тем не менее, я лишь киваю, пока мое сердце сжимается от боли и делаю шаг назад, не разрывая зрительного контакта с подругой. Она все понимает по моим глаза и облегченно улыбается. Я делаю еще один шаг, не отпуская ее руки, а она открывает рот, словно пытается сказать мне что-то еще, но так и не решается. Пелена слез перед глазами застилает взор, мешая увидеть, что шепчет Кэнди одними губами, но каким-то неведомым образом я ее понимаю: Скажи Дереку. Скажу, обязательно скажу. Он должен знать правду. Не в силах больше смотреть на меня, Кэнди отпукает мою руку и, издав сдавленное рыдание, резко разворачивается, пряча лицо в ладонях. Ее плечи сотрясаются, а мне до отчаяния хочется заключить ее в свои объятия и шептать, что все будет хорошо. Вместо этого отворачиваюсь от подруги и бросаюсь к выходу из шатра, напоследок успев увидеть в отражении одного из зеркал, как Человек обнимает подругу за плечи и уводит куда-то, куда мне теперь закрыт путь. И вместо облегчения я чувствую лишь горечь.

Путаюсь в кажущихся бесконечными кулисах, отделяющих меня от спасения, словно цирк живет своей жизнью и не хочет меня отпускать, пока не вдыхаю полной грудью свежий воздух и не чувствую на коже падающие снежинки. Слезы высыхают на моих щеках от пробирающего до костей холодного воздуха, но не обращаю внимания на погодные условия и просто бегу. Длинные многослойные юбки черного платья и высокие каблуки [Человек в маске не изменял своей тяге к театральщине и требовал, чтобы я одевалась в соответствии с моим "статусом"] не способствуют быстрому бегу, но пьянящее ощущение долгожданной свободы словно придает мне сил. Совершенно не обращаю внимание, куда бегу, лишь бы оказаться как можно дальше от проклятого шатра, который до безумия хотелось сжечь. Прихожу в себя лишь на знакомой улице, замечаю знакомый припаркованный около гараж байк и сердце сжимается уже не от быстрого бега. Ноги сами привели меня туда, где я в последний раз чувствовала себя в безопасности.

Майкл!

Замираю на подъездной дорожке дома Тёрнеров, прокручивая в голове счастливые воспоминания. Все эти десять лет я жила лишь мыслями о Майкле, он снился мне каждую ночь. Я не позволяла себе сдаться на милость Человеку лишь из-за того, кому принадлежало мое сердце все это время. Человек, как ни старался, не смог в итоге отобрать у меня самое дорогое. Когда-то я согласилась присоединиться к его цирку уродов в надежде защитить своих близких, но так по-настоящему и не стала одной из его "чудиков". Моя любовь меня берегла. На губах появляется облегченная улыбка. Я, наконец, свободна. Вот только десять лет слишком долгий срок, дождался ли он меня? Майкл никогда не был обделен вниманием женского пола, глупо предполагать, что он все это время хранил мне верность. Невольно ежусь, потирая плечи, но не уверена, что озноб меня пробрал именно из-за холода. Стук каблуки эхом раздается по пустынной улице, пока я медленно подхожу к входной двери, пытаясь набраться смелости, чтобы постучать. Почему именно в этот момент, мне стало страшно. Меня разрывало от желания увидеть Майкла и от страха увидеть, что он счастлив без меня. Поднимаю слегка трясущуюся руку и коротко жму кнопку звонка. За дверью раздается чей-то веселый смех, женский, а мое сердце сжимается в тисках. Через пару мгновений, когда я почти развернулась, чтобы убежать, дверь распахивается, и я замираю, как дикое испуганное животное в свете автомобильных фар на пустынной дороге, умерев в тот же миг. Передо мной стоит миловидная миниатюрная брюнетка в фартуке, которой скрывает уже округлившийся живот, на ее пальце блестит тонкий ободок обручального кольца, а на ее губах появляется открытая и широкая улыбка. Если мой внешний вид и удивил ее, то виду она не подала.

— Чем могу помочь, мисс? — меж ее бровей залегает вертикальная складка, показывающая, что ей действительно не все равно на возможно попавшую в беду девушку. Подозреваю, что выгляжу далеко не лучшим образом после тех ужасов, что пережила в цирке и после марафона по ночным улицам Сентфора в начинающуюся метель.

— Нет, ничего, — хриплю я, чувствуя как с оглушительным звоном мое сердце разбивается вдребезги. Он женат, и она беременна. Все кончено. — Простите, здесь жил мой.. друг, но я.. ошиблась, — голос дрожит, и мне кажется, что я слышу мерзкий смех Человека в маске. Он все же победил. Он лишил меня всего. Я осталась одна в абсолютно незнакомом мире. Прежде чем я разрыдаюсь на глазах у незнакомой женщины, разворачиваюсь и быстрым шагом стремлюсь скрыться в темноте.

Эти размышления не дают покоя уже давно. Каждый раз, когда мысленно возвращаюсь к этому вопросу в своей голове, словно веду внутренние дебаты. Наверное, стоило бы просто взять и посоветоваться, с кем-то из близких мне существ, но правда в том, что ни один совет мира не поможет принять правильное решение, когда вопрос в том, стоит ли кому-то сообщать о том, что в этом мире не всё так просто, как могло казаться большую часть жизни. Что не только люди населяют планету, но множество сверхъестественных существ,  которые далеки от образов из фильмов. Некоторые книги, как ни странно, не врут, но их единицы, и чаще всего наше сообщество старается спрятать их от людей. Так просто правильнее. Средние века показали, что даже надуманная правда жестока и опасна, а если люди повсеместно столкнуться с волками или оборотнями, с ведьмами, что будет тогда? Хаос и охота? Сейчас как-то удаётся сдерживать баланс, несмотря на то, что остаются ещё фанатики. Не все приняли новую реальность, как Аларик или Джереми Гилберт. Нет, конечно не мне судить их более ранние поступки, ведь и на моих руках крови предостаточно, но приятнее, когда судят по поступкам твоим, а не потому, кто ты по природе своей. Люди тоже бывают монстрами. Но сейчас ведь думаю совсем не об этом. А о том, как открыться мужчине, которого полюбила. Тому, кто даже не подозревает, с кем был всё это время. Время тайн слишком затянулось, чтобы продолжать делать вид, что это просто временно, а значит я могу уйти в любой момент и всё просто забудется. Я не хочу уходить. Не хочу, чтобы наши отношения с Коулом завершились, даже если они не всегда идеальны. Никто не идеален. В этом и своя прелесть жизни. Но больше держать его словно в вакууме не могу и не хочу. Может это и ошибка, рассказать всё. Только это будет правильно по отношению к нему. Уж что-что, но никогда он не лгал мне. А ведь характер у любимого далеко не ангельский. И при этом мне с ним хорошо. Хочется, чтобы так и оставалось. Если, конечно, не разрушу всё своими руками. Точнее, своими словами. Как же порой это сложно. Проще мир спасти. В глаза монстру заглянуть. Оказаться заточённой во тьме. Всё это для меня всегда было проще, чем потерять кого-то, кто стал мне дорог. И кто знает, не совершаю ли я сейчас сама эту саму ошибку. Правда может и оттолкнуть от меня Коула. Это... самый вероятный исход. При прочих равных.
Всегда есть несколько вариантов. Как бы мне ни хотелось верить только в один из, их будет несколько, и какой правильный - кто знает? Не предсказываю точного будущего, чтобы быть уверенной в том, что не совершаю ошибку, собираясь рассказать всё Коулу. Конечно, если ситуация выйдет из под контроля, то применю усыпляющие чары, наберу номер одного из знакомых вампиров и всё решится иначе, чем задумывалось. Не хочу, чтобы человек, к которому испытываю искренние и теплые чувства, жил в страхе. В этом мире и так хватает боли, злобы и жутких ситуаций, чтобы добавить к этому тот мир, что ещё скрыт от него. Ааронсон и так, пусть лишь косвенно, но уже причастен. Не переставала колдовать, когда стали жить вместе. Пару раз даже была почти уверена, что он всё видел, но вопросов так и не дождалась. Человеческий мозг удивителен. Нет, даже не в расе дело. Мозг любого существа уникален. Всегда может придумать объяснение, даже если оно максимально безумно и выглядит нереальным. Сталкивалась уже с подобным. И может будет неправильно лишить воспоминаний, если реакция будет... слишком бурной. В плохом значении этого выражения. Только вот не всем дано свыкнуться со знанием, что в этом мире, помимо людей, есть ведьмы, вампиры, оборотни, а ещё монстры, о которых даже мы, сверхъестественные существа, когда-то забыли. История у мира не самая простая, но чтобы в ней разобраться потребуется не одна человеческая жизнь. Если честно, то даже устала от всех этих загадок. Вся эта охота, спасение мира. Всё это было непросто оставить в прошлом и не возвращаться каждое мгновение, хотя бы мысленно, но не блокировать номера тех, кто может позвонить и попросить помочь. До сих пор не понимаю, как совмещаю всё это в своей жизни. Тем более, после того, как в ней появился Коул. Человек, которому не ведом мир сверхъестественного. Которому не известно, что я могу и кем являюсь. И фамилия моя ничего не значит. Он из мира, где всё это не имеет значение. И я собираюсь всё это разрушить? Сама не знаю точного ответа. Только вот умалчивать дальше тоже не могу. С каждым днём всё больше осознание приходит, что я банально вру любимому человеку. Это тоже неправильно. А что правильно? Хотела бы спросить совета у семьи, но догадываюсь, что услышу. Да и выбор всё равно только за мной. А значит у меня несколько вариантов. И ни один из них не кажется мне идеальным. Но такова жизнь. Из двух зол, как говорится, приходится сделать свой выбор. Особенно, когда не делать ничего - это больше не вариант.
— Привет, — из собственной задумчивости возвращаюсь в тот миг, когда Коул появляется на кухне, где последние сорок минут и терзалась последними сомнениями. Решиться - всё равно что сигануть в чёрную грязевую пропасть, за которой только тьма и мрак. Знаю, бывала в такой. Запрокидываю голову и отвечаю на краткий поцелуй. Сегодня у него выходной и мы собирались провести его дома, вместе. Времени лучше просто не сыскать. Конечно, возможно не стоило сбегать из постели ранним утром, даже если сейчас всё это будет под предлогом завтрака, который на самом деле приготовила, чтобы чем-то занять себя.
— Нам нужно поговорить, — стараюсь сохранить спокойный тон, чтобы в первые это минуты Коул не придумал себе что-то ещё. Это тоже свойство любого существа. Особенно когда мозг старается закрыть информационную брешь. Смотрю на парня, и вдруг понимаю, что слов тут просто недостаточно, — нет, знаешь, я лучше сначала покажу.
Телекинез - одна из сил, которой овладела практически безупречно. Повинуясь мыслям и легким пасам рук, предметы на нашей кухне поднимаются в воздух, начиная перемещаться в одной только мне ведомой последовательности. Это почти умиротворяет. То, как тарелки описывают круг под потолком и собираются в одну стопку на столе, прямо перед Коулом. Туда же направляются и столовые приборы. И даже полотенце, что в последний момент слетело с раковины и укрыло всю эту "инсталляцию". Всё это время я стараюсь не смотреть на своего мужчину. Боюсь увидеть в его взгляде страх или даже осуждение.
— Я знаю, что это похоже на бред или сон, но поверь, ты не спишь, Коул. И то, что ты сейчас видел, это магия. Я - ведьма. Точнее, всё даже немного сложнее, но для начала и этого достаточно, — всё же поднимаю на него глаза, сцепив руки в замок, тем самым сдерживая собственную тревогу. Никогда не была по ту сторону. Ведь с самых малых лет мои силы проявились, а меня окружали оборотни и вампиры, которых скрывать было уже бесполезно. Но чтобы вот так, да ещё и спустя столько лет. Мне ведь было девятнадцать, когда познакомились с Коулом. Смешно сейчас это вспоминать. Трибрид, который не отличается грацией. Конечно, ему было откуда знать, что перелом срастётся уже вскоре, но то, как помогал тогда. Это было мило.
— Скажи что-нибудь, — эта тишина тревожит. Готова услышать и проклятия, и даже "держись от меня подальше". С этим я смогу справиться, даже если это означает, что мне придётся решить все за Ааронсона. Для его же блага. Но что делать с молчанием? Надеюсь, что это просто шок и удивление.

[indent] нитями чёрными судьбы переплетаются, в узелки безнадёжные путаются и обрываются. в одночасье. а ты сидишь у окна, сердце свое штопаешь, в доме чужом ( " как и ты сама " ) места себе не находишь, а швы расходятся - петелька за петелькой, обнажая старые раны. пелена снова застилает глаза твои - непрошеные слезы кристаллами блестят в уголках их, но стыдясь этих чувств лживых, смахиваешь их тыльной стороной ладони.
[indent] что это за слезы? боли? потери? или облегчения?
[indent] и не замечаешь, как игла острая душу твою насквозь пронзает, и рубинами кровь, что сочится из пальца левой руки, капает на подол платья твоего и пятнами расползается по нему.
[indent] напрасно руки в мозоли стираешь, кровь отмыть пытаясь, и даже, когда сдашься, обессилев, на пол осев, не забудешь, день тот, когда тропу до вод морских тебе освещала кровавая луна . . .
[indent] [indent] одна бессонная ночь сменяется другой. даже во дворце ты не чувствуешь себя в безопасности, вздрагиваешь от малейшего шороха, от теней и шагов в ночи убежать ( спрятаться ) пытаешься — от страха в ночи задыхаешься, ( кричать не можешь ), а он^* хватку не ослабляет. но глаз не смыкаешь, потому что знаешь - он придёт за тобой.

“ над головой твоей воды темные смыкаются, и ты медленно идёшь ко дну. последний крик уносит бурное течение - никто тебя не услышит и не спасёт. даже джуд. ты сама себе камнями карманы набила, как и шаг последний в бездну сделала. чёрные водоросли тело твоё обвивают, петлей тугой на шее затягиваются. ты теряешь сознание, а когда в последний раз глаза открываешь, чтобы тусклые лучи солнца золотого, что сквозь толщу воды пробиваются, увидеть — лицо его, осквернённое, видишь. глаза давно потухли, огонь в них погас, как и улыбка, теперь она напоминает оскал зверя, что однажды попробовал кровь . . . ”

[indent] но в конце этой истории не поставлена точка, только многоточие, написанное алыми чернилами, она все ещё живет — в лице твоём сером и темных кругах под глазами, которые ты стараешься скрыть под лоском гламура и мазей целебных; в болях в пояснице, что причиняет цветок зла, растущий внутри тебя; в душе твоей, полностью надломленной и опустошённой, ( выпитой до дна ).
[indent] раньше ты носила платья из плотного атласа, которые во время движения переливались всеми оттенками неба, рассветного или закатного, морозного или туманного, с высокими горлами да пышными рукавами, манжеты которых были расшиты нитями перламутровыми, чтобы скрыть следы ( синяки ), что оставляла на теле твоём любовь. сегодня же, сидя перед зеркалом туалетного столика, ты по привычке рукой касаешься своей шеи, но от прикосновений, даже своих, по телу дрожь, отдёрнув руку, ты зовешь девушку имп, что была приставлена к тебе в качестве служанки верховными правителями, пока ты ( временно ) живешь во дворце, поторапливая ее. внешность обманчива, и хоть фейри и выглядит юной, правда, может удивить и даже шокировать, но вот характер у неё был мягче, чем у таттерфелл, что с первого дня жизни в эльфхейме прислуживала вам с джуд в доме отца. тонкие, чуть уловимые для человеческого слуха нотки презрения время от времени все равно чувствовались в ее речи — не скоро небесный народец признает равенство своей и смертной плоти, ведь вересковый венец был возложен на головы правителей из разных миров.
[indent] длинными когтистыми пальцами она шустро справляется с застёжками на твоём новом шифоном платье, струящимся словно дымка — и в нем, из-за множества слоев, подъюбников, ты становишься подобна цветку, на котором каплями росы сверкают драгоценные камни. оно прямого покроя, как ты и просила, отказавшись от тугих корсетов в силу беременности, но сегодня, впервые после долгого времени, ты решилась оголить плечи и грудь, ведь боль скрывается глубоко внутри. когда с нарядом закончено, служанка берётся за волосы, косы причудливые плетёт с помощью шпилек и нитей серебряных, то выпуская, то, наоборот, забирая пряди, попутно вплетая бутоны роз.
[indent] какой бы вредной не была таттерфелл, она заботилась о вас с сестрой, именно она научила вас хитростям выживания в этом мире — бусы из сушеных ягод рябины как оберег от соблазнов и искушений фейри; жгучая мазь, что в глаза втирается и жжёт, для истинного зрения и по мешочку соли в каждый карман на случай беды. не просто привычка, а часть жизни.
[indent] отпустив служанку, ты сама почти сразу покидаешь свои покои. теперь ты ходишь не спеша, с передышками, спускаясь и поднимаясь по крутым лестницам дворца. мимо тебя проплывают импы и хобы, гоблины и григи - слуги, спешащие выполнять свои обязанности; они замолкают и склоняются в низком поклоне при виде тебя, что льстит тебе, хоть и понимаешь - не тебе это предназначается, а верховной королевы, твоей сестре-близнец. иногда среди стражи ты замечаешь мелькнувшие силуэты кого-то из двора теней, из-за обязанностей, после коронации и их присяги короне на их плечи легло много обязанностей, но призрак все равно находил время, чтобы повидать тебя. и ты была ему очень благодарна за эти минуты. но сегодня лиц знакомых ты не различаешь среди прочих.
[indent] по правилам о своём визите стоило бы доложить заранее, вдруг в это время у джуд заседание совета или другие более важные и неотложные дела, но ты, тарин, была не самой собой, если бы это не сделала, поэтому, заглянув сначала в тронный зал и не обнаружив там сестры, ты пошла в сторону ее спальни. и когда оставалось завернуть за последний угол, ты услышала торопливые шаги позади себя, а потом и мужской голос:
[indent] — ваше высочество, вам просили передать, - тебе почему-то показалось, что раньше стража этого ты не видела, хоть все лица и смешались у тебя давно в голове, а некоторые были скрыты дымкой тумана забытых встреч, а может, его совсем недавно приняли на службу? но не успела ты возразить, как он уже скрылся за поворотом, оставив в твоих руках таинственный свёрток.
[indent] и от кого же сей подарок? и что за праздник?
[indent] любопытство уже разъедало тебя изнутри и после того, как ты исследовала со всех сторон коробку и потресла ею в воздухе, решилась сорвать алую ленту и первой увидеть, что же там — '' не моя вина, что этот недотепа нас перепутал! ''.
[indent] и взору твоему открылся прекрасный браслет, весь усеянный драгоценными камнями — словно гроздья граната с прожилками из чистого золота. ты повидала много чудес, но в этот момент казалось, что ничего прекраснее этого украшения ты никогда не видела ( и не увидишь ). руками дрожащими ты достала его из футляра и примерить его захотелось сразу. никто не заметит и не узнает. браслет идеально подходил по размеру, плотно прилегал к коже и, застегнув замочек, ты глаз не могла от него отвести. ловя последние лучи уходящего солнца, камни переливались всеми оттенками красного и от этого украшение казалось ещё более чудным, словно сделанным из настоящих зёрен фрукта.
[indent] только . . .
[indent] снять с себя ты его больше не могла — застежка никак не поддавалась. паника волнами начала накрывать тебя, не переставая, мысленно, ты задавала себе один и тот же вопрос — '' что же делать ? ''. оставить себе украшение? но вдруг это подарок кардана? и тогда пропажа не останется незамеченной. тем более ей нужна будет чья-то посторонняя помощь, чтобы снять этот проклятый браслет!
[indent] ( вдох - выдох ), как мантру, проговаривала ты про себя, чтобы не забыть дышать; но руки попрежнему дрожали. спрятав футляр в складках своего платья, ты приняла решение действовать по ситуации — может и, правда, никто не заметит? и, натянув улыбку на лицо, ты поспешила к сестре.
у входа в спальню стояли двое фейри из королевской стражи, и прежде чем позволить тебе войти они, конечно же, спросили у тебя о причине твоего визита и назначена ли встреча. нахмурившись и по-детски надув щеки, на их вопросы ты ответила:
[indent] — я, тарин дуарте, родная сестра джуд дуарте, ныне гринбриар, верховной королевы эльфхейма! и я имею право приходить к ней тогда, когда захочу.
[indent] подобрав юбки, ты пробилась к входу в комнату, и пока стража приходила в себя и переваривала все услышанное, двери спальни закрылись за тобой. тебе нравилась та комната, что стала твоей на то время, пока ты гостишь в замке ( ведь не в один из своих домов вернуться ты не можешь ), днём в ней было много солнечного света, а окна выходили на королевский сад, но по сравнению со спальней джуд и кардана она напоминала крохотную спаленку для прислуги.
[indent] — моя милая джуд, — ты было хотела с распростертыми объятиями броситься к ней навстречу, но вспомнив о браслете, замерла в ожидании. я так спешила к тебе, что не успела даже позавтракать. ты же не дашь меня умереть от голода?
[indent] по хрупкому мосту вы идете навстречу друг к другу, и море из боли и обид кипит под вами. в жизни этой просто так ничего не даётся, и даже прощение нужно заслужить . . .

Порой не хочется, чтобы чутьё себя оправдывало. Срабатывало, вопреки всему тому, что знаешь и любой, самой банальной логике. Потому что ощущения - не здравый смысл, его не заткнуть ни алкоголем, ни мыслями о чём-то другом, совершенно не менее важном. Настойчивое чувство будет разъедать душу и забивать мозг до тех пор, пока не вскроется его причина. Или,  хотя бы не поймёшь, что к самому огромному сожалению, ты прав.
Я давно знаю Антонио. Благодаря ему я оказался возле Войта и может быть, в ряде случаев, не натворил дел. Потому что Доусон - один из стержней, на которых стоит этот отдел. Ответственный, рассудительный, всегда знает точно, как поступать правильно, в отличии от меня. А потому, я не могу поверить в то, что прав в своих ощущениях. Потому что это не правильно. И, более того, никак не укладывается в моей голове. Несмотря на абсолютную очевидность ситуации.
  Никто не может осуждать его, в тех чувствах, что Доусон испытывает, каждый из нас чувствует примерно тоже, пусть и в меньшей степени. Мы не на его месте и надеюсь, никогда не будем - второй раз испытать,что это такое, когда твой ребёнок пострадал.
  И, всё же, так нельзя. Не из чувства морали даже, насколько она не должна была быть нам важна. Скорее... Я не знаю. Ровно настолько же, насколько понимаю Антонио, я хочу остановить его. Мне плевать на жизнь урода, способного совершать такие ужасные вещи с детьми, будь моя воля, я бы и вовсе предпочёл, чтобы убивать их можно было безнаказанно. Мир стал бы чище, а родители перестали так бояться за тех, кого они любят. Не представляю, насколько страшно получать подобные новости, не хочется даже думать об этом. И даже будучи лишь наблюдателем, я не могу сдержать свой гнев и ярость, когда смотрю на все эти отвратительные физиономии ублюдков, решивших вдруг, что имеют право на свои извращённые желания. Думаю, что ненависть - слишком слабое определение чувствам, которые можно испытывать по отношению к каждому из них.
И всё же, я не хочу, чтобы Тони сломал свою судьбу. Избавится от одного урода - наверное, это принесёт облегчение. Не могу сказать, что не был рад, когда кара настигла мразь, убившую восьмилетнего ребёнка. Вряд ли кто-то из нас не поймёт его чувств, каждый из тех, кто есть в отделе.
Но, стоит ли оно всех лет тюрьмы, что будут после? Скольким детям он сможет помочь, будучи на свободе, в отделе Войта, имея возможности пресекать их деятельность?  Разве этот урод заслуживает того, чтобы победить ещё хоть в чём-то?
Так что, формально, я против подобных методов, сколь бы не чесались у каждого из нас кулаки, при взгляде на эти пустые и насмешливые глаза психопатов. Как сдержать гнев, когда понимаешь, что тот, кто тронул твоего ребёнка, вполне возможно, избежит наказания, лишь потому, что так работает система  и одних лишь знаний недостаточно?
Не знаю, что сделал бы, попробуй только кто причинить вред моему сыну. Даже думать не хочу о том, на сколько секунд хватило бы моего терпения и что было бы после. Потому что знаю точно, вне всяких рассуждений о морали, ровно в тот самый момент, мне стало бы всё равно буквально на всё, что последует после. Даже сам себя не успокаиваю, что смог бы в тот момент рассуждать разумно.
А потому, чувства Антонио я понимаю. Как и его гнев на то, что очередной ублюдок спокойно сидит дома, лишь потому, что не хватает улик. Все всё знают, всё понимают, но адвокат каждую секунду крутится рядом, не позволяя даже поговорить с ним в клетке, а... Это действительно тупо, несправедливо и выводит из себя. Все подозрения указывают на человека, все знают, что это он, чего стоят одни лишь только его насмешки в комнате допроса, а... Меня злит это также, как и Антонио, хоть и делаю скидку на то, что это не моя дочь. Больше всего на свете я хочу, чтобы этот ублюдок предстал сначала перед законом, а после стал весёлой игрушкой тех, к кому мы его отправим. Каждому уроду соответствующая смерть.
И всё же, сделать мы ничего не можем, потому что у выблюдка хватает везучести для того, чтобы уворачиваться, не оставляя действительно явных следов. Меня самого переполняет бешенство, когда я только начинаю думать о том, что он сделал с Евой и всеми другими девочками-подростками, так и оставшимися лишь могильными плитами. Так не должно быть, что кто-то может творить подобное, оставаясь безнаказанным. Две ночи подряд мне снилось, что я вонзаю в его глаза нож, в каждый по очереди, только бы он больше никогда не смог заприметить очередную свою жертву. Случившееся повлияло на каждого из нас, в той или иной степени - здесь нет тех, кто не готов был сделать всё для Доусона. Но сны, к вящему моему сожалению, должны оставаться снами. А мы должны найти законный способ упечь этого ублюдка в тюрьму, чтобы справедливость его настигла уже там.
Знаю, что Антонио умеет держать себя в руках и никогда не поддерживает насильственных методов. Никогда не переходил грань и более того,  сколько раз удерживал меня от того, чтобы не сделать последний шаг. Слышу, как он утверждает, что всё нормально, всё в порядке и  он дождётся того, что Роланд улетит за решётку. Потому что знает - мы не остановимся до тех пор, пока с ним не закончим. А я киваю, хлопаю его по плечу и говорю, что в курсе, что он справится. Если понадобится поговорить, в любое время дня и ночи, то без проблем - я всегда рядом.
Мы все уходим из отдела, ближе к вечеру, когда ничего не предвещает беды. Всё продолжится, но уже завтра. Новый день может принести новые вести. В конце концов, каждый из нас питался гневом, но это не избавляло от потребности во сне и еде. Всем нужно было перезагрузиться, чтобы быть готовыми к новому дню. И я попросил звонить Антонио, если вдруг станет совсем хреново. Или, приехать ко мне домой, не суть важно. Кто ещё мог быть с ним рядом, как не я, в такой страшный момент его жизни? Доусон знал, что всегда может на меня рассчитывать.
И всё же, впервые за всё то время, что мы знакомы, я совершенно не верю тому, кому доверяю беспрекословно. Это не отражается в его глазах - ничего, кроме злого смирения. Не понять по повадкам - не рвёт и не мечет, не крушит всё, что под руку попалось, не выкрикивает угроз в пустоту. Всё тот же Антонио, со вполне очевидной, пусть и сдержанной злостью. Он обещал, что не натворит глупостей для того, чтобы мы всё, в конечном итоге, могли сделать правильно. У меня нет повода думать, что он может лгать, столь спокойно глядя мне в глаза, пока я пытаюсь рассмотреть в них хоть что-нибудь.

Когда я подъезжаю к его дому, где он должен быть сейчас в одиночестве, вижу свет, который горит в гостиной, замечаю автомобиль, припаркованный на положенном ему месте. Вообще, я не уезжал от отдела далеко, дождался момента, когда выйдет Доусон и, держась на почтительном расстоянии, поехал за ним. Мне хотелось, чтобы интуиция моя хреново работала, я надеялся на это всеми силами. И всё же, избавиться от ощущения, что Антонио в том состоянии, когда способен совершить буквально всё, что угодно, не заботясь о собственной судьбе, я не мог. Убедился, что направился он именно домой, свернув не на улицу ушлёпка, а на свою, по пути выдохнув спокойно. Некоторое время просидел за поворотом, не появляясь в зоне видимости, пока он выходил из автомобиля и заходил домой. И знаю, что его вряд ли обманут мои намерения, когда я скажу, что мне просто самому слишком скучно, а потому я всё-таки приехал, но это всяко лучше, чем если случится что-то непоправимое. Даже если он разобьёт мне прямо на своём пороге нос, я буду уверен, что поступил правильно.
Стучусь в дверь, слыша громкое бормотание телевизора, вероятно, заглушающее мой стук. Ударяю сильнее, всё ещё надеясь на то, что он включил канал так громко для  того, чтобы заглушить собственные мысли, это было бы хотя бы логично. Прекрасно ощущаю, какое чувство появляется где-то внутри, на уровне желудка, когда дверь мне так и не открывают, но предпринимаю всё же, последнюю попытку - звоню на телефон Доусона, слыша трель где-то поблизости. Видимо, на той тумбочке, что стоит неподалёку от входа. Звонок громкий, да и мелодию сегодня за день слышал множество раз - это точно не чей-то из гостей. Правда, отвечать мне Доусон по-прежнему не торопится, словно решил меня игнорировать, что вообще-то, совершенно не в его природе. Ну, или сделал то, о чём я думал весь сегодняшний день, когда нам пришлось отпустить Роланда, после  того, как даже обыск его дома ничего не дал. А я, как дебил, вдруг поверил в то, что если Антонио доехал до дома, то это означает вдруг, что он именно там и останется до утра.
- Чёрт возьми. Я понимаю, что всё это значит. И телефон, оставленный дома, сигнал которого легко будет потом проверить, и машина, которую видят сейчас все соседи, и даже включённый свет. Он был копом и при том, весьма хорошим, как ни крути, даже действуя в состоянии аффекта. Я бы на его месте поступил точно также.
Вообще, мне бы за руль сейчас, да оказаться возле дома Роланда как можно скорее, всего несколько кварталов, которые преодолеть на машине было бы быстро, а пешком займёт значительное количество времени. И всё же, с самыми нехорошими мыслями, с учётом приказа никому не приближаться к дому Роланда, я думаю о том, что будет странно, если вдруг мой автомобиль попадёт на камеры, расставленные по дороге, на пути к нему. Однажды это подвело меня достаточно сильно. Ну, или я не смогу объяснить завтра, что с Антонио весь  вечер дома был у него.
Бросаю свой телефон в автомобиле, мысленно осознавая, что ничего хорошего из этого вечера не выйдет. Если я не ошибся и Тони отправился сейчас допросить Роланда самостоятельно, у нас в любом случае, будут проблемы. Вопрос лишь в том, насколько продуктивны будут ответы этого урода.
Не знаю, сколько времени проходит к тому моменту, когда я, пробираясь по тёмным улицам и избегая всех камер, попадаю к дому Роланда. Я порядком вымотался, пробежав спринт на такой скорости, тяжело дышу и чувствую, что неплохо бы прийти в себя. Останавливаюсь перед домом этого выблюдка, смотря на свет, что горит во всех комнатах, включая второй этаж. Перевожу дыхание, стараясь его выровнять, пытаюсь оценить обстановку, насколько это вообще возможно. Довольно глупо выйдет, если Антонио сейчас здесь нет, а я засвечусь перед эти ушлёпком, который устроит мне тысячу и одну проблему, вплоть до увольнения. Но и закрыть глаза,  и сделать вид, что это совершенно меня не касается, тоже вряд ли возможно.
Избегая света фонарей, выставленных на участке, приближаюсь к дому. Не представляю, что делать, если дверь вдруг окажется закрытой, но беспокоиться об этом мне не приходится: я вижу полоску света, пробивающуюся через неё, явственно демонстрирующую, что тот, кто внутри, не позаботился о безопасности. И прежде, чем оказываюсь внутри, слышу голос Антонио, от которого внутри всё в комок сворачивается. Я никогда в жизни ещё не был растерян настолько.
Не достаю оружие, локтем толкая дверь вперёд, не касаясь ручки, благо, открывается вовнутрь. Вхожу тихо и осторожно, пытаясь оценить ситуацию, прекрасно понимая, что завтра нам с Доусоном конец. Делаю осторожный шаг, прежде, чем по-прежнему тихо, стараюсь закрыть дверь, всё также подталкивая её локтем. Щелчок, дающий понять, что она заперта, кажется предательским, но он тонет в смехе подозреваемого  и слишком яростной просьбе Антонио заткнуться. Когда слышу ужасающий грохот, забываю о всякой осторожности, бросившись туда.
Правда, дальше порога идти не могу, замирая прямо перед гостиной, в которой наблюдаю друга рядом с трупом. В том, что последний стал именно таким, ударившись виском об острый угол, сомневаться не приходится. Я достаточно их видел, чтобы не испытывать особо обратных надежд. Словно, в глупом сериале, где ничего не могло пойти удачно.
Вокруг и без того достаточно крови - как на нём, так и на Антонио, а ещё немного вокруг, что даёт понять о методике допроса Доусона. Правда, если я нахожусь в весьма сильной степени шока, то в глазах друга почему-то не вижу ничего, кроме ярости, которая всё ещё в них не утихла.
- Он признался? Вряд ли и моё появление вносит сейчас какой-либо диссонанс в разум Тони, не думаю, что там сейчас есть хоть что-то упорядоченное. И это вряд ли сейчас самое важное, но я не собирался начинать разговор с нотаций. Хотя, признаться, некое ощущение сюрреалистичного пиздеца, поселилось в моей голове намертво.
- И он мёртв. Не знаю, зачем говорю это вслух, Тони не хуже меня это видит. Наверное, потому что молчание сейчас выглядит и ощущается куда более жутко, чем констатация бессмысленных фактов. - Антонио... Ловлю взгляд друга и замолкаю. Мне совершенно не жаль ублюдка, что лежит сейчас на полу в гостиной, но я понимаю также, какими для нас будут последствия. Тюрьма для обоих, в самом объяснимом случае.
- Что теперь? Я привык, что Доусон, в отличии от импульсивного меня, всегда знает, как лучше и правильнее. Хотя, не уверен, что на его здравомыслие сейчас можно рассчитывать. Да и вариантов у нас на самом деле, не так уж много сейчас. У меня - три, включая рассказать, как всё было. У Антонио ровно два - позвонить Войту и будь, что будет, или попытаться замести следы.
Мне хочется сейчас скинуть груз этой проблемы на кого-то, кто сможет придумать, как поступить, типа сержанта, поступать так всегда легче. Но все варианты, в которых я подставлю Доусона, Войта или отдел в целом, для меня исключены.
Так что, если формально, остаётся лишь один.
И от него, честно говоря, мороз по коже пробирает. Как, впрочем и от взгляда Доусона.

Поверить не могу, что Изабель способна на подобную глупость. Я много её ошибок видел, становился порой их участником. И всё же, происходящее сейчас выходило за всяческие грани. Абсолютное безумие, словно всё ещё была под воздействием запрещённых препаратов. Иначе, совершенно не мог найти ни одной причины для всего происходящего. А что хуже всего, остановить - тоже. Великие ангелы и дьяволы. Эта девица меня, как её старшего брата, однажды с ума просто сведёт. И не думаю, что до этого момента пройдёт слишком много времени. Уже ощущение, что посреди театра безумия нахожусь, в качестве наблюдателя, прикованного к креслу. А Изабель там, с любовью своей к шокирующим развлечениям - главный режиссёр. Всегда любила шокировать общественность, этого не отнять. И я был рад, когда дело обходилось исключительно откровенными нарядами, столь неподходящими охотнику. Но её любовь к демонстрации собственного тела можно было простить. Решение же, что сейчас приняла - уже нет. Не думаю, что в должной мере понимает, что в принципе собирается сделать. А также, осознаёт всю ответственность принятого ею решения.

Весьма разъярён сейчас для того, чтобы не отправляться на тренировку с Клэри. О чём подумать, после диалога с младшей сестрой, мне действительно было. В частности  - о том, что делать теперь. Я не мог допустить, чтобы задуманные ею планы сбылись. И пусть она того сейчас не понимала, но погубить себя я ей тоже не собирался давать. Никогда с ней резок не был, слишком груб, делая скидки на возраст, родственные связи и гендерную принадлежность. Но сейчас резко весьма выразиться хотелось, не стесняясь ни в каких выражениях. Потому что вела она себя словно идиотка, что ничего вокруг не видела. Не могу понять, как мыслить нужно, чтобы додуматься до того, до чего она смогла. Я не был доволен, когда она бросалась бездумно на задания веселья ради. Но эта миссия мне всерьёз, по весьма объективным причинам, казалась самой самоубийственной из всех, что были. Ах, да, нет, не миссия. А судьба, счастье и прочие слова на "с", что она употребляла. Забыв, что "Смерть" тоже на эту букву. Не знаю, физическая или моральная, или превращающая её в изгоя. Не важно. Случиться с  ней могло всё это сразу. А я просто не смогу этого предотвратить.

- Почему замерла на месте? Убери телефон, у тебя тренировка. Даже если я задержался, ты должна была начать. Влетаю в зал, где меня дожидается Фэйрчайлд. Договорились вчера ещё, что сегодня в полдень. Пришлось задержаться на разговор с сестрой. Времени не было лучшего его начать, чем с самого утра, чтобы день весь пошёл насмарку. Да и вся ближайшая жизнь. Потому что я понимаю, что она натворить собирается. А вот сама Изабель, судя по настойчивости, с которой утверждала, что я просто должен её понять - не очень. Не собираюсь. Хотя бы потому что то, что сотворить собирается, выходит за все возможные грани. Сумеречный Охотник и лидер клана вампиров. Определённо, лучшей идеи в её хорошенькой головке возникнуть не могло. И чёрт бы с ним, я всё почти готов понять, лелея её чувства. Не принял, но относительно смирился даже с их пародией на отношения, которую она сначала от меня пыталась скрыть. Но официальный брак?...Я понимал, что Иззи не из тех, кто согласится стать чьей-либо супругой ради укрепления союзов и прочих традиций нашего мира. И ждал любого охотника на свете, вероятнее всего того, что ни за что не пришёлся бы мне по душе. Но Рафаэль Сантьяго, с которым у нас столько проблем было ранее, выходит за все рамки моего понимания. Да и любые вампиры в принципе. Они высасывают кровь людей, а мы следим, чтобы они не делали этого совсем уж в диких масштабах. Им определённо, было какие увлечения разделить с моей сестрой. И дела мне нет до того, что ныне он представитель Нового Совета, приглашённый Конклавом. Они готовы были его принять, отлично понимая силу, что представляют собой вампиры. Я - нет. И дело не в моём расизме, на который Изабель сослалась, я вовсе не ненавидел всех представителей Нижнего Мира поголовно. Вполне отлично нашёл общий язык с Магнусом Бейном, не единожды нам помогавшим. Но Рафаэль Сантьяго...Он пил её кровь. А она дозволяла ему это. Что ещё нужно было знать об этом чёртовом союзе?

- Не хлопай глазами  и не жди, что кто-то официально тебя предупреждать будет о начале драки. Демоны этим не занимаются, как правило. Рявкаю на Клэри, хоть понимаю отлично отсутствие всяческой её вины. Да, не она свела эту адскую парочку, что меня с ума сводила, никакого отношения к тому не имела. Но гнев, во мне кипевший, всё на свете сейчас затмевал, любой здравый смысл. Моя сестра и этот проклятый вампир. О чём-то другом даже думать сложно было. А ещё Фэйрчайлд...Хотя, не знаю, что она. С момента, как мы официально сошлись, вроде бы, всё хорошо было. Следил иногда ревностно за их общением с Джейсом, но на том всё. Не за что было злиться, поводов особенных она для того не давала. Разве что, в самую гущу событий бросаться любила бездумно, вовсе не размышляя о последствиях. Но то я видел  в ней с первого дня нашего знакомства. Не на что пенять было. Знал прекрасно, в кого влюбляюсь, хоть это от моего собственного  выбора совсем не зависело. Сердцу увы, приказы мозга абсолютно индифферентны.

- Соберись, Клэри. Швыряю её на спину, выкручивая руку. Слишком грубо, пожалуй, можно было это сделать помягче. Но во мне столько гнева сейчас, что мне почти физически нужно сейчас его куда-нибудь деть. Хоть и понимаю, где-то там, остатками мозга, что объектом его вряд ли нужно делать Фрэй. Просто она рядом оказалась, в самое неподходящее время. Даже если о нём мы договорились заранее. И я точно буду сожалеть о своём поведении после, когда выдохну, а с глаз спадёт пелена ярости. Но пока сдержаться не могу. К тому же, тому нахожу отличные причины - она правда не старается сегодня, явно удивлённая моим настроем. А собранной, если выжить хочет, должна быть всегда. Вне зависимости от того, что вокруг происходит. И на тренировке я не её парень. Я - тот, кого она обязана просто уложить на обе лопатки. Когда возьмёмся за оружие - сделать всё, чтобы постараться меня им проткнуть. Конечно же, я беспокоюсь за неё, каждый раз, когда оказывается на охоте или подвергается иной опасности, огромное количество которой вокруг. Пусть будет лучше всех. И не растеряется, демону в глаза заглядывая.

- Вставай. Отхожу на два шага, разминая кисти. Жду, когда Клэри поднимется, не подавая руки. Всё сейчас неправильно по отношению к ней. Но у меня просто мир расслаивается, после разговора с сестрицей. Никак не могу взять себя в руки. Чёртова Изабель Лайтвуд, любительница устроить карнавал для собственной семьи. Многие её шуточки и поступки буквально бывали за гранью. Сколько раз была наказана родителями за поведение, недостойное охотника? Но то, что сейчас сотворить собиралась, просто никакого разумного объяснения найти не могло. Думаю, её всё ещё не отпустило, после того наркотика. Или же Рафаэль ей что-то подсыпал, я не знаю. Потому что невозможно было подобное решение принять в здравом уме и трезвой памяти. Не интрижка даже, пусть всё равно не вызывающая одобрения, а настоящий брак. С главой вампиров. И мне плевать было, что кодексом Сумеречных Охотников это было разрешено. Совершенно внезапно он вдруг стал сестре интересен, в аргументации собственной позиции. Не видел, чтобы она любопытство хоть раз к нему проявляла до того, когда нарушала тысячу правил.

Уворачиваюсь, когда Фэйрчайлд пытается удар нанести. Уже злая, судя по всему. Обращение с собой не понравилось очевидно. Да и из слов того не следует. Да, понимаю прекрасно, что не на ней собственную злость срывать было. Изабель связывалась с этими ублюдками из Нижнего мира задолго до её появления. Но я искренне считал, что это подростковое увлечение, чтобы разозлить наших слишком строгих родителей. И верил всё же, что однажды она одумается. Станет соответствовать тому, что мы все от неё ждали. Хотя бы, лично я уже о большем не просил, перестанет подвергать себя постоянной опасности, вызывая гнев Конклава. И физической теперь тоже, судя по всему. Там, где Рафаэль, всегда будет множество его вампиров. А значит, если они решили сочетаться браком, то и возле Изабель. В каком из миров мне нужно было относиться к этому спокойно? А главное, понять не могу, почему она ему так беззаветно верит. Он хитрый, ожесточённый манипулятор и ублюдок, сестра знала об этом раньше. Не знаю, почему забыла теперь. Невозможно стать главой клана этих кровососов, если не быть хуже, чем все они. Я думал когда-то, что Камилла - главное зло Нью-Йорка из них. Теперь уже, когда Сантьяго так  близко подобрался к моей сестре, не был в этом уверен. Понятия не имею, что ему было нужно. Слишком много его стало в моей жизни, несмотря на далеко не лучшие отношения. Сначала Конклав пригласил выражать своё мнение по всем вопросам и ситуациям, теперь - это. Не знаю, почему Изабель уверена так, что он ей вреда никогда не причинит. Может быть, всё ещё не сделал этого за то время, что встречаются, я не отрицаю. Но где гарантии, что это - не некий дикий план, продуманный на тысячу ходов вперёд? И зачем ему эта женитьба нужна? Жил же свои девяносто лет, не заморачиваясь старыми-добрыми традициями. Так какого дьявола теперь от моей сестры понадобилось? Самое дикое из того, что в последнее время происходило, несмотря на Смертельную Войну, что мы прошли. Он уже подобрался к ней достаточно близко, приклеился крепко настолько, что я не мог оторвать. Так какого чёрта этот фарс нужно было превращать в подобие официоза?

- Я говорю, что ты не стараешься сегодня! Мне трудно своё внимание на Клэри удерживать и происходящем вокруг, даже если обхватываю её сзади в удушающем приёме, сдавливая глотку. Хотел бы - заставил бы уже отключиться или задохнуться. Но я помню, что мы на тренировке и это - девушка, которую люблю. Искренне. Обычно о том только и думаю, когда находимся рядом. А сегодня все мысли заняты этой Изабель и её совершенно чудовищными планами, которыми она по доброте душевной решила поделиться со мной. Не знаю, на какое одобрение рассчитывала. А хуже ещё то, что не мнения спрашивала, а ставила перед фактом. Я же видел, по её глазам, что всё уже давно решено. Мне знаком был этот взгляд. Дьявольщина просто. Не знаю, за какие грехи мне она в младшие сёстры досталась. Вроде, кровь ангела по жилам её течь должна, но у меня в том возникали порой обоснованные сомнения.

Грубость в отношении себя считаю неуместной. Особенно, когда исходит со стороны детей.
Не лучший отец во вселенной, быть может. Но им, в ком течёт мой ихор, просто не с чем было сравнивать.
Хотели бы они оказаться продолжением рода Ареса?
И я довольно лоялен. Кто ещё позволил бы столько вольностей, не привлекая ни к каким правилам? И к тому же, отношения наши, за редким исключением, всегда можно было назвать дружескими. Я - тот из отцов, которого обычно называют "мировым". Но  и для меня порой бывают недопустимые моменты.

Я - сын Зевса, один из двенадцати Великих Богов и требую к себе должного уважения. Но, что ещё хуже - уважения со стороны собственных детей. И даже если может показаться, что отношусь к этому пренебрежительно, то всё равно, никак иначе.
Мне не понравилось поведение Оссы, явившейся на совет с извещением для Громовержца. Правда, дела наши выносить на всеобщее обозрение я не стал, несмотря на некоторые обсуждения по этому поводу, после её исчезновения. Думаю  всё же, что "недопустимо" - то самое слово, что может подходить данной ситуации. И мне всё равно, чем руководствовалась моя дочь, в своём поведении. Настроением ли, не позволявшим вежливости ко мне или быть может, некими иными мотивами, повлиявшими на её лояльность. Но я был и ещё на целую вечность, как ни крути, останусь её отцом. Ей придётся признать мой авторитет, коль уж  этого не случилось за пару тысячелетий. И  когда раздражение моё вновь сойдёт на "нет", сделать для себя должные выводы.

Возле квартиры Фамы оказываюсь сразу же, как только освобождаю собственное время. У меня достаточно дел остаётся кроме, но каким отцом я буду, если не выделю времени для воспитания собственного ребёнка?
Три громких удара в дверь. Никаких сомнений, ещё до моего появления тут, она уже знает, что я явлюсь. В конце концов, мы Боги. И бонусов это даёт ровно столько же, сколько и обязанностей в том, чтобы вести себя определённым образом. Мне легко было отшутиться от выпадов Ареса и насмешек Афины, сославшись на её юный возраст и желание выделиться среди моих детей своим поведением. Но нам определённо нужно было поговорить о случившемся сегодня. Я всегда был больше её другом, нежели отцом. Но оставался, как ни крути, всё же, в качестве последнего.

- Не буду спрашивать, можно ли мне сюда. Улыбаюсь, когда дверь распахивается и наблюдаю недовольную физиономию. В этой вселенной не существует дверей, что стали бы для меня преградой. И к тому же, я не намерен разворачиваться и уходить, пусть даже главным её желанием на данный момент, судя по выражению лица, является необходимость отправить меня куда подальше. Что во мне, говоря откровенно, тоже вызывает небывалое удивление. Не помню, чтобы убил  какого-нибудь дружка или похитил подругу, вернув затем с разорванным платьем. Впрочем, в детали её окружения никогда не вникал, могло быть всякое. Всё равно не считаю таким уж поводом на меня злиться.
- Осса, я войду. Улыбаюсь, её разглядывая, пока преграждает мне путь в свою квартиру. Не пытаюсь применять силу и не угрожаю, но даже ей должны быть понятны самые очевидные правила. Если родной отец явился на порог, то глупо держать его в коридоре. Особенно, если единственное, что может заставить его развернуться и уйти - собственное желание. Которого у меня, как должно быть очевидно даже дочери, совершенно сейчас нет. А вот жажды поговорить с ней - напротив.

Размышляет некоторое время прежде, чем отходит. Мудрое решение, чтобы не усугублять наш конфликт. Посмеиваюсь только, оказываясь внутри, когда за моей спиной захлопывается дверь. Оглядываю убранство её квартиры, в которой ни разу ещё не был. Выяснить, где она проживает в мире смертных, не представляло для меня такой уж проблемы. Пусть даже приглашения на новоселье мне никогда не высылали. Мы оба перемещаемся по всем точкам мира, в зависимости от поручений Зевса. Глупо придавать особенное значение каждому месту, где останавливаешься.
- Сразу к делу. Даже вид не делаю, что явился исключительно, чтобы узнать, как она жива и здорова. В курсе, что это так, всё иное мне давно уже было бы известно. И обычно наши встречи проходили иначе - я целовал её в лоб, говорил о том, как прекрасно выглядит, расспрашивал о том, как проводит свою вечность. Мне нравилось проводить с ней время, пусть и позволял я себе это совершенно не часто. Но обычно это были приятные встречи отца с его ребёнком, редко омрачённые разговорами, подобно тому, с которым я явился. Сегодня же это было скорее исключение, чем правило. Я не был доволен тем, как она повела себя на Олимпе, в присутствии других Богов. Не могу сказать, что унижение, я с лёгкостью выхожу из ситуаций, подобных этим. Но глупо было бы говорить, что мне это понравилось.
- Считаешь, что та ситуация была допустимой? Складываю руки на груди, разглядывая старшую из дочерей от Гекаты. У нас определённо не сложились отношения с её матерью в какой-то момент, но на ней я не собирался это отражать. Так что думаю, принцип о первом нападении не должен работать именно в таком смысле. И уж тем более, не могу припомнить случая, чтобы в какой-то момент оскорбил её саму. Я на многое способен, особенно после вина Диониса, целые города порой почти рушились. Но не могу припомнить случая, чтобы плохо поступил хоть с одним из своих детей. Кроме Луки. Я не должен был позволять ему меня ненавидеть. Только и речь сейчас шла совершенно не о нём.
- Ты явилась на совет Олимпийцев и когда я задал тебе вопрос, ответила вдруг, что это не моё дело и могу заткнуться. Мне прекрасно известно, что провалами в памяти Фама не страдает и вряд ли не может воспроизвести в своих мозгах той ситуации. И я этого сделать не пытаюсь. Просто акцентирую внимание на том, что именно мне не понравилось.
С каких пор, разговаривать с отцом в подобном тоне допустимо? К тому же, я не был в тот момент всего лишь её родителем. Она явилась на Совет со своей информацией, а я  являлся тем, кто на него был по естественным причинам приглашён. Так что, как ни крути, но обстоятельства всё равно остаются неизменными: Осса не должна была позволять себе разговаривать со мной в подобном тоне. Хотя, смотрю в её глаза и не могу оставаться злым слишком долго.
- Ладно, извини. Всё же, быть настолько грубым не могу, хоть поведение её и не доставило мне никакого удовольствия. Дети бывают, что ведут себя ужасающе, особенна эта их представительница, что устраивала порой нам с её матерью сладкую жизнь. Но настолько нападать всё же не стоило.
Приобнимаю её, положив руки на плечи и целую в макушку. Мы давно не виделись - почти с самого момента, как мы с Гекатой официально стали супругами. Даже смешно, насколько впятером так и не успели побыть одной семьёй. Наверное, нужно было ловить момент, чтобы запомнить эти мгновения. Но сначала было не до того, а после всё превратилось...Не сказать, что в снежный ком. Нас завалило сразу.
- Здравствуй. Чувствую, что не отвечает мне. Даже не шевелится, словно дружеские чувства к ней решил проявить неизвестный фавн. И это отсутствие пиетета к собственному отцу уже начинает восхищать. Даже я никогда не проявлял столько бунтарских наклонностей.
Убираю от неё руки и делаю несколько шагов назад, давая личное пространство. Потому что смотрят на меня так, словно замуж её выдал за Гефеста, не спросив мнения о том. Интересный факт: я никогда не поступал с собственными детьми жестоко.

- И возвращаясь к насущному вопросу. Считаешь, что имела право так говорить со мной? Не хочу быть ни грубым, ни злым, но мне нужно как минимум понять, что произошло между нами, пока мы не виделись. Плевать на насмешки остальных Богов, что я собственных отпрысков в узде держать не способен, не устроили бы вторую войну. Но мне не нравится, когда ко мне так относятся собственные дети.
- Во-первых, ты находилась в официальной обстановке и должна была проявить ко мне должное уважение. Я - не смертный и не сатир, чтобы ты позволила себе подобное. Я был и остаюсь тем, к кому ты должна испытывать пиетет.  Знаю, что она о том тоже в курсе. Как  была и в  тот момент, когда открыла свой замечательный ротик, чтобы исторгнуть те грубые слова. Просто её, судя по всему, это совершенно не волновало. Ну надо же,  сколько у них с мамочкой общих качеств. Со мной, кстати говоря, тоже.
- А во-вторых, что гораздо важнее - я твой отец. Ты не можешь разговаривать со мной в подобном тоне. Конечно же, лёгкое раздражение не скрыть из моего голоса. Я не в ярости и не гневаюсь, вряд ли способен на подобные чувства по отношению к собственным детям. Но имею всё же право не испытывать никакого удовольствия от подобных плевков в лицо. Пусть и выражены они были всего лишь грубыми словами. Другому бы не спустил - грани шуток и насмешек заканчиваются ровно там, где мне это перестаёт нравиться. Но она - мой родной ребёнок. Тут и разговор другой. Хоть и нравится мне всё это ровно точно также.
- В следующий раз, если будешь не в настроении, придержи это при себе. Я всегда старался быть другом для бессмертных своих детей, не будучи строгим отцом. Но это не значит, что не способен был им быть вовсе. Вопрос выбора, но никак не возможностей. - Мне не нравится, когда ты так разговариваешь со мной. Рассматриваю гостиную, не чувствуя ничьего присутствия  в квартире, кроме нас. Что и отлично, надо сказать. Будь здесь кто-нибудь из её парней, с ним бы не церемонился и выкинул в окно. Я не был в настроении, а у Фамы были замечательные бонусы в виде принадлежности к моим детям. К тому же, всегда горжусь сыновьями, когда стремятся к моему количеству, но предпочитаю ничего не знать о личной жизни дочерей. Догадываюсь где-то там, в глубине души, что вряд ли это так, но думать предпочитаю исключительно про их непорочность.
- И к тому же. Отвлекаюсь от сторонних  мыслей, всё внимание возвращая дочери. Засовываю руки в карманы джинсов и даже не стараюсь изобразить дружелюбие. Ну, или хотя бы, удовольствие от подобного поведения.
— Ну и что случилось, что ты решила вдруг, что так можно?  Должны же быть хоть какие-то причины. Не представляю, что повёл бы себя подобным образом с Зевсом, не надумай он оскорбить меня до глубины души, чего за нашу вечность припомнить не могу. Я знаю, что он — не лучший отец, но не имею к нему, по поводу себя, никаких претензий. Однако и на фоне него кажусь родителем ещё лучшим. Я никогда, в отличии от отца, не втягивал собственных детей в авантюры и не заставлял их идти против собственной семьи. И даже не помню, чтобы оскорбил, хоть словом, хоть делом.
Я — из плеяды лояльных отцов, коих мало на Олимпе. Арес не прочь всегда собственных детей отправить на кровавую битву, где они могут не выжить, потому что это рождает гордость, Афродита про многих своих вряд ли помнит, несмотря на то, что рожала, Аполлон...про судьбы племянников вообще не хочу. Даже меня это периодически поражало, великая песнь безумия и несчастливых судеб.
Так что, я не был так уж плох, как полагаю, чтобы вести себя со мной подобным образом.
И если дело было не в том, кто я таков, то хотелось бы всё же, узнать причины.
[icon]https://i3.imageban.ru/out/2021/02/22/83f093d0c11df978dccfb33f5ae839d1.gif[/icon][sign].[/sign]

За своим рабочим столом я провела, кажется, целую вечность, форма за формой, выверенным почерком заполняя второй десяток отчетов, накопившихся за прошедшую неделю, что была слишком насыщенной, чтобы уделить этому хоть немного времени. Комната медленно, но верно пустела. Первыми ушли Антонию и Эл, весело обсуждая предстоящий матч Чикаго Буллз, билеты на который были куплены уже давно. Затем ушел Джей, а следом за ним и Хейли с Кевином, оставив меня в компании Войта, который, конечно же, принес мне еще несколько папок, в кучу всех тех, от которых ломился мой стол. Иногда я ловила себя на мысли, что работа в отделе расследований у Хэнка и в патруле у Платт не сильно-то и отличается - и там, и там полно сухой рутинной работы без намека на хоть что-то менее скучное.
Если бы только Адам был здесь, он бы точно придумал как нам отвлечься. Может быть запустил бы в меня бумажный самолетик, сделанный из только что написанного отчета, или отпустил бы пару шуток в адрес тех, кто посмел бросить нас в этом бесконечно глубоком болоте обыденности. Если бы... если бы он только появился в отделе этим вечером.
Еще несколько часов "пролетают" так же медленно, как и улитка, несущаяся на всех парах по скоростному шоссе, и как только у меня появляется возможность улизнуть, я хватаюсь за нее, как за последнюю оставшуюся ниточку надежды, только чтобы всего через несколько минут оказаться в "Молли", где планирую провести вечер в гордом одиночестве с бокалом чего-нибудь горячительного, но все меняется, когда мой взгляд цепляется за него, одиноко понурившего плечи, изучающего вселенную в засохших следах от бокалов на ровной дубовой поверхности. Он кажется таким тихим и хрупким, что становится трудно поверить в то, что всего несколько часов назад этот такой нечужой мне мужчина ловил убийц и террористов, стойко защищая жителей нашего города. Он ведь так редко позволяет заглянуть за фасад "крепкого парня", а сейчас и вовсе кажется, что я застала его за чем-то совсем ему несвойственным, потому что он тут же натягивает на себя фальшивую маску человека, у которого всегда все хорошо.
- Привет, Ким... Ты тут поздно. Войт загрузил отчетами?
Если бы мы все еще были вместе, я бы подошла к нему сзади и мягко обняла со спины, вдыхая такой родной запах его кожи и пряча лицо в его шее. Если бы мы все еще были вместе, я бы взяла его за руку, чтобы больше никогда не отпускать, и заставила бы посмотреть мне в глаза, а не прятаться за полупустой бутылкой от пива. Если бы мы все еще были вместе, я была бы рядом с самого начала и ему бы не пришлось проходить через все то, что его сейчас очевидно беспокоит, одному. Но мы не вместе, так что мне приходится проглотить в себе желание прикоснуться к нему и мысленно отругать себя за то, позволяю себе слишком многое. От чего-то я невольно вспоминаю слова сержанта Платт, произнесенные ей еще в самом начале наших с Адамом отношений: "Отправляйся в раздевалку, плесни воду в лицо и, глядя на себя в зеркало, три раза повтори: он никогда не был твоим". Он больше не твой, Берджесс, держи себя в руках.
- Привет, - я тепло улыбаюсь в ответ, занимая соседнее место и кивая бармену с просьбой принести мне то же самое, что пьет Адам. Стоит ему заговорить об отчетах, как всего на мгновение мне кажется, что зацепись я за эту фразу, он обратит на меня внимание и мы сможем поговорить ни о чем, обо всех неважных делах на свете, как в самом начале, когда мы только познакомились, и может тогда нам обоим станет чуточку легче.
- Откуда ты знаешь? Только не говори, что это твои отчеты я сегодня заполняла весь вечер, потому что в таком случае... - я шутливо прищуриваюсь.
Признаюсь, я не знаю чем закончить свою угрозу, просто замечаю как он то и дело прячет взгляд, ускользает о меня куда-то в пучину своих размышлений и мне становится не по себе - я не знаю, помешала ли я ему и стоит ли мне просто взять свою бутылку пива и пересесть за другое место, или может быть он ждет кого-то, или хочет побыть в одиночестве, или мне стоит остаться и помочь ему отвлечься. Как бы то ни было, я готова дать ему все, что потребуется, лишь бы мне не пришлось смотреть, как он буквально выдавливает из себя видимость хорошего настроения, потому что грусть в его глазах разрушает меня тоже.
- Адам, все хорошо? - я осторожно, кончиками пальцев, касаюсь его плеча, заставляя наконец взглянуть на меня, - Мы можем поговорить, если хочешь. Тебе не обязательно делать вид, что ты в порядке.
За эти годы, что мы знакомы, за все то время, что мы сходились и расходились, я успела слишком хорошо изучить его улыбку, блеск в его глазах, все движения и жесты, искренние и не очень, чтобы просто притворяться, будто я ничего не замечаю. Мне хочется быть рядом с ним в трудные минуты также, как он все эти годы был со мной, даже когда я присекала все его попытки.
- Просто на тот случай, если ты вдруг думаешь о чем-то очень серьезном, обещаю, мы найдем как тебя от этого избавить и все закончится.
Глубокомысленные размышления никогда не были чем-то присущим Адаму, поэтому закончить его страдания было не иначе как моим долгом, по крайней мере на тот момент мне так казалось.
С моих губ соскальзывает легкая улыбка, пока моя ладонь не находит его, крепко сжимая и напоминая, что на самом деле реально.
Я с тобой.

— Согласна, я уже не помню, когда в последний раз просто гуляла, не думая о спасении мира, — Диана с наслаждением откусывает от ванильного рожка, прикрывая глаза и подставляя лицо теплым солнечным лучам уже закатывающегося солнца. Облизывает губы, слизывая с них слабость и блаженно улыбается. Рядом с Кларком ей всегда было хорошо и спокойно, она могла расслабиться, не опасаясь навредить ему. Человек из стали не уступал ей ни в чем, а при взгляде на него в груди расцветало что-то трепетное и давно забытое. Диана ни на миг не забывала своего храброго летчика, с которым у нее было так мало времени, но понимала, что нужно отпустить прошлое и просто жить дальше. Может быть снова подпустить кого-то к своему сердцу, которое давным-давно от всех закрыла. Кал-Эл же был похож на саму Диану — такой же пришелец в мире людей. За сотню лет среди них, амазонка не постарела ни на день, поэтому и не сближалась ни с кем, боясь вновь обжечься. Берегла себя от новой боли от потери тех, кто стал дорог. Она так и не оправилась, перед глазами все еще было улыбающееся лицо Этты, которая ушла самой последней из всей компании. Но сейчас думать о чем-то грустном не хотелось, поэтому Диана встряхивает волосами, отвечая на какую-то реплику Кал-Эла, с легкостью поддерживая непринужденную беседу о влиянии искусства на развитие человеческой цивилизации. А в следующий момент воздух вокруг них словно наэлектризовывается, дочь Зевса мгновенно реагирует на эти изменения, но ничего не успевает предпринять.

Мороженое медленно падает из враз ослабевшей руки Дианы прямо на тротуар одновременно с тем, как с оживленной главной улицы Метрополиса затягивает в небесную воронку двух самых сильных героев Земли. Их обоих словно лишили сил, они в первое мгновение растерялись, но уже со следующим биением сердца пытались сопротивляться, удержаться в рамках привычной реальности. Но все тщетно. Приземление вышло жестким, тело Принц мгновенно оборачивается доспехами, а в руках в то же мгновение появляется меч. Она окидывает напряженным острым взглядом арену, на которую они приземлились, принимая боевую стойку, вставая спиной к Кал-Элу, который уже скинул с себя офисную одежду. Кровь забежала быстрее по венам в предвкушении схватки, губы растягиваются в несколько шальной улыбке. Диана давно не встречала достойного соперника и постоянно сдерживалась.

— Если бы я знала, Супермен, — не зная обстановку, куда их занесло чьей-то злой волей, Диана решила не раскрывать их настоящие имена, хоть и сомневалась, что они действительно случайные "добровольцы". — Мне не знакома ни эта магия, ни это.. место, — амазонка хмурится, оглядывая арену, подозрительно похожую на хорошо известный ей Колизей, что находится в центре Рима, только больше в десяток раз. Это не к добру, нехорошее предчувствие скребется в затылок, заставляя шире расправить плечи и чуть согнуть колени и в ожидании атаки. Словно в ответ на ее действия, занимающие высокие трибуны оглушающе взревели одновременно с тем, как ворота на противоположной стороне арены стали медленно открываться.

— Дамы и господа! — ниоткуда и отовсюду стал раздаваться приторно-радостный голос, — Такого зрелища вам еще не доводилось лицезреть! — самые худшие предположения Дианы только что подтвердились, до нее ранее только доходили слухи, что существует аналог каких-то игр для заскучавших богачей, но она и подумать не могла, что станет не просто свидетелем, а непосредственной участницей подобных игр. — Представляю вам дочь Темискиры и последнего сына Криптона! — толпа в ответ откликнулась более громким возгласом, вынуждая Принц поморщиться. Такое внимание ей претило. — Делайте ваши ставки, кто по вашему станет нашим сегодняшним победителем? — в недоумении амазонка поднимает голову, чтобы встретить такой же недоуменный взгляд от Супермена. Одно им известно наверняка — ничего хорошего ожидать не стоит. Словно издеваясь, ворота выпускают десятка два монстров разного вида и размера, пробуждая в воительнице азарт. Разобраться со всем происходящим они смогут и позже, сейчас же все ее тело едва ли не вибрировало в предвкушении скорой битвы.

Шепфа милосердный, ответь же мне, наху... зачем ты, создавая мир, а в особенности, алкоголь, создал еще и похмелье? Сатана, почему ты ничего с этим не сделал? Неужели так сложно было дать демонам малююсенькую привилегию, ладно еще, пусть ангелочки страдают, но мы-то! Его верные подданные!

Если бы у меня были силы, я бы взмолилась не только самому Создателю, но и всем известным богам, даже Ктулху, если бы это облегчило мои ощущения в данный момент. Ну почему за удовольствия надо платить такую высокую цену. Ежусь, натягивая одеяло выше на плечо, что был виден только нос. Снова Непризнанная распахнула окно настежь, и хотя мы находились на небесах, ночи здесь были прохладные, особенно предрассветные часы. Тяга Вики к свежему воздуху до ужаса раздражала, мне даже пришлось притащить с Земли еще одно теплое одеяло, потому что клянусь, эта девчонка хочет заморозить меня. Но сил пошевелиться, выбраться из теплого и уютного кокона одеяла совершенно не представлялось возможным, да и разрывающаяся на части голова помешала бы справедливой мести. Ладно, убью Уокер потом. Когда-нибудь. Если не забуду. Мне кажется, глифт еще не полностью покинул мой организм, продолжая курсировать по венам, отчего голова слегка кружилась, даже несмотря на то, что я лежала и не двигалась с места. Шевелиться, как и дальше жить, в принципе, не хотелось.

Клянусь своими лучшими туфельками от Zanotti, я больше никогда не буду пить. Ладно, я не буду пить с Ади. На спор. На скорость. Рыжему черту хоть бы что, он продолжал раздражающе улыбаться и выглядеть возмутительно трезвым, тогда как я едва не оступилась на ровном месте, сбила с ног какого-то Непризнанного [в свою защиту скажу, во-первых, у меня были каблуки пятнадцать сантиметров, а во-вторых, он сам виноват, что так близко ко мне подошел со спины]. И примерно с этого момента, моя память меня подводит - часть вечера я помню урывками и яркими вспышками, которые вызывали новый приступ головной боли и головокружения, часть - исключительно ощущения, я двигаюсь в танце, чьи-то руки ведут меня, заставляя сильнее изгибаться и прижиматься к чьему-то возбужденному паху, а потом вспышка злости, громкие крики, чье-то раздражение, ощущающееся коньяком на кончике языка, смешивающееся с пьянящим еще больше возбуждением, а потом просто пустота. Помню еще чьи-то поцелуи-укусы на моих губах, жадные нетерпеливые руки на моей коже, срывающие с меня одежду, гортанные рыки от нетерпения, мои собственные мягкие, даже почти нежные, стоны. Из поезда я ушла явно не одна, но лица демона, а я не сомневалась, что так целовать может только демон, никак не могла вспомнить, как бы не напрягала память. И должна сказать, напрягать память было больно. Умереть все еще отчаянно хотелось. К счастью, подобные вечеринки мы устраивали перед выходными, поэтому вставать и передвигать свое тело в пространстве, а после еще и симулировать бурную деятельность, не нужно было. Боюсь, я провалилась бы.

Переворачиваюсь на другой бок, инстинктивно сдвигаясь в сторону источника тепла. Полагаю, что раз мы уже переспали, на порцию утренних обнимашек я тоже могу рассчитывать. Десятками лет выработанная память тела практически кричит, что мы сейчас вдвоем свалимся с постели, потому что моя кровать не настолько широкая, но на удивление, я с комфортом располагаюсь под теплым уютным боком, едва ли не утыкаясь лицом в чьи-то крылья, вдыхая до боли знакомый аромат энергии. Но мой мозг слишком устал, чтобы даже попытаться узнать, кому она принадлежит. Успокаиваю себя тем, что раз энергия мне знакома, вреда мне не причинят, так что спокойно проваливаюсь обратно в сон, надеясь, что опьянение хоть немного спадет.

Следующее, что регистрирует мое уже относительно протрезвевшее сознание и на чем удается сфокусироваться, красное перо в поле моей видимости. Все внутри меня словно заледенело в тот же момент. Этот оттенок может принадлежать только одному существу во всех мирах. Люцифер. От неожиданности и растерянности, я снова тут же зажмуриваюсь, пытаясь притвориться все еще спящей. Или лучше сразу мертвой. С закрытыми глазами, напрягаю оставшиеся органы чувств, стараясь никак не выдать своей энергией, что проснулась. Что в моем состоянии довольно затруднительно. Но тем не менее, мне удается немного прощупать комнату. Не чувствую ни капли энергии Непризнанной, даже моя собственная малина ощущается с легкой кислинкой. Определенно, я не у себя. Я в комнате Люцифера.

Блять. Блятьблятьблять, я убью тебя, Ади!

Папа, роди меня обратно! Оттягивать момент неизбежного не имеет смысла - проваливаться в Ад в самом прямом из возможных смыслов я так и не научилась, а значит, нам придется лицом к лицу встретиться с тем, что мы оба натворили. Отпираться бессмысленно - мы оба этого до безумия хотели, иначе я не проснулась бы в постели Люцифера. Не знаю, как себя вести, что делать, что говорить? Я не смогу придерживаться обычного своего поведения после случайного секса после поезда. Только не с ним. Я любила его с малых лет. И до сих пор люблю. Надеюсь, вчера я ничего личного и особо секретного не ляпнула. Шепфа, пожалуйста! Осторожно потягиваюсь, наблюдая за Люцифером, который выглядит таким же потерянным, насколько я себя чувствую. Как хорошо, что я не одна в этой лодке. Блять.

Его алый взгляд встречается с моим серебряным, а мое сердце падает куда-то в пятки, что я думала физически невозможно в горизонтальном положении. Не могу не улыбаться, смотря на него, такого красивого, такого близкого, но такого далекого. Обидно, что я практически ничего не помню из нашей прошлой ночи, но я уверена, что мне очень понравилось, учитывая, как ломит сейчас все тело.

- Люци, - улыбаюсь более мягко, когда с моих губ срывается его имя, сдерживая усмешку от вопросительного тона в его голосе. На сто процентов уверена, что не слышала подобного со времен нашего детства, - Доброе утро - едва ли не шепчу я, словно боясь разрушить очарование момента или вызвать его гнев. Я знаю, каким вспыльчивым бывает Люцифер. И не хочу испытать на себе его ярость. Медленно сажусь на постели, почему-то придерживая одеяло на груди. Никогда не смущалась своего тела, но сейчас отчего-то подобный жест кажется мне уместным. - Может, поговорим? - нервно кусаю губы, понимая, что я не могу просто переступить через это и жить дальше. Без него. Слишком много моральных сил уходит на умелую игру. Я устала.

Сара вздыхает, недовольно морщась и опуская глаза. Примерно на такую реакцию бывшего друга она и рассчитывала, но где-то в глубине души надеялась, что Бобби сможет мыслить рационально и хотя бы даст ей шанс все объяснить. Что он откинет обиду в сторону, не давая лавине эмоцией захлестнуть их, и они спокойно поговорят, как взрослые люди. Но видимо обида была еще слишком сильна в младшем из братьев, и Сара могла только себя винить в сложившейся ситуации. Она эгоистично позвала Майкла с собой, потому что прекрасно понимала, что одна не справится с призраками своего прошлого, просто не вытянет свою душу из тьмы, если рядом не будет ее личного солнца, который все это время служил для нее якорем, когда душу выворачивало и штормило от воспоминаний.

Возможно, они должны были позвать к себе и Бобби, когда более менее освоились в Балтиморе, но если у Сары был законный опекун, какой-никакой, но все-таки отец, а Майклу уже исполнилось восемнадцать лет, то с несовершеннолетним Тёрнером могли бы возникнуть проблемы и лишние вопросы, а повышенное внимание соцслужб было им ни к чему. Их переезд в середине года и затравленный взгляд Сары, которая хоть и старалась не показывать виду, все еще вздрагивала от громких звуков, и так обеспечили им постоянные перешептывания за спинами, которые лишь усилились, когда окружающие стали догадываться, что пара проживает совместно. К ним не цеплялись исключительно потому, что проживали они в доме О'Нил-старшего, который проявил удивительное великодушие, разрешив остаться. К счастью, он жил своей жизнью, все еще разгребая свои проблемы с судебными приставами, а Сара медленно восстанавливала свою жизнь в надежных руках Майкла.

И честно говоря, ей даже страшно представлять, что с ней было бы, если бы она осталась наедине со своими призраками. Прошло практически три года, а она все еще оставалась лишь тенью прежней версии себя. Сентфор разрушил ее душу, сломил, и единственным светлым пятном в непроглядном мраке оставался Майкл, ее родной и любимый Майкл, которого она определенно не заслуживала со всеми своими проблемами. Иногда, О'Нил ловила себя на мысли, что испортила Тёрнеру жизнь - его ведь ждало безоблачное будущее, блестящая спортивная карьера, идеальная и безупречная семья - красавица-жена и мальчишки-близнецы, как две капли воды похожие на своего красавца-отца. Вместо этого ему пришлось заново завоевывать себе репутацию, да еще и заботится о Саре, которая первые полгода после переезда практически не помнит, проведя их в состоянии ступора. Он научил ее заново жить, показал, что не позволит демонам из ее прошлого разлучить их, что защитит и скроет от всех бед.

И пока Сара была окружена заботой старшего Тёрнера, младшему приходилось бороться со своими демонами самостоятельно. К счастью, произошедшее с Фавном на Бобби практически не повлияло, он рассказывал, что не помнит ничего, кроме Джона, предлагающего ему какую-то сладость, а потом темнота и пустота, но вот цирк уродцев и его владелец прочно отпечатались в памяти всей четверки. И Сара не сможет подобрать всех слов мира, чтобы сказать Бобби, как ей жаль, что она бросила их всех и позорно сбежала. Она не пыталась оправдаться, ведь никто не может знать, как поступил бы на ее месте, но ей не хватило сил и дальше бороться против многовекового проклятия Сентфора. Может быть, где-то в библиотеке и лежит ответ, но она больше не хочет иметь со сверхъестественным дело. Теперь самой большой проблемой для нее это выбрать, что приготовить на ужин или какие шторы повесить в гостиной их небольшого домика, куда они вскоре переедут.

Бобби, ты ведь знаешь, что дорог мне, - Сара видит, что младший Тернер на взводе, поэтому говорит спокойно и тягуче, чтобы сгладить острые углы разговора, - И Майкл очень переживает, что вы перестали общаться, хоть и не показывает этого, - мысленно усмехается и закатывает глаза, зная, каким упрямым может быть Майкл, - Дай нам шанс, пожалуйста, мы очень скучаем по тебе, - Сара говорит искренне, ей действительно не хватало в жизни такого друга, как Бобби, им ведь было так весело и хорошо вдвоем, они могли как говорить обо всем на свете, так и помолчать в уютной тишине гостиной Тёрнеров, занимаясь своими делами. И ей отчаянно хочется все вернуть, вот только разбитое не склеить, как ни старайся. Официант ставит перед ней чашку с кофе, но Сара едва ли обращает на это внимание, не отводя взгляда от лица друга. Очень хочется надеяться, что все же не бывшего.