Говорят, Миллс с третьей улицы в прошлом был мясником. Про Миллса многое говорят, но что правда, а что ложь, никто не знает. Герой сплетен не любил появляться на публике и открывал рот только для того, чтобы сообщить действительно нечто важное. Или попросить у местного мясника особенно жирный кусок мяса.

И ничего больше. Жители тихо шептались, что Миллс с третьей улицы никогда не заглядывает в овощные лавки, не посещает кофейни и обходит ярмарки стороной. И вряд ли кто смел осуждать нелюбимого соседа, не будь в городишке всего-то десяток-другой улиц. И новые лица появлялись столь редко, что любопытство жителей не вызывало удивления.

На самом деле, Миллс был фигурой отнюдь не мрачной и, тем более, опасной. Такой же обычный человек, как и все. С утра направлялся на скромную работу в местной школе, где преподавал детям основы правописания, а после дополнительно занимался с отстающими, не жалея сил и времени. Да и детей-то было пересчитать по пальцам двух рук. Разве что обедал всегда в одиночестве, скрывшись от настойчивых и общительных коллег. Отказывался от модного нынче кофе и, изредка, позволял себе чашечку чая.

Миллса нельзя было назвать красивым – высокий, худой как жердь и с лицом, никоим образом к беседе не располагающим. Но занимательны были в мужчине глаза – большие, круглые, кажется, всегда широко распахнутые. Словно он искренне удивляется любой новой вещи или человеку в своём окружении.
«Да что вы говорите!» - частенько повторял Миллс, когда всё же путём долгих и усердных попыток, его удавалось заинтересовать беседой. Многое, кажется, ему чуждо и непонятно. Уж больно напоминал Миллс горожанам их нелюдимого мясника, оттого и разлетелись по дюжине с чем-то улицам не самые приятные слухи. Но, к чести горожан, к слухам относились как к ярмарочной забаве. Всё же Миллс учил их детей, и те души не чаяли в чутком учителе.

У Миллса сильные грубые руки. Он всегда уверенно держит нож или молоток. Не отказывает в помощи, если одинокая вдова или старуха попросят о «мужской» помощи. В городке после войны не так много осталось мужчин. А те, что остались, и сами зачастую нуждались в помощи. Миллс не любил болтать и находиться в шумных компаниях дольше положенного, предпочитая коротать  вечер в своём доме. В одиночестве. Дальше порога он не пустил ни одну женщину, будь то девчонка пяти лет или сгорбленная под тяжестью собственных лет старуха.

Миллс был для всех загадкой. Миллс никогда не улыбался и старался держать дистанцию. Но горожане, пускай и распускали о нём не самые приятные слухи, искренне заинтересовались новым соседом и, возможно, находили его отрешённость милой и занятной. А дочери мельника находили эту черту особенно привлекательной.

Кажется, Фортуна улыбнулась старшей. В городке она слыла знатной вертихвосткой, что не проходила мимо любого заезжего гостя, если тот не плешив и сед. И всё равно искренне её любили. В ту пору, в городке гостил именитый купец, и все ждали тяжёлых ахов и вздохов. Дочь мельника и правда вздыхала, но вовсе не по неизвестному гостю. Мысли её занимал Миллс, на которого она украдкой глядела из-за забора, покуда мужчина чинил их соседке ставни.

И, кажется, Миллс тоже приметил нескромную девицу. Недели не прошло, как дочь мельника лучилась неоправданно искренним счастьем, на зависть младшей сестре. А в конце второй, старшая перешагнула порог заветного дома.

На утро  матушка подняла на уши весь город. Дочь не вернулась домой. Какой бы ветреной она не слыла, к ночи исправно проводила в своей постели, под крылом у родителей. Миллс как обычно явился на своё рабочее место, где признал, что пригласил девушку на ужин, но после отправил домой. Его соседи – уважаемое в городе семейство – всё подтвердили. И своими глазами видели, как Миллс повёл девушку к нужной дороге.

Мужчина тихо пояснил, что довёл девицу до окраин, где и находился дом семьи мельника, но девушка отправилась вовсе не в сторону родных стен. А куда? Миллс не знал. Только, впервые, уголки его губ дёрнулись в кривой улыбке.
Пропажа отыскалась быстро. Жаль, что слишком поздно. Окровавленное платье да пряди волос оказались в покоях того самого заезжего купца. Ах, если бы не Миллс, не узнали горожане б о коварстве того, кого приняли горячо и с заботой. С убийцей расправились сами, не в силах дождаться приговора. Прибывшие представители власти лишь покачали головой. Миллс единственный смог вразумительно объяснить случившееся и убедить власть принять сие как данность.

Прошло время. О тяжёлой потере забыли. Только вот слухи о Миллсе стали совсем иными. Говорят, он работник тайной канцелярии и помогает хранить мирную жизнь. И что недолго ещё мужчина пробудет в их краях.

Но Миллс не торопился с отъездом, всё так же обучая детишек и обедая в одиночестве. Только мясника не посещал уже третью неделю, все ещё не бывает в овощных лавках и не балуется сладостями в кофейне.
Миллс не особенно любит человеческую пищу. А вот сладкую плоть, пускай уже давно не столь горячую и мягкую, он всегда отведать не прочь.