Солнца свет листву окрасит в золотистый изумруд,
И под легким шагом лани слезы леса расцветут…

Кернунн в задумчивости и сам не заметил, как мелодия флейты сама собой воскресила в его памяти слова песенки, которую он теперь тихо угрюмо гудел сам себе под нос на своем оленьем языке. Мелодия навевала печаль, но в то же время успокаивала его и помогала сосредоточиться на дороге.

Они шли вот уже несколько часов. Солнце все выше поднималось над лесом, и его свет кое-где пробивался косыми лучами сквозь плотное сплетение ветвей, подсвечивая листья и разгоняя полумрак чащи. Крошечные частички пыли в этих лучах плавали в почти неподвижном воздухе чащи. Легкие ветра, что вились над кронами деревьев, не желали спускаться сюда, вниз, и замерший воздух под силу было всколыхнуть лишь птичьим крыльям да быстрому зверю.

Однако, зверей и птиц не было. Ни шороха, ни щебета, ни скрежета маленьких коготков по древесной коре. Еще недавно это место было оживленной обителью множества лесных жителей, но теперь оно пустовало, в спешке оставленное своими обитателями. Звери ушли отсюда, чувствуя приближение опасности, и следом за ними ушли все те едва уловимые звуки жизни, которые всегда наполняли лес. Даже насекомые, и те забились в самые дальние щели, не стрекотали и не показывались на свет. Чаща была безмолвна. И, окунувшись в это безмолвие, Кернунн прекратил напевать свою мелодию.

Теперь единственными звуками, что нарушали безмолвие, было потрескивание сухих веточек под тяжелыми копытами духа-оленя да чуть слышное шуршание поникшей травы под легкими шагами эльфийки. Ее штаны, как и шерсть на ногах духа, уже успели насквозь промокнуть от росы и не спешили высыхать на прохладном и влажном воздухе, который не успел еще согреться. В воздухе все еще витал запах ночного дождя, но без аромата свежей травы, который всегда ему сопутствовал, этот запах отдавал какой-то безжизненной плесенью.

Хранитель леса ступал по увядающему лесному ковру. Его копыта касались земли - и усыхающие травы вновь вздымались вокруг оставленных им следов, и крошечные белые цветы распускались среди этих трав. Но стоило хранителю удалиться всего на десяток шагов, и растительность вновь опадала, а белые лепестки осыпались. Вспышка жизни угасала так же быстро, как возникала.

Кернунн чувствовал, как травы льнут к его магии, как тянутся к ней, будто жаждущий путник льнет к роднику, встреченному в пустыне. И не только травы, но и корни самих деревьев глубоко под землей стонали и тянулись к нему сквозь толщу почвы. Земля больше не питала их, и дело было вовсе не в засухе. Тьма в этом месте пустила свои собственные корни и они, подобно паутине, пронизывали окружающий лес и медленно, беспощадно иссушали всю жизненную энергию, до какой могли дотянуться. Все, кого несли лапы и крылья, уже несколько дней назад покинули эту часть леса, убегая прочь от прожорливой тьмы. А те, чья жизнь была на века прикована корнями к одному месту, были обречены оставаться здесь, чтобы быть выпитыми до дна, пока не останется лишь сухой безжизненный остов...

Почуяв силу магии жизни, что источал Кернунн, тьма потянулась и к нему самому. Семирогий чувствовал, как жадные присоски устремились к его ногам из-под земли, чтобы впиться в него, будто стая кровожадных слепней. Но едва коснувшись его копыт, черные незримые щупальца отдергивались и съеживались, будто обжигаясь. И на миг освободившиеся от гнета тьмы травы и цветы ловили мгновения жизни, как вдох свежего воздуха.

Кернунн был бы счастлив остановиться здесь и дать этим несчастным созданиям Аоры столько жизни, сколько им будет необходимо. Но сердце тьмы, что высасывало жизнь их этих мест, продолжало биться, и Кернунн должен был любой ценой прекратить это. Он не мог остановиться, не имел больше права ни на минуту промедления. И без того немало драгоценных минут потеряли они в своем глупом споре…

Кернунн обернулся на следующую за ним эльфийку. О, неугомонное дитя… Кернунн слукавил бы, сказав, будто вовсе не надеялся, что та скоро устанет и откажется от своей идеи… Но та упорно продолжала путь, и хотя ее лицо выглядело уставшим, и следы изнеможения все явственнее проступали сквозь невозмутимую маску, ее глаза сверкали все так же решительно. И чем дальше, тем крепче становилась уверенность в том, что эту юную деву никакая сила не отвратит от ее цели.

Видя ее упорство, долго хмурившийся после спора, Кернунн все же смягчился сердцем. Если сперва он шел довольно быстро, едва позволяя Тессари поспевать за ним, то теперь он сбавил шаг так, чтобы ей не пришлось бежать. Аура, окружащая Кернунна, укрыла ее своей магией, чтобы подпитывать ее силы и снимать усталость. Времени на привалы у них не было.

И все же, чем больше эти двое приближались к темному месту, чем гуще становилась паутина тьмы, сокрытая в глубине земли, и тем больше охватывала Кернунна тревога за его юную спутницу. Шаги эльфийки, казалось ему, становились нетвердыми, а ее дыхание в тишине покинутого леса теперь звучало как будто отрывисто… Семирогий чувствовал, как тьма, отступившись от него, теперь медленно тянула свои темные щупальца к ней, норовила найти брешь в защите.

Его магия оберегала Тессари, но вскоре ему придется переключить свое внимание на иную проблему. Что тогда станет с ней? Едва ли талисманы, что защищали ее, могли справиться с натиском тьмы, которая могла поджидать их впереди. Семирогий даже не был уверен, что дитя понимает назначение каждого из этих амулетов и что все они сделаны правильно и способны хоть как-то помочь. И это было страшно, ведь великой магической силы Кернунн в ней пока что не ощущал, и не видел, чем бы она могла сама защитить себя.

И тем более удивительным был тот факт, что она слышала голоса леса так, как слышат их только друиды, владеющие тончайшим навыком единения с природой. Не иначе, она в действительности была для чего-то избрана Аэльтели, и Хозяин леса всю дорогу лишь мысленно вопрошал Древо, для чего же оно избрало своей посланницей столь беззащитное создание.

Тессари вновь начинала отставать, и Кернунн пошел чуть медленнее, позволяя ей догнать себя. Семирогий вновь прислушался к ощущениям от того, как его магия касалась эльфийки, будто силился нащупать что-то незримое, что не давало ему покоя. Но что?

- Случалось ли тебе и раньше слышать голоса леса, юная Тессари? Наяву, как ныне, или, быть может, во сне… - наконец, впервые за весь путь, нарушил тишину Кернунн. Он искоса смотрел сверху вниз на шагающую рядом с ним девушку, и улавливал выражение ее лица.

Как и Тессари, Семирогий ощутил ту волну шепота, что поднялась над безжизненным лесом. Будто упругий ветер, она ударила его в грудь, заставив на мгновение забыть о беседе, остановить размеренный шаг и затаить дыхание.
Множество голосов, молящих о помощи…
Кернунн вытянул вперед голову и навострил уши, прислушиваясь к исчезающему эху призрачных голосов. Нет, он не слышал тех странных слов, что возникли в сознании эльфийки, но вместо них ему отчетливо слышался... волчий вой?
Не пригрезилось ли?

"Сумрачный Шепот, друг мой, держись… Я иду к тебе. Мы идем…"
Семирогий обернулся к Тессари, собираясь поторопить ее, но обнаружил ее съежившейся в комок у самой земли. Будто лисенок, что забился в глубь норы, напуганный раскатами грома.

Кернунн ощутил, как сердце его вновь сжимается от жалости к этому созданию. Он наклонился к Тессари и взглянул в ее лицо. В ее взгляде, прикованном к темноте чащи, он видел едва скрываемый страх, и этот страх был отражением страха его собственного. С каждым новым шагом, что приближал их к темному святилищу Акрахи, влияние его тлетворной ауры возрастало. Опасения, в начале пути совсем смутные, здесь крепли и усиливались, превращаясь в терзающую тревогу. И чем дальше в чащу они будут уходить, тем больше твердости духа от них потребуется, чтобы продолжать путь.

Она не справится...
Она должна вернуться…

Холодный шепот собственных мыслей заглушал слова, что произносила Тессари. Кернунн тряхнул головой.

Ее собственные силы уже иссякают - что же станет с ней там?
Напрасно дал ей надежду...
Погубишь ее…

Шепот казался совершенно чужим, и от этого холодок пробегал по всему телу…
Кернунн сосредоточился и обратился мыслями к отцу Йиилю, отгоняя молитвой навязчивый голос тревоги, вспоминая о предназначении своего пути.

Они уже были почти у цели. Пускай это дитя отчаянно балансирует на грани страха, но теперь поставить под сомнение ее смелость и позволить отступить означало разрушить ее веру в себя и усомниться в гласе самих богов. И, возможно, потерять одного из величайших защитников леса, которые нужны были, как никогда, в этот час грядущей тьмы. Если на то воля Аэльтели, он поведет ее дальше - и защитит.

Шепот сомнений отступил, и на его место вновь вернулась уверенность.

- Несколько лун назад… Ровно столько, сколько говорил и мой страж, - Кернунн заговорил, наблюдая, как эльфийка достает и опустошает пузырек с зельем. - Сомнений нет… Аэльтели зовет тебя именно в этот час, чтобы ты помогла ему…  Знай же, это сам Аэн пробуждает твой дар, Тессари из дома Артан. Это значит, что в тебе дремлет сила гораздо большая, чем ты когда-либо думала…

Последняя капля зелья упала из пузырька на язык эльфийки, и, будто в ответ на слова духа, ее аура, сплетенная с его собственной, легко всколыхнулась и  на несколько мгновений наполнилась новой магией. Изящные чары, сотворенные с невиданным мастерством, окутали тело Тессари тонким незримым узором. Незримым для глаз, но не для сердца.
В глазах лесного духа вспыхнуло удивление.

Действие всякого зелья, будь оно магическим отваром или просты травяным настоем, зависит не только лишь от самого зелья, но и от способности того или иного существа принять и усвоить его магической частью своей сущности. Конечно же, все дети леса (за редким печальным исключением) были прекрасно расположены к магии природы и друидским снадобьям, поэтому сам факт успешного восприятия этого зелья не был чем-то необычным для Тессари…
Но то, как отреагировала ее природа, ее аура, было чем-то удивительно… знакомым?
Настолько знакомым, что вызвало новый болезненный укол в самое сердце.

Легкое эхо волшебства рассеялось так же быстро, как и возникло, не оставив возможности вникнуть в него, но оставив острое чувство горечи в душе.
Несколько мгновений назад Кернунн желал проникнуть в тайну загадочного таланта Тессари, а теперь неожиданно ощутил нечто совершенно противоположное. Сродни тому, как звери бежали прочь от простирающейся в округе тьмы, так же и он сейчас готов был вдруг попятиться от этой девушки, лишь бы снова не обжигали его горькие смутные воспоминания, сокрытые в самой глубине памяти, изгнанные прочь и надежно запечатанные, чтобы не причинять боли. Сила, перед которой он, древний хранитель леса, был слаб, словно ягненок. Так же слаб, как эта маленькая Тессари - перед той тьмой, навстречу которой так отчаянно рвалась.

Внезапно неподвижное безмолвие леса вновь пронзил волчий голос. Кернунн обернулся на звук. На сей раз это был уже не иллюзорный шепот, а самый настоящий вой, скорее даже плач, полный страха, бессилия и тоски.
Вой продлился всего несколько мгновений и утонул в хрипе, а затем затих, оставив после себя звенящее эхо. Семирогий ощутил, как шерсть на загривке становится дыбом, а в груди разгорается пламя гнева.
Никто в его лесу не смеет причинять зла его стражу!

Источник голоса был совсем недалеко, меньше минуты бегом...
Кернунн обернулся на Тессари. Редкие из эльфийских стражей способны были бежать так же быстро, как Семирогий, чего уж говорить о простой девушке, силы которой с каждым шагом выпивала тьма, пронизывающая землю.
Решение было простым и спонтанным. Олень упал на переднее колено перед Тессари, подставляя ей плечи, и велел:
- Забирайся и держись крепче!
Он был напряжен, словно натянутая тетива лука, и готов сорваться в галоп в ту же секунду, как Тессари сядет на его спину.

Отредактировано Cernunnos (2018-04-30 20:59:50)

Кернунн нетерпеливо фыркал, пока эльфийка взбиралась на него. Едва убедившись, что та наконец уселась верхом, олень сорвался с места, да так резво, что копыта подняли в воздух комья засохшей травы и пожухлых листьев.

Он бежал сквозь лес стремительно, будто стрела, пущенная умелым лучником с туго натянутой тетивы. Гулкие удары копыт о землю вторили биению сердца, застывший воздух расступался перед оленем и превращался в ветер, свистящий в ушах, а низкие ветви деревьев хлестали по рогам, что качались над головой в такт бегу. Семирогий для своих размеров довольно ловко огибал встречные деревья, взрывая землю копытами, и старался сохранять равновесие, чтобы не уронить свою наездницу.
Она была совсем легкой, и казалось, что встречный ветер мог бы сорвать ее со спины оленя, стоит ей только поднять голову. Но та держалась крепко, и Кернунн чувствовал, как тянула кожу шесть, сжатая в ее кулачках, как ее ноги крепко обхватывали спину, как она дрожала, прижимаясь к его спине, и то, как ее маленькое сердечко стучало в такт его собственному. Они летели сквозь умирающий лес, словно единое существо, и в этом беге было нечто отчаянно-прекрасное.

Держись, дитя Древа!

Лес вокруг быстро менялся. Здесь, ближе к капищу, земля уже была иссушена злой силой: травы и цветы уже не пытались поднять свои головы над следами духа-хранителя, а устилали землю сухим безжизненным ковром. В деревьях жизнь едва теплилась, их кора была серой, будто сухая доска, а некогда зеленые листья истлели прямо на ветвях, превратившись в белые призрачные скелеты. Кернунн проносился мимо, и следующий за ним вихрь воздуха срывал поседевшие листья и превращал их в клубы серой пыли, и эта пыль длинным шлейфом тянулась за стремительно убегающим в чащу оленем и его наездницей.

С каждым шагом, с каждым прыжком, что приближал их к обители Акрахи, Кернунн чувствовал, как страх медленно сжимает его сердце в своих когтях. Страх за судьбу своего волка, ушедшего в одиночку навстречу тьме. Страх за судьбу леса, который оказался в опасности. Страх за жизнь маленькой эльфийки, которая так доверчиво прильнула к его спине, будто в мире не было убежища безопаснее. Страх не успеть. Страх не справиться.

Аэн, владыка света, отец добродетели, дай мне сил и избавь меня от сомнения…

Чаща тем временем становилась все гуще. Кернунн лично приложил усилия к тому, чтобы лес в окрестностях капища стал настолько непроходимым, чтобы ни одному эльфу и ни одному зверю нельзя было добраться туда, где таилось неискоренимое зло. Не в силах разрушить капища, Семирогий возводил вокруг них подобие тюрьмы, чтобы ничто живое не могло попасть внутрь, и ничто проклятое - наружу.

Наконец Кернунн сбавил скорость. Да, они были почти на месте, но догадка Тессари была не совсем верна: впереди еще ждала преграда - непролазные заросли, сплетенные из толстой лозы, усыпанной острыми шипами. Преграда, возведенная самим хранителем леса. Глаза Кернунна разгорелись зеленым пламенем, узор трещинок на его рогах наполнился изумрудным светом, и хозяин леса повелел заколдованной лозе расступиться перед ним…

Но преграда не расступилась. Лозы, взращенные многие годы назад, под действием темной магии умерли и иссохли так же, как те седые листья, и более не подчинялись зову друида. Магия природы не властна была над мертвым.

Тогда Кернунн взревел и, вновь набирая скорость, помчался прямо на засохшую преграду. Магия струилась зелеными искрами из его глаз, стекая на грудь, смешиваясь с шерстью и превращая ее в панцирь из толстой коры.
Кернунн врезался грудью прямо в засохшую преграду, и сухая лоза с хрустом разлетелась в щепки. Длинные шипы царапали кору на груди оленя, но не причиняли ему вреда - лишь некоторые из шипов вскользь задевали его, оставляя царапины на открытых плечах и боках и задевая ноги Тессари, что обхватывали его спину. Но и эти мелкие ранки вскоре наполнялись изумрудным светом и затягивались в считанные мгновения - и на плечах оленя, и на ногах эльфийки.

Рывок Кернунна был достаточно сильным, чтобы пробить подряд несколько слоев плетеного барьера, и еще через несколько мгновений они с Тессари в окружении разлетающихся щепок ворвались на поляну.

Безмолвие обители Акрахи разрушилось с треском сухого дерева и звонким стуком копыт о камень. Кернунн по инерции пробежал еще несколько скачков по старинным гранитным плитам, которыми была выложена земля вокруг капища, и резко остановился, едва не уронив со спины эльфийку. Вот теперь они были на месте.

***

Капище Акрахи встречало их во всей своей упадочной красе.
Оно было возведено, кажется, со всей искусностью, на какую только способны были эльфийские зодчие. Не всякое людское святилище Аэна могло похвастаться такой красотой, какую воплотили мастера эльфов, что поклонялись темному божеству ужаса в этой обители.

По краям капище окружали восемь тонких каменных колонн высотой в рост Кернунна, высеченных из черного гранита. Они изгибались от края к центру и были разделены на сегменты, будто воздетые кверху суставчатые лапы гигантского паука. От лапы к лапе тянулись тонкие, искусно выточенные из того же камня, нити паутины. Вблизи она казалась хаотично сплетенной, но при взгляде издали нити складывались в изысканный рисунок, в котором сочетались геометрические узоры паутины и плавные изгибы, характерные эльфийскому искусству. Вкрапления слюды сияли маленькими искорками в черном граните, так же, как блестела бы на солнце настоящая паутина.

Однако, как бы ни было изящно творение мрачных мастеров, время не было к нему милостиво. Часть паутины была разрушена - хрупкие каменные нити не выстояли против времени и натиска тех, кто в прежние века пытался разрушить это место.
Кажется, сама природа пыталась противостоять капищу: толстые лозы обвивали некоторые из паучьих лап, так плотно, словно пытались раздавить каменные изваяния. Толстые стебли были давно мертвы, но их попытки, кажется, не остались бесплотны - обвитые ими колонны были покрыты сетью старых трещин, в которые забилась принесенная ветром земля. Одна из “паучьих лап” и вовсе была отломана почти у самого основания  и теперь лежала на земле, разбившаяся на куски, а осколки некогда связанной с ней каменной паутины валялись крошевом на гранитном полу.

Пространство же наверху, между заостренными вершинами паучьих лап, оставалось открытым, и на головой видно было сплетение искореженных ветвей. Деревья, которым не посчастливилось оказаться вокруг места возведения капища, в течение многих веков изменялись под влиянием магии Акрахи, и теперь напоминали скорее клубки одеревеневших змей, чем растения. Их же энергия и оказалась выпита первой, когда капище пробудилось, и теперь даже Кернунн не был уверен, что сможет вновь разжечь пламя жизни в их телах.

Пол же святилища поднимался от краев к центру низкими концентрическими ступенями, а в середине, наверху этой низкой округлой пирамиды располагался алтарь. Именно здесь и билось сердце тьмы, которая наводила страхи и иссушала лес вокруг себя…

***
Не сможешь.
Не справишься.
Погибнешь.
Помнишь, что было в прошлый раз?..

Кернунн понял, что уже некоторое время стоит в оцепенении у края святилища, не в силах сдвинуться с места. Ажурная стена каменной паутины отделяла его и Тессари от центральной части святилища. Кернунн видел алтарь сквозь отверстия в сплетении гранитных нитей, видел, кто там, чувствовал, рвался к нему сердцем… И не мог сделать и шага. Тьма, что пронизывала землю своими корнями, была здесь особенно сильна. Кажется, эти незримые путы просачивались сквозь землю и обвивали ноги оленя, заставляли мышцы слабнуть, деревенеть, терять силу… или же это наваждение страха парализовало духа-хранителя?

Тронешь волка - он умрет… - звучал неслышимый голос страха в его голове.
Войдешь внутрь - умрешь… - отдавалось эхом в мыслях Тессари. - Дух не поможет.... бессилен.. беспомощен… не способен защитить лес… не способен защитить тебя… ничто не спасет… нет пути обратно...

- Не слушай! - резко произнес Кернунн. Он не знал, что именно шепчет тьма на ухо Тессари, но не сомневался, что ей овладевает то же чувство страха. Да и говорил свои слова он сейчас не только для Тессари, но и для себя самого.

Мысли хранителя вновь наполнились молитвами к свету. Молитва помогла ему отвлечься от страха, который неустанно пытался овладеть им, и Семирогий смог сконцентрироваться на магии. Как он и ожидал, значительную часть своих сил пришлось направить на то, чтобы просто сопротивляться гнетущему влиянию тьмы.

Наконец, ему удалось сдвинуться с места. Тяжело переступая копытами, он медленно двинулся по кругу вдоль каменной сети, огибая капище вокруг и приближаясь к тому месту, где был вход. Кажется, он шел к нему целую вечность. А когда они с Тессари наконец достигли входа, их глазам наконец предстал алтарь. И волк, что лежал на нем.

Отредактировано Cernunnos (2018-05-04 12:10:50)

«Предатель! Ты предал меня! Ты нас всех использовал, ты чудовище! Покинь нас, не вторгайся, не терзай наши умы своими порчеными мыслями!»

Беззвучный крик волка пронзил сознание Кернунна, и он ощутил все его отчаяние так, будто оно было его собственным. Мысль-крик пробила брешь в сосредоточенности хранителя, и следом за этой мыслью в разум Кернунна снова начал пробираться страх, сплетаясь в причудливый узор с послание Шепота.

Я предал его… Бросил его… Отправил на верную гибель...Хуже чем гибель - изнанка самого себя… Он ненавидит меня… не вернуть…

Казалось, задуманный план выманить волка наружу пошел прахом. Глядя, как кружится обезумевший Шепот по капищу, Семирогий стоял у порога и не решался войти внутрь. Его ни на секунду не оставляло тревожное чувство, что если он окажется внутри этой каменной клетки, она, вопреки своему полуразрушенному облику, захлопнется за его спиной так же, как захлопнулась, когда сюда ступил его друг.

Что же делать…

Кернунн пытался дотянуть до волка всей своей душой, звал его в мыслях, но казалось, что между ним и его стражем как будто встало мутное черное стекло, которое преломляло, извращало каждую мысль, которую хранитель протягивал своему стражу. Разбитый на сотни кусков и по прихоти тьмы сшитый заново, мысленный зов хозяина леса обращался в отвратительные проклятия и угрозы. И те мысли, которые он получал в ответ, были полны лишь злобы и жажды убивать. Но разбивая их на сотни осколков и пытаясь сложить заново, можно было едва-едва различить искаженное отчаяние, сожаление и мольбу о помощи.

Тем временем тьма внутри святилища становилась все гуще и гуще, и полнилась страшными тенями, что одна за другой появлялись на зов пронзительного воя. И чем больше их становилось, тем сильнее становился шепот страха в голове хранителя. Черная пыль, что клубилась теперь внутри капища, поднималась в воздух, вверх, застилала проглядывающее в сплетении иссохших ветвей небо и превращала сумрак чащи в жуткое подобие ночи. Но в этой темноте изумрудное сияние, что окутывало Кернунна и Тессари, становилось еще ярче.

Если ты не идешь ко мне, то позволь хоть дотянуться до тебя…

Все так же оставаясь за порогом святилища, Кернунн направил искры изумрудного света к Шепоту. слетая с его глаз легкими огоньками, они устремлялись внутрь капища. Но, не успев преодолеть и метра, огоньки путались в густеющем черном тумане и угасали прямо в воздухе, превращались в крошечные комочки праха и на глазах распадались сизым облачком. Даже магия жизни, которую источал Кернунн, не способна была так легко преодолеть завесу тьмы.

Крик Тессари над самым ухом - и новая вспышка этой удивительно знакомой магии прокатывается по всему телу, отдаваясь болезненным эхом воспоминаний. Вспышка отвлекает его от волка на несколько мгновений, и вот вся его душа снова невольно тянется вслед за этой родной магией, как будто хочет ощупать каждую ее частицу, тянется за ней под землю, туда, куда она обращала свой зов…

«Мы все умрем одни. Как умерла она. Как умру я. Как умрешь ты. В одиночестве. В скорби. В муках. Пожалуйста. Помоги мне. Умри. И помоги. Убей меня. Хоть раз. Как тогда».

Отвлеченный замыслом Тессари, Кернунн едва не упустил момент, когда Шепот выскочил из клетки капища, окруженный своей черной стаей. И едва он оказался за пределами своей мрачной обители, искры из глаз Кернунна хлынули с новой силой. Маленькие зеленые огоньки, словно живые, соскакивали с его век и густым роем закружились вокруг его тела. С каждым шагом, что приближал темного стража и его стаю теней к Кернунну, искры кружили вокруг его тела все быстрее и быстрее, пока не разогнались настолько, что стали сливаться в сияющий изумрудный поток.

Кернунн вновь уперся копытами в землю и приготовился принять на себя удар. Он ничего не мог поделать с бесплотными созданиями тьмы, что подступали справа, слева и спереди, но вот Шепот - он все еще оставался созданием из плоти и крови, проклятым - но живым… А значит открытым для магии природы.

Прыжок волка навстречу -  и две волны магии: волна изумрудных искр и волна угольных теней, - схлестнулись друг с другом. Поток искр, что крутился вокруг Кернунна, сорвался с его тела и, беспощадно редея при столкновении с волной теней, ударил навстречу Шепоту. Черные бесплотные твари поглощали магию жизни, которая проходила сквозь них, самим же теням от искр не сделалось ровным счетом ничего - и они черным потоком захлестнули Кернунна, обжигая его тело и душу холодом ужаса.

Но сколько бы искр не было потеряно при столкновении с тенями, их было настолько много, что, прорвавшись через стают созданий тьмы, изумрудная волна хлынула на стража. Утопая в его черной шерсти, каждая искорка маленьким теплым угольком проникала сквозь его кожу, а каждая, что задевала вскользь, уносила с собой сухие тернии и черную сажу праха, что покрывал его шкуру, и  обнажала сокрытую под черным покровом белоснежную шерсть хранителя.

Холодный поток теней не прошел бесследно. От них не было ни толчка, ни удара, но кора, что покрывала тело Кернунна, вдруг начала засыхать и пошла трещинами, и искорки, что бежали по телу оленя, едва успевали латать ее. Холод прокатился по всему телу, на время отнимая силы и само чувство собственного тела, вымывая из души все светлые и теплые мысли, которые помогали держаться здесь, в этой обители страха.

Семирогий зажмурился и сжал зубы, а в мыслях непрестанно взывал к Йиилю и Аэну, но не за себя - за Тессари, что в панике взвилась вверх по его рогам и за Шепота, которого тьма бросала в бой, будто тряпичную куклу.

И все же, изумрудные искры достигли цели. Теперь Кернунн вновь чувствовал стража. Чувствовал биение его сердца своей магией, чувствовал, как были измождены его мышцы, как стерты были лапы от многократных шагов по огрубевшему граниту, как ныли крошечные отверстия, пробитые терниями в его шкуре…
И то, как в его груди шевелилось ужасное НЕЧТО. Инородное, чуждое, кошмарное, словно вбитый по самую рукоять кинжал. Оно несло боль, растравляло рану - но не давало волку погибнуть. Мучило его. Искры хлынули тугим потоком прямо в грудь Шепоту, но тьма, что таилась внутри его тела, не позволяла им исцелить ужасную рану, и искорки гасли одна за другой, едва касаясь этой раны.

- Что это?! - возглас Кернунна был полон изумления и гнева. - Кто посмел сотворить такое с тобой?!

Если бы только извлечь эту дрянь из его тела… Если бы только сейчас заставить его замереть хоть ненадолго!

Ответ пришел с новым толчком из-под земли. Ослабив свой поток искр, Кернунн направил свою магию на помощь Тессари, подхватывая то, что начала она, чтобы ускорить задуманное ею… Нужно было лишь еще немного продержаться… Еще… немного…

Прости, милый друг, если это будет больно… Все это ради твоего блага...