Лес наполнял звонкий щебет вечерних птиц и тихий, едва слышимый стук крошечных легких дождевых капель о широкие листья в вышине. Солнце уже миновало зенит и медленно уходило вниз, за вершины вековых деревьев. До сумерек было еще далеко, но свет уже становился неярким и мягким. Косые лучи, что пробивались сквозь прорехи в плотных кронах, рисовали на траве солнечные зайчики и высвечивали витающие в воздухе капельки воды - это легкий слепой дождик проник под своды леса, неся с собою свежесть и оставляя на изумрудной траве тысячи крошечных сияющих радугой искр.

На Хранимом утесе, как обычно, царило спокойствие и умиротворение. Тьма, что поселилась всего в полудне пути отсюда, не успела коснуться этого благословенного места, и обитавшие здесь дети леса не ведали тревоги и страха.

Утес населял один из родов кернари. Самый старый и многочисленный род, что брал свое начало от первых детей хозяина леса. Здесь, на невысоком лесистом утесе над рекой, многие века назад появились первые удивительные полуэльфы-полуолени. С тех пор их вид множился и медленно распространялся по лесу, они создавали новые семьи и новые обители, но эта, самая первая, всегда была открыта для каждого кернари, который искал крова и пищи. И хотя сами полуолени вели весьма изолированный образ жизни, среди обитателей леса все же были немногие, кто знал тайную тропу к Хранимому утесу, и здесь всегда были рады каждому из них, будь он эльф, альран или дикий зверь. Так завещала их праматерь и того желал их праотец.

Обитель кернари на Хранимом утесе была очень простой. Округлые просторные домики, сплетенные прямо из стволов и нижних ветвей живых деревьев, напоминали своим видом скорее навесы или шатры, чем дома в прямом смысле этого слова. Укрытые листвой, мхом и серо-зелеными тканями, они и вовсе напоминали бы обычные холмы, если бы не пестрые рисунки, украшающие снаружи импровизированные стены.

Сегодняшним вечером, не считая птичьих трелей, в обители было удивительно тихо. Часть кернари была где-то за ее пределами - они вернутся лишь к наступлению темноты, а другая часть отдыхала или мирно занималась повседневным бытом. Даже совсем юные кернари вели себя смирно, а те, что не могли сдержать своей неуемной жизненной энергии и прекратить гарцевать по поляне, были выдворены гулять в чащу. Посреди центральной поляны оставались лишь двое пожилых особей, которые вели едва слышную беседу, лежа на земле рядом с тлеющим костром. Редкие капельки дождя, попадавшие на горячие угли, тихо шипели и превращались в маленькие струйки пара, который тянулся вверх и складывался в причудливые узоры. Тогда старая знахарка, одна из двух кернари, умолкала на несколько мгновений, всматриваясь в эти узоры, а затем разгоняла видение взмахом сухой метелки из трав и бормотала что-то под нос.

Хранимый Утес был тихим уже несколько дней. С того самого вечера, когда сам отец кернари появился на пороге обители, держа на руках бесчувственную эльфийскую деву с рыжими волосами. Он был встревожен и, казалось, рассержен, а сопровождавшие его двое волков выглядели очень хмурыми. Все они очень торопились куда-то, а потому Кернунн оставил эльфийку своим детям, строго-настрого повелев охранять ее покой, после чего, взяв с собою волка и оставив волчицу, снова скрылся в непроглядной чаще. С того вечера каждый день, как только начинали сгущаться сумерки, хозяин леса возвращался. Все такой же встревоженный и мрачный, он проводил ночи возле спящей эльфийки, а ранним утром, едва занимался рассвет, вновь покидал обитель. А покуда его не было, присмотр и забота о загадочной гостье ложилась на плечи кернари.

***

Разметав в стороны волны рыжих волос, Тессери, совершенно обнаженная, спала в большой, сплетенной из ветвей и выстланной мхом колыбели, напоминающей птичье гнездо. Сверху над колыбелью, подвешенные на тонкие шнурки, свисало с дюжину разнообразных амулетов. Сплетенные из веток, перьев, камушков, клыков и лоскутов, они призваны были оберегать сон, отгонять злых духов и дарить спокойствие.
Саму же эльфийку, будто одеяло, укрывал плотный ворох больших мягких листьев. Они источали тонкий, едва уловимый свежий аромат - эти листья кернари собирали каждую ночь и зачаровывали, чтобы они оставались свежими и сохраняли целительную силу.
Благодаря лесному волшебству множественные порезы и ссадины на теле эльфийки затянулись и разгладились, а синяки вскоре сошли без следа. Бледная от усталости и перенапряжения кожа вскоре порозовела и снова стала гладкой и мягкой. Лишь порезы на ладонях ещё не исчезли до конца, расчерчивая кожу тонкими розовыми линиями свежих шрамов.

Поначалу тревожный, теперь сон эльфийки был спокойным, умиротворенным и крепким, так что ее наверняка не мог бы пробудить ни тихий разговор совсем рядом, ни длинные узловатые пальцы, что легко и нежно перебирали ее волосы..

- Смотри, какой необычный!.. - восхищенно прошептала молодая зеленоволосая кернари, аккуратно вылавливая из волос Тессери маленький увядший белый цветок. - Никогда такого не видела… - девушка поднесла цветок к самым глазам, чтобы рассмотреть вблизи его крошечные заостренные лепестки.
- Это звездоцвет... - задумчиво ответила вторая оленерогая дева, лежащая по другую сторону от колыбели. Ей хватило одного беглого взгляда, чтобы узнать растение.  - Бабушка говорит, что это слезы нашей праматери, что она роняла в лесную траву. Они растут только по ту сторону Лунной Реки.
Карие глаза ее младшей подруги широко раскрылись от удивления.
- Так значит, она издалека… - произнесла она, переводя полный любопытства взгляд на лицо спящей эльфийки. - А ведь она даже пахнет совсем иначе, не так, как наши рощи. Жаль, что Отец совсем ничего не хочет о ней рассказывать…

- Всему свое время, милая… - с мягкой улыбкой ответила старшая. Она не глядела на свою подругу, ее изумрудный взгляд был прикован к безмятежному лицу спящей эльфийки, а пальцы ловко и бережно сновали в ее рыжих волосах, заплетая чудную косичку-шнурок из семи прядей. Множество таких же косичек, унизанных бусинами и птичьими перьями, украшали ее собственные волосы. Прямые и белые, будто лунный свет, они отливали серебром в редких лучах вечернего солнца, что пробивались сюда сквозь щели сплетенной из ветвей крыши.

Шерсть на ее теле была такой же светлой, как и волосы, а маленькие изящные рожки были темными в крапинку. Верхняя же часть ее тела была совершенно открыта, если не считать спускающегося между небольшими упругими грудями ожерелья из нанизанных на шнурок маленьких костяных фигурок различный зверей. Вырезанные ловкими руками кернари, здесь были волки, медведи, лисицы, кабаны, лесные коты, совы, свернувшиеся кольцами змеи, а так же несколько удивительных существ Аортэна, например загадочный остроухий кот и маленький дракончик-фейри. Ожерелье не было простым украшением - это был подарок ее бабушки, знахарки и верховного друида их семьи. Молодой кернари пророчили большое будущее в магическом деле, поскольку она была не только одарена волшебным талантом, но и была удивительно похожа на праотца-Кернунна  и его покойную супругу. Мало кто из нынешнего поколения Кернари мог похвастаться подобным сходством с обоими прародителями.
- Всему свое время… - повторила она задумчиво, закончив плести косичку и уложив ее среди рыжих прядей эльфийки.

Лучик солнца, пробивающийся сквозь плетеную крышу, медленно полз по щеке спящей Тессери. Еще несколько минут и он исчезнет, уйдет вслед за движением уходящего солнца. Вечер был еще совсем ранним, но сегодня Отец обещал вернуться до наступления сумерек, и его наследница ждала этой минуты с необъяснимым волнением. Что-то чудилось ей в этой эльфийке, что-то тревожило ее, и Кернунн наверняка мог объяснить ей это чувство.
Если бы только она пришла в себя…

Отредактировано Cernunnos (2018-07-31 20:54:00)

Старшая кернари еще не успела выпустить из пальцев тонкую косичку, что заплетала в волосах эльфийки, когда та внезапно взвилась со своего ложа. Лесная дева испуганно вздохнула и отпрянула, разжимая пальцы и выпуская прядь ее волос. Все произошло так стремительно, что она опомниться и не успела, как Тессери снова свалилась обратно в гнездо, оставив вокруг себя ворох разлетевшихся листьев.

- О пресветлый Йииль... - выдохнула старшая кернари и приложила руки к груди. Младшая же, которая от неожиданности отпрыгнула на несколько шагов прочь от колыбели, теперь рогатым истуканчиком замерла поодаль, будто напуганный олененок. Ее уши стояли торчком, а огромные темные глаза испуганно блестели на круглой пятнистой мордашке. Лишь спустя дюжину мгновений, когда Тессери вдруг начала плакать, темноволосая дочь леса осторожно потянулась обратно к гнезду.

- Дитя, тебе снился кошмар?.. - встревоженно спросила старшая, серебристая дева-олень, осторожно протягивая руки к эльфийке, что закрыла лицо ладонями. Кернари легко прикоснулась к ее волосам и принялась самыми кончиками пальцев вытаскивать забившиеся в них листья. Эльфийка некоторое время не отвечала и лишь чуть вздрагивала, то ли от вечерней прохлады, то ли от слез, внезапно хлынувших из глаз. Сереброволосая кернари не стала тревожить ее настойчивыми вопросами. Выбрав листья из ее прядей, она ласково и успокаивающе гладила эльфийку по волосам, спадающим на спину. - Все в порядке... все позади... - приговаривала она тихо.

Тем временем ее младшая подруга не сводила глаз с амулета, веревочка от которого свисала между сжатыми пальцами эльфийки. Кажется, из всех подвешенных у потолка фигурок Тессери схватила одну из центральных, фигурку головы оленя, вырезанную из оленьего же рога. Фигурка символизировала отца рода кернари - о том свидетельствовали семь длинных выступов на голове, символизирующих рога.

Наконец, эльфийка перестала плакать и заговорила, и старшая кернари отвечала ей:

- Ты в обители на Хранимом Утесе, дитя Аэльтели. Здесь ты в безопасности. Отец принес тебя три дня назад и велел позаботиться о тебе. Сейчас его нет в обители, но он вскоре вернется...

- Я уже здесь, - прервал ее низкий голос, донесшийся снаружи, из-за тонкой плетеной стены. Вечерний солнечный свет, который просвечивал сквозь ткань и щели между ветками, перегородила массивная тень. Был слышен шорох высокой травы под тяжелой поступью, и вскоре внутрь, низко пригибаясь под сводом входа и цепляя его рогами, вошел сам хозяин леса.

- Отец! - радостным хором воскликнули обе кернари и шустро поднялись на ноги, приветствуя своего прародителя.

Сегодня облик Кернунна был подобен облику его потомков. Нижняя часть тела, как прежде, принадлежала белому оленю и опиралась о четыре трехпалых копыта. Верхняя же, начиная от груди, принадлежала мужчине. Однако, хоть и был Кернунн одним из детей Йииля и сводным братом роду эльфов, в его облике не было того изящества, какое было присуще телу эльфийских мужчин. Напротив, тело Кернунна было более массивным и плотным, плечи широкими, а кожа - грубой. Серебристая шерсть покрывала большую часть его широкой груди, а затем узкой дорожкой спускалась вниз по животу, где сливалась с шерстью оленьей половины тела. Такая же линия шерсти, только напоминающая короткую гриву, выныривала из-под волос на затылке и шла вдоль его позвоночника. Сами же волосы на голове и короткая борода были темными и более жесткими, и среди темных прядей было множество серебристых перьев седины. И только оленьи уши, что выглядывали из-под шапки волос, были совершенно белыми. Голову же могучего кентавра венчали семь ветвистых рогов, и по ним его невозможно было не узнать.

Кернунн явно был встревожен. Изумрудно-зеленые глаза пристально смотрели из-под хмуро сдвинутых к переносице густых бровей, и взгляд его был устремлен на Тессери, сжавшуюся в гнезде с обнимку с ворохом листьев. Несколько листиков все еще торчали в ее рыжих волосах, которые спадали прядями по ее обнаженным плечам и прижатым к груди рукам. Кернунн обвел ее фигуру внимательным взглядом, затем, чтобы убедиться, что она все еще цела и невредима. Кажется, все было в порядке, не считая растрепанного вида. Старания Серебристой Ивы пошли насмарку - тщательно расчесанные гребешком волосы снова спутались, хоть и не так сильно, как раньше. Пряди, слипшиеся от засохшей крови, еще три дня назад были хорошенько вымыты родниковой водой, как и все тело эльфийки - на ней не было ни следа грязи, крови или праха, которыми она была перепачкана после событий на капище. Дочери лесного духа должным образом позаботились о его гостье.

Растрепанная и укрытая листвой, выглядела она и вправду замечательно. Но одного только внешнего благополучия было недостаточно. Все эти три дня, от рассвета и до рассвета Семирогий терзался самым важным вопросом - в порядке ли искра ее души.
Переступив порог дома, Кернунн в несколько шагов оказался рядом с гнездом-колыбелью. Он склонился над ним, и, нависая над Тессери, оперся руками о края колыбели по обе стороны, да так, что сплетенные ветки захрустели под его тяжестью.

Он приблизился к эльфийке почти в упор и внимательно всмотрелся в ее лицо. Несколько долгих мгновений он смотрел в ее глаза, силясь увидеть в них нечто - нечто темное, нечто, что видел тогда, на капище, в глазах Сумеречного Шепота. Некую тень, что застилает разум и подчиняет себе всякого, кто не готов противостоять ей. Нечто, что заставило ее направить черный кристалл прямо ему в грудь. Тогда, на капище, тьма так легко и быстро получила власть над разумом этого дитя - так чего же тьме стоило задержаться в ее сердце? Свет Аэльтели, хранящий эльфийские души, был могущественен, но не всемогущ. Иначе не было бы капищ в темных уголках чащи.

- Ты помнишь, что ты пыталась сделать там? - спросил Кернунн сурово. Его когтистые узловатые пальцы крепко сжали края колыбели, и ветки снова захрустели. Младшая кернари опустила глаза, опасаясь отца, а старшая протянула руку, мягко коснулась его могучего плеча и тихо произнесла:
- Отец, прошу, она только пришла в себя…
Но Кернунн ничего не отвечал, наблюдая за поведением Тессери.
[AVA]http://sg.uploads.ru/g79OW.jpg[/AVA]

Отредактировано Cernunnos (2018-07-31 20:54:42)

- "Песнь цветов, путь указующая..." - наконец нарушил затянувшуюся тишину изумленный шепот Серебристой Ивы. - Ты говоришь о Песни цветов? - Ступая изящными копытцами по мягкому мшистому полу, кернари спешно подошла чуть ближе к колыбели. - Она ведь про ту самую, которая... Отец? - кернари умолкла, переводя взгляд между гостьей, вновь обмякшей в своем ложе, и суровым ликом своего предка. Кернунн все еще пристально смотрел в лицо Тессери и, кажется, он вовсе не обратил внимания ни на ее неожиданный всплеск чувств, ни на вопросы своей встревоженной дочери.

Семирогий всматривался в глаза Тессери в поисках тьмы, но не находил ее. Он видел ее испуг, растерянность, смущение, но не видел в глубине ее глаз ничего, что напомнило бы ее взгляд в тот момент, когда она взяла в руки темный осколок.
Наконец, хмурая складка меж всклокоченными темными бровями лесного духа разгладилась, а сурово сощуренные глаза раскрылись уже со спокойным взглядом. Все еще опираясь руками о края колыбели, Семирогий тихо выдохнул, прикрыл глаза и низко опустил голову, свешивая короткие спутанные пряди над Тессери и нависая над ней своими массивными рогами.
- Слава Аэну... - тихо прошептал он одними губами. Чуть позже он снова открыл глаза, поднял голову и медленно выпрямился, отпуская края плетеного ложа. Ветви снова захрустели и колыбель чуть покачнулась, освобождаясь от давления его веса. Наконец, Семирогий повернулся к сереброволосой кернари, протянул свою большую ладонь и мягко коснулся ее плеча, укрытого длинными прядями белых волос.
- Дитя мое, - тихо произнес Кернунн, и в его голосе все еще читался отголосок тревоги. - Ты поняла все верно... Эта дочь леса - избранница Аэльтели. И ее слова означают, что опасность, грозившая всем нам, отступила... пока что.
Глаза кернари вновь встревоженно расширились, а пальцы сами собой потянулись к ожерелью и крепко сжали костяную фигурку в виде ушастой птицы.  Ее губы вздрогнули, но прежде, чем она успела что-либо произнести, Кернунн снял руку с ее плеча и поднял ладонь, призывая к молчанию.
- Прошу тебя... Ива, дочь моя, ступай к Седой Сове... Передай ей мои слова. Об остальном пока что не тревожься. Вскоре мы поговорим обо всем на совете рода.
Серебристая Ива, так и не издав ни звука, сомкнула губы и покорно склонила голову. Пальцы разжались, отпуская костяную сову, и руки медленно опустили вдоль тела. На ее лице было написано огорчение. Ни в прошедшие три дни, ни в этот вечер ни Кернунн, ни бабушка-знахарка не посвящали ее в подробности происходящего. И она, как ученица, должна была покорно ждать своего часа, чтобы быть посвященной. И ожидание это было тем тягостнее, чем сильнее ее наполняла смутная тревога об этой эльфийке. Тревога, которая отнюдь не стала слабее после слов о Песни цветов, а лишь, наоборот, вспыхнула с новой силой.
- Всему свое время, дитя, - мягко добавил Кернунн, как будто услыхав ее мысли. - Ступай. Солнце клонится к закату, и теперь мой черед позаботиться о нашей гостье.
Ива послушно кивнула, бросила последний пытливый взгляд на ослабшую эльфийку, а затем направилась к выходу из дома. И следом за ней тихонько прошмыгнула ее младшая подруга, опасавшаяся привлекать внимание своего не слишком добродушно настроенного прародителя.

Наконец, когда обе кернари удалились, Семирогий вновь повернулся к Тессери. Теперь его взгляд смягчился, а уголки губ тронула усталая улыбка. Он медленно опустился возле колыбели, сперва подогнув колени передних ног, а затем опустив на землю блестящий серебристой шерстью круп с коротким хвостом.
- Прости меня, дитя, что был так резок с тобой вновь... Я сам не свой в последние дни, - вздохнул Семирогий, обводя задумчивым взглядом девичью фигуру, едва укрытую листвой.

В его взгляде, который касался изгибов ее тела, не было ни тени смущения - он видел ее наготу такой же естественной, как наготу любого лесного зверя, или кернари, или свою собственную. Однако, тела эльфов, нежные, слабые и беззащитные в сравнении с любым зверем, нуждались хоть в какой-то защите от воздействия внешнего мира - и Кернунн одобрял их традицию укрывать свое тело одеяниями и доспехами. Ритуальные одеяния и стремление к красоте тоже были понятны лесному духу - многие существа в поисках пары или признания украшали себя тем или иным образом, и зачастую были от природы одарены особыми украшениями, будь то цветные перья, рога или роскошная грива. И то смущение, которое испытывали дети Аэльтели, оказавшись без своих одеяний, огорчало лесного духа. Ведь они были так же прекрасны в своем естестве, как и всякие божьи создания, но отчего-то порою отрицали свою красоту и боялись ее, будто считали себя уродливыми химерами.

- Я полон тревоги о том, что произошло три оборота солнца назад... - продолжил Кернунн, вернув свой взгляд к лицу Тессери. - Прошу тебя, расскажи, кто научил тебя той магии, которую ты творила? И покажи мне свои ладони, - велел он, протянув эльфийке свои руки. Ладони у него были большими, их кожа грубой и жесткой, будто звериная шкура, а многочисленные линии на ладони врезались глубоко в кожу, будто следы клинка на древесной коре. На узловатых, с широкими суставами, пальцах вместо ногтей были короткие изогнутые тупые когти. Однако, хотя эти руки и выглядели грубым, хотя всего несколько минут назад до хруста сжимали ветви плетеного ложа, в них в то же время хранилась невиданная нежность и тепло, и чтобы ощутить их, достаточно было лишь одного прикосновения.
[AVA]http://sg.uploads.ru/g79OW.jpg[/AVA]

Отредактировано Cernunnos (2018-07-31 22:54:47)

Яркий румянец смущенной эльфики не укрылся от взгляда хранителя. Ее трепет был по-своему понятен ему - должно быть, для этого юного создания было и вправду крайне волнительно оказаться внезапно здесь, в обители хозяина леса, и отвечать перед ним на вопросы, ответов которым она не знала наверняка. Иные причины же казались ему чрезмерно глупыми и не заслуживающими внимания. По крайней мере, так он желал думать.

Кернунн осторожно взял руки Тессери своими крупными пальцами и развернул их ладонями вверх. Ее руки были прохладными, а сквозь пальцы ощущалось биение ее пульса, частое, будто у испуганной пташки. Она заговорила сбивчиво, а он тем временем принялся внимательно осматривать ее кожу и неровные розоватые линии шрамов, оставшихся от острых граней темного кристалла.

Руки Кернунна слабо засветились, источая тепло и жизненную энергию, которая теперь постепенно согревала эльфийку и придавала ей сил. Маленькие изумрудные искорки возникали из воздуха прямо над ее ладонями и сразу же опускались на них, скользя по розоватым линиям шрамов и сглаживая их, истончая, превращая в белые едва заметные черточки. Семирогий способен был вовсе стереть любые шрамы с кожи, но эти отчего-то не поддавались до конца его магии. Должно быть порезы, оставленные темным артефактом, все же несли в себе частицу его темных сил. Подтверждение тому Кернунн видел и в том, что рана на груди Сумеречного Шепота все еще не желала затягиваться, сколько бы раз он не исцелял ее. Если так, то эти тонкие линии шрамов навсегда останутся вплетены в узор линий ладони Тессери.

Семирогий чуть сжал руку девушки и провел шершавой подушечкой большого пальца по ее ладошке, будто разглаживая ее. Его взгляд теперь задумчиво блуждал по пересечениям сладок на ее ладошке, словно по строками таинственной книги. Кернунн не был хиромантом и не умел видеть судьбы в линиях ладони, но обладал очень крепкой памятью, и сейчас невольно вспоминал узор ладошки другой дочери Аэльтели. Той, которая жила несколько десятков веков назад. Он помнил каждую линию, потому что многие часы провел, касаясь ее прекрасных изящных рук.

Вот уже третий день Семирогий не мог ничего поделать со своими мыслями. Сколько бы он ни гнал прочь воспоминания, они все сильнее и сильнее стучались в дверь его сознания. И игнорировать этих непрошенных гостей было совершенно невозможно, потому что отзвук магии, которую эльфийка использовала на капище, все еще блуждал в его душе, и Семирогий сам не давал ему исчезнуть, раз за разом воскрешая в памяти каждое мгновение недавних событий и раз за разом испытывая сладкую муку узнавания.
Он думал. Он искал ответ.

Возглаз Тессери вывел Кернунна из задумчивости, и ее ладошки вдруг ускользнули прочь, оставив лесного духа лежать с пустыми руками, протянутыми к эльфийке.
- Флейта?.. - переспросил он в легком недоумении, медленно опуская опустевшие ладони на края колыбели и поднимая взгляд на эльфийку. Да, у нее действительно была флейта в день их встречи. И она играла ту самую мелодию, от которой каждый волосок шерсти на теле поднимался дыбом.

Кернунн вдруг дернул мохнатым ухом и резко повернул голову в сторону, глядя куда-то в стену. Вернее, сквозь щели в плетеной стене дома. Он прищурился и произнес:
- Я слышу тебя… Ты все еще здесь, юный Блик?
За стеной раздался шорох, и в дверях снова появилась одна из двух кернари, младшая, та, что имела зеленые волосы и огромные темные глаза. Девочка-олень робко потупила взгляд и остановилась в дверях, переминаясь с одного копытца на другое в ожидании выговора за свое непослушание. Но Кернунн лишь покачал головой и поманил ее к себе движением руки.
- Раз уж ты здесь, дитя, будь так добра… Принеси облачение нашей гостьи и узнай, в порядке ли ее вещи…
Кернари облегченно кивнула и мигом ускакала прочь, шурша копытцами по траве.
Семирогий же обернулся к Тессари, и на его лице была добродушная улыбка отца, растроганного преданным послушанием своих детей.

- Не тревожься, юная Артан, скоро твои вещи вернутся к тебе. Однако... - улыбка сошла с лица Кернунна, - Твои амулеты... Хм… Что ж...
Глядя на лицо Тессери, Семирогий вдруг понял, что та до сих пор не в курсе, чем же окончилось противостояние на капище.
- Ты права, дитя, Лес в действительности пришел на помощь тебе. Та магия, что пришла на твой зов - древняя и могущественная, куда более могущественная, чем все амулеты твои и зелья вместе взятые… Потому что все обереги, что должны были защитить тебя, разрушились в прах, едва ты по-настоящему прикоснулась к тьме. - Семирогий протянул руку, чтобы вновь взять одну из ладоней Тессери. - Эти шрамы - ничто по сравнению с тем, что могло бы произойти с тобой, если бы твое колдовство истощило тебя до конца. Тебе следует научиться управлять той силой, что избрала тебя. Как только ты окрепнешь, я...

Кернунн выпустил ее ладонь и умолк, оборачиваясь на шуршащий звук со стороны входа. На пороге снова появилась кернари по имени Блик. В одной руке, на согнутом локте, она несла сложенные одеяния Тессери - выстиранные в лесной реке настолько чисто, насколько это было возможно, и высушенные на теплом солнце. А в другой руке она сжимала несколько узких продолговатых обломков. На лице лесной девы было выражение смятения. Не находя в себе решимости сообщить печальную новость о судьбе флейты, она просто подошла к Тессери и протянула ей одежду и обломки с тихими словами:
- Вот… простите…
[AVA]http://sg.uploads.ru/g79OW.jpg[/AVA]

Отредактировано Cernunnos (2018-08-02 22:03:21)

- Жаль, что она не уцелела, - задумчиво произнес Кернунн, провожая взглядом обломки инструмента, которые Блик протянула эльфийке. В действительности эта потеря была совершенно незначительна на фоне той угрозы, какую пришлось пережить Тессери. Но в то же время Семирогий прекрасно понимал ценность определенных вещей, связанных с родными и близкими, и даже сам был обладателем одной удивительно ценной флейты, которую до сих пор хранил. Пожалуй, случись нечто подобное с Ее инструментом, он был бы очень расстроен.

Пока Тессери рядышком занималась изучением уцелевших частей  флейты, Семирогий снова обратился к дочери, поинтересовавшись о других вещах гостьи. Однако, юная кернари лишь отрицательно тряхнула головой, со словами, что при Тессери больше ничего не было, если не считать осколков развалившихся амулетов. Нахмурившись, Кернунн задумчиво прищурился и погладил когтистыми пальцами короткую всклокоченную бороду. Он припоминал, что видел при Тессери целую сумку всяких вещей, из которой доносился в том числе и запах еды. Хлебной лепешки, кажется.
- Повелю лесным псам разыскать остальное… если дикие звери прежде не успеют растащить все по своим норам… - проговорил он негромко.

Он уже собирался вновь мягко отослать молодую кернари прочь, но неожиданная вспышка магии, возникшая прямо под боком, заставила его обернуться к Тессери. Вспышка была совсем слабой и короткой, словно искорка, выскочившая из-под кресала. Но эта маленькая искорка, что обожгла ладонь эльфийки, очень чувствительно уколола хозяина леса в самую душу, да так, что он чуть вздрогнул и снова почувствовал, как шерсть на загривке зашевелилась. Чувство укола угасло так же быстро, как появилось, но оставило после себя что-то вроде легкого зуда, раздражающего, но в то же время приятного. Вызывающего желание уколоть себя еще раз.

Юная кернари, кажется, тоже ощутила что-то необычное. Едва ли в той же мере, ведь она даже не была друидом, но смутное трепетное чувство, которое в миг окутало ее праотца, перешло и к ней. Недоумевая, что происходит, она прижала ладошки к груди и тоже уставилась на Тессери.

- Да… Да, да, это то, о чем я говорил… - медленно и тихо проговорил Кернунн, наклоняясь к эльфийке и глядя на ее руки. Это была та самая сила, и дело было не в мощи заклинаний, а в той ауре, которая неизменно сопровождала их.
- Послушай меня, дитя… - Семирогий медленно протянул руку к упавшим на листву осколкам флейты, которые Тессери только что пыталась соединить. - Тессери из дома Артан… скажи, помнишь ли ты, каким из эльфийских домов принадлежали предки твоей матери? - Дух поднял два осколка и осторожно приставил их друг к другу. Его взгляд был прикован к кусочкам флейты и отчего-то избегал лица Тессери. -  Не было ли среди них… - Он положил соединенные кусочки на свою большую ладонь, затем в очередной раз, медленно и осторожно, взял ладошку Тессери - ту, которую обожгла магия, - и положил поверх своей, поверх кусочков флейты, а сверху накрыл своей второй ладонью. - Не было ли среди них дочерей одного старинного рода… - Кернунн вдохнул поглубже, словно набираясь храбрости, а на его лице мелькнула тень муки, которой ему стоило упоминание этой семьи. Он наконец посмотрел эльфийке в глаза. - Рода Микадо?..

Его ладони начали медленно нагреваться, мягко подстегивая Тессери вновь использовать магию. О нет, срастить осколки мертвой древесины едва ли было под силу магии, что воздействовала только на живое… Большее, что можно было сделать с флейтой - это попытаться вновь наполнить засохшее дерево искрами жизни, чтобы оно проснулось и вспомнило себя, чтобы ожило и распустилось новыми почками, дабы воскреснуть кленовым деревцем. Но Семирогий сейчас не о флейте думал, а о том, чтобы здесь и сейчас в этих чужих руках снова почувствовать родную магию. Ее магию. И окунуться в нее настолько, насколько сможет, в поисках ответа. Настолько, насколько стерпит застарелую боль своей горькой утраты.
[AVA]http://sg.uploads.ru/g79OW.jpg[/AVA]

Отредактировано Cernunnos (2018-08-02 22:03:40)

Узнав, что среди ее предков нет Микадо, Кернунн нахмурился. Эта версия казалась ему наиболее правдоподобной, но теперь, когда Тессери ее отвергла, у духа будто почву увели из-под ног. Могла ли она ошибаться? Ведь если Ее не было в роду Тессери, откуда же тогда это странное чувство?

Магия, что шла сквозь Тессери, перетекала в пальцы Кернунна, и они впитывали ее, словно засыхающие корни - живительную влагу. Сердце забилось чаще, заставляя изумрудные искорки, наполнившие воздух вокруг, пульсировать своим светом в такт. Узкое русло, открывшееся для магии, медленно расширялось. Семирогий не позволял волшебству прорываться диким потоком, а направлял его аккуратно и плавно, понемногу. Тессери была еще слишком слаба, и силы, которые ей удалось восстановить, следовало экономить, чтобы хоть немного продлить момент их контакта.

Семирогий прикрыл глаза, так, что остались лишь сияющие из-под жестких ресниц изумрудные проблески. Он погрузился в осязание магии.

Перед его внутренним взором была лесная река. Но она была не обычной - то был не поток воды, а река изумрудных искр, могучая и бурная, заточенная в узком каменистом русле. Это русло было для потока слишком тесным, и он едва вмещал себя в нем, то и дело норовя выплеснуться через край. Звук этой реки тоже вовсе не напоминал звонкий плеск воды. Трущиеся друг о друга и о каменистое дно искры издавали нечто похожее на треск или шорох листвы, дрожащей под сильным ветром.

По обе стороны вдоль русла росли раскидистые клены с огненно-рыжей, как волосы Тессери, листвой. Их кроны медленно покачивались под легким потоком незримого ветра, а ветви низко нависали над потоком, и сияние бегущих искр отражалось изумрудными бликами на красных листьях. Порою отдельные листья, задетые бурным потоком, срывались с ветвей, падали в светящуюся реку и уносились прочь, постепенно растворяясь среди искр.

И в этой реке искр по щиколотку стояла чья-то фигура в белоснежном одеянии. Длинные светлые до белизны волосы спускались по плечам и терялись в складках таких же белых одежд. Хрупкая фигурка стояла к лицом ко взгляду Кернунна, но отчего-то Семирогий не мог ясно различить его черты.
Он должен подойти ближе.

Он делает шаг и ступает в изумрудный поток. Ступает медленно и несмело, как не умеющий плавать ягненок. Губы беззвучно шевелятся, силясь произнести имя, но не решаясь исторгнуть ни звука. Он делает еще шаг и тянется рукой к зыбкому призраку, неуверенный даже, есть ли он на самом деле. Тянется с тоской и опасением, что ошибся, обознался, принял желаемое за действительное. С терзающим сомнением, должен ли он вообще делать то, что делает, угодно ли то воле богов, или преступает он дозволенную ему границу?
И еще - с пугающим непониманием, откуда отзвук души его давно почившей возлюбленной вдруг взялся здесь.
Волею ли богов?
И если да… то не темных ли?

Эта неожиданная мысль упала тяжелым камнем с неба прямо в сияющий поток и нарушила хрупкое равновесие медитации. Контроль над потоком магии пошатнулся. Изумрудная река искр вдруг всколыхнулась и поднялась бурной волной. Выворачивая камни из берегов и срывая листву с нависающих над водой кленов, волна обрушилась на белоснежного призрака, смывая его прочь, отбрасывая Кернунна и затапливая все вокруг.

Боль обожгла ладони. Кернунн стерпел, не отдернув рук, но все же распахнул глаза. Видение изумрудной реки исчезло, но взор еще несколько долгих мгновений был застлан зеленым сиянием ее потока, и Кернунн не различал ничего вокруг. Наконец, когда глаза снова смогли видеть, он вновь обнаружил себя в обители. Флейта выпала из его рук, а перед ним была бледная и напуганная эльфийка в длинной светлой рубашке. На миг ее образ наложился поверх образа той, что стояла в реке, и Кернунн невольно потянулся к ней рукой, чтобы остановить, чтобы не дать исчезнуть вновь!
- Постой, Лесной колокольчик… - произнес он хрипло. Губы сами собой вспомнили одно из ласковых прозвищ, Ее прозвищ, которое Хозяин леса дал Ей в незапамятные времена.
Но когда пальцы сомкнулись на плече эльфийки, он вдруг прозрел. Рыжие волосы, подобные осенним кленовым листьям, бросились в глаза яркой отрезвляющей вспышкой.

Не Она…

Кернунн сразу же разжал пальцы, отпуская плечо Тессери. Его душу вдруг охватило смятение и разочарование. Он был раздосадован, и в первую очередь на самого себя, что потерял голову. Что позволил себе утратить контроль над потоком и, пусть на миг, но оставил могущественную силу в слабых руках этого дитя. А теперь она напугана и - о Йииль! - собирается сбежать!

- Ты не должна уходить, - произнес лесной дух обеспокоенно, и начал подниматься с земли, вздымаясь грудью над спешно одевающейся эльфийкой. - Тебе следует оставаться здесь. До тех пор, пока мы не выведаем природу и предназначение дарованной тебе силы... - Семирогий поднялся на ноги, трехпалые копыта твердо уперлись в землю, а рога вознеслись к самому верху высокого свода. Он указал пальцем на распустившиеся листьями обломки флейты, что лежали среди листвы на дне колыбели.  - До тех пор, пока ты не научишься управляться с нею… Прошу тебя… - Кернунн чуть сдвинулся к выходу, чтобы перегородить путь Тессери в случае побега. - Не уходи.

О юной кернари по имени Блик он и вовсе позабыл - настолько незаметной она стала, замершая в дверях дома, охваченная одновременно испугом и чистым детским любопытством. Ее переполняло такое острое желание немедленно побежать и рассказать обо всем Серебристой Иве, что копытца чесались.
[AVA]http://sg.uploads.ru/g79OW.jpg[/AVA]

Отредактировано Cernunnos (2018-08-03 16:12:33)

Кернунн облегченно вздохнул, услыхав, что эльфийка передумала бежать из обители.
- Достойное решение, юная Тессери, - кивнул хозяин леса. -  Рад слышать что твоя душа лежит к тому пути, который предназначен для тебя богами.
Семирогий умолк в задумчивости. Путь, предназначенный этому дитя Аэльтели, все еще был смутно понятен ему. Несомненно, сильный защитник нужен был лесу в этот темный час... Но та, другая сторона этой магии, вызывала куда больше вопросов и куда больше смятения. И Семирогий надеялся, что ему удастся удерживать юное создание подле себя достаточно долго, чтобы разобраться в этой загадке.

- Великий хранитель, я… Очень пить хочется, - вновь подала голос эльфийка. Блик, до сих пор смущенно стоящая у входа, перевела преданный взгляд на отца, в ожидании его нового повеления. Оно не заставило себя ждать.
- Блик Луны, милая моя… попроси Сову приготовить настой. Мы вскоре выйдем к ней, - распорядился хозяин леса, и послушная кернари в очередной раз отправилась выполнять поручение. Кернунн проводил ее взглядом, в котором, кажется, уже скользила нотка сочувствия. Он давно привык к беспрекословному послушанию своих потомков, но порою забывал, что они, в отличие от самого хозяина леса, уставали и нуждались в отдыхе. А Блик Луны и Серебристая Ива уже без малого три дня почти не отходили от постели эльфийки.

- Скоро ты сможешь поесть и утолить жажду, - Семирогий вновь повернулся к Тессери. - Мои дети позаботятся о тебе и покажут окрестности. Но прошу тебя об одном - не уходи слишком далеко от Утеса...

Взгляд Кернунна вдруг упал на амулет, который Тессери повязала себе на шею. Он шагнул к эльфийке и склонился над ней, чтобы взглянуть поближе на украшение.
- Оо… Старый Проводник обители избрал тебя своей новой хозяйкой, - Семирогий улыбнулся с теплым прищуром, и множество похожих на веточки морщинок появилось в уголках его глаз. На талисман он смотрел, будто на старого друга. - Ну что ж… Я согласен с его волей.

Кентавр протянул руку и взял двумя огромными пальцами маленькое костяное украшение в виде головы оленя. Вещица была вырезана много веков назад из осколка его собственного рога. Кость порядком потерлась, но все еще была очень прочна, а на поверхности четко читался узор прожилок, напоминающий рисунок древесной коры.

Кернунн повернул амулет обратной стороной и прищурился, в задумчивости разглядывая вырезанную на обороте руну. Та слабо-слабо мерцала, пока амулет находился в его руках - некогда заложенный в него запас магии уже почти совсем иссяк. Зато сам талисман был исправен. Семирогий удовлетворенно прогудел что-то под нос, а затем протянул к амулету вторую руку, легонько стукнул по нему кончиком ногтя и произнес:
- Тайными тропами ходит белый олень, путает след, по тому следу охотник пройдет - затеряется, лань пройдет - путь в обитель найдет...
От точки касания разлетелось несколько зеленых искорок, а руна на обороте и глаза фигурки вспыхнули на мгновение зеленым и снова погасли. Магия внутри амулета разгорелась с новой силой, впитав частичку волшебства хозяина леса.
- Носи его всегда при себе, дитя. - произнес Кернунн, выпрямляясь и отпуская зачарованный амулет, чтобы тот мог снова свободно повиснуть на шнурке, обвязанном вокруг тонкой эльфийской шейки. - Теперь он будет нашей с тобой связующей ниточкой. Я всегда смогу почувствовать, что ты поблизости, а ты сможешь почувствовать меня. Если потеряешься - он укажет путь к обители. Нужно лишь произнести слова... - и кентавр еще раз повторил заговор, чтобы Тессери получше его запомнила.
- А теперь позволь мне проводить тебя, - Семирогий повел рукой в сторону выхода, а затем сам, пригнувшись, прошел через арку в плетеной стене дома кернари.

Там, снаружи, уже собралось с дюжину любопытных рогатых детей леса, которые на почтительном расстоянии окружили плетеный дом. Увидев отца, они расступились, освобождая тропу, ведущую к центральной поляне обители. Там, у тлеющего костра, хозяина леса и его гостью уже ждала старая знахарка-кернари по имени Седая Сова, а рядом с ней - деревянные чаши с теплым травяным настоем и пара свертков из крупных листьев, в которых было завернуто некое угощение. Чем именно старая друидка решила потчевать гостью, Семирогий даже не догадывался, но всецело ей доверял.
[AVA]http://sg.uploads.ru/g79OW.jpg[/AVA]

Отредактировано Cernunnos (2018-08-05 22:44:27)

Пока Кернунн и Тессери шествовали через обитель к костру, кернари без особенного смущения разглядывали гостью, и по мере того, как двое шли вперед по тропинке, кернари позади них смыкали ряды и шли следом, словно зачарованные собственным любопытством. Семирогий ничуть не осуждал их, но чувствовал беспокойство Тессери, и потому солидарно двигался поближе к ней, стараясь не обгонять. Следом за Кернунном на покрытой влажными пятнами дождевых капель дорожке оставались огромные трехпалые отпечатки, а за Тессери - узкая цепочка легких следов, единственных эльфийских следов среди множества отпечатков оленьих копыт разных размеров.

Солнечный дождик тем временем прекратился. От него осталась лишь россыпь сверкающих искр-росинок да запах влажности, наполняющий воздух. Где-то в ветвях с шорохом встрепенулась маленькая пушистая птица, разбрызгивая вокруг себя веером крошечные капельки. Костер, еще недавно едва тлеющий, теперь развели поярче, чтобы согреть травяной отвар для гостьи, и теперь огонь отражался рыжими бликами в каждой крошечной капельке влаги на траве.
Это было прекрасное время для чаши теплого душистого лесного чая.

- Прости нам наше любопытство, дитя Аэльтели, - улыбнулась старая кернари на вопрос Тессери. Увидев, что эльфийка уже почти опустошила свою чашу, она медленно подняла стоявший рядом тяжелый грубый глиняный кувшин и принялась не спеша наполнять чашу теплым отваром. - Гости вашего рода нечасто посещают нашу обитель. За последние полвека я здесь видала не больше десятка подобных тебе…

Теплый отвар вновь наполнил чашу до краев. За мгновение до того, как кернари убрала кувшин, из него выскользнула крупная ягода земляки, мягкая и разваренная, и шлепнулась в чашу, разбрызгав в стороны несколько капель. Седая Сова вскинула белые брови и уголки ее покрытых морщинками губ чуть заметно приподнялись, словно она увидела в этом ей одной известный тайный знак.

- И еще реже гостей приводит Отец, - добавила она, неспешно опуская тяжелый кувшин на землю и бросая теплый взгляд на Кернунна. Тот, кажется, был увлечен очередным пирожком на лесном меду. В действительности пища была ни к чему лесному духу, но он никогда не отказывался от угощений Седой Совы, находя их крайне вкусными. В конце концов, вкусовое удовольствие, как и многие другие, было ему не чуждо. - Но зато каких гостей!.. - Сова покачала головой. В ее руках вдруг снова появилась травяная метелка, и кернари медленно повела ею над поверхностью чаши эльфийки, совершая какой-то таинственный ритуал. Всего немного лесного волшебства, и отвар наполнится особенным расслабляющим и успокаивающим свойством. - Как-то раз с ним приходил сам Солнечный Ястреб… то было еще четыре века назад, когда моя бабушка была совсем юной, - в голосе пожилой знахарки слышалась гордость. Воистину, принимать у себя самого будущего эльфийского короля и защитника леса было высокой честью для кернари, и эту честь они передавали через поколения. - Стало быть, если он тебя привел, значит высоко тебя ценит, дитя Древа. - Сова снова улыбнулась, спрятала свою метелку и бросила по-доброму лукавый взгляд на хозяина леса.

Семирогий с непроницаемым выражением лица жевал разом три пирожка, двигая челюстью из стороны в сторону совсем по-оленьи, и молчал, соблюдая святой завет “я глух и нем”. Но сияющие по ту сторону костра изумрудные глаза наблюдали внимательно, а чуткие мохнатые уши не упускали ни слова. Семирогий смотрел на Тессери, и не только на нее - его взгляд медленно двигался от лица к лицу, глядя на каждого, кто окружал поляну.

Пока Седая Сова говорила с Тессери, его дети постепенно собирались вокруг костра.
Солнце уже медленно приближалось к горизонту, лес подернулся прозрачной дымкой легкого вечернего сумрака, а обитатели Хранимого Утеса начинали возвращаться из чащи в свою обитель.

Вот молодой кудрявый юноша каштановой масти, через спину которого, связанные веревкой, висят две плетеные корзины. Они доверху полны душистыми опятами и вешенками. Следом за ним его старший брат, кентавр повыше, на плече у которого болтается сложенная в несколько витков веревка из грубой лозы.

С другого конца поляны две взрослые кернари несут на своих боках выдолбленные из дерева ведра, полные родниковой воды. Лесные девы идут неспешно, ступая копытцами по бугристому мху очень плавно, чтобы не расплескать прохладную влагу.

Из тени деревьев вышел и остановился возле своего дома черногривый мужчина с огромной охапкой длинных гибких веток - из таких местные жители плетут корзины. Следом еще двое, несущие сухие ветки потолще - для ночного костра потребуется много хвороста.

А вот и молодняк - стайка из четверых маленьких кернари, которые едва ли дотягвали Тессери до плеча. Высоко подпрыгивая на бегу, они со звонким хохотом гонялись друг за другом, чтобы шлепнуть по крупу вымазанной в вязкой смоле ладошкой. Судя по всему, игра длилась уже давно - шерсть на оленьих боках и коротких хвостах вся слиплась и покрылась приставшей к смоле пылью. Одна из матерей, завидев свое перепачканное чадо, только развела руками - за этим непоседой не уследишь.

Девочка-кернари, совсем малышка лет трех, бесстрашно приблизилась сзади к сидящей Тессери и потянула ручки к пышной рыжей шевелюре. Еще мгновение - и маленькие кулачки сжали волнистые от влажного воздуха пряди, а в больших детских глазах вспыхнул восторг.
- Ыжая гьива! - пискнула она радостно и чуть потянула за волосы. Ее пушистые ушки, выглядывающие из густой копны черных волос, интенсивно задергались. Никто не спешил оторвать маленькую проказницу от ее жертвы - матери не было рядом, а старшему брату, который хоть и был неподалеку, было не до того.

У этого юноши, чьи волосы и бока были черными, словно уголь, линяли рога. Он был хмур и задумчиво тянул пальцами за кровоточащий клочок бархатистой кожи, отдирая его от растущего рога. Не особо интересуясь гостьей и не замечая проказ младшей сестры, он то и дело бросал взор на кого-то по другую сторону костра. Семирогий проследил за его взглядом - молодой кернари смотрел на красавицу Серебристую Иву, которая показалась среди собравшихся вокруг костра жителей и теперь направлялась к своей бабушке Сове, не замечая пылкого взгляда из толпы.

Еще немного, и почти вся обитель, без малого три дюжины голов, соберутся здесь. Один за другим полуолени подходили ближе и опускались на землю, внимательно глядя то на гостью, то на Седую Сову, то на Кернунна. Все они чего-то ждали, все были переполнены любопытством и перешептывались меж собой.

- Тессери, дочь рода Артан.. так ведь тебя зовут? - уточнила знахарка, вновь привлекая к себе внимание эльфийки. - Я слышала, что ты пришла к нам издалека. Прошу… утоли наше любопытство… поведай нам, как же ныне живут эльфы по ту сторону Лунной Реки? Чтут ли богов, как прежде? Помнят ли хозяина леса и его нареченную?

Кернари вокруг одобрительно зашептались, окружая Тессери нестройным хором шелестящих, словно листва, голосов. Кернунн, глядя на эльфйику, ободряюще кивнул ей.
[AVA]http://sg.uploads.ru/g79OW.jpg[/AVA]

Отредактировано Cernunnos (2018-08-08 00:34:54)

Кернари слушали эльфийку с великим интересом. Даже те, что лишь недавно вернулись в обитель, оставили свои дела и уселись вблизи костра, чтобы послушать рассказ. Их любопытство было велико, ведь здесь, в чаще, они вели весьма изолированную жизнь, и редко встречались с эльфам, не говоря уже о том, чтобы бывать в их поселениях. Даже сам Кернунн, хозяин леса, оберегая веками жителей Аортэна, в последнее время совсем мало внимания уделял потомкам Аэльтели. В последние тысячи лет он довольно далеко отстранился от их народа, уверенный, что дети Древа давно уже перестали быть детьми, и, как самый развитый народ Леса, давно уже научились обходиться без его помощи. Быть может, напрасно, - думал порою Кернунн. Тессери говорила об образах богов в их лесных храмах, а Семирогий думал, что, быть может, не оставь он эльфийский народ без своей направляющей длани, не было бы среди почитаемых ими богов имен Акрахи, Скорма, Кивы и других покровителей темных аспектов мира, чьи проклятые святилища скрывались в глубинах чащи. Быть может, ему следует вернуться к их народу, чтобы вновь научить их тому, что было позабыто за тысячи лет...

Когда речь зашла об истории Хозяина и Хозяйки леса, Кернунн отвлекся от размышлений и весь превратился в слух. История начиналась как чудесная добрая сказка. В этой сказке не было места затаившейся в чаще тьмы, что убивает лес, не было политики, не было чудовищного предательства. Но чем дальше говорила эльфийка, тем больше мрачнел Семирогий.

Когда Тессери замолчала, на некоторое время повисла тишина, нарушаемая лишь тихим перешептыванием кернари, потрескиванием хвороста в костре, да стрекотанием раннего сверчка. Кернунн, чье лицо было задумчиво-мрачным, смотрел в огонь. Тот отражался в его глазах, которые теперь казались не изумрудными, а такими же рыжими и полными пламени. Неподвижный, освещенный оранжевым светом, он напоминал не столько живое существо, сколько собственный идол, огромное изваяние, раскинувшее над собою ветвистые рога.

Наконец он прикрыл глаза и медленно глубоко вдохнул, успокаивая себя. Он чувствовал, как в его душе снова начинает пробуждаться болезненный гнев.
Казалось бы, сотни и тысячи лет прошли с тех пор, как он утратил свою возлюбленную. Время исцеляет любые раны, и ему, кто шел сквозь время с самых ранних дней этого мира, давно следовало пережить свою утрату и обрести покой, так, как обретает покой всякий, встретивший смерть своих родных и близких.
Обычно хозяину леса казалось, что так оно и есть. Что он наконец смог отпустить воспоминания о своей единственной супруге, сохранив в душе лишь тепло и любовь к ней. Тогда он смотрел с нежной улыбкой на своих правнуков, мирно ведущих свой быт на Хранимом утесе, видел в их чертах отголоски Ее черт и был счастлив, что обладает таким удивительным сокровищем, таким бесценным даром, что она оставила ему перед уходом. Даром, который будет идти вместе с ним через века и тысячелетия, до самого скончания мира, и всегда напоминать об их любви.
Порой так и было, и тогда хозяин леса был спокоен и счастлив.

Но где-то глубоко в его душе, под слоем множества воспоминаний, до сих пор была незаживающая рана. Ни время, ни молитвы богам, ни беседы с Сумеречным Шепотом не смогли справиться с этой застарелой болью. Там, в глубине этой раны, жило крошечное зерно гнева, обиды и отчаяния. И порой бывало, случайный звук, запах или образ из воспоминаний касался этой раны, и темные чувства, давным давно изгнанные и заточенные, вспыхивали вновь. Так же, как сейчас история эльфийки пробуждала в глубине души хозяина леса тот гнев, что обуевал его в тот день, когда он понял, что его возлюбленная исчезла. И этот гнев, дай ему волю, готов был слепо зацепить на своему пути и саму рассказчицу.

Однако, вины ее здесь вовсе не было. Юное дитя искренне верила в красивую сказку со счастливым концом, верила в то, что поведали ей ее предки, а им - их предки, пока наконец цепочка кровной связи не дойдет до тех, кто когда-то давно превратил истинную историю в ложь,чтобы защитить себя от позора. Чтобы никто никогда не узнал, как жестоко они предали одну из своего рода. Как предали самого хозяина леса.

- Красивая легенда, - наконец произнес Кернунн. Его голос был тихим и полным подавленной горечи, а грудь медленно и высоко вздымалась от глубоких вдохов. Казалось, ему вдруг перестало хватать воздуха, а сердце билось в груди тревожно, откликаясь едва заметной частой пульсацией мерцающих огоньков, которые медленно плавали в воздухе вокруг головы кентавра. - Хозяин леса отыскал свою нареченную, и они прожили вместе долгие века, пока боги не забрали ее в свою обитель среди небесных огней...- Кернунн все еще не отрывал взгляда от танцующего пламени, словно видел в нем какие-то ему одному известные картины. - Видят боги, желал бы я, чтобы все так и свершилось, - закончил он тихо, так тихо, что слова почти утонули в шорохе вечерних звуков.

Кернари перестали шептаться и окончательно притихли. Даже сверчок перестал играть свою вечернюю песню, словно побоялся нарушить тяжкие раздумья хозяина леса. Седая Сова с беспокойством смотрела на хмурого Кернунна, который сидел без движения, опустив свои огромные грубые руки и чересчур крепко сжимая в пальцах маленькую деревянную чашу.

Среди кернари ходила иная история о любви хозяина леса и эльфийской девы из рода Микадо. Отчасти она походила на ту, что рассказала Тессери, но кое в чем отличалась и была полна такими деталями, которых и вовсе не было в легенде, известной эльфам. История передавалась из поколения в поколение, от первых детей хозяйки леса к нынешним ее потомкам, которые собрались теперь вокруг костра. И неотрывно смотрели на своего Отца, ожидая, развеет ли тот прекрасную иллюзию юной гостьи.

…Но все свершилось иначе, ведь так, Отец? - Седая Сова взяла на себя смелость продолжить слова Кернунна. Кому, как не ей, знахарке и старшей матери рода просить прародителя об истории?
- Иначе... - Кернунн помолчал, а затем медленно кивнул. - Та легенда, что хранится в роду Утеса, не менее прекрасна… И вместе с тем куда более печальна.
Семирогий поглядел на Тессери, и в его глазах читалось сомнение, стоит ли сейчас говорить о прошлом. Сейчас он был совершенно не настроен пересказывать перед своими детьми в десятитысячный раз свою горькую историю, что причиняла ему боль каждый раз, когда он погружался в воспоминания. Только не сейчас, когда отзвук Ее магии все еще отдается эхом в его сердце.
[AVA]http://sg.uploads.ru/g79OW.jpg[/AVA]

Отредактировано Cernunnos (2018-08-18 14:00:14)

Семирогий смиренно вздохнул. Он ожидал этой просьбы, и памятуя упрямство юной дочери Древа, был уверен, что она не отступит, пока не услышит эту историю. И тревога, что слышалась в ее голосе, была тому лишним подтверждением. Отчего же она была так взволнована? От того ли, что были поставлены под сомнения слова ее предков? Или же от того, что в глубине ее сущности скрывалось нечто родственное Ей? Теперь Кернунн и сам забеспокоился, а перед мысленным взором вновь появился серебристый призрак из его недавнего видения.
Рано или поздно ему пришлось бы рассказать ей. И если нужный момент пришел сейчас, значит, на то воля богов, и не ему возражать этой воле. Тем более когда устремленные на хозяина леса взгляды кернари просили так настойчиво, как дитя умоляет своего родителя о сказке на ночь. Они всем сердцем любили эту историю, которая рассказывала о начале жизни их рода, любили так сильно, как любят родную мать. То было не удивительно, ведь эта легенда была в том числе об их праматери. Можно ли было винить их за это?

Тем временем знахарка осторожно подняла длинный сверток и открыла его, чтобы извлечь на свет деревянный пимак. То был простой на вид инструмент, напоминающий обычную флейту, но более крупный и тяжелый. Пимак был выдолблен из толстой и длинной изогнутой ветви, вдоль его тела виднелись выступающие шишки срезанных когда-то боковых веточек. Старая древесина была темной, а вдоль отверстий - истертой тысячей прикосновений пальцев. Пимак был в нескольких местах перехвачен кожаным шнурком, а его поверхность украшала незатейливая волнистая резьба. Инструмент был далек от изящества эльфийских изделий, но с первого взгляда очаровывал своей грубоватой красотой и производил впечатление инструмента не простого, а предназначенного для особых случаев.

Седая Сова подняла пимак, чуть наклонила голову назад и поднесла его к губам. Она сделала глубокий вдох, а затем ее дыхание наполнило старую древесину, и в повисшую над поляной тишину мягко закрался протяжный вибрирующий звук. Древняя мелодия полилась над костром, рожденная под умелыми пальцами старой знахарки. Флейта была старой, должно быть даже более старой, чем сама кернари, но звучала она чарующе-прекрасно. Сова прикрыла морщинистые веки и погрузилась в мелодию.

Семирогий вновь перевел взгляд на костер, размышляя, с какого места лучше начать.
Тем временем Серебристая Ива осторожно сняла с пояса своей бабушки несколько пучков трав, понюхала их, выбирая какой-то особенный запах, а затем ловко один за другим подбросила их в костер. Те зашипели, охваченные пламенем, и вверх от костра поднялся клуб сизого дыма. Дым плавно воспарил над огнем, а затем начал медленно рассеиваться, растекаясь в стороны, покачиваясь… Удивительно, но кажется он начинал покачиваться в такт звучавшей над поляной мелодии. Еще немного, и завитки синеватого тумана вдруг начали складываться в зыбкие, но узнаваемые фигуры.

Кернунн поднял взгляд, и под его взглядом дымные очертания вдруг сложились в образ оленя, который медленно бежал по воздуху, двигая расплывающимися в воздухе ногами. Кернари воодушевленно зашептались, но Семирогий поднял руку, и дети леса сразу же стихли. Пришло время рассказчику взять слово.

- Эта история начинается у истоков мира. Тогда деревья еще не дотягивалсь до небосвода, не было еще ни кернари, ни эльфов, а под сенью великого леса обитали лишь дикие звери... - медленно заговорил Кернунн. - В те времена жил был хозяин леса... Он был один, но не был одинок, ведь был он частью своего леса, а лес был частью его. - Кентавр поднял руку и медленно повел ей в сторону, глядя на сотканного их дыма оленя. Отзываясь на его волю, олень плавно двигался по воздуху вокруг костра. Вокруг оленя возникали и сразу же таяли призрачные деревья, животные и птицы. - Так шли века и тысячелетия, сменяя друг друга. А когда пришло время, на землю ступили дети великого Древа... - Семирогий повел пальцами вверх. Призрачный олень остановился, и перед ним из дыма соткался образ большого дерева, из ствола которого вышли стройные высокие создания. - Они были чисты и прекрасны, как звезды на небосводе, но наивны и беззащитны, словно зеленые ростки. Тогда Квел-Йииль, покровитель всего живого, велел хозяину леса позаботиться о своих новорожденных детях. - Движения грубых когтистых пальцев вновь заставили ожить зыбкие фигурки из дыма, и призрачный олень двинулся навстречу высоким человечкам. - Хозяин леса последовал воле своего отца. Он принял эльфов и полюбил их, равно как любил любое дитя Йииля. Он заботился о них и учил их, и они наполнили его жизнь новым смыслом. Все они были равны перед взором хранителя леса, и каждый из них наполнял сердце лесного духа любовью, и то была отеческая любовь.

Серебристая Ива снова подбросила в костер пучок трав, а Семирогий вновь повел рукой, и дымные фигурки задвигались дальше. Олень медленно шел по призрачному лесу и вел за собою эльфов, так же, как вел до того зверей и птиц.
- Во многом дети Древа были подобны душой самому хозяину леса. Ими овладевали многие мысли и чувства, и часто они обращались к своему учителю с просьбой разъяснить им те или иные порывы их сердец. Хозяин леса был мудр в своих советах, но было нечто, чему он и сам не находил ответа...
Призрачные фигурки эльфов начали медленно расходится в разные стороны, объединяясь по парам. Так, по двое, они таяли в воздухе и исчезали одна за другой, пока призрачный олень не остался совсем один. Но вскоре дым вновь всколыхнутся, рисуя в подробностях новую картину рассказа.

- Так однажды повстречалась ему на утесе у реки плачущая дочь Древа. Хозяин леса спросил ее, что за горе с нею произошло. И рассказала ему в отчаянии эльфийка, что причиною ее слез был ее возлюбленный. Дошло до того, что несчастная дева готова была отдать душу богам, бросившись с утеса. Тогда разгневался хозяин леса. Разыскал он того юношу и изгнал его прочь из леса, велев не возвращаться более, если не ценит он жизнь своей любимой подруги. Но когда хозяин леса вернулся к деве, чтобы все рассказать ей, той уже не было на месте - ее хладное тело омывали воды лесной реки под утесом…
Семирогий вздохнул, наблюдая, как призрачная фигурка эльфийской девы растворяется под волнами такой же призрачной реки, что кружилась кольцом вокруг костра.
- Обескуражен был Хозяин леса… Неведомо ему было, что он сотворил в тот день. Растерянный и опечаленный, спрашивал он своего отца Йииля о  мудром совете...

Притихшие кернари, как зачарованные, наблюдали за разворачивающимся над поляной действом. Ни единожды Кернунн показывал им эту историю, желая, чтобы память о прошлом передавалась каждому новому поколению его потомков. Но каждый раз был для них, будто первый, и никто не желал упустить ни мгновения этой истории. Седая Сова продолжала играть, и мелодия становилась то более радостной, то более печальной, подстраиваясь под рассказ. Серебристая Ива то и дело подбрасывала в костер травы и украдкой смотрела на свою бабушку. В будущем, когда Ива станет новой матерью рода, именно ей предстоит играть эту дивную мелодию. Только роль рассказчика никогда не изменится - век за веком повествование будет вести сам хозяин леса.

- Но Йииль молчал, - продолжал рассказ Семирогий. Его рука плавно покачивалась в воздухе, заставляя возникать в воздухе очертания деревьев. Деревья, в начале маленькие, росли на глазах - то было отражением хода времени. - И снова шли долгие века, что складывались в тысячелетия. Все реже и реже хозяин леса возвращался к своему вопросу, но так и не получал ответа. Наконец, он оставил свой вопрос, смирившись с мудрым молчанием творца. - Призрачный олень медленно двигался в воздухе вокруг костра. Его зыбкая фигура проплывала перед лицами кернари. Голова оленя была опущена под грузом раздумий, а шаги были медленными. - Однако, однажды ответ пришел, но пришел он не от Йииля, а от иного бога...
Кернунн взмахнул рукой, и дымный олень вдруг поднял голову и навострил уши, будто услыхал что-то. Мелодия, которую играла Седая Сова, вдруг изменилась. Задумчиво-печальный мотив сменился легкой звенящей трелью. Теперь мелодия была прозрачной и звонкой, как вода в лесном роднике. И мелодия эта была в точности такой же, какую Тессери наигрывала несколько дней назад. Та самая, услыхав которую, семирогий олень бросился к ней навстречу.

Еще один взмах когтистых пальцев - и вот дымчатое видение взволнованно шагает по зыбкому прозрачному лесу, влекомое загадочным зовом. Наконец среди деревьев возникает еще один облик - стройная высокая эльфийка, что держит в руках флейту. Приблизившись к ней, олень останавливается и склоняется над нею.

- Ответом тем был удивительный дар. В одно мгновение хозяин леса обрел то, о чем спрашивал богов в течении веков. Имя ее было... Седдис из рода Микадо… - голос Кернунна чуть дрогнул, называя имя.

- Матушка… - с мягкой улыбкой прошептала Серебристая Ива, глядя на колеблющийся над огнем образ эльфийки.

Звонкая игривая мелодия постепенно становилась более спокойной и лиричной. Призрачный олень медленно пошел по своему призрачному лесу, увозя на своей спине эльфийку с флейтой. Медленно покачивая пальцами в воздухе, Кернунн молча наблюдал за ними. Его глаза были чуть прикрыты, а на исчерченном морщинами лице была теплая и печальная улыбка.

Долго продлился рассказ хозяина леса о том, какой непростой была судьба этой дивной любви. О том, как один из волков-стражей по имени Сумеречный Шепот предсказал хозяину леса трагическую гибель его возлюбленной, и о том, как хозяин леса не поверил ему. О том с каким терзанием прощалась эльфийка со своим милым другом и с каким жертвенным самоотречение отпустил хозяин леса свою возлюбленную, когда пришло время брака между двумя эльфийскими династиями. О том, как позже ее супруг предал эльфов и Аэльтели, отдав свою душу во власть темных сил. О том, как Седдис бежала прочь, в лес, обратно к лесному духу. О том, как они тайно связали себя узами клятвы перед лицом богов. И о веках счастливой любви, что привела в мир удивительных оленерогих созданий, кернари. Эту часть истории дети Кернунна встретили с особым воодушевлением, а младшие и вовсе рвались к костру, чтобы побегать вокруг него вместе со своими сотканными из дыма маленькими собратьями.

Кернунн тысячи раз рассказывал эту легенду своим детям, но сегодня, когда среди слушателей была юная Артан, его охватывало необычайное волнение. Как будто вместо нее там, по ту сторону костра, сидела и слушала его ни кто иная, как сама Седдис. И хозяин леса, рассказывая историю, раз за разом переводил взгляд с дымных фигурок на замершую внизу фигуру Тессери, дабы прогнать наваждение.

Наконец, пришло время истории подойти к концу.

- ... Долгие годы провели они на Хранимом Утесе в покое и радости, окруженные своими детьми. Но, разлученная со своим родом, хозяйка леса тосковала по отцу и матери. И однажды попросила она у хозяина леса позволения тайно вернуться в родной дом и навестить семью…
Голос Кернунна, до того полный сдержанного тепла нежности, вновь стал напряженным. Музыка, что продолжала литься из-под пальцев Седой Совы, заиграла тоскливо-тревожными нотками.
- Обеспокоен был хозяин леса, но не смел отказать своей спутнице в просьбе. Он отпустил ее на девять дней и девять ночей, пообещав, что если та не вернется по истечении срока, то сам отправится на поиски…
Видение оленя растворилось в воздухе, оставив образ эльфийки в одиночестве. Она медленно шла сквозь покачивающийся дымчатый лес. Шла, пока наконец не исчезла сама, растворившись среди призрачных стволов. Среди кернари, окруживших костер, прокатились вздохи и печальный шепот.

- Долго тянулись дни, отведенные дочери Древа на свидание со своею семьей… Казалось, будто целые века и тысячелетия уместились в этих днях, настолько невыносимо томительным было ожидание для хозяина леса, вновь оказавшегося в одиночестве… Сердце его терзало дурное предчувствие и, не дождавшись девятой ночи, отправился он следом за своей супругой, чтобы вернуть ее домой…
Образ оленя вновь появился над костром. Запрокинув на спину рога, он стремительно  бежал среди деревьев, обеспокоенный и смятенный. Фигурки эльфов появлялись на его пути и сразу растворялись.

- Но когда хозяин леса обратился к эльфам, чтобы узнать о судьбе своей супруги, никто из них не мог дать ответа. Тогда встревоженный хозяин разослал зверей и птиц во всех концы великого леса, повелев им во что бы то ни стало отыскать его возлюбленную. Но дни шли за днями, а создания Йииля возвращались к хозяину леса с пустыми руками - ни в одному уголке леса не могли они отыскать пропавшую эльфийку…

Где-то поодаль от костра послышался всхлип. Маленькая черноволосая девочка, что чуть раньше терзала волосы Тессери, со слезами смотрела за одиноко мечущимся по своему призрачному лесу оленем. Дитя впервые в жизни слушала легенду, и пусть она была еще слишком юна, чтобы осознать тревогу несчастной любви, ее сейчас охватила искренняя печаль.

- Сердце хозяина леса исполнилось отчаяния. Вспомнил он слова своего стража, что предрекал смерть его супруги. Но в глубине души он чувствовал, что ее сердце все еще бьется. Что она жива, но спрятана от него где-то там, куда он не мог дотянуться. И тогда по велению хозяина леса отправились птицы во все стороны света за пределы леса, чтобы разыскать пропавшую эльфийку.

Ива подбросила в костер еще пучок трав. Семирогий взмахнул рукой, и целое облако искр с треском вырвалось из пламени, заставив кернари удивленно вздохнуть и вздрогнуть. Взлетев над костром, искры вдруг обратились маленькими огненными птицами, бросились врассыпную и закружились над поляной. Они мелькали над головами собравшихся у костра жителей, ярко сверкая в вечернем сумраке, который все плотнее окутывал поляну.

- Долго птицы летали по миру в поисках потерянной хозяйки леса. Но ведомо, чье-то волшебство укрывало ее от их зорких глаз - девять долгих лет прошло, а они так и не сыскали ее. А на последний день девятого года сердце хозяина леса вдруг дрогнуло и замерло - то угасла жизнь его возлюбленной...

На последних словах в голосе Кернунна проступили мрачные и сердитые нотки. Облик оленя всколыхнулся и рассеялся, теряя очертания и превращаясь в облачко дыма. Ладонь Кернунна, что повелевала винениями, сжалась в кулак, а брови хмуро сошлись над переносицей.
Мелодия пимака взлетела вверх отчаянно-звонкой трелью, будто раненая птица, и тут же оборвалась. Эхо мелодии еще несколько мгновений блуждало среди деревьев, пока тишина вечернего леса не поглотила последние отзвуки.

То был еще не конец истории, но Семирогий молчал, глядя в огонь. Флейта кернари тоже хранила молчание в руках Седой Совы, которая переводила дыхание после долгой игры. Кернари терпеливо молчали, ожидая последних слов хранителя. Тех самых, что наполняли трагический финал теплом и надеждой. Наконец Кернунн заговорил снова, и его голос в безмолвии леса был тихим и охрипшим. Он разжал кулак и повел ладонью над костром, заставляя дым сложиться в образ эльфийки.

- Безутешен был хозяин леса. Не один год и не один век провел он в отчаянии и скорби, оплакивая исчезнувшую возлюбленную. Так сильна была его скорбь, что от этой скорби листья на деревьях теряли свой цвет и опадали, а цветы увядали, едва распустившись. Хранитель леса и сам стремительно старился, и вот-вот готов был оставить мир живых. Но услышал Йииль муки разбитого сердца, и тогда в травах, где ступала нога хозяйки леса, выросли молодые деревья, а от каждой ее слезы, что упала на землю, родился цветок-звездоцвет. И тогда хозяин леса увидел это и обрел утешение, ибо понял он, что его возлюбленная его не оставила. Что душа ее была везде и всюду вокруг него, а плоть и кровь ее жила в ее детях, что населяли чащу. Долгий путь еще предстоял хозяину леса, ведь он был вечен, как сам лес. Теперь, волею Мара обретя всю радость и боль истинной любви, он должен был вернуться к своему лесу и хранить его впредь, как хранил многие тысячи лет. И каждый из дней помнить свою супругу, чтобы в конце своего пути вновь воссоединиться ней.

Кернунн замолчал. Не отрывая взгляда, он смотрел на призрачные черты эльфийки, чей образ медленно таял на костром, превращаясь в дым. Его глаза блестели, и блеск этот был вовсе не сиянием изумрудных искр.
[AVA]http://sg.uploads.ru/g79OW.jpg[/AVA]