Эйлин откинула голову назад, вперившись в небо невидящим взором. Выдохнула. Глубоко, шумно, приоткрыв рот. Сознание постепенно очищалось, – насколько оно вообще прояснялось в последние годы – цепочка событий вновь степенно возвращалась в память. Это убийство женщина не планировала, хотя спонтанные нападения для нее не были редкостью. Но в тот раз… не было никаких сил удержаться, когда в закатном солнце блеснули рыцарские доспехи, а самодовольная морда человека попалась на глаза Спинмарк. Нет, мужчина не был знаком Эйлин, не входил он в список ублюдков, до которых она обязательно рано или поздно доберется, но эти чертовы сияющие доспехи…сколь же желанно казалось обмотать их гирляндой кишечника, размазать по ним всю желчь желудка, вывернуть наизнанку печень и засунуть ее в рот этому ублюдку. Позже Эйлин сожалела. Впадать в ярость - нелепо, надо было насладиться сполна, да, непременно стоило. Какая глупость, право, так легко и просто вырывать дыхание жизни из отбросов – нет, первоначальный запал гнева надо спускать на свиту, на всех верещащих свиней, разбегающихся в разные стороны. А это чудо, дрожащими руками сжимающее меч и призывающее немедленно его уберечь, смаковать. Нежно, медлительно, отрывая по пальчикам, по локоточкам, вытягивая жилы и вырисовывая причудливые узоры на обнаженных костях.
- Но ты же теперь будешь хорошим мальчиком, правда? – нежно ворковала тогда Эйлин, поднимая оторванную голову рыцаря на уровень собственных глаз. Не хватало только надеть ту себе на руку и в ответ, двигая челюстью рыцаря, пообещать, что, конечно же, уж теперь-то он всегда будет со Спинмарк. Никаких острых и режущих штук, жалких оскорблений и попыток унести ноги – он послушный мальчик. Да и оказался вполне питательным.
В итоге Эйлин пресекала собственные сожаления, пообещав себе, что уж в следующий раз она подобной ошибки не допустит, новый спаситель всея будет учить ее терпению, а сам постигать азы болевых импульсов, растекающихся по телу. Женщине даже есть за что себя похвалить, отпустить служку было умно – как казалось Спинмарк. Смерть рыцаря не пройдет мимо общественности, свои наверняка возжелают избавить местность от чудовища, отомстив за товарища. Даже если им в своем ордене всем плевать друг на друга, статус организации надо как-то оправдывать. Случайных наемников, которых могут послать вместо мужей в блистающих доспехах, женщина в расчет не брала, у пушечного мяса попросту и не может быть иного назначения. Существовал еще вариант, который Эйлин учла не сразу: палачи «темного филиала» магов. Деорса. Если б тело Спинмарк могло чувствовать возбуждение, наверняка то прошлось бы волнительной дрожью, коснулось кончиков пальцев и вернулось сладкой истомой. Иногда сложно выбрать: кого хочется выпотрошить больше, ублюдков-рыцарей или этих проклятых магов. Да, в списке смертников у Эйлин числилось даже слишком много персон, а некоторые имена попросту объединялись названиями организаций. И никакого дела до того, что Денхиор не являлся любимцем Деорсы.
Событиям у Ведьминого леса уже было несколько закатов, поначалу Эйлин думала сразу вернуться в топи, но потом приняла решение задержаться. Как быстро вышлют первых разведчиков на место недавно проведенной ею казни? Стоит ли вообще надеяться на еще одно рыцарское угощение? Пораскинув, женщина постановила для себя еще спустя пару дней возвращаться. Жители деревушки все реже выбирались вечерами, предпочитая сидеть за надежно закрытыми дверями, значит, питательных ужинов будет становиться все меньше. И, откровенно говоря, экспериментировать в «полевых» условиях было совершенно не с руки.
- Хороший мальчик, - тихо приговаривала женщина, - Скажи «гав», - путаясь пальцами в светлых волосах, добавляла Спинмарк, опуская взгляд на ее новую зверюшку. К телу полуразложившегося пса была пришита голова – тот самый трофей Эйлин. Тварь повернула голову, помутневшими глазами смотря на хозяйку. – Тц, - с досадой выплевывала женщина, поудобнее располагаясь на корнях дерева. Существо, скорее всего, даже не дотянет до топей, вот так, вне лаборатории, имея при себе лишь необходимый минимум, у нее получилось создать нечто эфемерное, только крестьян пугать. Новый «аромат» защекотал ноздри, кто-то обладающий магией рыскал неподалеку.
- Фас, - ноль реакции, Эйлиннедовольно закатывает глаза – можно было и подыграть, между прочим – Беги, - четвероногое нечто поднялось и рысью устремилось вперед, заставляя веточки под лапами хрустеть и ломаться.

Отредактировано Eileen Spinmark (2018-11-23 08:03:04)

Эйлин поднялась на ноги вслед за своим созданием, потянулась, словно ее мертвые конечности могли занеметь. Женщина все еще сомневалась, что объявившийся отголосок магических сил – обязательно преследователь по ее душу. Вариантов было не так много, но все же не стоило исключать процент погрешности. Может, вообще объявилась какая-нибудь лесная ведьма, сейчас соберет весь ковен и будет долго и мучительно, пробуждая по пути всех древесных духов, рассуждать на тему, что это за нечисть бродит в ее владениях. Да и не отправить ли ту к старым костям орков, не придумать ли иное наказание для излишне живых мертвецов. Или какая шальная магия привязалась к отчаянному селянину, которому хоть умереть, но срочно собрать грибов приспичило. Жена в положении требует, а выбирая между ней и кровожадной тварью, что на дорогах бесчинствует… ответ очевиден, от последней хотя бы верится в возможность улизнуть.
Длительное ожидание какого-нибудь мстителя – даже самого захудалого - успело притупить охотничий азарт Спинмарк, сейчас ей уже хотелось побыстрее разобраться с делом. Можно бесконечно играть в салочки, убегать среди деревьев и ломиться сквозь кусты, имитировать дикого зверя или же, напротив, бросаться прямо с веток на несчастного, словно взбесившаяся белка, однако теперь все это казалось не слишком забавным. – Хотя, - мелькнула запоздалая мысль, - так было бы значительно быстрее. Еще несколько шагов в том же направлении, в котором исчезла химера, звуки возни стали различимы для слуха женщины. Стычка, очевидно, была непродолжительной – связь с нежитью оборвалась. Невидимая ниточка между сознанием женщины и ее творением, не дарующая способностей к беззвучным приказам, но позволяющая понимать, кто из марионеток все еще в подчинении. Что ж, не грибник-затейник и вряд ли совсем уж случайный прохожий. Вязкий запах магии на короткое время стал сильнее, хоть протягивай руку и зачерпывай эту эфемерную субстанцию.
Не успела Эйлин достичь места, где короткое существование химеры оборвалось, как сквозь загораживающие обзор кусты проломился некий предмет. Глухой шлепок, несколько перекатов и неподалеку от ступней женщины останавливает свой ход все та же голова. Похоже, неизвестный преследователь не отличался высокоморальными качествами – впрочем, попробуй сейчас отыскать чистых сознанием, для которых чужие части тела не являются лучшими снарядами. Со стороны неизвестного субъекта не раздается голосов, слух Спинмарк не может уловить, есть ли кому переговариваться, действует ли беспринципный метатель снарядов один. Тревога за собственную сохранность – не то, что беспокоит нежить долго. Женщина склоняется, поднимает многострадальную голову, которая от такого беспардонного отношения принимает все менее притязательный вид. Замах, бросок, гол! – «подарок» не принят и отправляется обратно к неизвестному любителю отсекать конечности. Эйлин напрягает мышцы ног и устремляется вслед за снарядом, которому, очевидно, предстоит за сегодняшний вечер немалое – благо, хоть умерщвлен. Стоило бы, конечно, задуматься, что у ее гостя определенно есть клинок, напороться на который не самая заманчивая идея, однако кому, как не обладателю столь острых лезвий, потом восполнять запас питательных веществ Мары.
Когти вгрызаются в чужую плоть, разрывают материю одежды на чьих-то плечах. Эйлин рассчитывала, что прыжок, какой-никакой эффект неожиданности и не слишком устойчивая почва под ногами неизвестного сойдутся в пересечении факторов и позволят ей повалить мага на спину. А там – дело за малым, всего-то несколько точных движений острыми клыками, разодрать глотку и позволить земле напитаться кровью.
В такой момент очевидно, что меньше всего Спинмарк заботит внешность ее соперника, сознание за столь короткий промежуток не успевает обработать подобную информацию. Запахи – тех давно уже нет среди ощущений нежити, только их аналог, который и позволяет воспринимать магические следы. Только слух не слишком ушел от изначального, но что такое звуки, когда из собственного горла вовсе не связная речь льется, а хрипы, что можно сравнить со звериными.
Почему бы ненароком и не убить мужа, ведь для иного необходимо как минимум оторвать взгляд от напряженного горла, прекратить мысленно смаковать обильный ужин из человечины.

В плоть вонзается клинок, но Эйлин замечает подобное механически, не чувствуя боли. Только гнев еще больше распаляется: ее драгоценное тело столько раз беспардонно вспарывали, кромсали, рубили, резали – неужели нельзя проявить большее уважение к леди? Голод мутит сознание, но даже так можно отметить разочаровывающий факт – кровь мужчины не растекается по пальцам, не напитывает влагой землю. Какая досада. Клацающие клыки нежити так и не успевают дотянуться до желанной плоти, женщину отшвыривает в сторону. Эйлин перекатывается по земле, одежду, и без того испачканную в старой крови и пыли, еще больше загрязняет земля. Спинмарк поднимается чуть раньше, чем то делает маг, успевает скользнуть взглядом по кровавому топору, – неприятное дополнение к противнику – но, вместо того, чтобы продолжать свои порывы, замирает на месте. Если бы сердце ее еще билось, то наверняка бы начало отплясывать тарантеллу, шум в ушах заполонил бы сознание, покуда нейроны окончательно свихнулись от гормонального выброса. Но все эти функции не поддерживаются организмом, женщине только и остается, что отступить на полшага, цепляясь пяткой за какой-то корешок, неловко покачиваясь. – Нет, - Эйлин отступает еще, открывает рот, словно в желании что-то сказать, но лишь бессмысленно глотает воздух, царапающий небо. – Нет, - тупое отрицание наполняется ужасом, который вплетается в гнев, приводя и без того не слишком устойчивые эмоции женщины в кошмарный беспорядок. – Ты не должен быть здесь, - упрямо мыслится Спинмарк, когда инстинкты взывают – бежать, срочно, немедленно, вот прямо сейчас. Вазгул никак не может находиться здесь, он просто жизненно обязан быть где-либо, только не в этом проклятом богами лесу. Она еще не готова. Эйлин не может встретиться со своим – ранее – благоверным, не все сделано, не со всеми покончено. Да и зачем тревожить старую память о ней, некогда живой и совершенно другой, к чему бредить сознание мужа такими нелепостями. Спинмарк, конечно, оправдывает таким образом собственный страх, все это время оправдывала, но теперь, что же, бежать? О, да, петляя среди деревьев она действительно имеет огромный шанс скрыться от мага, не в игре, а по-настоящему, исчезнуть, словно никогда и не встречались. Но как теперь вычеркнуть невольную встречу из памяти, выжечь ее из извилин, попробуй докажи мужчине, что все иллюзии. А может, и вправду, мираж, затейник Шаагор играет с разумом? Ах, соблазнительное оправдание собственной непредусмотрительности.
- Ваз… - против своей же воли начинает Эйлин, но обрывается на полуслове. Голос. Даже бог тьмы – как сейчас, в этот конкретный миг, убеждена Спинмарк – не смог бы спародировать его интонации. Другие, подстегивающие невольную обиду: разве ж она сделала что-то немыслимо дурное, дабы муж к ней так обращался? Милый сердцу Вазгул, умудряющийся не слишком задевать самолюбие даже в моменты ссор, а тут столь холодный тон. – Смерть? – перекатывает в собственном сознании вслед за мужчиной произнесенное. – Да, смерть… - словно утренней росой омывается краткое помутнение, на замену которому немедленно приходит другое. Конечно, прошло много лет. И эти интонации вовсе не из-за разногласий, а попросту потому, что Спинмарк – мертвое чудовище, наслаждающееся человеческой плотью. Даже на долю мгновений было столь сладостно о подобном забыть, раствориться в иллюзии былой уютной жизни.
- Нет, - произнесенное не имеет ничего общего с фразой мужчины, когти скользят по собственным плечам, оставляют еле заметные царапины на щеках. – Сгинь, - бормочет Эйлин, отступая еще больше. – Вазгул, - из клубка перепутанных эмоций наконец вырывается ниточка, столь привычная в последнее время, знакомая, не тревожащая, не дающая повода для сомнений. – Сгинь! – фигура нежити склоняется, руки крепко обхватывают собственную голову, словно подобное может усмирить разбушевавшиеся в сознании голоса, оборвать нежданную агонию. – Убирайся! – женщина продолжает тревожить лесную тишину бессмысленными криками, когда инстинкты противоречат друг другу. И сложно однозначно ответить, к кому Спинмарк обращается в большей мере - к Вазгулу или взбунтовавшемуся помешательству.
- Убей, - сладко нашептывает голос, который принадлежит то ли Маре, то ли самому Шаагору, то ли все же Эйлин, давно отступившейся от фамилии своего мужа.
- Мираж, - убежденно заявляет другой, столь похожий на предыдущего оратора, но более размеренный и спокойный. – Оторви голову и увидишь – мираж, - мягкий и искушающий.
И другие, бьющиеся в панике, приказывающие бежать немедленно, забиться в какую-нибудь нору и переждать помешательство разума, лишь бы никогда больше не вспоминать о мужчине, который одним своим видом способен породить подобное сумасшествие.

Отредактировано Eileen Spinmark (2018-11-20 01:36:16)

Эйлин должна была догадаться, предусмотреть или хотя бы краешком сознания иметь в виду шанс, что именно Вазгула отправят расследовать убийство рыцаря. Ведь учла женщина в своих размышлениях появление Деорсы, так почему от разума полностью ускользнула мысль, что муж, сменивший в какой-то момент свою деятельность, окажется среди гончих псов. Потому что Вазгул старательно высекался из памяти, выдирался из жизни, среди шальных желаний вернуться и просто принять последствия? Тем более, ведь не Эйлин виновата в произошедшем, вдруг бы он осознал, принял… - Ты наивно мыслишь, - некто вновь мягко нашептывал в голове Спинмарк, окутывал мраком и без того поврежденный рассудок. – Уходи, - продолжает бормотать женщина, словно и вовсе забывая, что виновник ее состояния, непосредственный участник этого странного диалога, все еще напротив и вооружен. Откровенно говоря, Эйлин крайне повезло, что мужчина – и впрямь не чей-то морок, призванный вывести из равновесия, ибо если у Вазгула и были шансы справиться с подобным испытанием, то у женщины – вряд ли.
- Принял бы? – продолжал отвечать в голове Спинмарк настойчивый шепот, который никак не удавалось заглушить собственным голосом. – Отринул бы весь мир ради нежити? Так же, как он защитил тебя тогда?
Эйлин отступает, мотает головой из стороны в сторону, все еще пытаясь стать единственной хозяйкой в своей голове. То без всяких сомнений не другая личность твердит и нежно нашептывает, но совершенно точно тяжкий психоз. – Ты не должен был быть здесь, ты виноват, что оказался здесь, - уже разборчивее упорствует женщина, более связно отыскивая новую основу для отрицания.
- Да, - ухватывается за эту идею голос, партитура сменяющихся интонаций, которых слишком много, чрезмерно, невыносимо для покалеченного сознания. – Это он виноват, - искушение вливается отравой, миазмами проникает через нейроны по всему телу.
Руки плетью обвисают вдоль тела, фигура мертвой твари медленно разгибается. – Вазгул… - тон голоса становится ниже, а былая истерия исчезает, словно ее ампутирует умелый хирург, который не тревожится над выживанием пациента.
- Чего медлить – порви его! – упуская беспрекословный контроль, гневается некто.
- Отсеки член и заставь сожрать, - пробуждается из самых глубин тень давно усопшего либидо.
- Нет-нет, нельзя портить свежее мясо, - возражает другой.
- Вырви глаза!
- Нет, он должен смотреть, он должен видеть, как легко поедается человеческая плоть.
- Вспори ему брюхо, давай вытащим кишки, давай он их тоже проглотит, давай разделит нашу трапезу.
- Будет жрать себя, пока мы жрем его.
- Будем танцевать над его грязным трупом!
Эйлин снисходительно улыбается, словно ныне незримые собеседники – дети подле ее ног, в центре которых царствует сама женщина. Они никогда не придут к согласию, никогда не определяется, но рано или поздно все вновь всосется в матку времени и властвовать будет лишь мертвая тварь. А как ее называть – совершенно не имеет значения.
- Вазгул, - вновь перекатывает на языке Эйлин, словно патока растекается по вкусовым рецепторам, заполняя своей вязкостью горло. – А ты совершенно не меняешься? – женщина выдыхает, слегка качает головой: один из ее незримых собеседников настаивает на новой, совершенно омерзительной идее расчленении трупов. – Чуть что – бежишь с насиженного места, оставляя за спиной в беззащитности все? Да, совершенно беззащитными... - тянет Спинмарк, смакует каждое слово. Паника, страх, отрицание – все это пожрала раковая опухоль злобы, того единственного, что теперь остается незыблемым и постоянным в разуме нежити. – Все пытаешься заслужить признание безмозглой толпы? Зря, незабвенный, зря, - цокает языком, словно на деле муж принес не тот сорт картофеля, который требовался для ужина.
- Так что мы сожрем первым? - мертвые дети усядутся вокруг иссохшего тела матери и будут покорно внимать, как именно она желает разорвать их папочку, с каким гарниром пойдет сегодняшний ужин. И у этой "сказки у камина" несомненно будет вкусный конец.

Отредактировано Eileen Spinmark (2018-11-27 22:58:33)

И вот он – момент истины, роковые слова, которые были столь желанны для сознания Эйлин, наконец, прозвучали. Не этого ли мужчину Спинмарк считала героем и без бессмысленных – на ее взгляд – регалий гильдии, его свершений на благо общества. Нет, для Эйлин он стал обладателем столь почетного титула, как мужчина, которого она полюбила за поступки, хотя, несомненно, истоком привязанности стала нежность, исходящая от самого Вазгула. Полудемон продолжал искать признания, и женщине оставалось лишь примиряться с подобным стремлением, когда для нее достойность Спинарка не требовала каких-либо дополнительных доказательств. Так не этого ли мужчину она звала в страхе, молила в отчаянии вернуться, не его ли имя шептала в апатии и медленном угасании себя? И, казалось бы, стоило ли оно того – это проклятущее признание обществом отпрыска демона и человека, если за дверьми собственного дома истязают жену? Эйлин не нашла в себе сил винить Вазгула при жизни. У нее не было сил даже на крупицу злости, чтобы хоть на миг задуматься: а если бы полудемон не стремился так к всеобщей любви, может, тогда бы он не потерял бы свою женщину?.. Нет, в то время Спинмарк казалось, что именно она подвела своего избранника.
Эйлин не вносила в «список виновников» супруга и тогда, когда отточенные инструменты Денхиора раз за разом снимали слои кожи, за ним вспарывали мышечную ткань, извлекали сухожилия и надрезали сосуды. О, нежить, совершенно точно, не испытывает боли – те нейроны, которые отвечают за подобные импульсы, атрофируются слишком быстро. Но легче ли от того, что она не чувствовала, но каждый раз ощущала это потрошение тела, словно ножницы вспарывали старую ветошь. Проще ли было переносить бесчувственному куску мяса, когда глаза видели собственные извлекаемые внутренности, когда слух каждый раз улавливал простую истину – лабораторный образец. Она стремилась к искуплению в смерти, выбирая между двумя грехами тот, который казался наименее страшным, а в итоге было отказано даже в покое.
Злость на Спинмарка стала робко напоминать о себе поверхностным раздражением куда позже. Назойливым червячком точила, щекотала скарабеем под кожей. И теперь, казалось бы, вот он шанс ее урезонить, примириться с болью и разочарованием, что, несмотря на безграничную веру в Вазгула, тот не смог уберечь, но супруг на признании решил не останавливаться.
- Мы не должны были быть вместе,
Эйлин сжимает руки и вновь бессильно расслабляет, хватает воздух, словно бы могла задохнуться. – Что? – она даже не скрывает замешательства, да и как таить эмоции, которые столь своевольны. – Нет, ты не мог, - женщина издает хриплый смешок, словно пытается выплюнуть эту странную, еще более разочаровывающую истину. Шаг вперед. Багровая пелена застилает глаза, и то бы списать на привычный голод, желание разгрызать зубами нежные шейные позвонки, но нет. Вазгулу для пущего эффекта не хватало разве что добавить: «а моя мама делала не так».
Эйлин сокращает дистанцию резко, забывая, что в любой момент ее плоть может рассечь кровавое оружие. Когтистая рука обхватывает горло Вазгула, но то, с какой силой женщина его сжимает, вряд ли может помешать дыханию или предоставить иные значительные неудобства. – Так вот как ты решил? – мрачно вопрошает Эйлин, когда кажется, что каждый мускул ее тела напрягается. – «Мы не должны были быть вместе» - и вот оно все оправдание твоей бесхребетности? – в гневе женщина повышает интонации, почти срываясь на крик. – Вазгул, - нежить наклоняется, что дыхание мужчины щекочет ей кожу. – Почему ты отпустил Каскара? – вопрос, который будоражит сознание, наполняет его разочарованием. Покалечено ли то отребье, агонизирует ли в жизни – он был жив и этого достаточно. Мысль, которая была совершенно новой для Эйлин, не давала ей покоя: неужели Вазгул и впрямь так считал? Может, она все это время обманывала себя куда более бездонно, чем могло показаться; полудемон никогда и не испытывал той глубокой привязанности, которую женщина себе вообразила? Ибо как только мог он себе позволить оставить ее одну, отпустить всех, – абсолютно всех! – кто так или иначе причастен к гибели супруги, а сейчас, в этот самый миг, так свободно заявлять, что лучше бы ничего и не было. Прекрасное оправдание беспомощности, ничего не скажешь. Спрашивается, где за этим ворохом тлена четырнадцатилетней девочки, скрыт тот самый мужчина.
Эйлин не дожидается ответа на свой вопрос, качает головой из стороны в сторону. – Нет, - и сейчас столь знающий ту самую, живую женщину, может увидеть оттенок сожаления на ее лице. – В этом лесу я никого не убивала, - Спинмарк медлит. – На дороге, в других, в деревне, вокруг деревни… - нежить растягивает улыбку на лице, но усмешка не выходит достаточно убедительной. – Останови меня, Вазгул. Останови меня здесь или уходи. Голос женщины вновь тверд, если вычеркнуть из памяти все произошедшее, то можно и вовсе показаться, что Эйлин не страдает резкими перепадами состояний – но это ощущение, конечно же, не будет долгим. – Потому что я не успокоюсь, пока ублюдки из Арклана не будут разорваны, а потом… Выбирай, Вазгул, - и ведь сколь удобно в этот самый миг попросту располовинить ее тело – благо, супруг вряд ли подозревает, что даже расчленив ее на аккуратные брикеты, Эйлин продолжит свое существование. Довольно безрадостное, однако – существование.