https://forumstatic.ru/files/001b/5c/a8/10403.css?v=6 https://forumstatic.ru/files/001b/5c/a8/47979.css?v=5 https://forumstatic.ru/files/001b/5c/a8/80317.css?v=10 https://forumstatic.ru/files/0018/28/7e/89598.css?v=4

Fables of Ainhoa

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Fables of Ainhoa » Потерянные рассказы » 12.04.1214. Tie that binds


12.04.1214. Tie that binds

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

http://sh.uploads.ru/WpfRo.jpg

Wicked Eyes & Wicked Hearts

1. Дата и время:
12 апреля 1214 года, вскоре после полуночи.

2. Место действия | погода:
Камера смертников в темнице здания суда Верденны.

3. Герои:
Александр Моретти, Оливия.

4. Завязка:
Александр проиграл в Игре. Сегодня его ждет петля, и ни один человек не станет его спасать. Нелюди – другое дело, ведь оказавшаяся в Верденне Лия не забыла их встречу. Двадцать пять лет назад Алек отказал ей, но ведь тогда и выбирать было не из чего.
Теперь он повзрослел. И выбор взрослый – сделка, что свяжет его с ненасытной паучихой, или казнь поутру

5. Тип эпизода:
Закрытый.

Отредактировано Alexander Moretti (2018-12-26 02:46:23)

+1

2

Верденна спит. Не спят ее игроки, за задернутыми шторами, за закрытыми ставнями, под цветной мостовой в катакомбах перечитывая чужие письма, пересчитывая краденые секреты – и обзаводясь новыми. Но сам город выглядит погрузившимся в дрему, особенно сквозь узкое оконце под потолком, открывающее вид на пустую площадь. И на небо – отсюда, с самого низа оно кажется дном перевернутого колодца с узорчатыми мраморными стенами домов и блестящей в глубине омута галькой из звезд.

На улице тихо. Лишь изредка ветер, соленый от близости моря, шелестит в листьях хмеля и дикого винограда, разросшихся в охапки зелени на балконах и крышах. Тихо и в подземелье, только потрескивает пламя факела на стене, освещая прикорнувшего стоймя стражника, отобранного из личного караула герцога.

Алек бодрствует. Уже вторую ночь.  От безделья – прежде он всегда мог отсечь тревоги рассудка, руководствуясь простым доводом – нужно спать, чтобы восстановить бодрость для завтрашних дел. Но теперь единственное оставшееся у него дело – подняться на эшафот и дождаться приведения приговора в исполнение. И разум Александра, привыкшего везде искать причину и следствие, не находит ни одного повода копить силы для рокового «завтра». Вернее уже «сегодня» – колокол в храме Маэваса отзвонил второй час. Ближе к утру палач начнет прилаживать петлю к перекладине.

Мысли, которые он уже не может сдержать, ввинчиваются в виски, вызывая головную боль и не давая забыться сном. Что ждет его потом? Долгое забытье в темной юдоли Тара – а может это наоборот окажется явь, пока он не окунется в новый сон, новую инкарнацию? Или дальше лишь конечная точка пути, неотвратимое ничто?

Алек не боится исчезнуть. Смертные рождаются, чтобы умереть, так заведено. Но проблеск в небытии, называемый жизнью, должен иметь смысл. Смысл, который у него отняли. Забрали вместе с правом на смерть от лезвия топора. Узел на веревке, конечно, будет завязан так, чтобы сломать шею, в Верденне даже казни полагается быть зрелищным мигом, а не агонией, за которой наблюдают с невольным отвращением и низким, постыдным интересом. Но сама виселица – насмешка над ним и над всем, чем он до этого жил. Это понимал Александр, понимали обвинители и понимал каждый житель города, слышавший о приговоре.

Алек не спит вторую ночь, но усталости нет и в помине. Он вышибает клин клином – тратит избыток энергии на то, чтобы не сдвинуться с места, сидя на жесткой дощатой кровати, не метаться по камере цепным псом, одичавшим от несправедливости хозяев. Пальцы, сцепленные в замок, побелели от напряжения, кажется, еще чуть-чуть – и кости с сухим хрустом треснут от напора.

Зарешеченный прямоугольник лунного света пересекает тень, и Моретти инстинктивно поднимает голову к окну. Однако взгляд его находит площадь все такой же пустой. На камнях мостовой кольцом вьется мозаичный феникс – целиком его не видно, если не прильнуть к окну, но янтарное оперение тянется до самого оконного проема. Медовый в свете факела камень блестит острыми сколами – порой охочие до жестоких шуток зеваки предлагали осужденным чужакам на свой страх и риск отодрать хоть кусочек янтаря и, если останутся живы, купить за него свою свободу. Насчет обещанной помощи они может и не лгали, но божественный гнев не знал осечек. В углах камеры еще остались неубранные горстки песка.

Он знает – с теми, кто, напротив, смерти легкой и быстрой захочет, это не сработает. Чтобы стать жертвой проклятия, нужно желать чего-то помимо кары Маэваса. Но даже если бы дела обстояли иначе, Алек не пожелал бы приближать свою гибель. И если забыть об издевке над статусом, виселица для него самый подходящий вариант. Голову на плаху кладет тот, кто смирился. К Алеку смирение так и не пришло. Оттого ему так тяжело усидеть на месте, оттого приходится стискивать зубы до скрипа, чтобы не заговорить вслух, перегоняя из пустого в порожнее бесполезные возражения.

Алек не говорит, но голоса все равно слышит.

Ну и дурак же ты.

Это он – и в то же время не он. Он бы говорил куда жестче, но умом до сих пор не осознал свою ошибку в полной мере, чтобы сознательно ее разъяснить. Поэтому голос принадлежит какому-то безликому насмешнику, и в нем то гнусавая заносчивость помощника судьи, то усталый прокуренный баритон предыдущего капитана, то еще что-то из воспоминаний.

У Алека довольно скудное воображение.

Он молчит, а насмешник продолжает:

Разве этому тебя учила Эвелин? Хорош ее наследник – цели добился, сам себе глаза завязал и махал мечом, разя лишь то, что в узкую щелку видно.

Алек по-прежнему не отвечает – хоть голос насмешника не его и звучит сейчас так реалистично, в действительности говорить не с кем. Он только опускает взгляд и думает, думает в сотый раз за дни своего заключения:

Если бы только выбрался отсюда – показал бы им всем, что такое настоящее правосудие, - это глупо и безнадежно – еще безнадежнее, чем его слепая возня на посту капитана, но безысходность и злость, пользуясь смятением рассудка, вещают свою истину, и воплотить желание в жизнь кажется так просто… если бы не одно «но» в виде надежности клетки.

В голове мысли и голоса, но даже сквозь них он слышит скрип двери наверху. А стражник, дежурящий у спуска – не слышит. Продолжает дремать, наклонив голову, чтобы шлем сполз на глаза, ограждая от света факела. Со скрипом приходит ощущение опасности. Иррациональное, но безошибочное – тот вид шестого чувства, что присущ опытным воинам, оттачивавшим умения в бою, а не только на плацу. И на этот раз ощущение настолько сильное, будто приближается что-то, с чем не сравнится вся герцогская рать. Алек поворачивает голову к лестнице и на его лице впервые за эти дни появляется выражение привычного раздражения, возникающего, когда реальность идет вразрез с его основанными на логике ожиданиями. Разве мог сюда заглянуть кто-то, соответствующий предчувствию?

Отредактировано Alexander Moretti (2018-12-26 02:45:19)

+3

3

После пробуждения всегда было много дел. И независимо от того насколько скрупулезно и тщательно выстраивала последовательность своих действий паучиха сиюминутные желания неминуемо привносили хаос в этот порядок. Так получилось и на этот раз. Добравшись от места пробуждения в Верденну, находившуюся ближе всего, паучиха собиралась всего лишь узнать о том, что творится в мире. Однако самой большой новостью оказалась вовсе не пропажа - затем возвращение - принцессы Каролины и не смерть старого короля, а потом и его сына, с восхождением на трон новой королевы. О, нет, нет… Верденне было не до монархов, когда на следующий день должны были казнить капитана стражи.

Двадцать лет назад во главе стражи Верденны стоял хитрый и изворотливый человек. Подлый, но по-своему умный. Каково же было удивление, что на данный момент этот человек находится в заключении. Да еще и в камере смертников. Что должно было случиться с осторожным и сильным игроком, чтобы так опростоволоситься на старости лет? Этот мимолетный интерес заставил узнать больше. Стать частью этой истории. Прислушиваться, выспрашивать и... играть. За день информации набралось больше, чем нужно. Оказалось, что старый капитан стражи был убит нынешним - молодым - капитаном стражи. В этом преступлении, как и во всем, что происходило в Верденне, была странность. Странность, которую бесполезно было доносить до местных судей. И загадка, ответ на которую мог стоить чей-то жизни. И от чего-то Лие казалось, что осужденный ответ на эту загадку знал.

Неровная тень скользнула по зарешеченному окну подвальной камеры, когда она проходила мимо. Случайный, короткий взгляд скользнул по толстым, стальным прутьям, как по ничего не значащей вещи. Ей этот предмет не внушал потаенного ужаса, как прочим жителям Верденны. Однако она не собиралась связываться с этой решеткой в любом из смыслов. Как и вообще напрягаться хоть сколько нибудь в данной ситуации. Она уже заплатила всем кому нужно и сделала все, что нужно, чтобы встретиться сегодня с заключенным. За время ее короткого путешествия к камерам заключения ей встретилось всего два охранника. Один из которых отчаянно делал вид, что рассматривает старинный герб на стене и не замечает проходящей за его спиной женщины, а второй - спал. Или очень умело делал вид, что спит. Вообще-то ему должны были подмешать в вино сонное зелье, поскольку это был не обычный охранник, а человек из герцогской гвардии. Но в Верденне никогда нельзя было быть уверенным, что исполнитель сделает свою работу до конца.

Камера осужденного была первой. Ветер задувающий сквозь прутья решеток дразнил единственный зажженный факел. Его дерганый свет отбрасывал на стены зловещие тени, а пламя чадило. Безразличное и театральное движение пальцев заставляет факел погаснуть. Маленькая предосторожность и подготовка эффектного выхода одновременно. Ее чувства не улавливают сытного страха или не менее аппетитной надежды. Единственный заключенный тревожен и напряжен. Но он уже не боится и не надеется.

Твердый длинный ноготь со скрежетом проходится по грани решетки. Звук отвратительный, но достаточно тихий, чтобы не разбудить завозившегося охранника. Ей все равно даже если он проснется. Она хочет пощекотать нервы человеку за решеткой. Проверить, сорвется ли он на истерику, проявит ли свои самые грязные и недостойные черты в момент, когда над ним будет издеваться неизвестный. Однако нужно знать меру и женский силуэт неподвижно замирает в темноте. Лишь бледные пальцы с красными ногтями все еще ласкают прутья решетки. Ее позиция была выбрана случайно: она не собиралась играть на театральности своего появления чрезмерно. Но черные волосы и черное, мерцающее платье сделали ее фигуру частью темноты. И в этом сгустившемся мраке только фиолетовые глаза излучают мягкое свечение.

- Александр Моретти…

Она произносит это задумчиво, пробуя имя на вкус, перекатывая на языке слог за слогом, словно пытаясь почувствовать каждый элемент сложного блюда и не в силах решить божественно оно или не стоит внимания. Закрыв глаза и скользя второй рукой по ключицам, оценивая ощущения, всего через несколько секунд она решает что ей нужно подумать. Она хочет еще порцию, чтобы определиться. И голос меняется вместе с ее желанием:

- Ты приговорен к казни… капитан городской стражи, - последние слова звучат с мрачной насмешкой, - Но у всех приговоренных бывает последнее желание. Завтра герцог не спросит тебя о нем. Но тебя спрошу я. От твоего ответа будет многое зависеть. Поэтому подбирай слова мудро. Скажи мне, Александр Моретти, чего жаждешь ты больше всего на свете?

Отредактировано Olivia (2019-01-09 20:53:58)

+3

4

В неровном отсвете факела взгляд, устремленный на лестницу, мерцает тем же застывшим янтарем, что и хвост феникса на мостовой. Тепла в нем не больше, чем в камне и есть своя острота - настороженность сверкает лезвием, выдвинутым из ножен. Но факел вдруг гаснет. Затухает и его отблеск в глазах, но внимательность остается. Алек, не напрягась - он без того уже напряжен до предела - щурится, пытаясь привыкнуть к сгустившейся тьме, прореженной слабым лунным светом. Скользит взглядом по прутьям решетки, выискивая между ними блеск - клинка, наконечника стрелы, лезвия метательного ножа...

Находит. Совсем другое - лунный блик танцует на узком кроваво-красном. Не сразу понятно, на чем, Алек успевает заметить только цвет, прежде чем тишину прорезает скрежещущий звук. После нескольких часов безмолвия он кажется оглушающим и таким же пронзительно-острым, как его источник. Алек бы разозлился, да только вперед злости накатывает недоумение, когда он понимает, что звук издало не оружие.

От удивления Моретти не сразу замечает тлеющие за решеткой огни на высоте человеческого роста. Фиолетовые, как... аметист?

Нет. Паслен.

Почему он об этом подумал? Цветочным сравнениям место там, где самим цветам - за пределами подземелья.

Звук чужого голоса - еще большая неожиданность. На краткий болезненный миг внутри все сжимается - может он и правда сходит с ума? Но это всего лишь миг. Алек по-прежнему мыслит достаточно трезво, чтобы отличить реальность от плодов своей ограниченной фантазии.

Голос проясняет лишь пол визитера, хотя о нем можно было догадаться и по ногтям, скрежетавшим о сталь, и по самим пальцам - по их точеной хрупкости, по тому, как они оглаживают прутья решетки... мужчинам все это, как правило, несвойственно. Привыкшим к освещению взглядом теперь проще различить черты лица, но цельной картина становиться не желает. И вопросы только прибывают. Женщина назвала его имя, она его знает. Ее появление - окутанное покровом тайны с флером подобающей событию драмы - ход в Игре? Может это одна из Масок? Но ее голос не кажется знакомым. Или же...

Алек хмурится, от попыток провернуть заедающий ключ в закромах памяти и в меньшей степени - от нагнетания обстановки незваной гостьей. И, придя к выводу, что проблеск узнавания был самообманом, сосредотачивается на настоящем. Оставив логику на миг, прислушивается к интуиции - ведь чувство физической опасности никуда не делось. Что если женщина - вовсе не верденнский игрок?

И кто тогда?

В сказках демоны, когда не неслись полчищами, чтобы пасть от клинка героя или героини, непременно являлись к потерянным душам с предложением, от которого тяжело отказаться. Моретти сталкивался с демонами прежде. Редко, в иных обстоятельствах, с иным исходом, но... теперь условия куда больше располагают. Даже он вынужден согласиться с этой идеей.

В сказках демоны всегда лгут. И сделка ведет к неминуемой гибели. Но он не в сказке. И выбирать не приходится. Даже если это насмешка, часть Игры - он может рискнуть и тоже сыграть.

Поэтому Алек не задает вопросов. Молча встает - кандалов на нем уже нет, и шаги звучат подобающей поступью к бездне. Алек до сих пор не верит в свою догадку, но не может отделаться от сравнения. Особенно сейчас, когда усталость, от движения взвившаяся потревоженной птицей, наконец дает о себе знать странной легкостью в голове и ощущением нереальности происходящего.

Он останавливается у решетки, по-военному прямо, уверенно - как подобает капитану стражи, хоть Александр уже не чувствует себя частью закона в Верденне. Звезды паслена теперь ниже, он смотрит в глаза неизвестной, не в силах скрыть свою натуру во взгляде. Там - досада на этот ребячливый маскарад, требование откровенности и простых нерушимых условий. Но ярче всего - фиолетовыми искрами-отражениями - горит решимость. Или, в преддверии казни - скорее упрямство смертника.

- Справедливости. - он произносит и замолкает в раздумье, спустя миг добавляя недостающее окончание, - Восстановленной моими руками.

Отредактировано Alexander Moretti (2018-12-26 02:44:42)

+3

5

Очаровательное лицо, замершее невозмутимой маской, внезапно прорезает линия улыбки. Карминовые губы растягиваются в широкой довольной усмешке, привносящей жизнь в выражение лица, а потом она разражается хриплым, низким смехом осыпающимся на пол, как серпантин. Стражник у двери ворчит и недовольно машет рукой,безмолвно повелевая прекратить это безобразие, мешающее спать. Но Лия смотрит не на стражника, на заключенного. “Справедливость”, - сказал он. В мире не существовало этой мифической справедливости. Бывший капитан стражи хотел возмездия. И не мог получить его, сидя за решеткой, как пойманный зверь. Но на его счастье, Хайрана благоволила ему сегодня.

Взгляд фиолетовых глаз изучающе прошелся по лицу капитана стражи. Смуглая кожа, темные глаза, черные волосы. Темный рыцарь, кабальеро. Не в его правилах было хвататься за прутья решетки, как утопающий за веревку. Плотно сжатые губы образовали тонкую напряженную линию. Казалось, она дрогнет, как струна, если прикоснуться. Сдерживая себя, чтобы не дать прорваться отчаянию, и пряча в тени глаза, он казался в этой суровой сдержанности очень знакомым. И в отличии от него, Лия не собиралась сдерживаться. Текучим движением, звякнув браслетами, тонкое запястье проникло меж прутьями решетки, потянувшись к смуглой коже на лице Александра. Для того чтобы положить ладонь на его щеку, ей пришлось выступить из тени на тусклый свет, озаривший ее лицо, плечи, руки. Бледные тонкие пальцы нежно прошлись тыльной стороной по щеке. Щеки его ввалились после пережитого и он как будто бы давно не ел. Нежную кожу пальцев колола жесткая щетина. Прикрыв глаза и ощупывая мысленным взором ауру мужчины, она думает “Я помню тебя”.

Длинные ресницы посетительницы опустились тенями на бледные щеки, из-под них мягко просвечивало фиолетовое сияние глаз, мертвенными бликами ложась на лицо. Карминово-красные губы приоткрылись, будто она что-то беззвучно шептала. Или хотела бы прошептать. Ее большой палец утешающе поглаживал скулу мужчины пока она прижимала ладонь к его лицу. События более чем двадцатилетней давности возникли из дымки воспоминаний, вставая перед ней как будто произошедшие еще вчера. Тенистый сквер, увитый растениями, похожий на древние руины. Ножны с мечом тесно сжатые в небольшом кулачке. Этот облик она помнила. Маленький мальчик… нет. Маленький мужчина, с серьезным и строгим взглядом, пытавшийся напугать взрослую женщину. “Когда стану старше - пойду в городскую стражу”, - говорит он. И это звучит точно также, как прежние его слова о справедливости. Лия открывает глаза и подступает ближе, словно не видит решетки и прижимается к ней, чтобы продолжать касаться Александра. Ее улыбка зовущая и полна тепла. Лишь слегка подернута самодовольством. Но затем улыбка меркнет.

Ускользающие пальцы перестают касаться смуглой щеки, она отходит от решетки и с еще одним бряцаньем браслета тонкая ладонь и вовсе исчезает из поля видимости, скрываясь в темноте вместе с ее обладательницей.

- ... сейчас надо решать быстро. Я предлагаю возмездие. Всем и каждому, кто причастен. В обмен я заберу у тебя - тебя. Ты будешь кормить меня, защищать меня, беречь меня. Твоя душа станет моей. Это будет связь прочнее оков. Откажешься и тебя ждет позорная смерть на виселице. Тебя вздернут, как последнего вора, и всякий, кто раньше восхищался, будет плевать проходя мимо твоего трупа. Ты ничего не оставишь после себя. Твои враги будут помнить тебя, как никчемного и слабого противника. Завистники насмехаться и радоваться твоей смерти. Все кто пресмыкался, выслуживался и поддакивал, что было так тебе отвратительно, теперь будут смеяться над тобой. Но с моей помощью... ты заставишь всех их пожалеть об этом.

Фиолетовые глаза блеснули в темноте подземелья и она закончила, разделяя и отделяя каждое слово.

- Жалеть о каждой подобной мысли.

Она снова протянула из темноты руку, ладонью вверх. Но уже не к решетке, а к человеку за ней. Приглашающий жест.

- Душу за возмездие. Ты согласен?

+2

6

Смех режет не хуже скрежета - уже не слух, а гордость и выдержку. Снова насмешки без слов - как на суде в каждом лице, куда ни глянь, и раньше, когда за ним пришли люди герцога, и еще раньше, много, много раз, да только прежде истинный смысл издевки ускользал от Александра. В тех улыбках было обещание смерти, они - изогнутые лезвия кинжалов, спрятанных за спиной, пока не придет пора вонзить их в чужую спину. В его спину.

Но эта женщина, хоть смеется над ним без стеснения, может статься, протянет ему кинжал рукоятью вперед. И Алек отвечает на ее веселье молчанием, сжимая губы в тонкую напряженную нить. Зрачки торопливо, спешкой выдавая лихорадящую сознание усталость, мечутся вслед за движением руки и обратно к выступившей из тени гостье. Она уже не смеется и не спешит уходить - значит, все же есть, что предложить. Но и продолжать разговор не торопится. Будто вовсе погружена в транс, если и изучает Александра, то только в мыслях. Или на ощупь - прохладная ладонь по-прежнему лежит на щеке, остужая жар волнения, и палец мягко скользит по скуле, лишь изредка касаясь кожи острым ногтем. Алеку не по душе такое нарушение личного пространства, но он временно оставляет за женщиной право на этот каприз, в свою очередь пристально всматриваясь в ее лицо. Без особых успехов - хоть она стоит теперь ближе к окну, Алек, замерший напротив, создает ей новую тень. Ярок лишь свет ее глаз, сузившийся до перевернутых полумесяцев. Да и они спустя пару секунд превращаются в расплывчатые пятна - предательская усталость все не отпускает. Алек опускает взгляд и ему вновь кажется, что впереди бездна - мерцает тысячей слабых огней, струясь между прутьев решетки до самого пола, подступая к носкам...

Он встряхивает головой, расплачиваясь вспышкой боли за то, чтобы бездна превратилась в складки черного платья прильнувшей к решетке женщины. Неестественно фиолетовые глаза открыты и полумесяц теперь один - ее улыбка. Но излучает она не мертвенное сияние небесного светила, а тепло. Так улыбаются старому знакомому, наконец принявшему приглашение. От этого выражения память снова скребется в застенках разума, но Алек уже решил, что гостью видит впервые, и все сигналы получают клеймо самообмана.

Шаг собеседницы прочь от решетки к его злости - злости на себя - отзывается безотчетным страхом, что она уйдет. Опасения не подтверждаются, женщина лишь кутается в темноту и взгляд ее все еще направлен на Алека. А когда темнота наконец обретает голос, недавние тревоги гибнут под натиском гнева. В словах демоницы все то, что ненавистно Александру в фарсе, которым стал суд над ним, все, что лишало его сна эти ночи, отравляя безразличие к смерти. И ищущая выхода ярость за неимением настоящего врага, чье торжество расписали так ярко, готова хлестнуть по фигуре напротив. Он мог бы сжать тонкое запястье и грубым рывком притянуть демоницу к решетке. Сломать руку - или сдавить шею, белеющую меж черного шелка волос, стискивая пальцы сильнее, пока с последним вздохом с чужих губ его не покинут все те болезненные эмоции, что он никогда не испытывал прежде.

Но перед ним демон. Вернется она в Тень или лишь посмеется - все одно Алек задушит лишь собственную слабую надежду на справедливость.

Которую ему не предложили.

"Демонов можно обмануть" - говорит та часть его рациональности, что не привязана к чувствам. "А виселицу - нельзя. Сейчас не время для вопросов, и если не согласиться, его не останется вообще ни на что".

Но Алек не может иначе. От принципов, требующих ясности, ему отступиться трудно. И он не хочет оказаться привязанным к посланнице Тени ради сомнительной услуги в виде резни.

- Возмездие? - он с силой упирается ладонями в прутья решетки. Мысли еще штормит от гнева, раскачивая выдержку бурными волнами - не будь между ними этой преграды, он бы с не меньшим напором прижал демоницу к стене, рыча ответ в алые губы. Это плохая идея - за смешливым изгибом могут скрываться ядовитые клыки, но Александру нечего терять. Кроме души.

- Говори прямо - ты предлагаешь мне стать палачом для тех, кто в ответе за мой приговор?

Он испытующе смотрит на женщину, ожидая в ее глазах проблеск согласия: да, плата за душу - сломанные жизни. А потом роняет в безответную тишину с безучастной уверенностью:

- Но виноваты все.

И отталкивается от решетки - сумев не пошатнуться - смотрит еще строже, будто теперь его собеседница оказалась на скамье подсудимых.

- И никто. Это Игра, - после нескольких дней молчания и без того резкий голос быстро охрип, царапая чужой слух не только интонацией. Это уже не яростная, а требовательная резкость. Алек холоден и спокоен, словно буря эмоций не терзала его мгновенье назад.

- Мне не нужна расплата. Я хочу, чтобы в Верденне восторжествовал закон, - капитанская выправка становится еще отчетливее, не оставляя сомнений в том, что именно себя Александр считает достойным орудием правосудия, - Настоящий закон, а не изменчивая головоломка в руках игроков.

Теперь уже он протягивает ладонь - бессоннице сопутствует иллюзия жара и рукав запыленной рубашки закатан по локоть, обнажая рисунок вен.

- Отдать ради этого душу мне не жаль. Если поможешь мне, я выполню все твои условия.

Отредактировано Alexander Moretti (2018-12-26 02:43:52)

+2

7

Протянутая рука опускается, скрывается во тьме и складках платья. Приходит осознание очевидного: возникло недопонимание. Лие, в сущности, все равно, если их беседа - по разные стороны решетки - слегка затянется. Если проснется стражник, спящий сейчас у спуска, или нагрянут его сослуживцы - она сможет их остановить и вытащить Алекса из тюрьмы с помощью грубой силы. Массовое убийство не было предпочтительным вариантом. Но что поделать, если обстоятельства рискуют повернуться таким образом? Явившись сюда этой ночью Лия ожидала увидеть возможного, но незнакомого кандидата на роль своего спутника и любовника. Поговорить с ним. Оценить его. Провести несколько маленьких испытаний, чтобы убедиться, что он ей подходит, а потом уже решать его судьбу. И никаких опрометчивых предложений. Она не ожидала, что возможным кандидатом окажется мальчик, которого она заприметила более, чем двадцать лет назад. За это - казалось бы небольшое! - время горы успевали стать ниже, а реки - обмельчать. Что уж говорить о людях, таких непостижимо изменчивых? И все же… Каким привлекательным и аппетитным он показался ей, когда был совсем ребенком… Это воспоминание наполняло ее холодную кровь жаром волнения. Двадцать лет назада она чуть было не сделала исключение из своих правил и не забрала его с собой… Такого серьезного, строгого, взрослого несмотря на этот умилительный костюмчик и невинные высказывания. Возможно именно эта невинность и чистота, в сочетании с мужественностью и бесстрашием маленького мальчика надломили ее самоконтроль. Он пробудил в ней голод. И с ним могли случиться вещи пострашнее, чем растление взрослой женщиной. Тогда Лия не стала вмешиваться, решила позволить ему вырасти. Решила встретиться с ним, когда он перестанет быть мальчиком и начнет становиться мужчиной. Какой сладостной виделась ей возможность поймать тот момент ускользающей невинности, которая так привлекла ее? Поймать, а затем отнять ее у него. Именно поэтому она осталась в Верденне. Но кто мог предположить, что голодные спазмы накроют ее так быстро, что ей придется срочно искать место для спячки, прямо рядом с городом Маэваса? Последнее о чем она думала, погружаясь в сон, был этот мальчик, которого она могла больше никогда не увидеть. Если она проспит хотя бы сотню лет, то он успеет состариться и умереть. Прожить целую жизнь и лишиться всего того, что было так привлекательно в нем. Это наполняло Лию грустью и она не переставала думать о нем. Но постепенно смирилась с потерей. И вот случайный порыв и любопытство подарили ей этот маленький, но очень приятный подарок.

Ранее Лия хотела поторопиться. Сейчас за эти несколько минут, она успела вспомнить одного особенного мальчика, пока наблюдала его мужчиной. Его волосы остались такими же черными. Соскучившиеся по расческе пряди, приглаженные вместо этого рукой - претензия на аккуратность. Это стремление к формальности и приличию представлялось очень характерным для Александра Моретти. И настолько ему подходило, что Лия сразу уверилась - несмотря на неприглядный вид и статус заключенного, в своем привычном облике мужчина будет образцом опрятности. Даже если это было не так, пока что Лия верила в то, что ей нравилось. Это было как недостающий кусочек в большой серой мозаике его характера. И от того что он будто бы встал на место, дополнив картинку, Лия пришла в тихий восторг. Она разглядывала его с любопытствующим интересом и все больше очаровывалась. Ей нравились его выпрямленная напряженная спина, его строгие глаза. Она помнила, что они светло-карего оттенка. У Александра-ребенка этот оттенок, несмотря на строгость, казался ей мягким и мирным. Сейчас ей было слегка жаль, что эти глаза скрывает тень. Мучимая желанием подойти и взять его лицо в ладони, повернуть к свету и хорошенько рассмотреть, она сдерживала себя, пытаясь обуздать это и множество других маленьких вожделений. Строгий профиль, аристократический и четкий, позволял испытать чисто эстетическое удовольствие. А тонкие, плотно сжатые губы уже нетерпелось разомкнуть языком, во время поцелуя. А ко всему прочему, раз он такой ответственный, каким был раньше, и действительно стал стражником, да еще и капитаном, то наверняка он не пренебрегает воинскими тренировками...
 
После первых нескольких секунд Лия готова была признать, что ей нравится и просто наблюдать  за Александром. В нем была та тайная страсть которую заковывают в броню из холода и льда и учатся долго сдерживать в себе, накапливать, опасаясь выпустить наружу. Вспышка гнева в ответ на честные, но при этом оскорбительные слова была предсказуемой. И Лию ни капли не задел его гнев и возникшее недопонимание. Тем более что и сейчас, когда вроде бы нервы натянуты до предела, а скорая гибель освобождает запретное и стирает границы, бывший капитан стражи не позволил себе сорваться до конца, остановившись на самом краю бездны. Его удержала вовсе не решетка… Хотя она и сыграла свою роль. Реакция мужчины была очень горячей. И Лия так и не определилась, что ей нравится больше. Испытала бы она куда более яркие ощущения, не будь меж ними препятствий? Одни фантазии о том, как он набрасывается на нее, резко выказывая в лицо одному ему понятные и правильные истины. В этой близости, наполненной гневом, самой изюминкой было то, что Александром непременно не осознавал бы ее интимности. Лия не могла знать, наверняка, но интуитивно чувствовала, чего он хочет. Его пальцы сжимались на прутьях решетки так сильно и неумолимо, с таким желанием, словно он хотел сжать ее шею. Эта ярость будила ее голод, как ароматный аперитив. Эта страсть в едва сдерживаемом гневе напоминала такую привычную и желанную похоть. Только страсть может заставить гнев быть красивым. Постепенно накаляя его и превращая в нечто более стоящее.

Внезапно его гнев утихает так же резко, как начался, но на этот раз она не понимает чем вызвана эта перемена. Александр становится холодным и недоступным, снова ударившись в привлекательную сдержанность, искушая и волнуя. Провоцируя снова сказать что-нибудь едкое, чтобы привлечь его полное и безраздельное внимание к себе, сначала сосредоточить на себе его новый гнев, а затем очаровать и увлечь, напитавшись его гневом и похотью. Искушение стало еще сильнее когда он договорил и протянул ей руку. Он смотрит прямо на нее и его выражение лица сурово и напряженно, как и рука с ладонью вверх, широкой и мозолистой. Рука напряжена, и мышцы бугрятся под кожей, как сытые удавы, выдаются вены, и все точно так, как ей нравится. Он не пытался нарочно выглядеть сексуально, у него это получалось непроизвольно, вызывая напряжение внизу живота и жар.

Теперь уже нельзя было терпеть дальше. Протянутой руки было недостаточно, чтобы удовлетворить жажду близости. Женственный силуэт посетительницы в темноте подернулся дымкой, стал слегка расплывчатым, когда она двинулась вперед, к его протянутой руке. Вокруг ее ног скрутились и заволновались складки платья, а красиво очерченный вырез пополз вниз от глубоких и прерывистых вздохов. Бледные пальцы легли на смуглые, скользнули по ним легко и дразняще, огладив запястье нежными подушечками, прошлись по набухшим венам, изучая их затейливый рисунок. Она шагала вперед, словно между ними не было решетки, рискуя наткнуться на железные прутья, но затем просто прошла сквозь них, глубоко вдохнув, как после погружения в глубокую воду. Всего лишь магия изменений. Древнее заклинание, изобретенное одним талантливым магом. И сейчас оно оказывало тот самый эффект, на который было рассчитано его применение. Глаза мужчины - теперь ставшего ближе, когда они оба оказались в одной камере - слегка расширились. Выражение лица почти не изменилось. Лишь приоткрывшиеся от удивления губы тут же сжались плотнее в неодобрительном жесте. Считал ее демоницей и относился соответственно. И она больше не улыбалась, скользя пальцами по рукаву его рубашки. Одежда заключенного, запыленная, местами грязная. Но она приникла к нему без отвращения и страха испачкать платье, в его объятьях даже самой себе показавшись маленькой и слабой. Прижалась к груди, замедляя вдох, давая почувствовать каким горячим и податливым может быть ее тело. Тонкие пальцы скользнули по шее к затылку и проникли в черные пряди, запутавшись в них. Ресницы тут же опустились тенями на щеки, к которым от желания прилила кровь. Для того чтобы дотянуться губами до его губ ей пришлось встать на носки.

- Александр, - ее голос опустился до тихого шепота, скользящего по коже, как мягкий и теплый бархат, уже согретый жаром чужого тела, - Поцелуй меня… Это будет наш контракт. Ты будешь принадлежать мне… а я буду принадлежать тебе. И… ммм… помогу тебе восстановить справедливость.

Искушающий шепот касался редкими вздохами сурово сжатых губ, как и ее дыхание. На секунду… всего на мгновение… ей показалось что он не уступит, когда ее мягкие губы коснулись его рта и он остался все таким же жестким и неприступным. Но потом он чуть поддался, раздвинув губы, и она скользнула языком по его губам, овладевая его ртом порывисто и жарко, потянув на себя за шею, заставляя наклониться. Нарочито грубо, бесцеремонно, страстно… и тут же услышав резкий, напоминающий рык, звук. Его пальцы с силой сдавили ее запястье, а второй рукой он тесно прижал ее к себе, врываясь в ее рот сам и отнимая инициативу, как отнимает игрушку жестокий ребенок. Провокация тут же кончилась, сменившись льстивыми и покорными ласками, успокаивающими его ярость. Но затем, выбрав удачный момент, она снова начала дразнить и проявлять инициативу, побуждая его снова и снова предпринимать шаги для подавления этого бунта и тем самым продолжать этот страстный поцелуй. Лия ощущала как вместе с вожделением и гневом, через его тело протекает магия берущая начало в ней самой. Горячая, как расплавленная магма, удушающая, как пустынный ветер. И пока магия выжигала на душе Александра Моретти клеймо, она пила из него, как из открытого и чистого источника. Ей даже показалось что она уже очень… очень давно не испытывала такого наслаждения…. целую вечность... и ее ноги подкашивались от удовольствия, а руки цеплялись за Александра, словно ища спасения.

В какой-то момент это сладостное ощущение безвременья и вне пространства просто прервалось. Магия соединяющая их не иссякла, но поток до того истончился, что стал почти незаметным. Приоткрыв глаза и с неохотой отодвинувшись, Лия посмотрела на Александра слегка затуманенными глазами. Взгляд фиолетовых глаз, ставших полупрозрачными от удовольствия, искал в его облике отклик на только что случившееся и выдавая желание обласкать собственное тщеславие за его счет. Ей не мнилось, она точно знала что прекрасна, и сейчас прекрасна вдвойне. Но даже за короткое общение с Александром Моретти можно было понять, что он не из тех мужчин, что готовы идти на смерть ради юбки… или того что под ней спрятано.

Отредактировано Olivia (2018-12-26 20:37:27)

+2

8

Демоница возвращается к решетке, расставаясь с вуалью мрака, и от выражения ее лица Алека вдруг охватывает желание отдернуть руку, уберечь себя от той участи, что обещает ее прикосновение. Изнуряюще долгий миг его сознание сковано мыслью, что эта женщина заберет у него нечто намного более значимое, чем душа. Да и что для него душа? Эфемерный конструкт, малопонятные строки из магических и философских трактатов. Александру куда важнее, кем он является здесь и сейчас, а не какие-то высокие сферы. И ему кажется, что в этом "будешь кормить меня, беречь меня, защищать меня" таится угроза его обыденной и такой привычной сути.

Но его мир и так разбит вдребезги - не собрать не изрезав пальцы. Алек уже согласился на все условия. И выполнит их, даже если демонице по вкусу чужие смерти и его человечность. Так и не отстранившись, он принимает расплывшиеся в глазах черты собеседницы за очередную шутку помутненного разума. Но это реальность - словно показывая, что теперь ему не откреститься от сделки, даже если он сам захочет, женщина просто проходит сквозь решетку, минуя единственную преграду между ними. Физическую преграду - при Александре по-прежнему его сдержанность, ледяной стеной разделяющая их с демоницей, когда она вместо того, чтобы принять руку, отводит ее в сторону, превращая жест в предложение объятий.

Он удивлен - фокус с решеткой впечатляет больше, чем гаснущий по щелчку факел и сияющие очи. Но тут же кривит губы, приоткрывшиеся было от изумления. Если сверхъестественной заступнице такое под силу, ей стоило бы вызволить Алека, а не делить с ним камеру, пусть даже на недолгий срок. Он уже согласился на сделку - что ей еще нужно?

Поцелуй.

Это... нормально? Алек не знает. Демоны, слышал он, разные. И сделки с ними заключают по-разному, не всем подойдет писаный кровью контракт. Но поцелуй... Для него и объятия - испытание, он не отталкивает женщину лишь потому, что обещал ей защиту, и когда она всем телом приникает к нему... должно быть, проверяет чувство защищенности?

Он медлит. Но демоница не ждет, и ее ищущие ответа губы сокращают оставшееся до поцелуя расстояние. Алек уверен, что никакого жара страсти не хватит, чтобы растопить ледяные чертоги его самоконтроля, однако он помнит о своем обещании. И ослабляет напряжение, превратившее его губы в тонкую нить, впервые испытывая то неприятное чувство, когда нужно что-то сделать, а ты понятия не имеешь, что именно, и довольствуешься незначительным действием в расчете на то, что кто-то подхватит его и проведет тебя дальше.

Мягкость ее губ - обман. Не растаявший, как иллюзия, но померкший в сравнении с жадностью, с какой она набрасывается на него, обвив руками шею и притягивая все ближе к себе. Алек чувствует себя добычей, и ему сильно, до клокочущего в горле рыка не нравится этот наркотический жар, лижущий губы, опаляющий спину и грозящий поглотить без остатка. Словно его отравили, и потому объятия хищницы вдруг кажутся столь манящими. Он пытается разомкнуть хотя бы оковы рук, стискивая звенящее украшениями запястье. К браслетам добавится еще один - хватка слишком сильна, и след от нее ненадолго останется красной полосой под стать ссадинам от оков на его руках. Теперь Алек сам держит женщину, инстинктивно обхватив ее за талию, чтобы не дать упасть, но в плену по-прежнему он. И не освободится уже никогда - даже не будучи способным к магии, Моретти чувствует, что поцелуй клеймит его душу, пронзает ее раскаленной иглой, чтобы протянуть меж ними неразрывную нить договора.

Плана действий по-прежнему нет, есть только навязанное желание и злость, которую он изливает в той же близости, сминая губы демоницы и насильно проникая в ее рот. Думает, что насильно - но женщину в его объятиях не ломает агрессия, ее ответные ласки - притворная покорность, сменяющаяся чередой игривых провокаций. В такую игру Алек не прочь сыграть. Вернее, не возражает та его часть, что обычно под жестким контролем рассудка, сейчас вынужденного отступить в сторону ради подтверждения сделки и способного лишь подливать гнев в разгорающееся между ними пламя. Она и правда кормится им, забирает что-то, что Александру всегда казалось лишним, да и пробудилось только сейчас, с ней. И он отдает это, не понимая еще, что отныне демоница будет снова и снова вызывать в нем те же эмоции, чтобы насытиться ими.

Алек давно выпустил запястье из тисков. Освободив руку, оглаживает спину широкой ладонью, и женщина выгибается - то ли ему навстречу, то ли потому, что ее не держат ноги. Она возбуждена - он чувствует это в дрожи тела, в отрывистых вздохах, скользящих по губам, в будоражащем запахе... Платье скрывает демоницу за звездным ночным небом, но под тканью очень земные формы, и ему хочется обнажить их, грубо сорвав одежду.

Это несвойственное ему желание отрезвляет, хоть пальцы успели смять ткань, едва не рванув ее. Разжав их, Алек отшатывается от демоницы одновременно с ее движением назад. Сердце колотится в клетке ребер, вены на руках выступают особенно отчетливо и ноздри подрагивают как у хищника, учуявшего добычу, а потерявшие ясность глаза с расширенными от темноты и возбуждения зрачками устремлены на вырез платья. Но это только физические проявления, мысли вот-вот придут в порядок и он выскажет все, что думает от такой "подписи" в контракте. Вот только...

В голове стоит гул, и Алеку требуется несколько секунд, чтобы понять - это не шум крови в ушах. Звук нарастает и в какой-то момент рассыпается на множество различимых, но бессвязных фраз.

п̢͟͝о̷͜че̴̢͟м̧͢у́͡ ͘͜т̡́͘о͏͢л̀ь͠҉̢к̡̀͝о́͟ ч̷е́т͘͜ы͘͡р͞͏͠е
х̷̡͡о̡ч͏̧ѐ̴тс͠я̡̨ ̷̡е͏̴с̡͢т̵̷̨ь̶͞ н̶̕о̷̛̀ е̷щ҉е̷̨̕ ́͠сл̛͘и̧͝ш̸͏͠к͢͝о̀м͏ ҉҉̷т̷̢͘в͏̶͞е̢̕р҉до̸̴
з̵̛а͝ч̢͘͞ѐм ͡она̡ зд͡е͢͡с̨͘ь̨     
п͘у͘г̡͡а̛ѐ͝т         
п̀у͟г̶ае̡͢͢т     
пу̵га̡͟͠е̡̢́т̀   

они ̡ж̶д̡у͢т ̕н̷аве͢рх͏у̵ ͠н͞еп͟о͠движно̧ ͠н͘о̨ ͡г͠д̨е͠ ͟и̢х се́т̛ь
                         п͠р̢ид̧ет͡ся п̀л͜е͢с͢ти ͜за̸но̡во͘
      ск̷̶о͏̛р̷̵о з͘д͏е̴̨͜с̸ь͏̀ ͢͟сн̵о̛́в̢͘̕а с҉т͘͠ан̸̸̨ет̡͜ т͡и̷͘҉х͘͝о̶̶

 

Многоголосому шепоту нет конца. Александр рефлекторно зажимает уши руками. Голоса от этого только громче и он перемещает пальцы на виски, болезненно стискивая их. Он словно оказывается на людной площади в гомонящей толпе, которую никак не заткнуть. Только эта площадь - его разум.

- Какого... - дыхание еще не выровнялось, и шок перехватывает горло, не давая договорить, но вопрос так же ясно горит во взгляде, устремленном на женщину напротив. Теперь он действительно верит, что мог сойти с ума - что демоница лишила его рассудка, вдохнув безумие сквозь поцелуй.

Отредактировано Alexander Moretti (2018-12-27 20:44:14)

+2

9

Несмотря на пальцы впивающиеся в спину с той страстью, что только может загореться между мужчиной и женщиной, фиолетовые глаза не находили в лице той безотчетности, на которую еще теплилась надежда. Вместо этого оно с каждой секундой становилось все жестче, выдавая раздражение. Его расширенные глаза устремили взгляд куда-то вниз, можно было предположить, что в вырез ее платья, а пальцы сжимающие ткань платья на спине внезапно дрогнули и разжались. Какая-то часть Лии, отвечающая за человечность в этот момент конвульсивно дрогнула, ожидая отповеди, несправедливо резкой, после такого сладостного момента, который не мог не понравится и ему тоже. Но это ощущение было быстро подавлено ее природой.

Когда угасает пламя страсти после остается лишь пепел.

Так принято считать.Иногда это инстинктивное понимание. Большинство смертных - пессимисты. Они обращают внимание лишь на то, что уже не вернуть: видят на месте огромного костра выжженное поле и пепел. И лишь немногие понимают что это отличное место для нового костра, если по новой собрать дров и разжечь пламя. А даже если вокруг не осталось ни маленького сучка, ни крошки бересты - можно уйти на новое место и пепел развеять над полем. Через год удобренная земля мириадами полевых цветов будет радовать глаз. Там где есть страсть, есть рождение чего-то нового. Все в жизни относительно. Успех и поражение зависят в равных долях, как от умений так и от случая. Итог лишь тогда называется успехом, когда успехом его признают остальные. Что для одного поражение для другого успех. От пожара гибнет трава. Но новая трава прорастает на следующий год. Бывало, что от страсти вспыхивали пожары. Но бывало, что рождалась жизнь.

Глядя на Александра Моретти после заключения контракта, оценивая ощущения - его и свои - Лия не сочла, что разрушила его жизнь. Как впрочем и не сочла, что спасла. Жизнь бывшего капитана стражи полностью изменилась с приходом паучихи. Забрав осколки прежней жизни, она отобрала у него прошлое. А насильно вручив новую, тем самым полностью сняла с него ответственность за все происходящее. Ни плохого, ни хорошего, ни святости, ни грешности. Просто Александр пока этого не понял. Взамен она получила право распоряжаться его новой жизнью. И ее безграничными возможностями. Конечно, Александр не был творцом, как многочисленные любовники Лии до него. Она не могла использовать его как суррогат. Скорее уж он был полной противоположностью силе творения. Но потенциал бывает разным. И в Александре Моретти страсти было больше, чем в среднестатистическом художнике. Может даже больше, чем в мастерах искусства. А для Лии имеет смысл лишь потенциал, что она наблюдала в избытке. Все остальное не могло иметь и не имело значения.

Оставив мужчину наедине с его новыми ощущениями, позволяя привыкнуть к его новому - их общему - миру, Лия отошла к тюремной решетке. Предстояло решить, что делать с этим не основным, но досадным препятствием. Заклинание использованное колдуньей ранее позволяло проходить сквозь препятствия самому заклинателю, но не человеку путешествующему с ним. Во всяком случае ничего подобного Лия никогда не пробовала. И не собиралась ставить сомнительные эксперименты. Ни тогда, когда они только что заключили контракт и он стал для самым важным смертным существом на свете. Все дело было в охране и желании самой Лии выбраться из темницы незаметно. Она понимала, что Александр должен был покинуть город тайно... для его собственного комфорта.

Она бросила короткий взгляд на мужчину. В данную минуту ничто не напоминало бедствующего благородного рыцаря. Он скорее был похож на безумца, запустив пальцы в растрепавшиеся волосы и лихорадочно сжимая виски. Ему необходимы были горячая ванна, стрижка, чистая одежда, еда и восьмичасовой сон. Все эти процедуры не способны были полностью восстановить прежнего Александра Моретти. Ванна не может смыть чувство грязи и унижения. Крепкий сон не способен отменить приказ о казни. А еда и питье не восстановят надтреснутую выдержку. Но немного облегчения в нынешней ситуации - будет неплохо.

Осматривая задумчиво прутья решетки, скользя взглядом по прочным, но не смазанным петлям, Лия наконец опустила глаза к самому замку. Обычный тюремный замок представлял собой несложный механизм, на один-два поворота средних размеров, элементарного ключа: два зубца и выемка на профиле. Любовников-воров у Лии было достаточно. Как и воров-обедов. Но тем не менее таким неблагодарным дело, как вскрытие замков, пусть даже и таких элементарных она заниматься не собиралась. Поднеся ко рту два пальца, она пошептала им, а потом тихонько подула. Пальцы начали бледнеть, синеть, обрастать льдом. Но обжигающего холода Лия не чувствовала. Продолжая шептать, волшебница поднесла пальцы к замочной скважине. Подчиняясь ее воле, лед рос и утолщался. За неимением другого выхода, он проникал в замочную скважину принимая форму внутренностей замка, заполняя собой все имеющееся пространство, но не промораживая его. Лед рос слишком быстро, но не излучая при этом холод. Это была тонкая магия и еще более тонкая операция, требующая осторожности и тщательного наблюдения. В какой то момент Лия вывернула руку, имитируя давление ключа на устройство замка. И - о чудо!.. - замок щелкнул. Дверь камеры с тихим скрипом приоткрылась. Рассеяв заклинание, мгновенно оттаявшее пальцы, Лия переломила лед у кончиков ногтей и потрясла рукой, сбрасывая с руки капли ледяной воды. Разумеется можно было просто заморозить замок. Сделать его с помощью магии хрупким и податливым, как сам лед. И металл бы раскрошился подобно не обожженной глине под пальцами. Но это было бы настолько откровенным магическим вмешательством… Маги помогающие бывшему капитану стражи это уже серьезно. Да к тому же еще, зная что именно маг помог сбежать Александру, наверняка будут искать и сами следы магии, и мага сопровождающего беглого смертника и заодно подозревать всех встречных в ношении иллюзорной личины. Это было неудобно. А вот если все будут думать, что ему помог какой-нибудь вор… Связи с преступным миром обычное дело для других таких же преступников. И что такого, что один помог выбраться другому? У надзирателей Моретти не должно остаться причин думать по другому. Лед застрявший в замке уже через несколько минут превратится в лужицу воды на полу. Да и та может высохнуть. А чтобы уловить во внезапно открывшемся дверном замке магическую подоплеку стражникам совершенно необходим будет маг. И вряд ли они станут тревожить одного из них, если сами не догадаются. Лия улыбнулась, повернувшись к петлям на двери. У нее не было с собой масла, но она обойдется и без этого. Ей нужно еще одно маленькое заклинание изменения...

Закончив с дверью и полуобернувшись, Лия посмотрела на Александра. По его виду она пыталась понять, что ей теперь с ним делать. Сможет ли он сам дойти до ворот города и отправиться с ней дальше? Или же чудеса нового для него мира окажутся слишком шокирующими? Она могла бы попытаться помочь ему и ослабить действие их связи - хотя это означало бы ослабить и саму связь тоже, а значит было вариантом на крайний случай. Или же лишить его сознания ненадолго… Но почему-то она интуитивно чувствовала, что подобные фокусы изменят отношение мужчины к ней не в лучшую сторону. Поэтому она решила действовать более тонко и повлиять на его самые практичные и самые углубленные стороны души, дабы воззвать к тому, чего Александр - судя по всему - придерживался пуще веры в Богов.

- Александр… - прохладные и нежные ладони скользнули по его лицу, привлекая внимание и заставляя сосредоточиться на их обладательнице, - Услышь мой голос. Услышь, как он возвышается над всеми прочими. И слушай меня. Сейчас тебя пугает происходящее. Но если ты не будешь это контролировать - ты умрешь.

Про смерть конечно было слишком сильно сказано, все-таки от безумия еще никто не умирал… или прецеденты были случайными. Но все-таки объяснять сложную цепочку возможностей могущих привести к летальному исходу казалось лишним.

- Александр, - продолжила паучиха и ее голос был строгим и сосредоточенным, по деловому сухим, пресекающим возможные комментарии, - ты можешь Это контролировать. Я тебя научу контролировать Это. Но это долго. Очень долго. Если мы уйдем отсюда я тебе помогу. Слышишь? Пойдем же. Пойдем… - с этими словами она потянула его навстречу открытой двери.

Магия поможет им выбраться наружу. У ворот появления госпожи дожидается повозка с возничим, который пока не знает, что “сутулая старая дама и ее светловолосый внук” собираются купить его повозку целиком, а не пользоваться его услугами. И даже если кто-то и бросится их искать вряд ли они обнаружат нечто большее, чем слова подслеповатого старика и невнятные показания стражников у ворот, обманутых иллюзией.

Свобода начинается уже за дверью.

+2

10

Демоница не удостаивает его ответом. Отходит к двери, бросив на Александра короткий взгляд – не последний. Контракт заключен, и теперь она не уйдет просто так. Поэтому на сей раз по нервам проходятся когти не страха – злости. Она права, она действует рационально, ища способ миновать преграду, отделяющую их… не от свободы, нет. Слово «свобода» Александру не нравится. От него веет заблуждениями и безответственностью. По-настоящему свободны либо безумцы, либо мертвецы. За дверью ждет несвобода – долг перед самим собой, рамки закона... и необходимость его преступать. И сделка, условия которой он - какие бы мысли ни мелькали в его голове за миг до согласия - не нарушит. До тех пор, пока врученный ему демоницей кинжал не обернется змеей.

В голове по-прежнему шумно, но сквозь паутину несмолкающих шепотков, к счастью, слишком обрывочных, чтобы полностью заменить собой реальность, Алеку слышится обещающий звон цепей. Ему нужны эти цепи - выдуманные и все же прочащие надежную связь с пожалованной по демонической прихоти жизнью. Но не меньше них нужны объяснения. Хоть какие-то, а не безразличие, пусть Александр не протестует, даже сейчас держа себя в руках. Именно безразличие демоницы злит его, злит настолько, что в какой-то момент ему исключительно благодаря упрямству, идущему от нежелания чувствовать себя беспомощным – снова, - удается отрешиться от голосов в голове. Стараясь не замечать, как подрагивают кончики пальцев, он медленно, словно его душевное состояние зависит от плавности движений, опускает руки, на этой осторожности выстраивая иллюзию непрочной стены, отделяющей от странностей, подстерегающих в собственных мыслях, обычно таких последовательных и здравых. И чтобы свои размышления заглушили… те, которые не свои, он вперивается немигающим взглядом в женщину у решетки. Если он не может задать вопросы ей – задаст себе. И попытается хотя бы понять, чем она ему пригодится. В конце концов, она его единственный союзник.

Способ с ледяным ключом хитер. Дверь покорно скрипит, и разорвавший тишину звук будто раскалывает некий давивший прежде груз, позволяя наконец вдохнуть полной грудью. Алек только сейчас понимает - до этого момента он не до конца верил в то, что покинет камеру. Но его занимает другое. Незваная избавительница в который раз прибегает к магии. Вероятно, не самой примитивной. Демоница-колдунья? Это полезно. Но колдовать могут и люди. Должны быть и другие способности, от Тени, из которой берутся демоны. Влияние на эмоции, кража душ, запретные знания…

Знания. Нет, эти речи в голове совсем не похожи на отголоски древних тайн. Они скорее напоминают мысли какого-то – каких-то, словно их несколько десятков, полуразумных существ, если не пытаться прислушиваться к одному, можно уловить основные идеи: голод и терпение и страх смешавшийся с благоговением и где-то меж ними нечто значимое от чего по спине бегают мурашки но суть ускользает стоит вдуматься и все вновь рассыпается на раздражающе бессмысленные фразы о том что нужно ждать или двигаться в̧ы͠͠ш͘͟͜͞ѐ̷ ̷̴͏͏͟н̢̀͟͜о̶͟͝ ̸̸в̢̕̕͞с̶̡͘̕͞ ѐ̢͢͡ ̷̀͢б͏̸̵͠у̸̡̛҉̡д́е̡̡́͟т̴́̕͜͝ ̡̀̕͜͡р̷̡́а͏̛̛з̵͏̧̕р̸̵́͜͠у̸ш̴҉е͏̧̢̛͜ н̸̷̶̵̶̵̵̵̵̴̵̴̧̀͜о̵̶̵̸̸̶̶̵̶̵̴̵̴̶̷̸̷̴̴̡̛͜͢ ̸̶̴̸̶̷̵̶̶̸́ ̷̴̷б̵̸̵е̸̷̴з̷̵̴ ̵̶̶о̷̸̴г̸̴̸н̵̷̷я̷̷̸ ̶̵̶л̶̶̶у̴̵̶ч̷̶̴ш̸̶̷е̶̷̷ ̶̴̴ ̴̸̶̸̴̵̴̵̷̷̷̸̶̵̵̀́̕͜͝с̸̷̴̷̸̷̷̸̵̵̴̶̀̕͠т̴̷̴̴̶̶̴̸̶̷̴̸̸̵̴̴̵̸̶̸̨̡͞о̴̵̵̷̵̵̶̵̴̴̶̵̡̕͞л̴̸̷̴̸̵̸̸̵̷̵̶̨͢͟ь̷̸̷̴̶̶̴̶̸̴̶̵̵̴̴̴͝͞͡к̶̵̸̸̸̴̸̵̸̸̴̵͢͜͞͏̷̸̷о̵̷̴̸̴̸̴̸̵̶̷̶̸̶̴̵̴́͜҉̵̴̶ ̸̶̸̶̷̷̷͏̷̴̸̷̸̵̸̴̷̷̴̴̡͘͡л̵̷̶̵̵̵̵̷̵̷̷̵͘͝͡ю̵̶̶̵̸̷̶̵̸̸͟д̸̶̵҉̷̴̶̴̶̷̵̶̸̡͠е̴̵̷̷̸̴̴̵̵̸̸̴̧̛͜й̷̷̴̸̶̶̵̷̶̸̶̵̡́͠ ̷̵̷̴̷̶̸̸̷̷̶̸̶̴̸̢́͢͟у̸̷̵̶̴̷̶̴̶̵̴̵̵̸̴̴̵̧͟ж̵̸̷̶̵̴̷̷̵̴̢е̷̸̴͏̶̴̸̷̸̸̷̸̷̴̵̸̷̡̕ ̷̸̴͏̴̴̶̸̴̴̵м̸̷̷̸̵̴̵̶̷̷̷̶̨͟͠н̸̷̷̵̸̷̶̵̵̶̵̶̸̵̶̷̴̴͢о̴̸̵̵̴̶̶̸̵̵̷̵̶̨͢г̵̸̶̸̷̴̶̵̵̷̴̷̸̴̴̶̴̵̢̀́̕̕о̶̵̷̴̴̷̷̶̶̷̴̵̴̷̧

Всего одной мысли, затронувшей возведенную в сознании стену, хватает, чтобы она рассыпалась в прах. Голоса вплетаются в размышления о них, постепенно звуча все громче, пока не нарастают до такой степени, что заглушаемые ими мысли превращаются в поток сознания, слишком невнятный, чтобы в нем сориентироваться. Алек бессильно рычит, кривясь от боли - дело не в мигрени, он сам не заметил, как снова впился пальцами в виски, сдавливая их так сильно, словно вот-вот попытается выцарапать посторонние голоса.

Недолго он продержался.

Его отрезвляет прикосновение. Ладони демоницы уже холодны - то ли от магии, породившей лед, то ли ее согревают лишь чужие объятия. Тем жарче ощущается почти забытый, но еще трепыхающийся где-то в груди огонек, который разожгла недавняя близость – с ней. И тем неправильнее кажется, что и в голосе демоницы, как по волшебству (или и правда по волшебству?) перекрывшем все прочие, не осталось ни следа той искусительной искры. Она туманно говорит о помощи, о необходимости занять обозримое время тренировками, о возможности когда-нибудь взять это под контроль…

И это правильные слова.

Взгляд Алека проясняется - и тут же леденеет, словно холод от кончиков пальцев, касающихся лица, передается глазам. Но дело совсем не в фамильярных прикосновениях демоницы, взгляд не оттаивает, когда она убирает ладони с лица и просто берет его за руку, потянув к решетке. Меж тускло отсвечивающих луной прутьев чернеет сплошной проем и недавняя преграда постепенно теряет свою значимость, из полусимволического барьера превращается в деталь обстановки, запоминающуюся лишь несмазанными петлями. Александр, не двигаясь с места, сжимает чужое запястье и медленно, но непреклонно высвобождает ладонь из пальцев с таким непроницаемым выражением лица, что этот демонстративный жест выглядит абсурдной - после данного им согласия с условиями сделки - необходимостью. И только после этого, отпустив женщину, шагает к выходу. Молча - ему нечего сказать. Демоница без подтверждений знает, что права. Он действительно испугался. Не безумия, не сонмища духов, которые, возможно, полезли к нему в голову, а собственного бессилия. Вероятности, что, несмотря на все старания, он не сможет обуздать происходящее в его сознании.

Но он может. И сможет. У него больше нет выбора, кроме как положиться на слова спутницы по контракту, и если верить ей, многоголосье в его сознании - это всего лишь еще одна вещь, для контроля которой нужно приложить усилия. Как владение двуручным мечом, который сперва казался слишком тяжелым и неповоротливым, чтобы с ним управляться. Как Игра, принимать которую он отказывался слишком долго.

А теперь собирался выиграть.

У самой двери, прежде чем выйти из камеры, он оборачивается, последний раз взглянув на улицу сквозь зарешеченное окно под потолком. С такого ракурса видно почти всю площадь. Веревки так и нет, зато помост и два столба с перекладиной уже на месте. Напрасно проделанная работа, Александр терпеть этого не может. Но сейчас он усмехается, коротко и жестко. И эта усмешка, обычно появляющаяся на лице Моретти еще реже, чем трехдневная щетина, казалось бы, должна окончательно разрушить его подточенный заключением и ломающей принципы несправедливостью облик. Но именно она на миг возвращает ему прежние уверенность и силу, до полного восстановления которых еще несколько часов нормального сна, ванна, добротный завтрак и подробный анализ ситуации.

Все будет под контролем. И голоса, и его с демоницей безопасность, и восстановление справедливости. И контракт.


ЭПИЗОД ЗАВЕРШЕН

+1


Вы здесь » Fables of Ainhoa » Потерянные рассказы » 12.04.1214. Tie that binds


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно