Игроки: Wind, Stone
Дисклеймер: идеи витают в воздухе, но Ветерок сказал, что идея смахивает на сюжет манхвы "Убить сталкера". Я не знаю, не читал, однако если что - не претендую, всё такое.
Варнинг: ожидается зоосекс, гуро, зоогуро, каннибализм (?), жестокость, помрачение сознания.
Ведь в этом мире мне нечего больше терять
Кроме мертвого чувства предельной вины
Мне осталось одно - это петь и плясать
В затопившем Вселенную пламени чёрной Луны.
(с) Сергей Калугин и "Оргия Праведников" - "Восхождение чёрной Луны"
Персонажи:
Солнечный Зайчик (крубири) (Stone), 16 лет.
Лунная Дорожка (крубири) (Wind), 17 лет.
Птицы зимой улетают на юг, а крубири, чуя приближение смерти, летят на родину. На Ту Самую родину, откуда первый крубири появился впервые - как игрушка, как питомец... Как хранилище и сосуд для бесценного к'руби. Созревая, камень даёт о себе знать, сводит с ума... И мирный, добрый и ласковый крубири в любом случае перестаёт существовать, даже если его тело живо.
Даже если прежде он и не был особенно мирным, добрым и ласковым.
...Мама назвала его Лунной Дорожкой - красивый, пепельный малыш обещал вырасти в крепкого крубири, полного сил, отчаянно живого, слишком живого для их краёв. Хорошее Место, где некогда обосновался Предок, потихоньку превращалось в каменную пустыню - всё меньше живности, всё больше пронизывающих ветров и... И да, лунных дорожек на широких, полноводных озёрах там, где прежде были заливные луга, а ещё прежде - просто луга.
Недостаток питания плохо сказался на Лунной Дорожке: тот хоть и перегнал сверстников в размерах, так и не стал ни массивным, ни особенно пушистым. Стоило тому развернуть крылья, как становилось очевидно, что душа его держится прямо на костях. Если успеешь это заметить, не обманешься размахом крыльев, густотой меха на широкой груди.
Но они все были такие. Юркие, быстрые, ловкие. Жестокие в драке, неутомимые в любви. Лунная Дорожка и среди сверстников выделялся: более сильный, более юркий, более ловкий. Более жестокий и более неутомимый, но кто решился бы с ним спорить?.. Расправит крылья - и совсем не похож на узкую Лунную Дорожку, а очень даже на Луну. Так и прозвали. Чтобы удобнее было предупреждать мальков: "Ша, Луна!". Ховайся, кто может.
Потому что Луна знал о том, что его боятся, и упивался этим. Упивался чужим страхом, болью поверженного соперника, ощущениями самочки, которую берут силой, или самца, который не рад, что весёлая возня зашла так далеко. Неудивительно, что Луна стал изгоем из изгоев: Путешествие сильно повлияло на него, показав другой мир, где не было аналога крубирийской сплочённости и нежности к свои. А если и был, то Луна его не заметил.
Но он прекрасно замечал чужой ужас. Чужая обида бальзамом лилась на душу, а перья на холке сами вставали дыбом, стоило только представить себе остекленевшие глаза гибнущего соплеменника.
Луна не сразу решился: вбитая с детства привычка уважать товарищей долго удерживала его от непоправимого. А потом крепкий клюв впервые сомкнулся на чужом горле, и впервые кровь из распоротого когтями живота пролилась на землю не рядком капель, а полной рекой. Впервые вкус измененной ради к'руби плоти осел на языке.
Сильный, крепкий, живой - отчаянно живой для этих краёв... Он оказался отмечен печатью мёртвого. Чувствительный к чужим эмоциям, он предпочёл не дарить утешение страждущему, а упиваться его страданием. Пить жизнь, вытекающую вместе с кровью. Не согревать нежностью каменное сердце крубири, а крошить его в лапах, - буквально.
И когда настал его час, Луна, как и соплеменники, отправился в последнее Путешествие. Однако для него оно закончилось не в водах моря или в листве деревьев, а на заднем дворе покинутого жильцами дома.
К этому дому память предков вела многих крубири, и Луна не голодал. Отнюдь не голодал.
Некому было вынуть к'руби из его груди: ни создатель, ни потомки создателя больше не ждали ценных зверей на пороге брошенного дома. Теперь там ждал Лунная Дорожка. Слишком старый для своего племени, но всё ещё достаточно сильный, ловкий... Всё ещё слишком не-мертвый.
...Солнечным Зайчиком его впервые окрестила сестрёнка: за яркие глаза и нежно-золотое оперение, за любознательность и мягкость. Солнечный, добрый, Солнечный Зайчик дружил со всеми, от сверстников до стариков племени. За кроткий нрав его любили даже самые отъявленные одиночки: Солнечный Зайчик никогда не причинял вреда соплеменникам, всегда находил для каждого доброе слово.
Когда малыш заболел, на уши встала добрая половина племени. Кто на уши, а кто на лапы: травки искать, а может, и доктора... Не то внутренняя магия помогла, не то находки старших: Солнечный Зайчик оправился от тяжелой болезни, только остался неразговорчив. Потрёпанные лёгкие позволяли или резвиться, или играть, и никогда не одновременно. Запыхавшись, малыш даже имя своё не мог полностью выговорить, а потому так и остался Сол... кха-кха-кха... ом. Ему даже нравилось. Ни у кого в племени больше не было такого необычного короткого имени.
Сол рос, Путешествовал, взрослел. Подарил жизнь малышам и помог избраннице с их воспитанием, поставил на крыло племянников, научился сам искать нужные травки в лесу, чтобы животик не болел, чтобы перья хорошо росли, да чтобы кости не ломило перед грозой, а в его случае - чтобы кашель не снедал, стоит только чуть активнее обычного облететь территорию племени.
Когда настала его пора, он без колебаний последовал за тем, в честь чего был назван - за солнцем. Сол летел, не замечая усталости, туда, куда звало сердце, куда вела память предков, словно следовал карте, вложенной в голову первого крубири создателем. Внутренняя магия, что помогала ему держаться в бою против болезни, сработала снова, дав крубири возможность долететь до места почти здоровым, почти целым. Сердце только ныло, словно став слишком большим для маленького тела. Словно камень поселился под рёбрами, - так казалось Солу, и он неустанно искал в лесу нужные шишки, что унимали боль. Они же туманили сознание, но разве это повод пренебрегать лечением?..
Он не знал, куда ведёт его память предков, и не знал, почему так ноет и тянет в груди. Не знал, что его ждёт.
Знал бы - повернул бы обратно, а то и по-простому бросился бы в море да вдохнул полной грудью.
Потому что первым, что встретило его Дома, было отнюдь не желанное спокойствие и забвение...
Их пути пересеклись в начале весны, когда в этих широтах снег уже не лежал, но деревья только-только начали обрастать листвой. До тепла ещё далеко, до сухости и жара - и того дальше, а голодная живность как раз сбрасывает зимнюю шкурку.
И даже голодная живность за три версты обходит заброшенный, обветшалый дом, где обосновался Луна.
Тот самый, где когда-то жил создатель крубири и его потомки, а потом не осталось ни души.
Тот самый, куда память привела Сола.
