Ее мир - эпоха процветания Империи, которая, кажется, не закончится никогда; ее будущее  предопределено раскидистым фамильным древом, листья которого - имена великих волшебниц и волшебников, о которых рассказывают студентам в лекториях. Медея тоже, без сомнения, станет великой. Как иначе? Отец говорил - покорись Империи и воцари над рабами нашими, учись усердно, внимай словам Магистров, и да станешь ты гордостью рода Аврелиев. Ее мир - вычурные наряды, темный мрамор дворцов и хлест кнута по спинам непослушных слуг, нет-нет, да и разносящийся эхом по залам.

Медею учат, что она - сверхчеловек, новая веха человеческого развития, благословленная магическим даром. Остальные, им обделенные - бездумные насекомые, рабочие муравьи, рожденные трудиться на благо высших своих хозяев. В Виджари не было тех, кто уместился бы между этими двумя гранями; были лишь те, кто подчинял и те, кто подчинялся. Всё вокруг славит магов, начиная гербом и заканчивая колыбельными. Медее просто следовать этому незамысловатому моральному компасу, ведь он возносит ее до самых небес и уверенно утверждает: она достойна этого.

В самом сердце Родоса, столицы, из земли вырастает гигантский палас Магистров - венец творения имперской архитектуры, мрачные своды которого устремляются так высоко, что едва не касаются карнизами ног Богов. В нем будет восседать Сенат; Сенат - круг самых сильных, самых мудрых и важных, и их обитель обязана выражать их беспрекословное доминирование над каждой живой тварью. Палас пропитан рабскими кровью и потом - на строительных лесах, огибающих здание со всех сторон, повис чудовищный шум молотков и надзирательских криков. Когда мать приводит шестилетнюю Медею посмотреть на то, что уже прозвали третьим чудом света, до окончания работ остается еще добрых полгода, но у нижних колонн уже выстроились трехметровые скульптуры легендарных правителей - мать-Аврелия зачарованно рассказывает о военных успехах Виджари, о том, что весь континент познал их мощь, а Аврелия-младшая внимает каждому слову. Нежданно-негаданно, вдруг - крик откуда-то сверху: старик-рабочий, тощий, как засохшая омертвевшая ветка, с измученным стоном хватается за спину. Надсмотрщик взмахивает кнутом и бьет подчиненного; тот отшатывается, теряет равновесие и падает с лесов. Раздается характерный хлопок, и вот - тело его распласталось далеко внизу, растекаясь алой лужицей по вычищенной дорожке. От Медеи до него шагов - сколько? Тридцать? Она замирает - что-то внутри неприятно жжется, режет, колет, а что именно - откуда же ребенку знать?  Девочка не отводит с него глаз, а мамин монолог, не сбавивший темпа ни на секунду, как бы отдаляется, заглушается скорбным молчанием стихших рабов. Мать замечает это, смотрит туда же, куда и дочь - только пренебрежительно кривит лицо. Смерть насекомых - обычное дело. Не жалеешь же ты жуков, случайно раздавленных твоими стопами? И не было в ней ни сочувствия, ни волнения по усопшему. Она сказала: забудь о нем, Медея, не пристало тебе тревожиться о них.

Надсмотрщик распоряжается убрать труп и приказывает скорбящим возвращаться за дело, и они подчиняются. Никто не хочет больших ран, никто не хочет наказания розгами и водой. Нет, среди них не было бунтарей - бунт привел бы всех их в пыточные, а потом - туда, где малефикары вытаскивают из тебя плоть и душу ради своих заклятий. Виджари не чураются никаких методов.

Медея отрубает от себя случившееся, ставит непробиваемую завесу между собой и недолюдьми, и всё же чувствует - слабость наказуема, слабость убивает, и если ты слаб, в этой стране тебя сбросят в обрыв. Это не плохо, хорошо ли - она не знает, но знает только, что это естественно. Так было веками. Как оспаривать то, что работало столь долго? Больные звери становятся кормом для лесов, старые кабаны первыми попадают на копье, а из четырех новорожденных оленят выживет один. Это нормально.

---

У Медеи на балконе - ласточкино гнездо. Красивое, старательно сотканное из, быть может, целой сотни крохотных веточек. Весной в нем появились птенцы; каждое утро молодая ведьма смотрела, как ласточка-родительница кормит их, взращивает родную кровь, и с еще детским восторгом надеялась застать их первый полет. Осенью птенцы исчезли - Медея пропустила их уход, а потом, зимой, гнездо обвалилось, и на холодных плитах девушка нашла саму ласточку. Мертвой. Цикл ее жизни оборвался, ибо всё конечно. Всё конечно... когда-то кончится и сама Медея, и мать ее, и отец, и вся Империя - грешно так думать, но правда всегда горька, - рано или поздно встретят свой закат. Настоящий, глубокий страх впервые встретился с Аврелией: как ужасно было бы потерять все знания, всё изящество Виджари, их гениев и все их достижения! В голове мелькает короткая мысль - "как ужасно было бы умереть самой", но Медея гонит ее, потому что для нее не должно быть ничего важнее родины.

Ах, если бы можно было остановить ход времени и даровать бессмертие всем, его заслуживающим! Сколько великих заклинаний было бы написано, сколько храмов и фресок создано, живи их творцы сотней лет больше.

Эврика! В Виджарском гимне пелось - "magicum omnipotentem". Время еще не поддавалось ни одному смертному, но разве же не стоит попытаться?

---

Ей двадцать, когда она, курируемая матерью, ведает свою идею Сенату, просит спонсорства. Ее хотели бы  осмеять, но наивность ее патриотических намерений не дает относиться к ней жестоко - всё ведь только ради их великой нации. Ее речь встречают снисходительными улыбками, успокаивают - извини, Медея, ты слишком юна, ты глупа, а таких чудес не бывает. Иной унизился бы, обозлился, но Медея пристыдилась - и правда, с чего им, лучшим из лучших, верить в нее, еще ничего не добившуюся? 

Нужен результат.

Хотя бы какой-то.

За все годы учения Медея так и не обнаружила в себе никаких талантов - она умела всего понемногу, и ни одна школа, будь то целительство или элементали, не поддавались ей по-настоящему. Родители скрывали разочарование, утешали - найдется еще что-то, но Аврелия считала себя реалисткой. Ясно, как день - волшебства в ней не так уж и много, а когда собственных сил оказывается недостаточно, остается лишь один путь, доступный каждому чародею; стоит только захотеть. Решиться. Магия крови неприхотлива - накорми ее кем-нибудь, и она либо пожрет тебя, либо спасет.

В доме Аврелиев был слуга - мальчик лет десяти, раб в шести поколениях, плетший корзины  и сандалии. Семья его жила в землянке, что стояла на краю виноградников, и пока старшие трудились в полях, дитя - Медея выследила - исполнял мелкие поручения во дворе. Почти всегда - в одиночестве. В тот жаркий августовский вечер он сидел на раскаленных ступенях и отдыхал, отлынивал - а, может, у него и не было тогда никаких дел? Медея вышла к нему, он тут же вскочил, поклонился, безмолвный, как неживой. Она приказала: "иди со мною, да помоги мне в саду", и он покорно последовал за хозяйкой, невинный, как ягненок.

В груди забилось то самое горькое чувство, точно тогда, у сенатского паласа. Перед глазами мелькнул изломанный старик. Медее ни разу не приходилось убивать - птиц, что она ела на обедах, зарубали кухарки, а быков - мясники. Это грязно, это неправильно и жестоко - так ей показалось, пока старика не сменило разломанное гнездо. Либо Медея свершит задуманное, либо она сама когда-нибудь станет землей. Разум туманится, в венах кипит отчаянное, страшное, темное. Закон Виджари разрешал магам использовать слуг для любых ритуалов - темное колдовство было в таком же почете, как и светлое, и для некромантии часто использовали преступников и рабов. Нельзя забывать, они - расходный материал. Муравьи.

Ведьма вытащила из рукава кинжал, схватила мальчика и дрожащей ладонью перерезала тонкое горло - он и понять не успел. В коридоре - никого. Медее не было нужды скрываться - никто не был в праве ее остановить, но что-то иррациональное подсказывало, что убийство - акт не для всеобщего обозрения. Ребенок выскальзывает из ее рук, сползает на пол, а она смотрит. Бешено, дико, напуганная - самой собой. В тот долгий, неестественно растянутый миг что-то в ней переродилось. Теория стала практикой, сказанные другими слова обрели ее собственную реальность.

Вечность требует жертв.

---

В следующий раз в Сенат она явилась уже другой. Увереннее, тверже. В ее руках - склянка с кровью того, кому не удалость встретить отрочество, в ее устах - уже не просьба, но заявление: я могу обратить время вспять. Пока еще только на две минуты и пятнадцать секунд, но для того она и обращается к Магистрам - чтобы вырастить цветы, нужно ухаживать за семенами. Аврелия протягивает одному из Магистров чашу и просит уронить ее. Этот фокус она проделывала уже много раз, - в доме поубавилось посуды, - и знает, что отточила его до совершенства. Чаша падает, звонко распадаясь крупными осколками - Медея сжимает склянку и ямбом шепчет заклинание, с таким трудом написанное за год. Всё замирает - она касается осколков, считает секунды, и они шаг за шагом собираются заново. На побледневшем лице выступает пот, ноги подкашиваются и чары спадают, но чаша - чаша цела и невредима, гордо красуется на том же месте, где должна была разбиться. Магистр ахает; для него всё иначе, для него это - наваждение, свершившееся, стоило только моргнуть. Взгляды целой аудитории направлены на колдунью, умнейшие женщины и мужи их века столпились вокруг эксперимента. Магистр просит повторить - и она повторяет, пусть и с большим трудом. Зал взрывается овациями, ее усаживают, приносят воды. Всё получилось.

Через неделю, получив поддержку высшего общества Виджари, Медея отправилась к самому тонкому мастеру зачарования. Она пришла к нему с грубым алым кристаллом - новейшим изобретением Виджари, позволявшим впитывать в себя человеческие души и используемым для создания магического оружия. В ее камне было заточено четверо - Авреловы слуги Павий, Дария, Мариус и Хронус, мальчик, кровь которого затвердела и стала прочным их обиталищем. Раз магия смерти могла помочь управлять временем, чем больше убьешь - тем сильнее волшба, а если правильно обработать убиенные души и очистить их, получишь долгоживущий источник энергии. Из этого камня мастер сделал волшебную палочку, облачив красный стержень слоновой костью и вырезав на ней заклинание-проводник. Получившийся инструмент Медея назвала Ласточкой.

---

За двадцать лет изучения о магии времени стало известно:
- предметам можно возвращать их прошлое состояние;
- проделывать то же с людьми крайне опасно, однако возможно;
- маг может отправиться в прошлое и изменить его, но в дальности перемещения ограничен личными пределами силы; силу его можно увеличить поддержкой других магов;
- индивид может останавливать для себя время, ограничения описаны в предыдущем пункте;
- из прошлого в настоящее можно вытянуть предмет, животное или младенца; опыты над людьми старше трех месяцев еще идут;

А Медею давным-давно перестали звать по имени. Для всех она - Архитектор, поселившаяся в катакомбах Сената. Все знают: Архитектор как никто предана Сенату и Империи и сделает во их благо совершенно всё, знают, что трудится она денно и ночно, ничем иным и не помышляя. Не знают только, сколько осужденных и рабов погибли во имя ее учения, да никого это и не тревожит - каких высот достигнет она в будущем! Какими будут десять ее верных учеников, постигающих ее ремесло, когда они сравнятся с нею в опыте? О науке Аврелии говорили - "надежда человечества", разумеется, называя человечеством только правящую касту. Вся Виджари верила, что за Архитектором - дар бессмертия.

Когда шестидесятилетняя война с южным королевством Каэлум, начавшаяся еще задолго до рождения Медеи и никогда не причинявшая большого вреда Виджари, вдруг стала угрозой из-за одного вражеского полководца, вонзившего себе в сердце такой же алый камень, какой был в Медеевой Ласточке и обретшего от него ужасающую мощь,  вера в необходимость исследований  Архитектора лишь закрепилась. Пусть между почти вековыми врагами вскоре был заключен мир, напряжение нарастало - народ чувствовал, что что-то должно грянуть.

И грянуло. Культ Аэна, бога добра и света, скрывавшийся в смиренных рабских лицах, в страже и охотниках, в магах, недовольных вседозволенностью собственного рода, поднял восстание. Культисты были на каждой улице, они - те, кто еще вчера кормил хозяев виноградом и те, кто, с отвращением сжав губы, обсуждал некромантию. Они знали распорядок дня своих мучителей и коллег, знали каждый угол их дорогих поместий. Три дня и три ночи Родос пожинал пожар, пока преданные Аэну воители захватывали палас - третье чудо света, ставшее символом угнетения и жестокости. Статуям древних вождей скололи головы и руки, которыми они когда-то колдовали, огромные библиотеки, полные кровавых инструкций для издевательства над рабами, были сожжены. А Магистры? Одни сдались в плен, другие - убиты. Сената больше не было.

Медея, запершаяся в подземельях, понимала это. Она так и не успела спасти свой народ, и как бы омерзительны ни были ей повстанцы, как бы ни ненавидела она их своенравие, исправить случившееся она не могла. В ее лаборатории осталось двое верных учеников - повесившихся, чтобы погибнуть не от руки предателей, но по своей воле рядом со своей наставницей; остальные разбежались. Вскоре захватчики доберутся и до нее.

Не умирать.

Было одно заклинание, в которое Архитектор никого не посвящала. Разумеется, она ни разу не пользовалась им на практике; оно еще только набрасывалось, и всё же - лучше умереть, пытаясь, чем не пытаться вовсе.

Тайным подземным путем направилась она прочь из паласа, выбравшись глубоко в диких лесах и бежав к горам. Там, в холодной пещере, где никто не должен был ее отыскать, она легла на камни и принялась колдовать; когда последнее слово слетело с ее уст, а Ласточка сделала финальный взмах, она уснула.

---

Аврелия надеялась проспать всего столетие, пока всё не образуется - женщина верила, что Виджари вернут себе власть, и возвратится она уже в родную отстроенную столицу. Время остановилось для нее, не повредив ни разума, ни тела, не подпуская к ней зимние морозы и летние бури, но Медея допустила ошибку - и сон ее длился не сто, не тысячу, -  десять тысяч лет.

Проснулась она лишь тогда, когда новое летоисчисление насчитало 1210 год. Проснулась, чтобы понять - всё, что она знала, всё, что любила и чем дорожила, давно исчезло. Империя теперь - Пепельная Пустошь, воинственный Каэлум - Равнины, и никто даже не помнит, что они когда-либо существовали. Новые люди говорят иным языком, новые люди и новые их жилища уродливы, и везде, всюду рабы - к которым почему-то относятся не как к рабам. Каждый новый шаг по этим землям вызывает у Медеи отвращение и злобу. Ведьма теряет счет попыткам вернуть отнятые века, но, конечно, одна она никак не справилась бы с такой титанической задачей. Вскоре ее сокрушает осознание: она здесь надолго.

Полтора года она хранит молчание, облаченная в одежду паломницы, изучая и вслушиваясь. Аврелия узнает, что маги здесь - сами рабы; держат их в Башне, если они светлы, и в каком-то невыносимом месте, называемом Деорсой, ежели они темны. Магам запрещают самые великие и неудобные, опасные знания, их отслеживают, а если они непокорны - убивают. Медее безумно жаль своих собратьев, хочет освободить их, она верит - в плену их держат потомки культистов, в  жилах которых - предательство и бесчестие. Когда она наконец осваивает новый язык, она спрашивает у встречающихся ей магов-выпускников Башни - неужели нравится им жить, как скоту? И когда понимает, что есть те, кто действительно согласен с таким укладом, презирает их всем сердцем. Вскоре, когда ее попытки вернуться замечают, объявляют охоту и за ней - Деорса узнает о ведьме-отступнице, убивающей людей на севере близ Нортрана, и отправляет за ней своих цепных псов. Всякий раз она сбегает, используя свои чары.

С ее пробуждения прошло уже пять лет. Медея невыносимо скучает по всем, кого знала и с кем была близка, скучает по правильной морали и Империи. Вся жизнь ее - в служении, но что делать, если служить больше некому? Если люди - мертвы или заперты, и остались одни вредители? И всё же - она не может окончить свою жизнь, пройдя через огонь и воду, чтобы ее сохранить.

Она очень хочет назад.

И выдумывает новое решение - она расскажет всем несогласным, кем они должны быть, соберет вокруг себя новых учеников, расскажет им о времени, что знает сама, расскажет о славных старых временах, и они непременно примкнут к ней. А вместе они - уже сила. И, быть может, она напишет заклинание такой невиданной мощи, какое возродит из темных глубин истории ее отечество.

1. Название артефакта:
Ласточка.
2. По классификации:
Старый, магический, многоразовый.
3. Известность артефакта:
Все люди, причастные к созданию Ласточки, давно мертвы; о ее существовании знает только Медея.
4. История создания:
Маги Виджари часто создавали индивидуальные магические артефакты, которые бы служили проводниками или усилителями их чар. Волшебная палочка - распространенный вариант, требующий тонкой настройки под хозяина. Ласточка сделана из слоновой кости, добытой на дальних островах, на которой вырезаны мелкие узоры в виде птичьего крыла - они кажутся декоративными, но на деле содержат в себе зашифрованное заклинание, проводящее силы Медеи через артефакт. В сердцевине палочки находится стержень из красного камня, широко используемого у магистров как источник волшебной энергии - такие камни делались из душ, крови и плоти умерших людей, и мощь их варьировалась от количества убитых. В камне Ласточки заточены четыре души, давно потерявшие сознание и растворившиеся друг в друге.
5. История получения героем:
Для создания Ласточки Медея убила четырех человек, обратила их в магический камень и попросила мастера зачарования создать из него подходящую палочку. В дальнейшем пользовалась ей всю жизнь, пользуется ей и сейчас.
6. Детальное описание способностей:
Ласточка - важный элемент колдовства Медеи. Она значительно усиливает магию, безопасно проводит ее от хозяйки наружу, защищая ту от побочных эффектов манипуляций со временем. По большей мере палочка бесполезна без своей владелицы и в чужих руках будет совершенно нерабочей, так как создавалась целиком под нужды и предпочтения ведьмы. Из приятных мелочей - Ласточка может освещать пространство вокруг, создавая на кончике небольшой сгусток света.
7. Внешний вид артефакта: