1. Дата и время:
25 мая 1214, тёплый майский день.2. Место действия | погода:
Лес между Рекном и Росентауном3. Герои:
Роман и Михаэль де Бо, Аштар и другие.4. Завязка:
Пасмурный или весёлый день?
Какой он — последний из дней?
Мы — выродки крыс.
Мы — пасынки птиц.
Каждый на треть до сих пор — тень.5. Тип эпизода:
Открытый
25.05.1214 - Время колокольчиков
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться12019-04-29 14:04:27
Поделиться22019-04-29 14:46:24
Неполный год прошёл с момента смерти графа Орки, фактического лорда Росентауна. Вдова Орки, которая была моложе покойного мужа на добрый десяток лет, так и не сняла траур и не завела себе ни помолвки, ни фаворита, ни даже молодого пажа, чем одновременно и восхищала свет и расстраивала его. Всё-таки в томном мире роз и роскоши было скучновато, а графиня Мелисса не давала ни малейшего повода для сплетен. Пока в Росентаун не прибыл де Бо со своими сыновьями.
Анри де Бо, статный брюнет-усач, присутствовал на похоронах графа Орки, но в тот раз он приезжал один. От Рекна до Росентауна путь был неблизкий и, конечно, повод был довольно печальный, чтоб везти детей. К тому же, мало ли графьев на свете из каких-то южных провинций, — свет Города Роз отличался определённым снобизмом, — оттого появление красивого дворянина средних лет, о котором было едва ли известно хоть что-то, при молодой вдове произвело определённый интерес. Стали выяснять, — что же такое граф Анри де Бо?
Что ж, в этом смысле аристократия Росентауна, — по крайней мере, женская её часть, — умела преуспеть. Спустя считанные дни о де Бо знали всё, что могло бы заинтересовать. Но любые мало-мальски пикантные ожидания не оправдались. Граф был вдовец, воспитывал двоих сыновей, репутацию имел безукоризненную, в любовных интрижках замечен не был. Мальчику Роману было десять лет. Мальчику Михаэлю — девять. Первый был похитрее и красивый, про второго говорили, осторожно поминая Деорсу, "очень живенький". Судачили, что младший бегал с палкой за старшим, а когда догнать не мог, то палкой дубасил по пню так, что пень потом жалели всем двором. А старшенький к тому пню тянул руки и показательно лил слёзы из прелестных глаз. Такие ядовитые комментарии были призваны скрыть тот печальный факт, что сплетням об интрижках было суждено закончиться, не начавшись. Но вот теперь, спустя почти год, де Бо снова направлялся в Росентаун! Нет, не с официальным визитом. Да, тайно! Представьте! Теперь ещё и с детьми. Старший, черноволосый и бледный, уже входил в возраст, но бойкому младшему едва минул десятый год. Рановато для приёмов. И только подумайте, графиня выехала навстречу! С парой верных рыцарей! Ох! Ах!
Конечно, о тайном визите в кратчайшие сроки знали все. И был ли возможен иной исход?
Уж этот-то визит точно что-то значит. Неужто правы были сплетники?
Высший свет приготовился.
***
Анри де Бо внимательно смотрел на своих детей, которые затеяли на сиденье игру в разноцветные фантики. Правила игры, похоже, менялись каждый ход, смыла в ней не было никакого, зато шум стоял порядочный, — мальчики есть мальчики, увлеклись игрой и забыли о приличиях. Стоило одёрнуть сорванцов, но де Бо устраивало то, что дети увлеклись. Это давало возможность поговорить с графиней.
Как часто мы, крикливые мальчишки, играем в бессмысленные игры, пока взрослые мира сего вполголоса переговариваются, сидя напротив? — мрачно думал граф. Меняем деревянный меч в руке на стальной, оловянных солдатиков меняют настоящие, и только — вот и готов стеклянный мирок нашей прибавившей в размерах детской. И некому одёрнуть.
— Мелисса, — сказал граф, не отводя взгляда от детей. — Вы с вашим супругом сделали всё ради того, чтобы Росентаун казался раем на земле. Я хочу того же.
Мелисса Орки сжала тонкие губы.
— Наш город — опереточная пастораль посреди полей. Ничего, кроме репутации, легенд и романтического флёра. Уильям положил ради этого жизнь. Он мёртв, Анри. Вот куда приводит стремление к раю. Твой город — крупнейший порт, где всегда будет контрабанда и всегда будут бандиты и взяточники. Так уточни: как ты собрался бороться с городом, в котором коррупция — способ выживания? Она наркотик, этот наркотик давно уже стал элементом метаболизма, худо-бедно справляющимся со своей заместительной функцией. Выдерни его — и организм тут же свалится в судорогах. Это не понравится... многим. А у тебя дети, Анри.
Граф поморщился.
— Ну при чём тут...
— Мой муж незадолго до смерти столкнулся с очень серьёзной проблемой, — произнесла графиня, сложив руки на коленях. — В Росене стали пропадать дети. У нас под носом. Никто ничего не видел. Никто ничего не знал. Логово изуверов находилось едва ли в миле от города, а мы понятия не имели. Уильяму пришлось нанять Идущего.
— Ох! Неужто...
— Представь себе.
Задумавшись, де Бо покачал головой.
— Вот такой вот рай, Анри. Только боги видят всё до дна, мы можем лишь предполагать, что за рыба водится на глубине. А ты и вовсе решил высечь море из-за непогоды.
— Поэтично, — мягко заметил граф. — Но всё же, что-то в Рекне надо менять. Если для этого придётся бить море цепями, что ж. Встану с утра пораньше.
Вдова Орки грустно улыбнулась.
— Аллегория не точна. Море не может дать сдачи. И не может нанять по твою душу Идущего. Де Фер действует в интересах короны, формально, так что он способен получить санкцию на услуги Ордена. Хоть я и не вспомню, когда Идущие убивали людей высокого положения, и было ли такое хоть раз, но Орден для меня непостижим и потому непредсказуем.
— Знаю.
Граф помолчал.
— Поэтому мы здесь. Если что-то случится... не оставь моих мальчиков. Через месяц я вернусь.
— Можешь на меня рассчитывать. Но почему не остаться в Росентауне сейчас, Анри? Что даст тебе этот месяц?
Де Бо снова покачал головой.
— Так нужно.
***
— И ничего не "так нужно"! — Мишка топнул ногой. — Я выиграл!
Роман положил брату ладонь на плечо. Несмотря на то, что тот был младше, роста они были примерно одинакового. Упрямство брата Ромке было хорошо знакомо, — в будущем оно грозило сравниться с упрямством отца. Впрочем, мальчик и за собой замечал эту черту характера. Семейное, орлиное. Упрямство и гордость.
— Этот ход был не по правилам! И вообще, слушай меня, я старший.
— Мне уже десять! Так что ты теперь старше меня не на два года, а всего на один.
Михаэль показал брату язык. Ромка покачал головой.
— Отец смотрит. Графиня! Не стыдно тебе?
Брат что-то ответил, и довольно громко. Но Ромка почему-то ничего не услышал.
Он вообще не понял, что произошло.
Сначала вокруг стало очень шумно. Крики, вздохи, всполохи, треск и страх вплелись в один большой звук. Ржали кони, звенели клинки, тёплый и погожий майский день стал неприятным и приторным, как лежалый пряник, который протягивает тебе злобная старуха. Что-то выкинуло его из кареты, прижало Романа к земле, и долгие секунды он, лёжа лицом в траве, не знал, что делать. Точнее, что делать-то он знал, но не делал ничего. Хотелось захныкать — плачут от боли и от горя, а хнычут от бессилия. Мишка был излишне беззаботен, и вот теперь он плачет. Это же он плачет, правильно?
Вокруг росли деревья, устремляясь к небу. Почему-то Ромке показалось вдруг, что они стояли недвижимо лишь когда он на них смотрел, а только отвернись — и начинают медленно приближаться, обступать со всех сторон. Если человеку очень тяжело, он всегда смотрит в небо, словно хочет удостовериться — над ним нет потолка, заставляющего сгибаться в приступе страха. А кажется, — есть.
Нет. Брата не было около сломанного взрывом транспорта. Сражались взрослые в доспехах, творился полный бардак. Ни отца, ни графини, ни брата Ромка не увидел. Брать живыми! — донеслось до него. Брать живыми! Или ему показалось?
Сердце забилось часто-часто, но уже не от паники, а с надеждой.
Он бросился бежать вглубь леса, пока его не хватились.
Не разбирая дороги, не думая, не взвешивая никаких решений.
Не отступал, не желал запутать противников — кем бы они ни были.
Просто сбежал.
Всё, что он чувствовал кроме страха и паники, — стыд.
Поделиться32019-05-01 12:48:13
С той памятной ночи, когда Аштар был рожден из силы темного алтаря и сотен метущихся в нем душ, прошел уже почти месяц. Новорожденный демон неспешно странствовал по лесу, изучая себя, окружающий мир и свое место в нем.
Окружающий его мир казался Ашу прекрасным и удивительным. Он слушал звучание леса, звучание населяющих его существ и их общая песнь приводила его в восторг. Пожалуй, он бы очень сильно удивится, когда узнает, что большинство его сородичей стремится нарушить гармонию звучания этого мира, ведь сам он находил ее прекрасной и она питала его. Он не встречал больше тех существ, которых увидел первыми в своей жизни, и которые так отвратительно звучали, одним своим существованием извращая ритм мира, превращая его в отвратительную какофонию и заставляя ритмы других существ искажаться и звучать неприятно и мучительно. Существование тех он прекратил и это вернуло правильность в ритм окружающего его мира. Но эти существа влекли его, ведь он знал, что душа, давшая ему жизнь, послужившая основой, принадлежала одному из тех существ и звучала она правильно. Это было первым уроком – нет неправильных или правильных видов существ, есть лишь конкретные правильные и неправильные существа. И существование неправильных надо прекращать. Юный демон не размышлял над этим, он просто знал это, это была непреложная аксиома, которую он впитал в себя во время рождения.
День сменялся за днем и Аштар каждый из них встречал в ином облике. Изучая окружающий мир и все дальше удаляясь от места своего рождения, он изучал и себя. Он был зайцем, он был волком, он был овцой, он был кошкой. Он перетекал из одного облика в другой, примеривая на себя существование всех тех, кто был его частью, из чьих крови и душ он когда-то состоял, будучи темным алтарем. Больше всего ему не понравилось быть растениями. Нет, это было очень даже приятно и умиротворяюще, но… Но слишком медленно. Мгновение древа равнялось тысячам мгновений существ из плоти и крови. Если бы он знал, что такое часы и дни, то сказал бы, что за час для дерева проходили сутки для существ из плоти и крови. Ему не нравилось быть медленным, и он решил больше не становиться растением. Травоядными животными ему тоже быть не понравилось. В большинстве своем довольно неуклюжие, беззащитные, поедающие еще более беззащитные растения… Скучно. Зато в облике травоядного, зайца, он обрел новый опыт – его сожрал медведь.
Быть съеденным оказалось очень неприятно. А вот поглотить медведя изнутри и принять его облик было довольно интересно. В нем не было частиц этих существ и изучать строение нового, неизведанного тела оказалось очень увлекательно. Впрочем, в нем не было частиц многих обитателей этого леса, но Аштар не охотился за ними специально, так как постоянные убийства без нужды в них просто потому, что можешь, вносили диссонанс в ритм мира и это было неприятно. Он поглощал лишь тех, кто нападал на него, уже был мертв или почти мертв из-за болезней.
Больше всего ему понравилось быть кошками и пчелами. Кошки были хищниками, они были гибки, ловки и быстры. Они с легкостью забирались туда, куда остальные звери могли забраться с превеликим трудом, а их общество было приятно и забавно, хотя и довольно жестоко, если не знать правил. Пчелы же… Пчелы были как никто близки к его первоначальной сущности. Каждая из них была собой и одновременно они все были ульем. Это очень походило на его состояние, когда он был алтарем с заключенными в нем сотнями душ. Это было волнующе и приятно. А еще пчелы летали. И это тоже было прекрасно. Пусть птицами летать было и легче, и выше, и быстрее… Но пчелами летать было больше. Он мог летать одновременно в множестве мест, знакомясь с ними, слушая их, изучая их.
Именно в этом облике он и наткнулся на такое же существо, как и те. Которых он увидел первыми в своей жизни. Этот человек звучал правильно, не как те, чье существование нужно прекратить, но в его ритме присутствовали те же диссонирующие нотки, что и ритме того, кто дал толчок для рождения Аштара – нотки страха, беспомощности, обреченности. И он был таким же маленьким, хоть и чуть больше. Судя по всему тоже детеныш, только либо лучше питавшийся, либо немного постарше.
Пчелиный рой быстро нашел неподалеку от человека молодого кабанчика и поглотил его, быстро и безболезненно, получая нужную массу для того, чтобы принять форму человека. Того самого мальчика, что был основой. Тоненького, почти тщедушного, с длинными золотыми волосами, одетого в хорошие кожаные штаны, которые, скорее всего, были частью охотничьего костюма, и больше в ничего. Юный демон помнил, что эти существа, в отличии от остальных, все как один носят на своих телах мертвые и, судя по всему, как-то переделанные под людские формы, части других существ. Поэтому, чтобы не выделяться, он и решил воспроизвести ту одежду, в которой был мальчик, когда его укладывали на алтарь.
Аштар подошел к обессиленному, судя по состоянию его тела, мокрого, тяжело дышащего, с бешено бьющимся сердцем, мальчишке, который не так давно опустился на землю. Он подошел совершенно бесшумно, по привычке, перетекающей с ним из одного облика в другой, даже не обратив на свою бесшумность внимания. Лес не любил и не прощал неоправданного шума, это знали все те, кем демон успел побывать. Также бесшумно опустившись рядом на корточки, он стал с интересом вблизи разглядывать свою нежданную находку уже человеческими глазами. За весь этот месяц он не встретил ни одного представителя этого вида, что его немного удивляло. А тут вот тебе человек и при этом еще и детеныш. Аш знал, что детеныши никогда не отходят далеко от взрослых и те заботятся о них и оберегают, пока детеныши растут. Взрослых же рядом он не ощущал и от этого его находка была еще интереснее. Юный демон не знал повадок этих существ и принятых у них при общении ритуалов, поэтому просто тихонько сидел рядом и смотрел с абсолютно спокойным и безэмоциональным лицом, чтобы каким-либо неправильным сокращением мышц не подать сигнала агрессии. Он решил – пусть находка сама первой покажет ему правильную последовательность действий.
Поделиться42019-05-07 17:03:40
Ромка упал на траву. Дорогие модные башмачки совсем не были предназначены для пробежки по лесам, — он то и дело подскальзывался, заносился, натыкался на деревья. Лицо горело и, кажется, было поцарапано; несколько раз мальчика довольно больно хлестнули ветки. Он совсем выбился из сил. Бежать больше он не мог. Всё, на что его хватило, это откатиться к корням поваленной ели и затаиться там, потихоньку успокаиваясь.
Было непохоже, что за ним увязалась погоня. Учитывая, как и куда бежал мальчик, это было понятно — через буреломы и злые чащи еле-еле протискивался он, худой мальчишка одиннадцати лет. Взрослому же даже налегке это было бы не под силу. Плюс враги были связаны боем, вряд ли вообще за ним кто-то увязался.
Паника проходила.
Вместо неё вползал обычный липкий страх. И с ним слёзы.
Что это было? Кто напал? Где брат, где отец? Ромка не знал и ничего не понимал.
Сегодня двадцать пятое мая тысяча двести четырнадцатого года. Граф Роман де Бо, измазанный и исцарапанный, сидит под корнями ели и плачет.
Хотелось позвать Мишку, но он боялся. Идти боялся, звать, хоть что-то делать. Сил оставалось лишь на то, чтобы беспомощно жить и плакать. Короткие волосы в беспорядке торчали в стороны, прилипали ко лбу. Аккуратно одетый и причёсанный граф сейчас являл собой, наверное, довольно жалкое зрелище. Вокруг мальчика обступали деревья, скрывали его от света. Когда он в последний раз забирался на дерево? И забирался ли хоть когда-нибудь? А ведь сегодня, ещё пять минут назад, его могли бы убить, и никаких больше деревьев. Ромке снова захотелось позвать брата, но из горла вырвался только сдавленный писк.
Слёзы застилали глаза.
Наконец, плакать надоело. Мальчик шмыгнул носом, решил сесть на траву.
И тут обнаружил, что он здесь не один.
Он вскрикнул, дёрнулся, вжался в корни. Отступившая было паника снова накрыла Ромку, но он усилием воли взял себя в руки. Перед ним был мальчик возраста Мишки. Мальчик безучастно разглядывал растрёпанного графа, ничего не говорил и почему-то был в одних штанах. Что за напасть? Здесь, в глубине леса?.. Впрочем, он сам сейчас здесь, в глубине леса. Чего только на свете не бывает.
Ромка вздохнул, снова шмыгнул носом, утёр слёзы.
— При... привет, — осторожно сказал он. — Давно тут сидишь?