— Спрашиваешь тоже! — Усмехнулся Кормак и по-молодецки хлопнул Адиана по плечу.
К счастью, кузнец был не из тех невнимательных ремесленников, которые относились к товарищу, словно к наковальне; одним словом — памятно, но обошлось без вывихов.
Как и обещал, а раз дал слово — значит почти что поклялся, Кормак завёл коня Адиана в стойло, к своим Пятнушке и Герцогу, щедро насыпал овса и сменил воду. Судя по ржанию, тот остался доволен.

Дом старосты встретил целителя тишиной. Едва ли не гробовой.
Учитывая скрадывающиеся сумерки — лучше не становилось. Виднелись следы богатства и простора, но наравне с тем — запустения. Трава не скошена, дрова не колоты, тут и там трещинки да мусор какой, естественный да не прибранный.
Внутри оказалось не лучше. Пыль, а вместе с ней пауки и паутины, пригрелась по углам, а масляные лампы не кормили топливом, похоже, уже неделю. И непонятно — то ли не хотели, вокруг можно было разглядеть кое-какие припасы (наверняка там и масло найдётся), то ли экономили.
И когда уже Адиан был готов двинуться дальше, даже если дальше означало "назад", откуда-то из-за угла вынырнул высокий старик. Древний, кажется, как сам мир, но притом — удивительно бойкий, с тонкой длинной бородой и в чёрном багровом халате. Будь это Башня, можно было бы принять его за какого магистра волшебства.

— Ах ты ж, вихры Тар побери! — Выругался он сперва, явно напугавшись, — Ты, чтоль, от Кормака? Ажно ежели ищешь... а, уразумел!
Кивнул он. Слова Адиана про больную дочь дошли до него не сразу.
Неясно, правда, было, рад он предложению Адиана или нет; будто бы только раздражён.
Впрочем, учитывая, что прежние лекари оказались не у дел, оно, надо полагать, было и неудивительно, ведь с каждым шарлатаном надежда притупляется, и на её место приходят две чёрные сестры: злоба и ненависть.
— Шо же, ходють со мной, узришь да кажешь, помогёшь али нет. — Пожал он словно бы равнодушно плечами, и юрко повёл Адиана по коридору.

Девушка обнаружилась на втором этаже. Подле её ложа было большое окно с прозрачными шторами, благодаря чему остатки солнечного света без труда попадали внутрь, придавая помещению благородную полутень.
Жертва лежала на спине. Короткие светлые волосы разметались туда-сюда. Несмотря на невысокий рост, одеяло не укрывало девушку целиком: сложенное вдвое, оно прикрывало тело от середины бёдер и до ключиц, и коль даже так отражало в контуре некоторые черты груди, надо полагать, что девица под ним была совершенно обнажённой.
Старик подошёл к ней и бесцеремонно смахнул одеяло, обнажая грудь, живот и немногим ниже, впрочем — не слишком.
Картина была бы безусловно приятной глазу, если бы не следы неведомой хвори. Казалось, будто девушка наполовину разложилась, и всё это время пролежала в известняковых залежах: кожа была серой и до того прозрачной, что через муть сосудов и мышц можно было уловить внутренние органы. Живот впал, и рёбра, прорвав покров, выходили наружу, а на них — какие-то каменистые белые наросты, отдалённо напоминающие мрамор. Повторялись эти наросты и на других частях тела: боках, бёдрах, плечах, ключицах. Волосы платинового цвета казались столь хлипкими, что коснись их — обратятся в прах, прикоснись к коже — растворится словно жижа. Сизое освещение окна делу тоже не помогало.
И тем не менее, она была жива. Грудь сохранила чрезвычайно приятные формы, и медленно, ровно, но подымалась раз за разом.
— Ну шо, смогёшь чево сделать? — Артог прищурился, вестимо готовясь раскусить очередного шарлатана.

И хотя Адиан в самом деле едва ли мог помочь потерпевшей, краем сознания он узнал некоторые знаки: это определённо было проклятье, и рождено оно было, кажется, божьей волей. В книгах его отца редко, но такие главы встречались. Увы, едва ли он смог бы точно сказать, что именно стало причиной подобного гнева.

Отредактировано Franciska (2019-06-30 13:57:28)

Кажется, Артог только больше встревожился, хотя казалось, будто Адиан наоборот проявил свои способности и понимание ситуации.
Впрочем, виду он особого не подал, благо и без того выглядел стариком беспокойным, хоть и деловитым, и подвижным.

— Надобно покумекать, вестимо, — Брякнул раздражённо Артог в ответ и принялся с важным видом поглаживать бороду.
Староста и в самом деле думал, как бы помочь.
Адиан пока не сказал ему хоть что-то новое, по чести говоря, но вдруг у этого юнца и впрямь получится избавиться от проклятья?

В это же время Ригхан почувствовал странное.
Проклятье, ещё щекочущее ему кончики пальцев, неприятно так, сосуще словно бы, внезапно стрельнуло озарением в голове. Словно бы один из богов протянул ему руку помощи в виде весточки-мысли, в которой было вложено очень многое.
Ведь оно как: если посмотреть, то проклятье — это одна сторона вопроса, и то, что для одного невзгода, для другого будет благом. Вот и здесь, мысль была рождена будто бы самостоятельно, а может и нет, но так или иначе, в голове Адиана прозвучало ясное:
«А что, если это благословение тёмного бога?»
Обычному человеку в обычной ситуации такие вещи и даром не нужны, ясное дело, и это самое что ни на есть проклятье, но ведь всякое в мире случается, верно?

Артог, тем временем, тоже будто бы прозрел.
— Ваще, ежели поприкидывать, то каже я знаю, чья вихля могла тут приключиться. — Говорил Артог, кажется, искренне. Даже его старческое раздражение в интонациях уступило место почтенной мудрости; надо полагать, так он и общался с деревенскими. — Вестимо, могу ошибаться, но положу, с Кормака ты уже знакомец. Так вот шо: коли выйти из деревни от его ковальни в сторону, покуда мох растёт, можно сыскать хату прямиком на корне древнего дуба, дочь моя туды хаживала, говорят, но я не верил. Может, там чего смогёшь разузнать?
К концу своей речи Артог снова нахмурился, но, кажется, в общем немного смягчился.
Он снова накинул одеяло на тело девушки, словно бы брезгливо и стараясь не касаться её настолько, насколько это вообще возможно, и даже так будто бы обжёгся, пососав после этого мизинец.
— Ну шо, сходюшь?

Изба на опушке леса, к северу от деревни, в самом деле стояла на огромном корне прямиком над болотом.
Дорогу к ней указывали волшебные фонарики, а из окон и приоткрытой двери светил свет. Вот только был ли кто внутри — неясно. Наверное, был.
В деревне поговаривали, что Кормак придумал сделать кузню такой заметной, чтобы люди заглядывали в неё, а не чёрте куда в лесу, ибо поговаривали, будто в хате той жил какой-то злой колдун или ведьма.

В какой-то момент времени Кормак понял, что на сегодня достаточно. Уже поздно.
Поэтому он отложил инструменты на места, неторопливо запер парадные двери кузни и вышел на улицу, перекурить. Стянув самокрутку из столичной бумаги, мужчина опёрся спиной на двери и задумался. Не о чём-то конкретном, а так, в общем, пока в поле зрения не попал Адиан.
Сперва Кормак подумал, что тот возвращается от Артога ни с чем, и невольно усмехнулся, — фигуры, добившиеся значительного успеха, даже на таком расстоянии узнавались без проблем, — но парень свернул в сторону и направился на север. Надо полагать — к хижине Гила.
Едва ли на севере деревни жила более примечательная личность.
Впрочем, и сам кузнец знал о Гиле немного; собственно, лишь то, что последний то ли ведун, то ли колдун какой, и лучше бы к нему не ходить. Он, собственно, и не ходил. Так что даже никогда его не видел.
Поразмыслив ещё немного, теперь уже вполне целенаправленно, да погладив бороду, Кормак неохотно отправился обратно в кузницу.
Спустя минуту начался дождь. Медленно, лениво, словно небо всё ещё сомневалось в том, а нужно ли вообще орошать землю водой, когда последней и в небе неплохо, но всё-таки сдался и теперь дождь постепенно наращивал темп.

Ответом Адиану было шипение. Надо полагать — от свечей, которых внутри было предостаточно; именно от них шёл внутренний свет наружу.
Обычно в таких домах был второй этаж. Пускай куцый, под самой крышей, но был. В этой хижине оный отсутствовал, из-за чего потолок казался неимоверно высоким, утопая в глубоких тенях, создаваемых оранжевым светом.
Внутри никого не было. Вернее, сперва так показалось.
Потому что стоило Адиану войти внутрь, как сзади на плечи легли чьи-то руки, а на ухо бесстыдно красивым голосом задорно прошептали:
[float=right]
Гил[/float]— Ну здравствуй.
Несмотря на то, что голос звучал приятно, трудно было сразу сказать, мужчине он принадлежит или женщине. Внешность ясности тоже не добавляла: рассмеявшись, хозяин хижины будто бы обплыл Адиана и предстал перед ним, стройный и, пожалуй, лицом под стать своему голосу.
— Правда, ночь уже на дворе, а не день, так что присаживайся, — Тонкая ладонь указала на стул перед столом, — И отдыхай: в такую ночь грешно снова куда-то выходить.
Гил, а это был он, неопределённо взмахнул рукой, и в мир Адиана неожиданно вторглись запахи. Они были и раньше, но только те, что остались за спиной, а теперь к ним добавились новые ароматы: земляной запах хаты, сирень, возможно, так пах сам Гил, и наконец — немыслимо вкусная похлёбка, которая, оказывается, готовилась всё это время.
Не оставалось никаких сомнений: Гил владеет магией. И скрывал он не только внутренние запахи, но и звуки. Потому что теперь к ночной тишине добавился треск огня и готовящейся еды.
Тем временем, хозяин хижины улыбнулся и сел напротив, аккуратно выправив одежды. Последние, к слову, выглядели странно: такие бы больше подошли какому священнику в столице, а не деревенской страшилке из избы на корне дуба. Но обратить внимание на этот факт было сложно, потому что вскрылась новая истина: у Гила не было ног. Вернее, вместо них обнаружились белые змеи в количестве восьми штук; они выходили прямиком из платья, и пожалуй не стоило задаваться вопросом, каким образом он сочетаются по итогу с телом. Зато стало понятно, каким образом Гил "плыл" в пространстве и почему он перемещался волнообразно, становясь то выше, то ниже.
— Не волнуйся, я тебя накормлю, и там нет ничего ядовитого: только мясо, овощи и целая куча специй! — Либо Гил хорошо скрывал свою злую натуру, либо он не был слишком злым. Это тоже становилось ясно очень быстро, ибо в дополнение к привлекательной внешности он не стеснялся улыбаться и демонстрировать добрый настрой. — У тебя же нет проблем со специями, надеюсь? Без них блюда теряют свой вкус!
Гил беззаботно развёл руками, после чего подался немного вперёд, подпёр лицо обеими руками и улыбнулся снова, то ли хищно, то ли с каким-то неясным желанием, играющим рыжими бликами свечей в аквамариновых глазах.
— Но я тебе и слова сказать не даю, извини, а ведь ты, готов поспорить, пришёл сюда не просто так и не случайно, верно?
Пара-тройка белых змей, выглядевших удивительным образом беззлобными и даже кое-где милыми, робко выглянули из-под стола и принялись поглядывать то на одного участника беседы, то на другого, пока остальные с завидным проворством начали кашеварить на фоне, держа в зубах или придерживая мордочками всякие-разные черёпки, тарелки и половники.

Удивительное дело, но в доме Гила не было ровным счётом ничего выдающегося.
Разве что только толстые свечи, которые стояли повсюду, на полу, на полках, подоконниках и столах, и горели, кажется, целую вечность, не сгорая. Именно из-за них внутри было одновременно и светло, и невыносимо мрачно там, куда естественное пламя светом не доставало.

Кормак, не скрывая недовольства, смотрел в окошко.
Главным образом ему не нравилось, что Адиан пошёл куда-то туда и там собой рисковал. Не то, чтобы кузнец был таким уж сердобольным, но и бесчувственным не был, и что совсем ужасно — он был человеком человечным, а потому полагал, что даже целители-путешественники не заслуживают бесславной гибели где-то там на болотах. А о Гиле ведь говорили всякое...
Вздохнув, кузнец неохотно встал и направился за фонарём. Такие вешали на постах стражи, и Кормаку, как тому, кто прослужил там не меньше дюжины лет, подарили подобный; он иногда подвешивал его перед входом в кузню, чтобы те, кому нужно, имели ориентир, дабы вернуться.
Вот и сейчас...

Гил невольно рассмеялся. Но так, осторожно и тихо, в ладошку, чтобы Адиан не подумал, что он над ним, хотя это так и было.
Юноша отличался от деревенских; он определённо боялся, но при этом пытался действовать храбро и шёл вперёд. Гилу казалось, что это выглядит донельзя мило.
— Вот оно что, — Неопределённо отозвался Гил и улыбнулся чуть шире. И хотя он не старался выглядеть зловеще, — чёртовы глубокие тени! — получалось именно так. — Что же, ко мне в гости приходила девица, высокая, стройная, кажется, больше двух недель назад. Если правильно помню, представилась как раз дочерью Артога...
Одна из змей в этот момент ласково ткнулась щёку Гилу, на что тот тепло улыбнулся и погладил её по голове.
Другие змеи в этот момент уже заканчивали своё кулинарное дело, ныне разливая похлёбку по глубоким мискам. Кажется, одна из них, чуть крупнее, хозяйственно шипела на своих товарок.

— Они разумные, — Доверительно сообщил Гил, глядя на змею, которая привлекла к себе внимание, — И она говорит, что та девица точно представилась дочерью местного старосты, Артога. Надеялась, бедняжка, что я её съем или хотя бы умертвлю.
Гил снова рассмеялся и обратился взором к Адиану.
— Странное дело, — Внезапно переменив интонацию до бесстыдно насмешливой, заметил Гил, — Стоит тебе обзавестись компанией очаровательных змей и поселиться в избе на краю болота, как все почему-то начинают считать тебя нечистым волшебником и людоедом.
Гил развёл руками, словно бы всем своим видом демонстрируя абсурдность ситуации; нечистым он действительно не был: жемчужная кожа выглядела не просто чисто, она выглядела преступно идеальной.

— Но она была настроена решительно. — Меж тем, продолжал хозяин хаты, — Её не покидала мысль о самоубийстве. Она жаловалась на то, что отец её истязает, насилует и мучает, и молила об избавлении от страданий. Увы, я не убиваю людей. Даже если им кажется, что так будет лучше. Когда она услышала мой отказ, она тут же ушла, и только вуаль её вороньих волос осталась на ветру.
Гил плавно провёл ладонью, словно пытаясь уловить эту тень, о которой говорил, и тепло улыбнулся Адиану, будто разговор и в самом деле шёл о совершенно будничных вещах.
— Может, нашла себе другого помощника. А что именно с ней приключилось? — Поинтересовался Гил в свою очередь.
Змеи к этому моменту времени закончили приготовления, и парочка из них осторожно приземлили блюдо перед Адианом, а потом и ложку в пасти, и два куска ароматного хлеба рядом положили. Одна из змей осталась совсем рядом с ним и невозмутимо принялась наблюдать за юношей, высовывая раздвоенный язык время от времени.
— Не стесняйся есть, они готовят прекрасно.

Суп был отравлен. Определённо.
Стоило попробовать его хоть раз, и все остальные супы мира отныне казались нищенской похлёбкой — таков был его яд. Настоящих токсинов, увы, там не было; только овощи, мясо и специи. Очень много специй самого разного толка, смешанных в гениальной комбинации.

Гил явно задумался над словами Адиана, а затем, когда речь зашла о нём самом, колдуне, а не целителе, очаровательно улыбнулся и, подперев подбородок ладонью, устремил взор в сторону своего собеседника.
В отличие от юноши напротив, руки Гила были совершенно свободны: освободившись от ярма кулинарок, змеи принялись обслуживать своего хозяина, в ложке поднося сразу по две-три порции, поэтому Гилу оставалось только время от времени ловко опустошать их содержимое. В каком-то смысле это выглядело даже потешно, но в то же время — определённо привычно и буднично для того, кто этим занимался.

— Это очень сложный вопрос, и не в меньшей степени личный для того, кто ещё даже не представился, — Последовал беззлобный смешок. То, что и сам Гил не называл своего имени, его не смущало, — Поэтому я отвечу на него коротко: потому что я это умею. У тебя своё дело в жизни, у меня — своё. Остальные причины, думаю, тебе не слишком интересны и нужны.
Улыбка Гила стала шире, а свободная ладонь медленно скользнула по столу. Вместе с ней, с каждой секундой, начало меняться пространство вокруг. Глубокие тени стали ещё насыщеннее, а затем из них вытянулись каменные своды и арки, комната обратилась в богатый зал, характерный для замков королей, на стенах вспыхнули яркими цветами гобелены, а на полу появились пушистые ковры. Рыцарские доспехи у входа, где-то там, далеко позади Адиана, теперь отражали свет от огромного камина, от которого сам целитель чувствовал уютный усыпляющий жар, и факелов у стен.

— Видишь? — Мечтательно спросил Гил, — Я кое-что умею.
А затем скользнул ладонью обратно, и вселенная вокруг будто бы схлопнулась внутрь со звуком, который издаёт лопнувший резиновый шар, наполненный водой, и богатейший королевский зал уступил место уже привычной лачуге, полной зажжённых свечей.
Кажется, Гил немного покраснел. Оно и понятно — даже такую толику способностей ему доводилось демонстрировать нечасто.
Последовала мимолётная смущённая улыбка, а за ней вернулась уверенность.

— Но вернёмся к твоей девушке, — Гил, оказывается, уже опустошил свою тарелку (и когда только успел?), а потому змеи принялись наполнять её вновь, а сам хозяин на секунду обратил взор в сторону, словно размышляя о чём-то, — Полагаю, за мной всё-таки есть небольшая доля вины. Думаю, ты и сам понял, что это, скорее всего, какое-то проклятье, а я советовала ей, правда — больше в шутку, — Гил невинно развёл руками, — Попробовать обратиться с такой просьбой к богам. Не удивлюсь, если кто-то из них откликнулся на мольбы.
Смешливый взор Гила вновь вернулся на Адиана.
— Но признаюсь, мне кажется, что тебе лучше хорошенько вздремнуть и отдохнуть, прежде чем дальше заниматься этим делом.

Кормак лёг спать.
Беспокойство беспокойством, а обед по расписанию; завтра утром не Адиан будет продолжать ковку и помогать местным жителям с местными проблемами, так что кузнецу нужно было хорошенько выспаться.
Тем не менее, Кормак оставил дверь открытой. На тот случай, если целитель вернётся; хотя бы даже если ради коня. Кормаку чужого не нужно.
На такой случай он оставил записку, мол, эль на столе, шмат сочного жаренного мяса (правда, порядком остывшего) там же, и целитель может лечь прямо там, на кухне, благо была здесь небольшая, но вполне себе уютная лежанка подле ещё тёплой печи.
В общем — возвращаться Адиану было куда, Кормак об этом позаботился. А если вор какой нагрянет... ну, того ведь и так не остановить обычным замком, верно? Да и откуда тут ворам взяться? И Кормак не богатей какой.

Гил мягко улыбнулся и едва-едва не рассмеялся вновь.
Адиан казался не сорванным бутоном, который так и подмывало забрать себе. Наверняка его было просто смутить.
Гил давно смирился со своими простыми желаниями, и потому не видел в таких требованиях души что-то запретное и недостойное. Кроме того, чародей прекрасно понимал, что многие из этих желаний так и пропадут втуне.
— А меня можешь звать Гилом, — Голос звучал весело и задорно, — Гилнейс Маэдра, если целиком.
Имени этого Адиану, наверное, встречать ранее не доводилось.

Гил неопределённо взмахнул ладошкой, ненавязчиво, и реальность вновь немного изменилась. В ней снова появился дождь.
Оказывается, можно было что-то создавать, просто возвращая изначально присутствующее в мир.   
Ливень бил землю нещадно, словно кнутом, обрушиваясь на неё лавиной, и стена воды за окном звучала соответствующим образом. Выглядела она... не очень приветливо. И чертовски мокро.

— Да, заглядывай ещё, если что, — Плохо сдерживая смешок ладонью, отозвался Гил. Предлагать оставаться, раз уж целитель так рвался прочь, он не собирался, хотя в этом и могла бы быть пикантная приятность. — И береги себя, будет неприятно потерять столь милого юношу. Если Артог опасен, кто знает, что может случиться.
Змеи подобрались под Гила, тот величественно поднялся из-за простецкого стола, поднявшись над Адианом на несколько футов, а затем мягко спустился к юноше, меняясь буквально на глазах, и к двери подступил уже на жемчужно бледных, бесстыдно красивых босых ногах. Кажется, вместе с ними и платье стала на порядок бесстыднее; столь глубокого разреза в нём точно не было.
— Иллюзия, — Доверительно ответил на не заданный вопрос Гил, улыбнувшись и отворив выход наружу.

Отредактировано Franciska (2019-07-16 18:17:11)

Кормак встал ещё до первых петухов.
Ходят легенды, что в мире существуют люди, которые способны быть бодрыми, проспав считанные часы, да ещё и сразу по пробуждению; Кормак был подтверждением того, что не все мифы просто сказки. Священник тоже встал очень рано, но к этому моменту Кормак успел и дров наколоть, и мехи разжечь, и воды в колодце набрать.

— А, доброе утро! — Добродушно улыбнулся кузнец, бесстыдно перехватив решительного Адиана, вышедшего из дома, — Можешь не беспокоиться о коне — я положил свежий овёс и воды! Что, решил сразу заняться делом?
Кормак усмехнулся, как то делают добрые дядюшки, нередко берущие на себя роль наставника.
— Попей сперва, а потом уж дерзай. Завтрак тоже важен, но выпить простой воды ещё нужней с утра!
И протянул кувшин с подозрительно вкусной водой.
Впрочем, с утра, когда горло ещё не успело вкусить аромат хотя бы какого-то питья, любой напиток будет казаться изысканным. После этого акта агрессии Кормак усмехнулся, беззлобно хлопнул священника по спине и вернулся обратно к кузне — пора было открываться.

После ночного ливня утро было немыслимо свежим и солнечным.
Причём небесное светило ещё не успело войти в ту раскалённую стадию, когда на камнях можно было готовить яичницу без огня, а потому — оставалось приятно-согревающим. Трава, в свою очередь, полнилась росой и дарила прохладу ногам наравне с лёгким ветерком. Правда, в отличие от последнего, — слегка чрезмерно, если увлекаться прогулками в зарослях больше нужного.
Мимо Адиана пробежала со звонким смехом незнакомая ему солнечная девчушка лет тринадцати, с удивительно красивым лицом, покрытым от и до веснушками, и густыми светлыми бровями, схватила его за ладони своими ладошками, прокрутилась вокруг него в танцевальном па, и дальше покатилась кубарем куда-то в сторону дома кузнеца, так и не сказав ни слова.

А вот дом Артога умудрялся выглядеть ещё более мрачно, чем накануне.
К следам запустения прибавился тот факт, теперь уже очевидный, что солнечная сторона у дома — задняя, а потому на входе, с анфаса, высокий «рост» строения становился причиной по-утреннему густой и насыщенной тени, контраст из-за которой, со всем этим светом деревни, становился совершенно невыносимым.
Неудивительно, что деревенские предпочитали избегать это место.
Даже вчерашний плуг, титаническими усилиями притащенный Адианом, так и остался на том месте, где священник его оставил.

— Ну что, придумал, что будешь делать? — Внезапно послышался знакомый голос, звучавший одновременно отовсюду, и нигде.
Никаких сомнений — Гилнейс Маэдра находится где-то рядом. С его-то способностями неудивительно, что у Адиана не было и шанса заметить колдуна.

— Здравствуй, — ответствовал Гил с нотками веселья в голосе.
Затем, после ответа Адиана, колдун замолчал. Надо полагать — призадумался.
Вместе с ним утихла, кажется, вся природа вокруг. Какие-то звуки нет-нет, да доходящие до дома старосты, нынче пропали вовсе, и теперь Адиана окружала неуютная гробовая тишина. Впрочем, подходящая этому месту.

Методы священника казались Маэдре... неэффективными.
Не то, чтобы Гил не верил в богов, — колдун лучше многих лично знал, насколько эти сущности реальны, — но молитвы имеют нередкое свойство оставаться неуслышанными. Он предпочитал действовать наверняка. Желательно — своими силами. И признаться, немного заинтересовался тем, что такое произошло с дочерью старосты, и какой-то толикой себя надеялся, что придя сюда получит просьбу помочь.
Не получил.
Гил вновь незаметно улыбнулся. Это было похвально.

— Хорошо, — Отозвалась тишина, — Надеюсь, у тебя всё получится.
И была такова. Подобно тому как оно было накануне вечером, внезапно в мир вернулись звуки и жизнь. Вероятно — Гил удалился.
Ощущение его присутствия тоже должно было покинуть странника.

В этот же самый миг дверь дома открылась и из-за неё выглянул староста.
— Шо? Опять жи ты? — И тяжко, скрипуче вздохнул, словно бы молясь богам за душу этого беспокойного. — Удумал, чтоль, чего? Али без толку притопал позреть? Ежели первое, так не стой на пороге, проходи, улицезреем, на шо ты годный.
И растворил дверь пошире, приглашая Адиана в смрадное царство теней, паутин и смерти.
По крайней мере, на фоне живого мира вокруг этот тёмный провал дверного проёма выглядел именно так.

Внутри Адиана встретили уже знакомые декорации.
Удивительно подвижный старик, изъясняющийся на каком-то своём диалекте, полное отсутствие освещения, занавешенные окна и в своей комнате — девушка со платиновыми волосами и прозрачной кожей, постепенно превращающаяся в статую.
— Ну вихляй, юнец, коль не шутишь. — Словно бы усмехнувшись, но без тени даже улыбки резюмировал старик, вновь самыми-самыми кончиками пальцев приподнимая одеяло до паха, обнажая грудь, рёбра и живот пострадавшей.

К счастью, заметно хуже девушке не стало. Картина всё ещё была печальной, но — такой же как вчера.
Надо полагать, прогрессировало проклятье или благословение очень медленно.
В этой комнате единственной во всём доме шторы были не плотными, а прозрачными, посему — здесь свет был. И было в нём что-то действительно символическое.
Казалось, что гуляя своей белизной утра по поражённому порчей телу девицы он словно бы гладил её и успокаивал, призывая к смирению.
Может быть, у Адиана в самом деле что-то получится?

Несмотря на то, что боги Эноа действительно существуют, шарлатанство тоже никуда не делось.
Именно из-за него верующим, действительно верующим людям зачастую не верили. Разумеется, были феномены, которые того не требовали, например — Бледная Иро, увидав которую ты просто не испытывал даже тени сомнений, но когда симпатичный, в общем-то, мальчишка пытается убедить тебя в том, что способен на нечто, на что не способны целители, ты относишься к этому... с подозрением. Иногда нездоровым.

Посему состояние эдакого транса, в которое верующие люди приучили себя вводить во время молитв, многими воспринималась как уловка.
«Сами себя доводят, а потом говорят, что прикоснулись к божественному, ха!» — говорят сомневающиеся, и зачастую бывают правы; но правда также и в том, что иногда молитвы действительно приводят к желаемому результату. И боги в самом деле слышат тех, кто к ним обращается.
Тогда состояние, которого достигают истинно-верующие, является ничем иным, как всамделишнее прикосновение к божественной природе, постичь которую простые люди не способны.

Говорят, боги играют людьми словно куклами.
Об этом легко судить со стороны, но когда ты становишься частью этого представления, тебе кажется, что ты делаешь всё сам.
Порой молитвы приводят к этому.
Вот и сейчас, по истечению длительных и выматывающих минут рвения, внезапно к Адиану пришло осознание: его услышали.
Но не тёмное божество, как можно было бы подумать исходя из природы проклятия, а некто другой... в голове, словно ветер, само собой появилось понимание: Хай... рана?
...и тут же ушло. Но успело порядочно наследить.

В состоянии кристальной ясности Адиан внезапно узрел две вещи как никогда чисто:
Первая — старик, что скрючив пальцы вместе стоял рядом и как-то странно поглядывал на свою «дочь». В глазах его Адиан прочёл то, что раньше казалось мутной дымкой: он не хотел, чтобы девушка проснулась. И в действительности надеялся на то, что у священника ничего не получится.
Озарение не было подкреплено ничем, лишь божественным прозрением, и скептик с лёгкостью бы возразил, мол, сутулая поза — это от денного и нощного беспокойства, а в глазах — да, тревога, но не за успех Адиана, а за его неудачу. Однако в голове священника сомнений не было.
Вторая — меч в ножнах, лежащий подле постели, на полу. Он находился в тени, особенно густой от яркого света, исходящего от окна, но сейчас Адиан увидел его как никогда чётко.

Мысли в его голове родились сами собой, будто никто не ввёл их ему под влиянием божественного транса — нужно сложить одно с другим.
Единственно-верным способом. Это — правильный исход.

В следующее мгновение озарение закончилось и Адиана словно бы выплюнуло в мир живых. Время снова пошло своим чередом. Всё ещё было утро.
А старик испустил разочарованный вздох облегчения, увидев, что девица всё в том же состоянии покоится на постели.
Полуторный меч оставался на своём месте, не замеченный никем, кроме целителя. 

...или же всё-таки Адиана соблазнял тёмный бог?