Вороны никогда не забывают лиц. Волки тоже не забывают. Проблема лишь в том, что они не могут помнить лицо, которого ни разу в жизни не видели.
Радо потянулся — раз в шестой — и отщипнул кусочек лежащей на тарелке лепёшки, со вздохом обращая взгляд за забрызганное окно трактира. Кругом него, засевшего в дальнем угле, шумело хохотом сытых путешественников, выкриками взмыленных разносчиц и лаем голодных псов за дверью. Пусть это был ещё не Аварин, а только подступы к нему, обеденная пора собрала под крышей местного трактира приличную толпу.
Радо снова вздохнул: он успел пожалеть, что вызвался пойти. Однако пару дней назад в нём морской пучиной забурлили гордость, чуть не сгубившая его весной в Росентауне, и желание помочь семье. От мага Бранна из Аварина, с которым Мать Кукушка не первый год вела дела, пришло полное недоумения письмо. В партии пришедших ему заготовок для артефактов обнаружился весьма неприятный брак, чего никогда раньше не бывало. Мать Кукушка со старшими эльфами бросилась проверять остальные заказы, уже отправленные другим людям, а разобраться в проблеме Бранна поручили Радо, для чего ему нужно было встретиться с магом и осмотреть испорченную заготовку.
Всё было хорошо, пока Радо не зашёл в трактир и не увидел, что под описание мага Бранна подходит половина собравшихся людей. Он пытливо смотрел на каждого зашедшего, пытался найти в лице отклик, но пока никто не отозвался на его молчаливый вопрос «Ты — тот, кого я жду?».
Радо начал подумывать, а не ошибся ли он трактиром, когда возле его стола кто-то остановился. Ходок отвлёкся от окна.
Человек был в тёмно-синем просторном плаще, с накинутым капюшоном, прячущим лицо в тени, отчего можно было видеть лишь его по-девичьи пухлые губы. Радо попытался заглянуть в тень, но взгляд соскальзывал, мутнел, и ему пришлось довольствоваться видом рта. Запаха мужчина не имел: от камня больше пахло, чем от него. Он прошёлся через весь зал, а ни единой нити к нему не прицепилось. Ароматы наваристой похлёбки и мяса, гулявшие по первому этажу трактира, обогнули его, не оставшись на плаще даже эхом.
Нехорошо, царапнул затылок волк.
Подошедший не спешил присаживаться. Он цепко оглядел Радо, поискал глазами что-то у него на груди и, заметив заправленный за ухо стебелёк нежно-фиолетового цветка (который Радо сорвал у дороги, поддавшись хорошему настроению), подал голос:
— Ненадёжным путем мы идём. 
Радо ответил раньше, чем успел осознать сказанное ему:
— И хромой побежит, если должен. 
Он знал эту песню с детства. Её тянули кочевники, когда лошади выбивались из сил; когда новые, незнакомые и недружелюбные места встречали их за очередным холмом и не было уже надежды, что в ближайшие дни они накормят обессиленный скот; когда у них не было ничего, кроме песен. Маленький волчишко пел её наравне со всеми каждую зиму — и сейчас отозвался инстинктивно. Давно забытые строчки поднялись из памяти так легко, будто только того и ждали.
Пока Радо переживал в себе заново воспоминания холодных времён, мужчина в плаще наконец подсел к нему.
— Долго ждёшь? — спросил он, кладя сложенные лодочкой ладони на стол.
— Не особо, — растерянно ответил Радо. Должно быть, это и есть тот маг Бранн?
Не зевай! прикусил его между шеей и плечом всё никак не унимающийся волк со своим звериным чутьём.
— Славно. Надеюсь, никто тебя не запомнил. Вот здесь оно, — маг убрал одну ладонь, вытащил из-за пазухи плотную красно-чёрную с узорами ткань и, накрыв ею то, что прятал под другой ладонью, передвинул по столу неизвестный предмет вместе с куском ткани ближе к ходоку. — Помни: у тебя будет достаточно времени, чтобы убраться подальше.
Пока Радо с недоумением рассматривал узор, маг поднялся.
— Постой! — вскинулся Радо, немного замешкавшись. — Нам же нужно!.. обсудить...
Мага уже и след простыл.
Радо убрал в сторону ткань и нахмурился, взяв в руки круглую печать. Он держал совершенно не то, что было нужно. Они делали для Бранна заготовки из дуба, а перед ним был каменный артефакт. Ещё и с вязью глубоко вдавленных бордовых рун.
Незнакомая печать жгла даже привычные к огню руки, и Радо поскорее положил её на стол. Деревянная поверхность под ней начала тёмно дымиться и плавиться.
— Лосиные рога мне в рёбра, что это такое? — пробормотал он под нос, украдкой оглядываясь.
Чтобы не привлекать чужого внимания, он накрыл ладонями печать, пряча её. И только потому заметил, что печать словно... пульсировала в такт чему-то. Размеренно, непреклонно. Как если бы отсчитывала секунды до какого-то события.
Что делать?..

Отредактировано Rado (2019-11-12 17:37:06)

На стекле это остались, верно, брызги жира, отстранённо отметил Радо и поморщился с досадой. Думать нужно было о другой проблеме, лежащей перед ним на столе, но в голове звенело пустотой, а взгляд против воли гулял по столам с едой; словом, был где угодно, только не на печати, как будто игнорирование проблемы могло бы заставить её исчезнуть. Однако если он сейчас сосредоточится на том, что случилось, его захлестнёт паникой, рвущей дыхание. Люди, его окружают люди, ни одного знакомого лица, и он сделал что-то не так, он подвёл—
Соберись, сказал Радо твёрдо. Ты не поможешь делу, если начнёшь корить себя. Ты взрослый волк и не из таких передряг выбирался.
Он прикрыл глаза, глубоко вдыхая и успокаиваясь. Так, хорошо, а теперь он придумает, что ему делать. Для начала...
Над ухом раздался голос. Радо, сдержавшись от того, чтобы крайне недостойно вздрогнуть, вскинул глаза на незнакомца, которого, погрузившись в нелёгкие раздумья, не заметил.
— Рыцарь Ордена Арклана, — повторил Радо и озадачился.
Это ещё что такое, что за Орден? судорожно пытался припомнить он. Какой властью обладает?
Ходок, слегка недолюбливая людей, не интересовался их бытом да связями в обществе, оттого не представлял даже примерно, насколько выше обычного стражника стоит подобный рыцарь и нужно ли подчиняться его приказам.
На рыцаря, каких Радо довелось встречать, сэр Аарон тянул мало. Лицо его — светлое, но сейчас словно бы страдальчески наморщенное — казалось слишком юным и красивым для такого. Больше Аарон Де`Сине походил на сына барона, выбравшегося на прогулку и решившего вдруг пристать к незнакомцу. Подле него Радо, одетый неброско: в просторную светлую рубаху с эльфийским орнаментом-оберегом по краям да тёмно-коричневые штаны, узкие в голени, — выглядел простолюдином, кем, впрочем, и являлся. Зато этот сын барона точно был человеком; помимо интересного запаха, язык Радо ещё покалывало от какого-то острого чувства, наполняющего собой рыцаря.
— Сударь, — продолжил Аарон, вряд ли представляя, что его уже разобрали вплоть до запаха, — не расскажите ли, что Вы здесь делаете и что это такое?
Радо опустил взгляд на ладони, которыми до сих пор прикрывал неизвестный артефакт. Меж пальцев вился тонкими струйками дымок, охватывая их на манер тёмных колец. Уф, такая картина и впрямь может вызвать некоторые вопросы. Радо снова посмотрел на рыцаря. Весьма почтенный сэр, хотелось сказать в ответ безмерно усталым голосом, посмотри на меня: я что, похож на того, кто контролирует происходящее? Взгляни на это лицо — похоже, что я знаю хоть что-то?
Но Радо сдержался и промолчал. Вместо этого он быстро прошёлся глазами по макушкам присутствующих в трактире, затем кинул взгляд за окно. Мага (а был ли тот незнакомец вообще магом?), сунувшего ему какой-то артефакт вместо заготовки, нигде не оказалось.
Пахнет мышиным помётом, мудро заметил волк.
Стоило прибегнуть к излюбленному способу отделаться от нежеланного собеседника — притвориться ожившим наивным пеньком, за душой которого нет никаких переживаний, и таким же твердолобым. Но отчего-то не накладывалось на него простодушие, не давалась в отяжелевшие руки весёлость. Был он слишком потерян из-за не того мага, из-за внезапных строк давно забытой песни, пробудивших что-то глубоко внутри. Радо мог бы притвориться, скрыть себя настоящего, но впервые не хотел. Не тогда, когда в руках у него что-то столь опасное.
— Сэр Радо, — угрюмо представился он, всё же не удержавшись от того, чтобы не поддразнить рыцаря. Никаким сэром, конечно же, Радо отродясь не был. Ещё бы, простой ходок — какие тут могут быть титулы! Но он махнул рукой на все последствия таких заявлений. Хуже уже не будет, чего нам.
— Мне самому хотелось бы знать, что это такое, потому что это не принадлежит мне. Эту вещь мне дал человек, одетый в... — Радо осёкся.
Образ, который он держал в голове всё это время, стал вдруг меняться, стоило ему заговорить вслух про внешний вид того незнакомца. Кажется, плащ был зелёный, с необычной вышивкой на рукавах? Или, нет, погодите, какой плащ, у него ведь на голове была такая запоминающаяся соломенная шляпа.
Нет, всё не то, не так, противился волк. На ухо нашептали другое, неправильное.
Он уже собрался объяснить, как этот артефакт попал ему в лапы и что впервые его видит; показать кольцо со знаком принадлежности к ремесленной семье из Аонетана, но тут ладони жарко лизнуло. Радо, сдавленно зашипев, отдёрнул руки от раскалившейся печати и подскочил со скамьи, едва не шибанув сапогом по стоящему у ног заплечному мешку.
— Задери тебя медведь!
Печать потемнела, окутавшись дымом, как плотным коконом, из-за чего стали не видны руны на её поверхности. Дым пошёл пузырями, заклокотал, и Радо по наитию накинул поверх кусок узорчатой ткани, вспомнив неожиданно, что, когда касался печать через ткань, жара совсем не чувствовалось. Догадка оказалась верна: печать перестала чадить, затихла, как выжидающая лиса в кустах.
Так, постой. Тот маг — или не маг, кто на самом деле этот человек? — говорил что-то о...
Радо быстро соображал, пытаясь вспомнить, что слышал совсем недавно, оттого его речь была отрывистой, рубленой:
— Человек, который дал мне это. Кажется, он меня с кем-то спутал. Я ждал другого, но пришёл он. Он дал мне это и сказал что-то про время, чтобы уйти. Уйти с этим или от него?
Неизвестно, говорил ли Радо это стоящему рядом Аарону, или же размышлял вслух. Взгляд его был прикован к узорам на ткани, прикрывающей печать.

Отредактировано Rado (2019-11-13 10:57:51)

Радо сплетал меж собой узелки причин и последствий, потому на Аарона не смотрел. У него вышло полотно события — с прорехами и торчащими нитями, которые вели в никуда, — когда, уловив движение, он приподнял голову.
Чтобы наткнуться на глаза рыцаря, напоминающие беспокойное море в непогоду, и ощутить холодное прикосновение у шеи.
— Как остановить этот взрыв?! Говори. Сейчас же! — приказали ему.
— Что? — выдохнул Радо. Лицо его на мгновение стало искренне изумлённым, беззащитным в наивном недоверии к произнесённым в его сторону словам.
Человек решил, что он виновен?
Привыкший к рассудительному правосудию эльфов, к их умению распознавать ложь, к сочувствию, Радо и мысли не допускал, что всё так может повернуться. Да, он выглядел подозрительно, сидя с этой печатью, но ведь сказал же сразу: это не его! Наказать можно было разве что за приставку «сэр», которой он хотел безобидно поддеть рыцаря  и показать, что, пусть тот и сразу же ткнул его носом в своё происхождение, Радо был, однако же, старше.
Взгляд Радо заледенел. Вот они, люди. Они устроены иначе, нет в них эльфийской лёгкости. Боги вложили им слишком тяжёлые сердца. В груди жарко вспыхнуло, поднялось до горла болезненным комом, а пальцы загудели желающими вырваться для защиты когтями. Он уже однажды был несправедливо обвинён, понёс наказание, которого не заслужил, — и не позволит, чтобы подобное произошло вновь. Ни за что.
Первым порывом было перекинуться, схватить в пасть сумку да сбежать коротким путём. Если ходок попросит дорогу, та не откажет: за пару длинных волчьих прыжков позволит ему оказаться так далеко, что никакие рыцари никаких орденов не смогут догнать. Но, как говорила Мать Кукушка, первое, что на ум приходит, показывает твоё воспитание, что тебе в голову в детстве вложили; следующая же мысль — то, как ты сам воспитал себя. Слушать нужно вторую мысль, она тебя и определяет. Второй мыслью Радо было разобраться. Разобраться в ложном обвинении и хотя бы на сей раз попытаться доказать, что не стоит вешать вину на волков, если где-то умерла овца. Теперь-то он старше и — хочется верить — умнее.
Радо выдохнул через рот, оценивая обстановку. След его дыхания лёг пером на приставленный к горлу клинок.
На них к этому моменту смотрели почти все присутствующие в трактире. Ещё бы, такая сцена с вытащенным из ножен мечом в столь мирном месте. Те, кто сидели рядом и были достаточно трезвы, могли случайно услышать вопрос рыцаря насчёт взрыва. Это плохо. Здесь останавливались простолюдины, странники. Обычные люди, окутанные безмятежностью и запахами еды. Вряд ли найдутся маги, иначе они бы уже среагировали на близость печати, верно?
Это отрезвило Радо. Подсказало ему, что нужно начать делать.
— Ты пугаешь людей, — процедил Радо едва слышно, обращаясь к рыцарю. — Нам не нужна паника. Опусти меч. Я всё равно ничего не знаю об этом, — он взглядом указал на печать под тряпицей, — и не смогу ответить. Потому что не моя вещь. Ко мне она попала не по моей воле.
С артефакта взгляд скользнул за спину Аарона. К ним двигался крепко сложенный темноволосый мужчина, за которым семенила девчушка-разносчица, прижимающая к груди поднос. Вероятно, они привлекли внимание того, кто присматривает за порядком в трактире.
— Проблемы? — мрачно спросил мужчина, не доходя до них пару шагов и по очереди глядя то на Аарона, то на Радо, точно пытался понять, кто представляет собой большую опасность.
Прежде чем рыцарь успел открыть рот и снова сказать про свой Орден (так и не удалось вспомнить, доводилось ли слышать о нём) или вообще ляпнуть что-то про артефакт и взрыв, Радо медленно поднял руки с раскрытыми ладонями, показывая, что безоружен и настроен миролюбиво. Улыбнулся, расслабил тело, до того застывшее в напряжённой позе, — и разом стал словно мягче да веселей.
— Простите, — обратился он с легкомысленным смешком к охраннику и людям вокруг. — Мой друг немного вспыльчив. Не смог пережить проигрыш и как давай по привычке хвататься за тыкалку свою. Не переживайте, мы немедленно уйдём разбираться в другое место.
Он бесстрашно постучал пальцами по лезвию меча, намекая Аарону убрать его, и продолжил лучиться умиротворением.
— Я сейчас возьму свои вещи, — выразительный кивок на стол с артефактом, — и мы спокойно уйдём. Верно, друг? Выйдем наружу как можно скорее и там решим всё. Ведь лучше не втягивать в наши дела окружающих, ага? Мы вместе всё обсудим. Можешь даже взять меня за руку, если боишься, что я тебя брошу, как это делает Томми.
Радо неодобрительно покоцал языком и пояснил на непонимающий взгляд разносчицы с подносом, словно той нужны были объяснения:
— Ох, наш общий приятель Томми грешит тем, что бросает на других свои проблемы, а сам тут же скрывается. Но я-то не такой, уж мой друг знает.
Обращался Радо, казалось, не столько к Аарону, сколько к остальным, показывая своим шутливым рассказом, что у них всё в порядке, однако смотрел он только на рыцаря и взгляд его был серьёзен в противовес добродушной улыбке. Человек мог окончательно потерять веру в его слова после выдуманной на ходу истории про их дружбу, но нужно же было успокоить народ и как-то выйти, не привлекая ещё больше внимания.
Маг Бранн — чтоб ему икалось целую седьмицу! — мог бы помочь с этой штукой, мимолётно подумалось Радо с раздражением. Только почему этот чёрт опаздывает? Да и придёт ли вообще?..

Отредактировано Rado (2019-11-15 13:57:45)

Радо взрыкнул вслед спине Аарона. Уводить людей? 
Если бы этот рыцарь вышел с ним, если бы выслушал — Радо бы рассказал, что может унести чёртову печать очень далеко, не успеет остынуть похлёбка на столе у того рыжего мальчишки возле дверей. Волк, чувствовавший опасность глубже и тоньше, нежели люди, пока ещё не ворочался, не выл в исступлении, и Радо знал, что время есть. Знал это так же твёрдо, как и то, что у него четыре лапы.
У него было время, чтобы поговорить с Аароном, убедить его в своей правоте и, взяв печать, умчаться с ней туда, где бы она не причинила вреда, а посетители трактира никогда бы не узнали, что их жизням что-то угрожало, и жили мирно. Но Аарон его мнения не разделял. Ну и кот вшивый с ним!
Радо подхватил с пола заплечную сумку, сильнее необходимого впившись пальцами в лямки, и замер, не зная, за что первым хвататься. Идти за рыцарем, который снова не будет его слушать, и наседать ему на уши, пока тот не сдастся или не пырнёт своим мечом? Или, плюнув на всё, просто вырвать у него из рук печать и сбежать с ней как можно дальше? Человек ведь гораздо медленнее его, ходока, умеющего вставать на короткий путь. Не догонит. Следовать приказу и уводить людей Радо не собирался: он хотел до последнего отстаивать право унести артефакт самостоятельно. Он взял его из незнакомых рук, ему и отвечать.
— О, эм, добрый день! Вы случайно не от эльфийки Кукушки? Радо? Я Эвелин.
Радо, нацелившийся на кухню, где скрылся Аарон, но так до конца не определившийся с тем, что будет делать, с недоумением обернулся. Возле него стояла долговязая девица. Сверху у неё была лёгкая с изящной фибулой накидка, доходившая до пояса спереди и почти до самого пола — сзади. Под накидкой было изжелта-красное, точно листья в осенном лесу, платье со следами дорожной пыли на подоле. Вокруг её бледного, как луна, лица ночным небосводом туго вились чёрные с отливом волосы, свободно спадающие по плечам и спине. Выражения на лице девицы постоянно сменялись, и её чувства легко читались.
— Простите, отец занят здоровьем моей сестрицы, ей худо стало, поэтому он отправил меня. А у меня по дороге живот прихватило. То есть... — Эвелин смутилась, а Радо, оглядев её сверху донизу, наконец понял, отчего кровью тонко потянуло. — Я немного... задержалась. Извините.
— Бранн твой отец? — уточнил он. Ещё одного неизвестного артефакта, спихнутого на него по ошибке, он не переживёт.
Эвелин закивала, ободрённая, видимо, тем, что на неё не держали зла за опоздание. А Радо вновь прошёлся по её фигуре взглядом. На груди у неё между краёв накидки проглядывал кристалл, охваченный серебряной оправой.
Это ведь значит...
— Ты в волшбе разбираешься? — спросил он, не веря своей удаче. Неужели! Неужели хоть что-то хорошее с ним случилось!
— Да, как и отец. Вы не переживайте, я всё-всё смыслю в его делах и сейчас объясню, что не так с заготовками.
Прежде чем Эвелин стала рыться в сумке у бедра, Радо остановил её и, глянув на двери кухни, спросил:
— Умеешь обращаться с незнакомыми артефактами? Сможешь как-нибудь, хм, остановить один, который, кажется, должен взорваться или что-то вроде того?
— Мне нужно посмотреть на него сперва, — осторожно ответила она.
Радо кивнул и, показав следовать за собой, пошёл на кухню. Аарона там не оказалось, однако по запаху — горькому, как у человека, которому плохо, — удалось понять, куда он исчез. На возмущение поварих Радо отмахнулся, буркнув что-то вроде "я с ним, а она со мной". Ничего не понимающая Эвелин успела извиниться перед всеми и скользнула следом в чёрный ход.
Аарона им удалось перехватить возле стойл. Радо окликнул его:
— Погоди, эй! Я привёл магичку!
Растерянная Эвелин приподняла свой кристалл, свидетельствующий, что она обучилась дару и принадлежит Гильдии магов, а затем взялась за края платья и присела:
— Эвелин Офали, магесса при дворе барона де Рози.
И вдруг вдруг охнула. Подняла ладонь, провела перед собой, перебирая в воздухе пальцами, словно ощупывая что-то.
— Нехорошо, — пробормотала она. — Так много силы сжали, всё вокруг дрожит. Кто додумался до подобного? Это ведь нарушение правил, нельзя так грубо поступать с волшбой. Смяли то, что должно быть гладким.
Эвелин с недоумением посмотрела на свою ладонь, которая дёрнулась в сторону, когда она направила её на рыцаря, затем на самого Аарона. Её рот приоткрылся в удивлённом "О-о!", но, сморгнув, она вновь сосредоточилась на том, что было в его руках.
— Откуда вы взяли такую вещь? Это даже нельзя назвать артефактом, Радо, потому что это не он. Это просто большая концентрация стихийной магии, заключённая в... — Эвелин, приподняв брови, запнулась. — В кастрюлю?..
Радо только после её слов заострил внимание на том, куда засунул печать Аарон.
— В каменную печать на самом деле, — подсказал он. — И на неё нанесены руны, но я не успел понять, для красоты или же каким-то особым способом, не просто так.
— Сэр,  — обратилась Эвелин к Аарону, что-то решив про себя, — можете поставить на землю посудину? Я накину защитную сферу, чтобы она поглотила часть присутствующего там заряда, и попробую распутать магию. Но я не могу это сделать, пока вы держите её в руках. Вы... отталкиваете магию.
Радо наморщил лоб и почесал бороду. Распутать магию? А как она может быть запутанной?
—  То есть ты попробуешь уменьшить силу взрыва? — перевёл Радо для себя.
Эвелин, встряхнув руками, кивнула:
— Можно сказать и так. Совсем убрать не выйдет, но, думаю, я смогу существенно ослабить его и получить ещё дополнительное время. Сэр?
Эвелин вопросительно склонила голову. В рыцаре для неё, человека, жившего в столице с детства, угадывался по деталям — позе, лицу, манере держаться — тот, кто принимает решения и умеет командовать другими, оттого она ждала его слово.

Эвелин обиженно поджала губы и с упрёком обернулась на Радо: мол, ты сам меня позвал, что за непонятные придирки и сомнения в моих намерениях? Радо развёл руки в стороны; что поделать, сэр рыцарь никому не доверял, и уж кому-кому, а не ему, прячущемуся за балагурством, судить за это Аарона.
— Когда всё это закончится, Вам придётся ответить на несколько вопросов, вне зависимости от того, виновны Вы или нет, — сказал устало Аарон.
Радо пугающе ласково улыбнулся ему вместо ответа.
Когда всё это закончится, он собирался тут же утечь, как дождевая вода через решето. И на ближайшие полных лун пять носа своего не покажет за пределы Великого леса. Хватит с него людей. Сегодня он так хорошо пообщался с ними, что дальше эльфийских земель более ходить не желает.
Вряд ли Аарон, уже показавший, сколько в нём веры в слова Радо, вдруг резко проникнется к нему тёплыми чувствами и не подвергнет сомнению то, что он расскажет. Как бы он ещё не прознал, что перед ним волк на самом деле, — тогда ведь точно посадит в клетку, как дикого зверя, и не отпустит. Нет-нет-нет.
По телу пробежалась дрожь. Радо решил сперва, что это от упоминания клетки, но, вынырнув из своих мыслей, понял, что всё горадо проще: Эвелин приступила к волшбе.
— Начинаю, — предупредила она, накидывая на кастрюлю купол, чтобы приглушить выплёскивающуюся наружу магию.
Когда она, полуприкрыв глаза, слегка наклонилась и как будто взяла из кастрюли невидимый клубок, Радо подошёл ближе и встал возле Аарона, чтобы не перекрикиваться через Эвелин.
— Слушай, ладно, я уже понял, что у тебя проблемы с доверием, — понизив голос, опасаясь сбить девушку с её занятия, заговорил он. — Но я хотел сказать...
Радо смолк. Принюхался украдкой и цепко оглядел Аарона. Вблизи игнорировать терпкий запах было невозможно. Как от болезни, но не удавалось понять, какую часть тела она затронула. Пахло недомоганием, но как-то... неправильно. Не так, как Радо привык чуять. Незнакомая хворь.
— Эй, выглядишь плохо, — заметил он вслух. — Не собираешься терять сознание?
Было ли дело в том, что рыцарь так беспокоился, как бы печать не рванула? Или же что-то другое за этим скрывалось? Например, то, что он, как выразилась Эвелин, отталкивал магию?..
Радо вскинул голову, прислушиваясь к своим ощущениям. Щекотка, трогавшая волка за уязвимое брюхо и говорившая об опасности, притупилась; на смену жёстким пальцам, терзавшим его живот, пришли касания полегче, словно крылом птицы. Он перевёл взгляд на девушку, смекнув, какова причина изменений.
Эвелин вспотела. На светлом лице проступил румянец, вызванный либо прикладываемыми усилиями, либо духотой летнего дня. Впрочем, может быть, и из-за этих двух вещей сразу. Сдувая со лба смоляные кольца прядей, она не отрывала взгляда от посудины под ногами и не отводила рук, в которых всё продолжала держать бесплотный комок нитей. На её ладонях налились болезненным ярко-розовым цветом следы от свежих ожогов.
Она не обманула, пообещав ослабить плещущуюся внутри печати силу. Но, кажется, ради этого сама терпела боль.
Не успел Радо решить, стоит ли спросить у неё, всё ли хорошо, или не нужно отвлекать, Эвелин заговорила, чуть задыхаясь:
— Это создал маг-элементаль. Он взял огонь, сжал его сильно, как пружину, и положил в вашу печать. Огонь такой силы нельзя сделать из ничего. Возможно, элементаль провёл ритуал на месте пожара и забрал всё пламя оттуда, но сделал он это совсем недавно, я уверена. Потому что печать не сможет долго сдерживать в себе такую неконтролируемую магию, как и моя защитная сфера.
— А что, если попробовать кинуть печать в воду? — предложил вдруг Радо. — Раз там внутри огонь, который всё равно собирается вырваться наружу и ты не можешь совсем заставить исчезнуть, то можно попробовать скинуть её в озеро. Рыба пострадает, понимаю, но без потерь тут не обойтись.
Эвелин, всё ещё перебиравшая обожжёнными пальцами воздух и распутывающая последствия грубого обращения с магией, не ответила и нахмурилась, уйдя в себя: видимо, ей попалось трудное место.

На прямое замечание Аарон неохотно и скупо обмолвился о том, что Радо уже начал подозревать после слов Эвелин: с магией сэр рыцарь по какой-то причине не дружил, притом весьма сильно. Это было удивительно. Радо не доводилось ещё встречать людей или других разумных существ, у которых бы была подобная реакция на волшбу. Напротив, многие его знакомые были пронизаны ею, как и полагается всему живому на этих землях, и мирно жили, иной раз даже не ощущая её воздействия. А кто-то и вовсе не смог бы жить без неё.
Развить дальше мысль он не смог — отвлёкся на Эвелин, успев перед тем только угукнуть и показать, что принял во внимание слова Аарона, что тот в порядке, и даже как будто бы немного ему поверил. Невольно Радо сравнил двух людей возле него: и Эвелин, и Аарон — оба испытывали дискомфорт, однако проявлялось это совершенно по-разному. Эвелин, читавшаяся легко, для чего не нужно было глубоко заглядывать и находить мелкие детали вроде подрагивающих пальцев или проступившей венки на висках, не стремилась скрыть, как тяжело ей даётся распутывание последствий чужого варварского обращения со стихийной магией. А вот Аарон — по долгу службы? или потому что так выучил себя? — накрепко всё запер, не показывал никому, и под грудиной волк-Радо уважительно склонил голову, как перед сильным зверем. Если бы не тонкий нюх да неосторожно оброненные слова магессы, он не догадался бы, что внутри у Аарона может скрываться что-то ещё, помимо раздражения  и недовольства насчёт печати и Радо, больше мешавшего, нежели приносившего ему пользу.
Но вот Эвелин постаралась объяснить природу возникновения печати, и стало не до философских размышлений.
— О рыбе думаешь? Ты бы лучше о людях подумал, — строго отчитал его Аарон.
— Мало ли, вдруг бы ты приказал мне уводить рыбу из озера, как до того — людей из трактира, — пробормотал негромко под нос Радо, не удержавшись от колкости. — Вот и думаю о ней.
Не успел ходок, пользуясь подвернувшейся возможностью и тем, куда свернул разговор, сказать, что уж он-то точно бы успел отнести печать, не мешай ему всякие рыцари из Орденов, как возле них появился мальчишка. Любопытный нос в их дела он сунуть не успел — Аарон пресёк непререкаемым тоном ненужный интерес, и мальчишка исчез так же быстро, как и появился.
День выдался душным, воздух словно застыл и облип вокруг, как ещё один слой одежды. От этого казалось, что мысли текут медленно, неповоротливо. Медленно текло и всё то время, что магесса, едва ли чувствуя обращённые на неё взгляды, колдовала над кастрюлей, хотя прошло не более нескольких мгновений с того момента, как появился и тут же укатился обратно мальчишка. И вот наконец Эвелин — с прилипшими ко лбу волосами, поникшими плечами — опустила руки и сделала шаг назад. Её качнуло, но, увидев, что Радо потянулся к ней помочь, она помотала головой: не нужно. Осмотрела придирчиво кастрюлю и подытожила запыхавшимся голосом:
— Я сделала всё, что было в моих силах, и теперь времени больше до того, как случится выброс, который будет слабее изначального. На самом деле подобные вещи — это не совсем то, чем я занимаюсь в магии, так что у меня не получилось убрать всё, что было вложено в печать, но я постаралась как можно больше разрушительной энергии превратить в созидательную и развеять по округе, приблизив её к природным силам, которые даже не ощущаются.
Она встряхнула ладонями и подула на них. Кажется, Эвелин хотела добавить что-то ещё, но отвлеклась на свои руки и непонимающе вгляделась в проступившие нездоровые красные пятна, разбросанные тут и там на ожогах. Она второй раз подула, однако ничего не изменилось.
— Видимо, мне потребуется помощь, —  сказала она. В её голосе было смущение напополам с мукой. — Не могу залечить сама, устала.
Радо опять попытался подойти, но Эвелин замотала головой и решительно сверкнула тёмными глазами:
— Нет, я о себе позабочусь! Вам нужно немедленно разбираться с печатью, это важнее. Не тратьте драгоценное время. Что вы там собрались с ней делать?
Радо глянул на Аарона.
— Знаешь, где тут ближайшее озеро? — спросил он. — Мне ничего лучше в голову не идёт.

Едва только Аарон, закончив благодарить Эвелин, неловко ему улыбнувшуюся сквозь гримасу боли, глянул на него, Радо понял.
Аарон не собирался брать его с собой. Взвалил всё на себя одного, швырнул подачкой снисходительное разрешение убраться подобру-поздорову и, всё ещё ни на мгновение не веря в рассказ ходока, развернулся к стойлам. Он не послушает ни единого довода, нет. Не после прощальных слов, ставящих точку в их споре. Они дольше провозятся, вздумай Радо перечить ему.
Пусть Аарон — после его поступков и слов — казался тем, кто уж точно проследит, чтобы печать не принесла никому беды, Радо не мог отпустить его так просто. Будь вместо него человек, поверивший в рассказ про невероятные совпадения, без лишних разговоров разрешивший ему идти с этой печатью на все четыре стороны, — Радо бы так не переживал. Но Аарон... Недоверием и ложным обвинением он задел больную рану, уязвил остро, до кости. Потревожил давнее, и Радо воспринимал всю возню с печатью гораздо ближе к сердцу, чем мог бы.
Он не сумел убедить рыцаря, не успел всё рассказать, что хотелось, оттого решил по-другому проверить, что дело будет доведено до конца. Редкий случай, когда его столь сильно тревожило что-то и вызывало подобное участие.
— О, а я думала, вы вместе этим займётесь, — немного удивлённо заметила Эвелин, понизив голос и провожая взглядом спину рыцаря. — Вы же можете чувствовать опасность, да? Ваше умение пригодилось бы, чтобы отслеживать оставшееся время. Так было бы лучше, наверное...
Радо промолчал. Рассеянно перебирая пятернёй бороду, он смотрел на трактир, позади которого начиналась светлая рощица. Подле ближайших к строению деревьев густо переплелись в одно зелёное пятно несколько кустов. Листва на них была густая и прятала надёжно всё в тени, трава кругом росла высоким живым забором.
— Тогда... обратно? — спросила Эвелин и сдавленно зашипела, задев красной ладонью складки накидки на груди.
Радо, не отрывая глаз от рощи, кивнул. Спутанные пряди скользнули по задумчивому лицу.
Они вместе дошли до трактира. Радо открыл дверь перед Эвелин и, вдруг наклонившись к ней, сказал негромко:
— Ступай одна. А я провожу своего друга и послежу, чтобы печать точно оказалась там, где ей положено.
Эвелин замялась.
— Мне ждать Вас? — всё-таки спросила она, заметив, что Радо собрался отпустить дверь и уйти. — Мы ведь не обсудили то, ради чего пришли сюда.
Радо нахмурился, не смекнув поначалу, о чём она толкует, а затем досадливо поморщился: он уже успел забыть про несчастные заготовки, с которых всё и началось. Он обязан закончить все дела; значит, придётся вернуться. Что же... Тогда нужно проверить, доберётся ли Аарон до озера или куда ему вздумается там ехать, а потом он вернётся коротким путём и успеет обсудить всё с Эвелин до возвращения рыцаря. Встречаться в трактире ещё раз с Аароном, уже с ходоком распрощавшимся, не хотелось: вдруг тот решит допросить или — чего похуже — вовсе заберёт в город, полный шума и людей.
Радо попросил, заглянув девушке в покрытое испариной лицо:
— Обожди меня, прошу. Пока займись руками. Я мигом вернусь, не успеешь заскучать.
Они кивнули друг другу. Эвелин зашла внутрь, толкнув дверь локтём, а Радо обошёл трактир с другой от стойл стороны и, оглянувшись, нырнул в сплетение кустов, удивительно ловко для неповоротливого мужчины, каким казался в расслабленной позе. Под прикрытием листьев он, оцарапавшись плечами о тонкие веточки, выскользнул из одежды, сложил её в заплечную сумку и глубоко вздохнул. Братейко, позвал голосом тёплым и ласковым, как летний дождь при солнце. Поди ко мне.
Волк вышел из глубины сознания. Стали ощутимее касания шерсти к боку, сильнее — запах шерсти.
Звал? Уступаешь? он — ещё лишь призрак в голове; не видимый никому, кроме своего человека, — тронул жёсткой лапой голое бедро и ткнулся носом под колено.
Уступаю, выдохнул Радо и, сосредоточившись на влажном касании мокрого носа, соскользнул в чуткую дрёму.
Светлый волк — с серьгой в мохнатом ухе — взял в пасть сумку и устремил цепкий взгляд на стойла, готовясь покинуть кусты, когда покажется рыцарь на коне, и следовать за ним неслышной тенью поодаль.

По воздуху, слабо подрагивая, растянулась кровавая нить. Нить гладкая, ровная; без вплетений других запахов — значится, рана неопасная, получена не в схватке.
Волк дёрнул ухом, отгоняя надоедливую мошкару. Он, терпеливый хищник, не сводил глаз со стойл всё то время, пока лежал в кустах. Лапы наливались лёгкостью, звенели силой, готовые нести его далеко-далеко, а внутри просыпался азарт.
Человек — Аарон, всплыло в зверином разуме — вышел с конём и покрутил головой. Выглядывал, искал. Постоял недолго, затем полез неловко на своего коня.
Волк повёл носом. Человек походил на добычу, которая чаще всего оказывается в клыках: слабая, вымотанная. Только та добыча была такой всю жизнь — неспособной выжить, лишь мешающейся здоровым сородичам, — а челов... Аарон был обессиленным именно в этот момент. Волк чуял в нём соперника достойного; быть может, даже превосходящего по мощи, если он в руки свою палку острую возьмёт — оружие людей, не имеющих когтей да со ртом, полным бесполезных мелких зубьев, что у рыб мелких в речке.
Не добыча, упрекнул Радо, уловив кровожадное сравнение и цыкнув с неодобрением.
Спи, приказал ему волк. Знаю. Он лапой оттолкнул Радо обратно в тихий уголок на задворках сознания, напоминающий край земли: с умиротворённым потоком вод-мыслей, срывающихся и падающих в плотное одеяло облаков, за которыми ничего не видно и куда бесследно пропадают все толковые мысли, если их не удержать в памяти.
Волк проворным ужом выскользнул из кустов и потрусил следом, держась в тени за деревьями у дороги. Он позволил коню вырваться немного вперёд и, чтобы тот ненароком не учуял его, держался подветренной стороны. Тракт был на удивление пуст для середины летнего дня. По пути попалось всего несколько путников, направлявшихся в Аварин, и никто из них не отвлёкся на одинокого всадника. Разве что один старик на забитой вещами повозке недовольно сплюнул в поднявшуюся пыль и заворчал, когда мимо него пронёсся рыцарь.
Человек слабел. Терял — капля за каплей — жизненные силы, которые неумолимо сочились из него, как из открытой раны. Волк знал это, ловил в запахе и усталой посадке в седле. Но человек держался, упрямо стремился вперёд, и одним этим уже не походил на дичь, пытавшуюся укрыться, спрятаться.
Не добыча, повторил волк слова Радо.
Аарон дёрнул поводья. Конь, послушный его указу, повернул к полю; волк тоже сменил направление, однако отстал, увеличивая расстояние, чтобы случайно обернувшийся Аарон не заметил преследующую его серую тень.
Эвелин дала им больше времени, уменьшила погубное воздействие, однако же до конца не избавилась от него. И чем ближе становился миг, когда печать разломится, позволяя огню вырваться наружу, тем сильнее начитало буйствовать пламя. Как живое существо, понимающее, что скоро заточение закончился, и оттого наполняющееся нетерпением, огонь начинал всё чаще и чаще пытаться прорваться раньше срока. Печать держала его; увы, близкая к разрушению, всё же пропускала отдельные всполохи. Они не несли в себе искр и не могли ничего поджечь, были безвредны для любого — но эхом отзывались в Аароне: единственном, кто мог их в силу своего недуга ощущать, и единственном, кто находился к ним так близко.
Волк сбился с шага, когда нутро ухнуло и провалилось вниз: столь сильно вдруг пыхнула печать волшбой. Если даже он так хорошо ощутил очередной всплеск, что уж говорить об этом хрупком человечке. Как бы эта бестолковая животина не скинула всадника, нужно приструнить её, если вдруг Аарон потерял сознание.
Волк вскинул голову, покрепче перехватил сумку и в несколько длинных прыжков нагнал рыцарского коня, уже не скрываясь.
Ти-ха! рыкнул он коню. Не буду жрать тебя!
Как бы это ни звучало унизительно, он не был диким зверем. В шерсти его запутались отголоски выпечки, домашнего уюта и тепла эльфийских рук. Не засохшая кровь, не обещание смерти — а сладости да детский смех. Шарахались от него только совсем пугливые и глупые лошади; вряд ли скакун рыцаря был одним из них.
Волк, продолжая трусить бок о бок с конём, перевёл взгляд на Аарона, принюхиваясь и определяя, как сильно поплохело тому после выброса.

Отредактировано Rado (2019-11-29 21:04:19)

Аарон держался в седле безвольно. Поводья обвисли в неверных руках, подбородок упёрся в грудь.
Волк бежал рядом и уже был готов рявкнуть на коня, чтобы тот остановился, когда человек вдруг резко втянул в себя воздух и двинул головой. Очнулся, но никак не отреагировал на неожиданного спутника. И волк, чуть отстав, продолжил сопровождать его, порой отвлекаясь от дороги и всматриваясь: не стало ли хуже? человек при памяти?
Молчаливой тенью он следил за тем, как рыцарь спешивается, возится с грозной поклажой, а затем скользнул ближе, подхватывая Аарона мохнатым боком, когда тот стал заваливаться в сторону, и уставился на пруд, где поднимались пузыри и волновалась зеркальная гладь. На этом месте, неподалёку от воды, ему было тревожно; гнало отсюда чутьё. Волк, не сильно заботясь о чужой одёжке, ухватил зубами воротник камзола и потащил за него бессознательного Аарона прочь от пруда. Одинокое дерево — словно в насмешку стоящее гордо, свободно недалеко от дубовых посадок — показалось ему безопасным, достаточно удалённым, но в то же время отсюда без помех просматривался берег, и он оттащил человека в тень, после чего, закрыв собою небо, обнюхал лицо и прислушался. Дышит, сердце стучит.
Ну, дёрнул ухом волк, отчего серьга тонко вздрогнула, бежим? Радо вместо ответа подкинул сомнение, и волк ещё раз изучил человека. Отлежится, силы вернутся, будет жить, рассудил он по-звериному честно. А мы пошли.
Тут под водой мощно вздрогнуло. Где-то в глубине расцвело жёлтое, опутанное тёмно-красным, и водяной столб взвился вверх; потянулся к небу, как молящая о подаянии рука, и, ничего не получив, обрушился обратно с горестным шумом. Беспокойные волны накинулись на берег, словно пытались на суше скрыться от выжигающей пруд изнутри волшбы. Зыбкий, едва заметный пар появился там, где провалилась в воду печать.
А под деревом застыли две фигуры: одна лежала у корней дерева, другая стояла рядом в напряжённой позе, подавшаяся к берегу, да так и замеревшая в движении.
— Обошлось, — прошептал Радо, сменивший волка. — Хей, всё хорошо!
Он — улыбающийся с облегчением, светло, без жёстких складок у рта — повернулся к Аарону и охнул, присев на колени подле него. Верно, рыцарь не мог разделить с ним этот миг.
Аарон был истощён. Пока он лежал в беспамятстве, Радо ничем помочь не мог. Ему ещё не доводилось сталкиваться с подобной реакцией на волшбу, и он, в ней не шибко-то разбирающийся, не знал, что именно пострадало внутри Аарона. Волчье чутьё, на которое он всегда полагался, ответов не дало, потому что это было за пределами знаний зверя.
Слабый ветер, невесомо касавшийся волос, исчез, и вновь духота раскинулась паутиной. От пруда тянуло жаром. Радо глянул остро на небо, всё никак не прорывавшееся дождём, и цыкнул. Сдёрнул платок с лица Аарона, ослабил воротник, чтобы ему дышалось легче. И поднял глаза на коня, зафырчавшего при виде чужака, нависшего над хозяином.
— Чего? — проворчал он.
Под взглядом коня Радо вдруг опомнился и посмотрел вниз. Ах да, прелести обращения, заключавшиеся в полном отсутствии одежды.
Радо достал из лежащей рядом сумки флягу. Плеснул себе в сложенную ладонь немного, с неё — на лицо Аарона. Обтёр мокрой ладонью его вспотевший лоб, болезненный румянец на скулах, тонкую кожу шеи. Закатал рукава камзола и тронул влагой запястья, затем обернулся в сторону тракта, оставшегося позади.
Эвелин ждала его. И семейное дело, которое нужно уладить.
Он мог бы закинуть Аарона на коня, как мешок с песком, и довести обратно до трактира, где рыцарю помогут. Но это слишком долго, много суеты, в которую бы Радо не хотел ввязываться ради чужого и — уж тем более — ради человека. Тогда, значит, оставить его здесь?..
Идём, настойчиво повторил волк. Волчья душа — не так тонко сложенная, полная инстинктов  — не могла понять метаний. Аарон не был для них ни другом, ни даже союзником; Радо и вовсе условился с собой, что постарается ему на глаза не попадаться впредь — а сам, гляди ты, не желает уходить тихо, пока может.
Он человек, мрачно напомнил волк.
Знаю, настала очередь Радо огрызаться. В то же время в голове у него мелькало, что на Аарона могут напасть; в лучшем случае — чтобы ограбить, а уж в худшем...
Да какое ему дело? Его обвиняли в том, чего он не совершал; ему угрожали клинком. Это Мать Кукушка умела прощать, а Радо был не таким. Он всегда помнил зло, мог ввернуть при случае напоминание о нём; мог отказать в помощи, храня на губах добродушную улыбку.
И всё же остался.
Я уйду, едва он начнёт приходить в себя. Там уж сам о себе позаботится, решил Радо. Он только натянул на себя штаны, которые можно быстро скинуть, перекидываясь, и откинулся спиной на дерево. Под коленом мешалась палка, Радо взял её в руки и стал рассеянно что-то выводить на голой земле меж выступающих корней. В голове теснились строчки кочевой песни, с которой всё началось, и он незаметно стал напевать её под нос, всё больше увлекаясь и погружаясь в свои мысли.

Радо был себялюбив. Часто то, что он совершал, Радо делал для себя. Остаться возле Аарона и проследить за ним — это было не столько для самого Аарона, сколько для спокойствия собственной души. Пусть так, пусть человек не узнает об этом поступке — о нём будет знать Радо. У него не получилось убедить другого в своей невиновности, так хотя бы себе докажет: эй, приятель, ты не сделал ничего плохого сегодня; ты старался!
Хотя Радо понимал, что он не хороший, не добрый ко всему свету, и жил мирно с осознанием тёмных мыслей внутри, ему было важно попытаться оправдаться. И если не вышло перед тем, кто его обвинил, то хоть перед совестью, чтобы позже, вернувшись домой, чувствовать себя легче в обществе светлых эльфов.
В какой-то момент Радо задремал. Разморенный духотой, впечатлениями, он прикрыл глаза. Я слежу, пообещал смирившийся с происходящим волк, позволяя забыться ненадолго, пока зверь, обострив все чувства, следил за округой.
Едва дыхание Аарона сбилось, Радо очнулся. Не успел он тихонько скользнуть в сторону, как Аарон заметил его и с замешательством уставился.
— Почему ты не ушёл? — проскрипел рыцарь.
— Скоро уйду, не переживай, — обнадёжил его Радо, обречённо усаживаясь обратно на землю, с которой уже приподнялся. — Просто я убедился, что ты не помрёшь тут: не хотелось грех на душу брать.
Он бросил взгляд на пруд, пар над которым уже полностью развеялся. Их с Аароном невольно связала проклятая печать, и нужно было поведать о её судьбе. Рыцарь заслужил знать.
— Печать рванула в воде. Ничего особо страшного не случилось, хотя зрелище то ещё было, — Радо развёл руки широко, показывая, какое именно зрелище было, и зашипел, подражая бурлящей воде. Потом вдруг опомнился, что рассказывает это не эльфёнышам, жадным до красочных описаний, до вёртких порханий пальцев, а взрослому человеку, и уронил руки на ноги.
— Словом, о ней можно больше не волноваться, — подытожил он и покосился на человека.
Двигался Аарон с заметным трудом; а пошевелиться полностью, казалось, не мог вообще. Да уж, несладко ему пришлось после всего, подумал Радо, оглядывая рыцаря внимательно. Это как если бы для цветка жить под солнцем стало бы опасно, и ему бы пришлось довольствоваться лишь лунным светом, предложил вдруг необычное сравнение волк, и Радо огладил его за ухом. Верно, брат.
Как вообще можно так жить, когда кругом — волшба?.. Что будет, если Аарон окажется на каком-нибудь месте, где веками совершали ритуалы, где сам воздух пропитан магией? И как велик должен быть рубеж, за которым магия станет для него смертельной? Радо бы с удовольствием узнал ответы на все вопросы у самого Аарона, сложись их знакомство иначе, и — пусть ничего не понимающий — с интересом бы выслушал его. Но сейчас не очень-то хотелось спрашивать. Да и не лучшее время.
Радо вздохнул и откинул со лба пряди, в жару мешающиеся больше обычного. Он глянул на сухие губы Аарона, на его больной вид и, пробормотав под нос что-то о пагубном влиянии мягкосердечных эльфов, потряс возле его лица флягой:
— Пить будешь? Здесь вода.
Хотя, признаться, он был уверен, что Аарон — подозрительный и недоверчивый — откажется даже от такой малости, а в голову ему взбредёт мысль об отравлении.
— Не то чтобы я собирался тебе ещё помогать, но ты... — Радо склонил голову к плечу, глянул на коня неподалёку. — Сможешь добраться до людей? Я могу напоследок закинуть тебя на коня, а дальше ты бы сам уже неспешно справился. Уж прости, но это — большее, что я могу для тебя сделать. Я занятой во... — он споткнулся на чуть не сказанном вслух «волк». — Я занятой человек, мне пора идти дальше по семейным делам.

Аарон смог удивить: он согласился принять из рук Радо воду. Хмыкнув, Радо подхватил широкой ладонью его под затылок, приподнял светлую голову и приставил к губам горлышко. Дал Аарону напиться и уложил обратно на землю, после чего стал возиться с сумкой. Да так и замер — с руками по запястья в заплечном мешке, когда его настигли спокойные слова рыцаря.
Радо вскинул взгляд. Опасно было упоминать при нём родню не тем тоном: внутри него при любой возможной угрозе в сторону семьи поднималось страшное, великое. То, что дремало, когда ему самому грозила беда; то, что вливало силы и давало ярость на последний, смертельный для врага бросок; что делало даже слабого — сильным. Любовь.
Ему захотелось взвыть и, перекинувшись, укусить упёртого рыцаря за ногу. Даже если он окажется полным желчи, жилистым и невкусным, волк бы всё равно насладился каждым кусочком его ноги, хряпая полной острых зубов пастью. Челюсть аж заныла, а во рту собралась слюна.
В голове вдруг ахнул тонкий голос, словно ужаснувшись его кровавым мыслям, и Радо глубоко вдохнул, отгоняя их прочь. Что же, теперь, когда их не торопит сгорающая печать, когда рыцарь пластом лежит на грязной земле и не может с неё подорваться (благодаря этому Аарон становился очень удобным собеседником), он попытается объясниться.
— Прежде чем ты соберёшься искать меня, найди Эвелин и обратись к её отцу — магу Бранну, — мягко и с расстановкой, как если бы он объяснял ребёнку устройство мира, заговорил Радо. — Бранн подтвердит, что сегодня в полдень мы с ним должны были встретиться. Но он не смог прийти, вместо него прибыла Эвелин, которая по моей просьбе помогла нам с печатью. Вряд ли она вообще знала что-либо обо мне до сего дня, как я ничего не знал о ней, так что ответов от неё ты не получишь.
Радо вытащил из сумки кольцо с печаткой. На печати было вдавлено изображение птицы с цветком в клюве — такие же птицы красовались на каждой заготовке, сделанной в семье Матери Кукушки.
— Так же ты можешь попросить мага Бранна, чтобы он показал тебе договор, суть которого в том, что одна эльфийская ремесленная семья из Аонетана, к которой я принадлежу, — он показал кольцо, — уже на протяжении восьми лет поставляет ему заготовки для артефактов. Именно для обсуждения одной из последних партий мы собирались встретиться в трактире.
Радо бережно убрал кольцо и повёл плечами, посмотрев на безмятежный пруд.
— Всё, что произошло с печатью, было совпадением. Я ждал Бранна, вместо него ко мне подсел другой человек и дал ту печать. Я, не страдающий забывчивостью, не запомнил внешнего вида мага: думаю, на нём был полог для отвода глаз. А я не владею волшбой, не смог заглянуть за него.
Радо свистнул коня. Велик был соблазн перекинуть Аарона через его коня и, хлопнув по крупу животины, наблюдать за тем, как как рыцарь отбивает себе брюхо да страдает от головокружения, трясясь вниз дурной башкой. Увы, так перевозили только пленников, никак не раненых. Уж Радо-то, кочевник, это знал. Как знал и умел обращаться с лошадьми: всё-таки ту часть детства, что он не носился волчонком по степи, приходилось проводить верхом на отцовой кобыле.
Он стащил с коня седло и оставил его у корней дерева, рассудив, что высокая лука только бы мешалась, давила и не позволяла лечь с удобством. Затем повернулся к Аарону и, глядя на него сверху, отчего солнце золотило лохматую голову, а на месте глаз собралась темнота, твёрдо произнёс:
— Я не виноват. Ты лучше узнай насчёт тех мест пожаров, случившихся неподалёку отсюда день-два назад, как сказала Эвелин. Время зря потеряешь, пытаясь приплести к этому делу меня — того, кто оказался поблизости из-за насмешки судьбы. Мне больше нечего тебе сказать.
Радо наклонился и, стиснув губы, поднял Аарона на руки, не глядя ему в лицо. Выпрямился, встал уверенней на ноги и, привыкнув к тяжести, с кряхтением принялся устраивать человека на коне, укладывая его на холку. Поправил руки-ноги, чтобы тот не сполз на ходу, ещё чего по мелочи, потом отошёл и окинул взглядом. Сойдёт. До дороги дотянет — а там уж если и упадёт, то рыцаря подберут. Это уже не волчьи проблемы.
— Надеюсь, больше не встретимся, — сказал Радо напоследок и цыкнул звонко коню, отправляя его в шаг.
Сам отвернулся, поправил штаны и полез в сумку за рубахой. Раз уж не успел перекинуться и тихо убежать, тогда стоит одеться и пешком дойти до Эвелин. Ему ещё предстоит многое сделать, нечего думать о всяких рыцарях, грозящихся начать его искать. Его совесть хотя бы в чём-то чиста, а значит, не нужно думать об этом лишний раз и тревожиться. Пускай всё идёт своим чередом. Как сложится, так и будет; поступки других не в его власти.
А в голове всё тянулась и тянулась кочевая песнь, ставшая причиной его беды.
Радостно и прерывисто звучит редкий смех среди деревьев.