Это все так забавно начиналось, что уже от одной только подобной мысли у здравомыслящего человека должно было защемить сердце, предвкушающее все тяготы задуманного приключения. А Марго, кроме как действительно приключение, никак иначе не рассматривала предложение «побродить по миру да набить травник новыми экземплярами растений». Во всяком случае, тешила себя девушка, они всегда могут вернуться домой, где печка топила чисто, а привычный порядок разложенных вещей наводил мысли о том, что в мире за его пределами нет никаких бед, невзгод и лишений. Особенно последнего…
Сначала было весело. Природа и истоптанные ранее дорожки вокруг были по-домашнему уступчивыми, податливыми, и совсем не сулили какого-то культурного шока. Только лишь старые раны, разбуженные личными ассоциациями и воспоминаниями о бабушке, грозили заныть с каждым пройденным шагом. Но Марго держалась. Уже третий чертов день держалась. Задрав нос повыше к по-весеннему припекающему солнцу, девушка шла неспешно, отставая от Оле на несколько шагов, занимаясь тем, что получалось у нее хуже всего  в этой жизни – искала центр спокойствия в себе, вымеренным шагом ловя медитацию в устремленном вперед движении и растянувшихся от желтого до темно-коричневых пятен краски под веками. О том, что из-под края темных ресниц того гляди предательски просочится пара злых и уставших слез она, конечно, знает, а потому еще и вымученно молчит, поджимая губы для надежности, и стараясь не вспоминать о том, как только этим утром выбирала из заплетенных волос непонятную гадость, так как ночевали они в какой-то канаве, на полусырой земле, и пальто ее даже сейчас было все еще неприятно влажное, колючее и пахло. И ведьмой она казалась никудышной в условиях выживания… так бездарно взять и подпалить, надеясь просушить, собственные башмаки! И даже неизвестно, что хуже – это или усмешки Оле, прикрытые пядью руки, но от того еще более обидные.
- Долго еще идти? В звенящей пустотой тишине голос Марго казался скрипом плохо смазанного колеса, и удовольствия приносил ровно столько же. Это они выяснили, когда внезапно осознали, как раздражают Оле ее пустые разговоры и лазания по всем оврагам за милыми цветами и растениями, которых Марго либо не встречала в округе, либо издали не признала в качестве одной из разновидности ветряники семистрельной. Оле остановился, вздохнул – краем глаз Марго заметила, как поднялись и опустились его не менее усталые плечи - и повернулся в пол-оборота, отвечая сдержано, что уже скоро появятся опознавательные знаки. Девушка шаг свой не замедлила, уверенная, что при любом раскладе Оле обгонит ее в два счета, и, проходя мимо, надломила прутик распускающегося почками кустарника, играясь и подпитывая магией жизненноважные процессы обновления природы.
А между тем, цель Оле и Марго была не такая уж размытая, как, возможно, показалось. Лелея мечту по-настоящему отметить свое взросление и отсутствие опеки старших, юные сердца и другие, влекомые приключениями, части тела подростков были устремлены не меньше, чем на праздник высокоградусных напитков всех возможных умоухищрений, на которые были только способны люди в порыве алкогольного вдохновения! Ободренная на пару пройденных до заветной цели шагов (ну, еще и обещаниями Оле, что они обязательно найдут нормальное, с подушками и ванной, жилье), Марго даже улыбнулась брату из-за плеча, затянутого в шерстяную ткань с налипшими частичками прошлогодних трухяков опавших листьев, но заговорить в обычной манере не решилась. Слишком велик был риск очередной нечаянной ссоры с последующим высказыванием, что не так, и объяснений, почему именно Марго сама виновата в натянувшемся напряжении. Лелея в себе детские мстительные обиды вообще всегда теперь молчать и подавать голос – да-да, именно так она про себя и думала, злясь на Оле – только когда тот напрямую обратиться к ней, Марго впервые начинала чувствовать в своей неопытной еще душе женское смирение, еще не взращенное волнующими чувствами.
Но все это дикое лавинообразное раздражение было вызвано самым пресловутым и понятным каждому языку чувством. Она дико устала и не спала толком несколько ночей, просыпаясь от тревожных ощущений неокрепшего духа, и жмурилась, зарываясь носом поглубже в ворот пальто и придвигаясь к Оле еще теснее, чтобы сунуть свой превратившийся в кусочек льда нос и дышать согретым между телами воздухом, наконец-то не отмораживающим легкие даже при осторожном вдохе.
А потом вдали показались острые крыши деревенских домов, и жизнь вскипела в крови Марго с прежней силой, расцветая на щеках волнительным румянцев и блеском в глазах. От волнения она даже не отдала себе отчет, как вцепилась в запястье Оле, сдавливая возбужденно пальцами, и почти подпрыгнула на месте, задохнувшись от сиюминутного счастья.
– Да неужели! Пойдем, хочу попробовать медовуху... интересно, она такая же сладкая? - бормотала себе под нос Марго, утягивая за собой Оле далеко вперед и размашистым шагом, как если бы это не она некоторое мгновение назад являла собой концентрат из подавленности и скорби.

Удивительно, как быстро Марго отвлекалась от неприятностей, связанных с физическими неудобствами, стоило только на горизонте забрезжить намеком на комфорт и отдых. Куда-то рухнула с плеч тяжесть витавших вокруг бедовой головки ведьмы мыслей, грузом обид валивших едва уже не из ушей, а походка стала той же легкой и даже слегка пружинистой, как в первый день их долгого пути, пока еще неприятности не стиснули двух подростков в своих объятьях. Не уловив даже намека на дискомфорт, причиняемый Оле ее прохладными пальцами, закованными в чуть потрепанные митенки, девушка неслась вперед мимо покосившихся заборов и голых выпаханных огородов, смотревших в небо черной рыхлой землей, ждущей своего часа посева урожая. Сейчас бы они, конечно, тоже собирались расчистить место для домашнего огорода под чутким взором Греты… работали бы весь день, следуя бабушкиному завету «хорошо делай – хорошо получится», а потом, уставшие приятным трудом, принялись за вкусный и простой ужин, приготовленный на половину бабушкиными руками, а на другую – ее отточенной годами магией, которую Марго осваивала гораздо тяжелее зелий от простуды или мазей от нарывов.
Щеки Марго предательски покраснели. Мысли о еде неумолимо вызвали спазм в желудке. Предательский урчащий рой голода ударился о плотно застегнутые полы пальто, врезался в костяные пуговицы, но предварительно просочился сквозь тонкий хлопок платья, самого любимого Марго, тщетно рассудившей, что если отправиться в путешествие в том, что приносит радость, то в купе с удобством, оно наверняка поднимет ей настроение в тяжелые времена. В том, что они настанут, девчонка не сомневалась, трезво оценивая свою скудную подготовку в условиях выживания и капризный временами нрав, подъетый ведьминой натурой. Не то чтоб по крутости восприятия реальности Марго можно было сравнить с Гретой, но гены, пусть в малых количествах, но все же определенно прослеживались. И за это юной ведьме, конечно, бывало совестно, так как мудростью загладить свою вину или намотать на ус, как больше делать не стоит ради всеобщего блага, ей явно не подкинули. Потому Марго зачастую разбиралась с этим сама – как умела.
Вот и сейчас, меряя шагами поворот за поворотом, значительно сбавив темп и во все глаза рассматривая новую для нее местность, нехорошее тянущее ощущение потихоньку заполняло то место, где принято осесть совести и накрепко держать бразды правления над головой и душой своей обладательницы. Мысли о медовухе как-то сами собой потеснились и больше не подгоняли вперед. Марго скорее плелась за Оле, то и дело бросая беспокойные взгляды в праздно слоняющуюся толпу и возвращаясь к брату, опять поджимая губы, но на этот раз из-за желания в сотый раз извиниться за себя, как это часто бывало в последнее время, принесшее те перемены, которые обычно сначала оставляют неизгладимый след, а потом фонят еще некоторое время. Такими вот занозами в простом человеческом диалоге, например.
- Там либо храм, либо таверна - одно из двух.
Марго подняла глаза на брата и посмотрела на место назначения. Честно говоря, и храму бы она тоже обрадовалась не меньше таверны, так как в событиях последних дней совсем потеряла связь со своими молитвами, ставшими настолько скудными в своей горячности, что, произнося шепотом просьбы и благодарности, Марго и сама не верила в свою искренность, почитаю свою богиню еда ли не по привычке. Возможно, поэтому в жизни маленькой ведьмы перестали сквозить легкость и веселье, так долго сопутствующие ей.
- Честное слово, иногда одно от другого и не отличишь, - скептично сказала девушка, оценивая фасад здания, действительно вполне подходящего и для храма, и для таверны. – А мы… - Марго чуть замялась на пороге, теряясь в восхитительных ароматах, вытесняющих напрочь слова здравого смысла, истекающего метафоричной слюной.
– А мы точно можем себе это позволить? – не особенно протестующее, скорее даже жалобно и без надежды на оспаривание спросила ведьма, как хвостик следуя за Оле и едва не падая на дрожащих коленках на лавку, которая внезапно показалась ей восхитительно удобной. Самой удобной во всем этом неисхоженном их ботинками мире!
– Честное слово, я и не подозревала, насколько голодна, пока не почувствовала запах свежего хлеба! – пробормотала Марго вслед качающейся в полных руках косматой девицы корзинки с ароматно дымящимся хлебом, лоснящегося ломкой масляной корочкой. – Если мы не сможем себе этого позволить, - ведьма, оторвавшись от созерцания пшеничных бочков и великолепно дразнящих ароматов, вернулась к Оле, склонившись чуть ближе к столу и сбавив голос практически до шепота, - я могу попробовать навести на них чары. Конечно, ладошки у нее при даже упоминании данной возможности вспотели. Интересно, ужаснулся ли этой идее Оле, не понаслышке имевший честь знать, насколько дурно пока что выходит у Марго всякое волшебство, замешанное на отводе глаз или рассеивании внимания. Впрочем, пришлось отбросить заговорщицкий тон и выпрямиться прямее обычного, когда к столу, бодро тряся полушариями декольте и рыжими косами, пришвартовалась девица с полным списком сегодняшних кухонных богатств. Марго вперила взгляд в Оле, мысленно умоляя, чтоб это не была гороховая каша и радостно закивала, услышав про гуся и хлеб.
Но прежде всего в восторг привела густая белая пенная шапка эля, появившаяся на столе раньше, чем нормальная еда. Марго быстренько подтянула к себе одну кружку, вдохнула аромат практически ничем не пахнущей пенки, и тут же чихнула, прикрыв нос ладонями. Прежде, чем Оле хоть что-то возразил, на кончике языка появился вкус терпкий и горький, но такой восхитительный, что девушка сделала два жадных глотка, с удивлением отмечая, как внутри расцветает тепло от прохладного эля.
– Беру свои слова обратно, что эту гадость возможно пить. Она очень даже вкусная, - и словно в подтверждение собственных слов, сделала еще один глоток, - почти как бабушкин компот. А можно сюда добавить сахар? – обратилась Марго к Оле слегка прищуренным взглядом. А затем, уставившись в кружку, пробормотала, когда девушка, выставив еду, с опустевшим подносом ушла к другим посетителям: - Из тебя всегда выходит хороший брат, а сестра у тебя – ну самая настоящая ведьма.

Марго бы непременно возмутилась намекам Оле, если бы не накопленная в каждой клетке тела усталость, печально и требовательно вздыхающий желудок и какое-то совершенно блаженное тепло, расползающееся по конечностям вялостью и желанием уронить голову прямо сейчас на поверхность стола. Липкую, к слову, что чуть не привело в исполнение водопад слёз в память о бабушке, у которой сияла каждая чугунная лохань, а глиняные горшки заботливо натирались маслом и тоже блестели, прославляя хозяйственность Греты. Горло слегка прихватило резко ударившим по вискам мыслями о том, чего больше никогда не будет. Что вот они, Марго и Оле, в каком-то трактире ужинают непривычно приготовленной едой и пойдут спать не по своим койкам, укладывая головы на набитые можжевельником подушки, а на лежаные тысячами путниками тюфяки, уже который год впитывающие ДНК своих гостей. Эту слегка устрашающую мысль необходимо было запить в срочном времени, чтоб неуемные ассоциации не пустились вскачь, доводя брезгливость и ипохондричность Марго до представления, какие болезни им с Оле потом придется лечить.
Да и вообще поводов напиться было хоть отбавляй! И на что они действительно могли спустить свое состояние, так это на культивирование женского алкоголизма, а не мещанское утоление голода двойными порциями подаваемых блюд. Так что вместо того, чтоб ответить по достоинству, девушка только фыркнула, причем прямо в пенку от эля, так что та, повеливаемая законам физики, легкими облачками отщепилась от общей массы и весело приземлилась немного на стол и немного на нос и щеки ведьмы. Марго вспыхнула, поперхнулась, вытерла тыльной стороной ладони эль и уставилась на Оле.
- Во-первых, я почти могу обхватить своими ладонями собственную талию, если как следует втянуть  живот и не дышать, -  гордо вскинув подбородок, возгордилась своими сомнительными навыками девушка, - это если ты вдруг намекаешь, что я слишком много ем. А во-вторых… неважно. Во-вторых все равно меркнет по сравнению с первым.
А затем вновь принялась за эль, внезапно пристрастившись к его вкусу и восхитительному эффекту, который тот возымел над болтливостью и бессознательностью Марго, которая на самом деле чуть не начала прилюдный акт колдовства, когда ей показалось, что мясо нуждается в срочном подогреве. Но как опасно было ходить по снам больных и пьяных людей, также опасно было заниматься волшебством в таком состоянии. Силы, которые ведьмы черпали из своей чистой энергии для сотворения заклятий, не терпели халатного и развязного с ними обращения и грозили вылиться во что-нибудь пострашнее мирского рабства или костров инквизиции. 
Вставая вслед за Оле из-за стола, Марго больно ударилась коленкой, охнув и плюхнувшись обратно неосторожно, потирая место ушиба и плохо соображая, каким образом могла так промахнуться, ведь у нее превосходно обстояло дело с координацией! А потому, выползая с несчастной скамеечки, еще больше удивилась, отмечая легкое головокружение и невообразимую мягкость всего тела. Напиваться, конечно, раньше ей не приходилось – только в детстве, объевшись вместе с Оле яблоками в одном из садов, но почти сразу их обоих повыворачивало наизнанку, так что от того случая у Марго остались ощущение взбалмошного счастья и бесконечно исторгаемого не до конца переработанного «яблочного пюре».
Сейчас-то, конечно, никто не напивался, однако ускользающая реальность и сосредоточенность девушки на своих внутренних ощущениях слегка подтормаживали ее реакции. Например, мимо нее прошел момент, как Оле нашел им комнату, и вел какие-то переговоры с девчонкой, ниже их самих на голову. Зато свой невеликий рост она здорово компенсировала звонкостью и упрямством голоса, вторгавшегося чуть дребезжащий приглушенными звуками, из которых Марго постепенно складывала значение слов. Сама-то она, конечно, давно обнялась со стеной, упираясь в шершавую поверхность левым  плечом и виском, словно маленький и изнывающий от скучных действий взрослых ребенок, додумавшийся сделать привал прямо посреди их скучного разговора. Правда, пришлось отлипнуть и с покорным видом подчиниться судьбе, когда девочка повела их наверх, сыпля многочисленными и непроникающими в сознание Марго инструкциями, так что в какой-то момент ведьма печально вздохнула и поблагодарила мысленно Оле за его трезвое сознание, бросив на него, видимо, настолько мечтательный взгляд, что провожатая только закатила глаза с видом, словно ей доступны все тайны мира и ничего то от нее не скрыть.
- Какая… - прошептала Марго, сощурившись в след девочки, только что затворившей за собой дверь.
- … шустрая девчонка, - ответил Оле, уходя то ли вразрез с мысленным определением, скользнувшим в голове ведьмы, то ли подтверждая его, так как на лице Марго вспыхнуло удивление напополам с одобрением.  – Ты видел, как она на нас смотрела? – не унималась девушка, тревожно опустив взгляд на шершавую ткань постельных принадлежностей и поглаживая пальцами другой руки полурваные, износившиеся многоразовым использованием, тесемки. – Кошмар какой-то, - вздохнула Марго, подавляя волну головокружения, чуть поведшего ее в сторону, когда та раздевалась, снимая пальто и развязывая башмачки, - словно сюда только и ходят за непотребствами. Конечно, праздник, вино и пиво, постельные плясуньи в доступности… И тут ведьма осеклась, вскидывая головку с округленными глазами, влажно блестевшими выпитым элем, замирая, пронизанная вспыхнувшей искоркой мысли. – Думаешь, она сочла меня за постельную плясунью?!
Впрочем, получая от Оле мешочек с деньгами, не сложно было представить себе и это, в особенности принимая во внимание кровать, имеющуюся в наличии в единственном числе, которую Марго предстояло заправить. Вот так, попав в случайно расставленные совпадениями и случайностями сети, можно снискать себе определенную славу, даже на поверку ее не подтверждающую. Должно быть, еще и по этому когда девочка вернулась с запрошенными Оле элем и свечой, плотно раскинувшуюся тишину можно было отрывать по кусочкам. Марго внимательно и независимо гордо восседала в изножье кровати и боролась с детским желанием раскинуться прямо на голом тюфяке и лепетать какие-нибудь сладенькие пошлости, какие обычно присущи лексикону, по ее мнению, самых настоящих постельных плясуний.
- Ты прав, - фыркнула Марго, встряхивая простынь, все еще восседая на кровати, когда дверь за дочкой трактирщика закрылась во второй раз, - очень шустрая. Конечно, это была дурацкая идея, которая изначально не имела шанса на успех. Ну кто еще, кроме Марго, может предпринять попытку ровно застелить кровать, стоя на коленях и потягиваясь в разные стороны, дабы положить уголок к уголку? В какой-то момент она так и рухнула на живот, утомленная борьбой с постелью, а Оле, будто не желая усугублять, принял решение набрать воды для ванной. Девушка подняла вмятую в матрас голову в обрамлении растрепанных волос, вздохнула, открыла было рот, но противный комок тошноты так не вовремя поднялся вверх, что, побледнев, Марго только неуверенно кивнула, роняясь обратно в чем-то странно попахивающий тюфяк. Полежав так пару минут… да чего сочинять? Полежав так не пару минут, а всё то время, которое понадобилось Оле, чтоб спуститься, набрать воды и добраться до двери, девушка только тогда сползла вниз, когда услышала шаги брата и звук скрипнувших петель. Едва устояв на ногах, Марго резво подскочила на ноги, устремившись к окну, распахивая его, чтобы впустить немного прохлады, которая Оле была явно больше по душе, чем плотный вохдух помещений. А затем начала разглаживать и подтыкать простынь, сражаясь не только с непонятной постельной ориентацией севера и юга, но еще и с коварным тонким одеялом, не делающим расправляться, но зато вовсю сбивающегося на разные стороны. К тому времени, когда ванна задымилась пленяющим паром. Оле принес последнее ведро с водой про запас, постель была перестелена дважды, и Марго, утомленная и чуть пьяная, передала брату кружку с только что разлитым элем и закуской из слов: - Чур, я первая?

Словно удовлетворившись положением дел и тем, что Оле без подозрения выпил из ее рук, не хмурясь по обыкновению и не держа дистанции величиной с испытываемыми  им досадой и неудовлетворением, Марго облегченно выдохнула, прикрыв веки, чтоб нечаянно не разрыдаться от огромной благодарности. Но все это, конечно, эль, так бы она и не вздумала реветь! Потому что за десять лет совместного взросления чего только не приключалось с ними и шкатулка воспоминаний, еще мало схожая с ларцом Пандоры в силу возраста и неопытности, полнилась до краем бережно уложенными моментами, возвращаться в которые Марго любила особенно горячо, так как даже физические ощущения касаний, запахов и звука голоса она могла вспомнить, только слегка потрудившись. Это были только ее самоцветы, напоенные памятью. Яркие камешки, родом из детства прочно хранили в себе времена, когда все они были безоговорочно счастливы, и, обладая особенной ценностью для Марго, не редко с восхищением расцветали новыми гранями, когда Оле приходил в ее сны и наполнял их своим присутствием.
Мужественно сдержав поток беспричинных рыданий и признаний в любви, Марго поспешно отступила на шаг, торопливо потянувшись к воротничку любимого синего платья , путаясь пальцами и пуговицами, расстегивая одну за другой слишком медленно. Вереница беленьких маленьких бусинок поддавалась с трудом и все время норовила соскользнуть из-под мягких подушечек, с горем пополам и некоторыми усилиями освободив плененную в синий хлопок нежную и бледную кожу на груди, наметившуюся тенями едва заметных полушарий. Увлеченная борьбой с собственным платье, Марго уже начала было стягивать его с плеч, рассудив, что уж из юбки то она точно просто выскользнет, но внезапно вспыхнула румянцев, уперевшись блуждающим взглядом в Оле и молниеносно стянув на груди разошедшиеся части платья, как будто это не они (Оле и Марго) всю жизнь провели на одной печке, изучая произошедшие с ними изменения – и не только душевные.
В тринадцать в принципе кажется, что жизнь лежит у твоих ног – прекрасная, беззаботная и трепещущая ожиданием покорения юными и горячими сердцами, но как же можно обнять весь мир, когда элементарных вещи находятся за пределами практически напрочь отсутствующего жизненного опыта. Стоит ли удивляться, что самым первым пунктом в списке обязательного исследования было познание себя и противоположного пола. Продолжать игнорировать тот факт, что девочки все же отличаются от мальчиков, было решительно невозможно, как и скрыть некоторое волнительное смущение, когда в знойный летний день Марго обнажилась перед Оле, лелея в душе гордость за свою физиологию. Смотря чуть с вызовом на брата, девушка нетерпеливо кусала губы, едва не приподнимаясь на носочки от нетерпения, чтобы разглядеть получше, что скрывается в штанах Оле, и, когда мальчик равно Марго освободился от последних норм приличия, скрывающего стыд обоих… Что ж, юная ведьма разволновалась еще больше, смотря расширенными зрачками и выдыхая сквозь приоткрытый ротик. Мгновения нерешительности были едва ли менее ощутимы, чем проникший сквозь щели сарая прохладный ветерок, облизнувший очерченную тенями едва округлившуюся грудь с румяными сосками. Так бы они, должно быть, и стояли, оцепенев от созерцания друг друга, но с губ Марго слетел вопрос, можно ли потрогать, и вот уже девушка, деловито откинув упавшие вдоль плеча пряди тёмных локонов, осторожно касается прохладными пальчиками мужественности Оле, от неожиданности ощущений сжимая плоть в своей руке. На ощупь она была ужасно странной, слишком мягкой, и вообще было непонятно, как при помощи этой штуки люди размножаются. Чуть нахмурившись, Марго скользнула большим пальцем поперек, неосознанно поглаживая, путаясь в своих мыслях и выныривая из удушающего жара происходящего только когда над самым ухом Оле становил ее хриплым выдохом плохо разбираемых слов, одно из которых точно-точно напоминало отдаленное «хватит». Испугано прижав ладони к собственной груди и уставившись на брата во все глаза, Марго пролепетала быстрое извинение, запинаясь и все же скороговоркой объясняя, что не хотела сделать ему больно, но осеклась по середине признаний, внезапно подумав, что, может, ему вообще-то было приятно… Кто этих мальчишек с их загадочными отростками вообще разберет! В особенности учитывая ее собственные ощущения, когда Оле накрыл ладонями ее груди, деловито погладил соски (ладно, тут пришлось пару раз глубоко вздохнуть и, черт, прижаться чуть большей площадью к его руке), немного болезненно (опять же, задевая случайно соски) сжал мягкую плоть, разбудив волнение внутри, затрепетавшее тонкими щекочущими крылышками неясных чувств.
- Не смотри, пожалуйста, - вежливо отозвалась девушка, отворачиваясь сама на позволительное расстояние, лояльное к тому, чтобы брат не оскорбился. В общем-то, Марго действительно могла и рассказать, и показать, чего он там не видел с того их экспериментального раза в ответ на его пренебрежительное замечание, но ограничилась лишь: - Ну, я… подросла. Затем протиснула бедра сквозь платье, скользнувшее к ее ногам бесформенной лужей складок и волн, вздыхая легко и чуть пьяно: - надеюсь, ты тоже.  Отшвыривая носочками ступни мешающуюся на пути одежду, Марго отважно сунула ногу в воду, перешагнув бортик ванной и даже не подозревая, как коварна и нетерпима к нежной коже может быть вода. Шипя и терпя, как судорога пронзает все тело, девушка погрузилась в воду едва не по самый подбородок, плохо улавливая сказанное Оле, пытаясь ответить ему, что не слышит, но все, что получилось в этот момент – это рой булькающих пузырьков словно захлебывающегося человека, так как внезапно она погрузилась в воду настолько, что уровень припечатал ей рот плотной толщей воды. – Ты же знаешь, что их давно уже не держат, - высвободилась из мокрого плена Марго, все еще болезненно потягиваясь в ванне и ощущая неприятное покалывание во всем теле, размягчающее не только грязь и пыль пройденных дорог, но еще и мозг, и язык девушки, прикрывшей веки, потому что горячая полутьма стала потихоньку отхватывать кусочек за кусочком ее сознание. – Инквизиторы – это сказочки для непослушных ведьм, - вяло и полусонно улыбнулась Марго, внезапно улыбаясь самой себе, когда рука ее легла чуть ниже живота, поглаживая кожу кончиками пальцев, - а я же хорошая, правда? И, словно взволновавшись, встрепенулась, рассеянным темным взглядом ища Оле и внезапно находя совсем близко.
– Здесь хорошо, - вздохнула Марго, отлипая от стенки ванной и чувствуя, как, раскинутые за пределами бортиков, волосы тянутся лентами в унисон ее движению, опадая на влажную спину и плечи, прилипая к шее душным горячим коконом. Но руку послушно протянула. – Может, я тогда отращу себе жабры и хвост, и буду русалкой. Оле? Глаза девушки распахнулись и она, взбудораженная порывистой мыслью, подалась к парню еще ближе, ломая размеренность движений мочалки по плечам, смазанным следом оставившей пену на части ее волос. – Давай сегодня в сон с русалками? У тебя так здорово получается море, а я хочу себе блестящий сапфирами хвост, - лепетала Марго, склоняя голову к его плечу и едва хмурясь усердию брата в его союзе с мылом и пеной. – Что прекрасно? Пьяно заинтересованная, она чуть повернулась, всколыхнув собой поднявшую тихий бунт воду, но почти сразу  понятливо кивнула, потихоньку освобождая тело  из плена горячей воды, опираясь на плечо Оле и повисая на нем, как на спасательном круге, а потом и вовсе льня к нему влажной кожей, потому что вне пределов ванны стало слишком холодно. До снопа мурашек по блестевшей золотой патокой коже холодно, и Марго инстинктивно нашла тепло Оле, прижимаясь к нему своим телом и приникая виском к его плечу, поджав губы от будоражащих ощущений жесткой прикасающейся тут и там вихотке, направляемой волей брата.
– Оле, мне больно, - хмурясь и вздыхая глухо отозвалась девушка, вдавливая слова в переплетение ниток его рубашки и поднимая с его плеча решительно голову, что чувствительный к запахам носик уловил совершенно посторонние и неприсущие Оле нотки. Марго замешкала, глядя на него подозрительно, быстрым движением дотянулась до его губ и оставила на них задержавшийся на две долгие секунды поцелуй, отозвавшийся на ее собственных губах привкусом терпкого табака и… Оле.
- Ты что, курил? Не то чтобы Марго была возмущена или потрясена, но скорее удивлена и сбита с толку быстро исчезающим с кончика ее языка сочетания ощущений, а потому, должно быть, долго не думая, Оле стал смывать с ее кожи пену свежей водой, чуть саднившей и щипавшей в тех местах, где обозначились особенно усердные следы мочалки. И так как сама Марго не особенно понимала вкуса, запаха и морального удовлетворения, то, ведомая любознательностью, настоянной на хмельном эле, совершенно искренне спросила, стоя по колено в воде и дожидаясь, пока Оле передаст ей полотенце, чтоб завернуться.
След мокрых девичьих ступней на голом полу вел цепочкой прямо к кровати, где девушка, неохотно выпорхнувшая из ванной и расположившаяся в удобной позе, подвернув одну ногу под себя, с упоением (в прямом смысле слова) мелкими глотками цедила налитый эль, не такой прохладный на самом деле, но казавшийся прекрасным после горячей ванны. – Грета бы сейчас тебя выпорола, наверно. Эль застрял в горле скорбным комком недавней потери. О том, что Грета бы быстрее выпорола Марго, девушка умолчала. Им двоим и так было ясно, а ворошить едва потухшие угли раскаленных некогда обид совсем не хотелось. Должно быть, не в последнюю очередь подгоняемых элем раскаяний, девушка тихонько и почти неслышно подошла к принимающему ванну Оле, присаживаясь на бортик и беря в руки мочалку, непредусмотрительно отложенную братом. – Я помогу, - произнесла вкрадчиво девушка, опасаясь того, что по традиции происходило по обыкновению. Не обошло исключением и этот раз… Парень высвободил из пальцев ведьмы пенящуюся мылом вихотку, предупредив, что сам умеет справляться со своими нуждами, а ведьма… Ну, ведьма тоже оказалась в своем репертуаре: поджала губы, уперлась кулачками в бока, при том едва не потеряв плохо стянутое полотенце, и пригубила еще немного эля, заглушая плохо сдерживаемые рвущимися наружу словами обиды. – Ну Оле! Ну я же хочу быть полезной...

Каким бы неочевидным для Оле был факт приплетения Дженни, она была очень даже при чем, по крайней мере, для Марго, сокрушенно раскинувшейся на кровати и глядевший в потолок, качая согнутыми в коленях ногами из стороны в сторону. Конечно, до травмы детства то событие мало дотягивало, но тоже возымело свои результаты, ошарашив девушку громоподобностью шагов, совершенных Оле за предел детского возраста прямо в лоно местной потаскушки. Разумеется, никакой конкретикой Марго не располагала в силу не заинтересованности городскими сплетнями, потому что ведьмин удел был помогать всем просящим о помощи, а не осуждать и навешивать ярлыки. Так что о ремесле Джены девушка знала поверхностно и на уровне слухов, в которые не до конца верила, но после внезапного возмужания Оле, конечно, пала жертвой натиска общественного мнения и немедленно прониклась смыслом слова потаскушка, признаваясь себе, что Джене вполне можно было иметь его в качестве как ремесла, так и фамилии.
Ревновать брата к женщине, годившейся ему практически в матери, было настолько глупым, что никак не удавалось даже пылкой натуре Марго, но вспоминать об этом было очень неприятно. Поэтому целую неделю девушка косилась на брата странным молчаливым взглядом и поджимала губы, утыкаясь в рукоделие, мысленно отыскивая хоть что-нибудь в его облике, что изменилось бы из-за нескольких поступательных движений верхом на полногрудой Джене.
От внезапных воспоминаний Марго залилась краской. На щеках вспыхнул жаркий румянец и, чтобы как-то умерить пыл, девушка поспешно коснулась скул прохладными пальцами, порадовавшись, что Оле не имеет возможности видеть ее затемпературивший стыд. – Можно подумать, - начала Марго досадливо, но окончание слов было зверски отхлестано поглощающим звуком соприкосновения воды с одеждой. Поджав губы, девушка подождала, пока Оле умерит пыл, и как только разрывающий ее мысли плеск затих, продолжила: - Так вот, можно… Но предугадывающий тактические ходы сестры, Оле явно не собирался сдаваться, возобновив полоскание с усердием и упорностью знакомыми Марго с детства, так что девушке ничего более не осталось, как повернуться на живот, опираясь на локти, и прямым откровением на чуть повышенных тонах заявить:
- Уж не знаю, что ты там такого делал с Дженой,  - Марго сделала красноречивую паузу, прежде чем продолжить – и что, где позволял, но Кети Белл потом спрашивала, нет ли у тебя подружки!  Но  то ли заявление Марго осталось не услышанным, то ли Оле решил проигнорировать в силу того, что Кети славилась вздорно-взбалмошным характером и была шумнее Марго в несколько раз, но парень даже бровью не повел. И  ведьма, не без облегчения рухнула лбом в подушку, сгребая ее в объятиях и утопая в мягких воздушных перьях чуть ли не до удушья, и ощущая легкое волнение тошноты и опьянения, от которых одинаково хорошо и не очень.
Падая в короткое беспамятство, наполненное звуками волнующейся воды и шелестом мокрых простыней, хлопающих на ветру в качестве парусов, Марго увязала глубже и глубже в разрыв между безгласой реальностью и полноценным сном, хватая от двух миров понемногу, чтобы окончательно раствориться в приятно кружащейся неге, едва прогнувшейся вслед за тем, как тихо скрипнула кровать под весом Оле, прилегшего рядом. Сонно приоткрыв один глаз и различив в свете догорающей лампы очертания плеча и руки брата, Марго полуосознанно потянулась к нему, пододвигаясь на несколько сантиметров ближе и упираясь лбом между его лопаток, скользя кончиком носа по коже и улыбаясь своему пойманному ощущению очень близкого и теплого.
– Ты приятно пахнешь, - тихо нашептала слова девушка, рассеивая гласные между позвонками Оле, - мылом и собой. И обняла еще плотнее, приникая к его спине грудями с заострившимися на прохладном воздухе сосками. Рука Марго скользнула вдоль руки Оле, находя его обвязанное красной нитью запястье, и пальчики бережно дотронулись до обожженных стиркой костяшек, срывая полусонный и бредовый вздох, пронизанный печальной судорогой. – Горячие, - прошептала девушка, накрывая прохладными подушечками воспаленные места и перемежая бедра, едва прикрывавшее ничем не закрепленным полотенцем, легко расчерчивающим кровать белым прочерком, протянутым с места, где изначально заснула Марго, и демонстрирующим, как далеко она переместилась, что только самый краешек теперь касался ее бедра, хранившего оставленную Оле плеяду лопнувших под кожей капилляров.
Сон забирал ее потихоньку, мягко заманивая в расставленные сети, которым покорно подчинялось тело, зовя за собой и сознание, вдруг тревожно дернувшееся мыслью об опасности падения. Марго судорожно встрепенулась, размокнув на мгновение веки, чтобы уловить привычное тепло Оле, который успел лечь на спину. Полотенце сбилось и лежало перекрученным и разоренным рядом, а на коже уже собирались толпы мурашек, кусающих кожу внезапно остывшим воздухом, больше не поддерживаемым теплыми парами, исходившими некоторое мгновение назад от купальни. Вздохнув, Марго на ощупь нашла край одеяла, прикрывающего, почему-то, только носочки ее ступней, и нетерпеливо потянула на себя, хмурясь темноте в попытках приладить упрямую материю к собственному телу. Сны забирали ее, и реальность казалась куда менее гостеприимной с ее застывшими тенями и стылым воздухом, нарушаемым невнятными пьяными окриками снаружи и отдаленной музыкой, сплетенной голосом менестреля и его инструмента.
Вдохнув глубже обычного, словно перед прыжком в черную глубину, девушка чуть пошевелилась, устраиваясь на подушке поудобнее, и на внутренней поверхности век закружился хоровод мозаичных воспоминаний, смешанных с небылицами и порожденных буйной фантазией никогда не прожитых событий. Ей откуда-то улыбалась Джена, выбирающая из сбитых волос золотистые соломинки, смущенная Кети Белл, подающая Марго цветок астриции для плетущегося ловкими пальчиками венка и, конечно, Оле, склоненный над куском дерева, упорно обретающим форму в руках мальчика. Но видения ускользали одни за другим, оставляя кромешную тьму, зияющую от края до края своей пустотой, податливой фантазиям, но неподвластным Марго.
Распрощавшись с днем, девушка уснула. Темные и еще влажные пряди путались вокруг шеи и обрамляли безмятежное лицо ведьмы, доверчиво повернутое в сторону Оле. Под ладонью, накрывшей грудь, мерно билось спокойное сердце, а острое плечико бледнело, не укрытое, за краем одеяла, неплотно обернутого вокруг обнаженного девичьего тела.

Отредактировано Margo Tyorn (2020-04-10 14:12:27)

Есть сны, заставляющие поверить, что реальность скрывается именно по эту сторону век. Оле говорит, они опасно затягивают и вынуждают оставаться в них, отказываясь от жизни в привычном смысле этого слова, и когда тело изнашивает свои ресурсы, дивные видения оборачиваются кошмаром для попавшего в сети человека, чей разум из самого себя начинает плести прочные сети раскинутых фантазий, сомнений и лишь усугубляет работу сноходцам, вынужденным плутать в потьмах разверзнувшихся стихий, основанных на буйности человеческого сознания. Возможно, поэтому Марго трудно засыпала в последнее время, а, уснув, держалась одним сплошным комком обостренных нервов в смутной надежде успеть отреагировать, если дело станет совсем плохо и ее начнут затягивать яркие сны, в чьей реальности она сомневалась всегда, но иногда, устав от будних забот, с большой радостью отпуска самоконтроль вслед за любимой фразой "чему быть - того не миновать". 
И только прижимаясь к Оле ведьма чувствовала себя в полной мере защищенной, чтобы насладиться развратом всех своих снов без учета последствий оказаться застрявшей где-то на кромке реальности и выдумки. Грёзы ее были подобны хрустальной вазочке с разноцветными конфетами внутри, и Марго с деловитостью эксперта и нетерпением восьмилетки хваталась за одну и сразу же - другу, срывая шуршащую обертку и дегустируя следующую даже не успев в полной мере насладиться предыдущими. Перетекая из одних декораций в другие, ведьма скакала по снам с резвостью горной козы, не знавшей, где бы уже остановиться, и беспокойство ее отражалось на безвольно расслабленном теле. 
Под одеялом было жарко, и настигший внезапностью сон тоже был жарким. Размазанный вдруг неясными силуэтами, он словно облизывал и плотно лип к любопытному сознанию Марго, благодарного принимавшего импульсы неподвластных ей материй. Где-то опять пахло мылом и густым паром, оранжевыми всполохами мелькали шелковые полотна, скользя удивительно приятными ощущениями по обнаженной девичьей коже. Чьи-то нежные прикосновения разгоняли кровь ведьмы, едва не задыхающейся в своем плотном коконе из одеяла и грёз. В порыве ощущений она коснулась горячим лбом холодного плеча Оле, случайно вынырнув из переплетения смутных силуэтов милостью перепада температур. Марго сонно хлопнула ресницами, упираясь взгляд в серость одеяла, выбралась по подбородок из душного тепла, слишком странно ощущая свободу в его пределах и с трудом осознавая, что разворошила банное полотенце еще до того, как, видимо, уснула, раз оно махровым языком высунулось из-под одеяла на другом краю кровати. Вот ведь проклятье двуспальных - всегда кто-то оказывается за бортом уютного тепла и вынужден страдать всю ночь из-за эгоистичных порывов другого. Видимо, придется компенсировать хорошим поведением, если, конечно, Оле не окоченел еще, превратившись в каменный ледник... Ведьма с вздохом кое-как укуталась в полотенце, откинула краешек одеяла в искреннем порыве хотя бы под утро дать брату немного уютного тепла, чуть приподнялась на руке, откинув край одеяла, дабы натянуть его на парня, но так и замерла с занесенной кистью, сжимающей уголок белеющей материи, в десятке сантиметров от небольшого возвышения, выпирающего там, где полагается быть паху. 
Краска заколола щеки девушки смущением, а тело от пальчиков ног до макушки пронзило волной дрожи, да и время слегка растянулось на несколько очень долгих секунд, умещающих в себе увиденное. Впрочем, Марго и сейчас смотрела на это, не в силах унять волнение. Сама-то она еще никак не осознавала свою женственность, почему-то считая, что несмотря на половую принадлежность, они не так уж и различаются с Оле. С тем самым Оле, с которым она половину детства провела верхом на одной печке, деля сначала ванну, потом кровать (тоже, между прочим, не редко голышом), и, в конце-концов, она прижималась к нему чем-только можно, но никогда еще не прижималась своими повзрослевшими ягодицами к его стоя... Марго чуть не подпрыгнула, когда посреди ее нечаянной мысли Оле пошевелился во сне. Девушка зажмурилась, приникая виском к плечу брата, чьи сны явно были нарушены и отступали под натиском нового дня. Ведьма приоткрыла один глаз, чтобы последний раз взглянуть на выпирающие места, и тут же притворилась спящей, когда судорога прошла по телу Оле, отдаваясь немного прямо в висок Марго. За краем плотно закрытых век плясало желание приподнять край его полотенца и посмотреть... Пришлось проснуться во второй раз, пошевелиться весьма натурально, как если бы сон только-только отпускал из своих объятий девушку, и стараться не нервировать себя напряженными плечами и дергаными движениями Оле, подвергая анализу и большей ясности увиденное и прибавившее ему возраста в мироощущении Марго.
И вот тут-то её одолело что-то очень похожее на похмелье, вынужденно отступившее при первом ее пробуждении под натиском других и более сильных впечатлений. Подозрительно потяжелели виски, а желудок противно и слабо пульсировал тошнотой. Девушка поплотнее завернулась в одеяло, отказываясь признавать утро таким уж добрым, хотя ни капли не сомневалась, что для Оле оно именно таким и было. Во всяком случае, она слышала, что это довольно приятно...
- Спасибо, хорошо, - выпалила Марго, натянув одеяло чуть ли не до глаз, чтоб скрыть неуместный румянец, - а тебе что снилось? Хотя, конечно, даже не надеялась на откровение брата, кружившего по комнате с одеждой и ведрами на крылья ответственности. В общем-то, Грета ни раз предупреждала внучку об опасности ее привязанности к названному брату, суля душевные метания и одной, и другому, когда детская любовь друг к другу не выдержит натиска обстоятельств взрослой жизни и отсечет некоторые важные стороны их жизней, когда-то в детстве совсем неделимых Вот и сейчас Марго, впадая в известную всем меланхолию на утро после перепития, слишком резко восприняла не желание Оле делиться с ней чем-то важным и проводила его грустным взглядом из-под опущенных ресниц.
Только во второму приходу Оле за вчерашней водой ведьма выползла из одеял и простыней кровати, неспешными и растянутыми движениями собирая одежду с веревки и приводя в порядок распушившиеся волосы, не желающие облегчить своей хозяйке труд по их укрощению. Когда ванна наконец опустела, Марго не только вышла победителем в схватке с собственной опрятностью, но даже умудрилась застелить постель без бугров и волн, одолевая приступы волнующей тошноты, то и дело подстегивающей желудок попроситься выйти, когда девушка нагибалась, чтобы расправить складку. - Только твоего полотенца не хватает, - нахмурившись оценила свои усилия девушка, обращаясь к подпирающему косяки Оле в ожидании завтрака, проникающего с кухни аппетитными ароматами. Но чем ближе они подходили к разлившимся по всему трактиру запахам, тем болезненнее содрогалось нутро ведьмы, словно где-то в желудке все еще плескался о стенки прокисший вчерашний эль. Марго тоскливо взглянула на вполне свежего и умытого брата, жадно впившегося взглядом в пеструю публику этого утра, и похоронила свои надежды на трезвенный день. Тем более, совесть ее возмутительно вопила изнутри черепной коробки несправедливостью, что как вообще можно лишать человека такого праздника, когда сама вчера едва стояла на ногах.
День Фиры только набирал силу, а эль, вино и настойки уже текли рекой прямо в рот начинавшей гуляния толпе, радушно приглашающей всех желающих присоединиться к сомнительному, но любимому народом празднику. - Если что, - вздохнула и натянуто улыбнулась Марго, - никаких похмеляющих у нас нет. Впрочем, оценить ущерб пока что было трудно, и, отбросив предубедительные мысли, которые что-то не посещали ее головку пока она вчера напивалась, ведьма мужественно схватила руку Оле, потащив его к столику, где уже на опережение сработала вчерашняя рыжеволосая девица, насмешливо стукнув перед ними двумя кружками эля и словами: - Угощайтесь! В честь праздника всем по приветственной.

Марго поерзала на жесткой скамье, рассматривая точку пространства за плечом Оле, сыпавшего неудобными вопросами, которые предполагали ответы настолько честные, что аппетит мгновенно пропадал, стоило лишь услужливым воспоминаниям, по недоразумению являющимися причинами, распахнуть свои объятия для стремительно падающей в них девушки. Интересные анатомические особенности отличий мальчиков от девочек как-то совсем не сочетались с утренней кашей, которую девушка помешивала ложкой, наблюдая водоворот из всплывающих на поверхность рисинок. Гадость какая... Видимо, выбор блюда также был сделан не без помощи утренних приключений и ассоциаций, а потому Марго плюхнула ложку обратно в жижу и уставилась прямым взглядом на брата, подпирая щеку сжатой в кулачок рукой.
- Нет, меня ничего не тревожит, кроме твоего стояка и моего любопытства! - спокойно ответила девушка, - а тебе как спалось? Не то чтоб девушку не волновали ее собственные ночные видения, выполненные красками, так похожими цветом на огненные волосы обслуживающей их дочки трактирщика... Но учитывая, что сон так и остался неясными воспоминаниями, только лишь намекающими на влажные мечты о пока еще не испробованном, то вполне осязаемая налившаяся кровью плоть в паре дюймов от кончиков пальцев Марго, являлась куда большим поводом поволноваться.
Щеки тут же запылали, окрашенные румянцем воспоминаний, и девушка сунула в рот ложку с рисовой кашей, чтоб наверняка не сказать ничего лишнего. Почему-то сразу захотелось напиться, причем вопреки вчерашнему своему опыту и сегодняшним ощущениям содрагающегося желудка, улавливающего ароматы не только еды, но и питья, пока еще прохладного и пенящегося прямо перед носом Марго. Оле вовсю дегустировал пиво и уплетал свой завтрак с подозрительным оптимизмом готового к приключениям мальчишки, который не поспевал за щедро раскинутыми дарами мира, соблазняющими доступностью и лежавшими прямо за крыльцом. Но как уж тут было усомниться в божественности питья, когда брат с такими довольными глазами осушал кружку и излучал оптимизм, словно подпитывающийся с ее дна?
- Вспомнила! - едва не закричала девушка, поперхнувшись элем и расплескивая немного по поверхности, смущаясь внезапной неуклюжести. Рыжеволосая девица в мгновение ока оказалась опасно рядом, наклоняясь и едва не задевая плечо Оле своими формами, пока тянулась с тряпкой в руках, чтобы промокнуть жидкость. Брови Марго аж взлетели от увиденного, но от комментария она сдерживалась. Во всяком случае, пока рыжая не отошла подальше. - Я вспомнила, кого она мне напоминает, - ведьма доверительно наклонилась вперед, угрожая кончиками волос тарелке Оле с остатками каши, - сначала мне показалось, что я видела ее сегодня во сне, когда она це... Марго запнулась, моргнула и стряхнула вертевшееся на кончике языка продолжение. - Не важно, - фыркнула ведьма, продолжив интимным шепотом,- но ты посмотри! Она же как две капли воды - Полуденница, которую в нашей деревне гоняли тем летом.
Но то ли аргументы откровенно хромали, то ли Оле просто было хорошо, но подозрения сестры встретились скепсисом и явно не были приняты всерьез, отступив на задний план как забавная шутка чудесной женской фантазии. К минуте, когда вполне повеселевшие и отдохнувшие Марго и Оле вышли на многолюдную улицу, подозрительные выдумки отошли на второй план, и, смеясь, девушка щелкнула брата по носу: - шнурки сначала завяжи, прежде чем покорять. Даже солнышко светило иначе, когда ты не вынужден идти под его слепящими до бела лучами, да еще и по уши в дородной пыли, гремя пустым желудком. Сегодня всё казалось милее и дружелюбнее изматывающего вчера. Ведьма с легкостью дала себя увести с прогретого весной крыльца в самую гущу сегодняшнего праздника. В их деревне, конечно, случались нарядные гуляния с цветными ленточками и сахарными крендельками, но сегодняшнее было более особенным, нежели все предыдущие. Никто им не велел возвращаться домой до темна, прихватив того и сего понемногу с ярмарочных прилавков, и не отчитывал, когда льняные семечки оказывались не того сорта или комендантский час просрочен на лишний час. Свобода пьянила не хуже выпитого, но и печальные события не оставляли возможности беззаботно наслаждаться веселым гудением праздно слоняющихся людей и добродушными улыбками торговцами, ласково готовящимися обобрать каждого как липку в честь праздника. Марго вздохнула, тоскливо проводя взглядом лоток с какими-то сомнительными амулетами, которые демонстрировала маложавая женщина с полными предплечьями веревок с нанизанными на них камнями, и тут же вспыхнула восторгом, заметив справа от себя мокрых мальчишек, ловивших из огромного чана ртами яблочки. Улыбнулась одному из них (самому высокому, разумеется) и тут же скрылась в толпе, ведомая братом и едва успевающая рассматривать разноцветную канитель праздника.
- только аккуратнее, чтобы не прилип к волосам как в прошлый раз. Ведьма обернулась, устремив взгляд на алеющий леденец в руках Оле, только сейчас заметив восхитительный запах горячего сахарного сиропа и огромное разнообразие леденцов позади силуэта брата, протягивающего ей один. - Мне было десять, - снисходительно напомнила девушка, засовывая в рот яркую конфету и довольно щурясь вкусу. Петушок мелькнул между губ Марго, извлекаемый наружу и пачкающий нежную кожу сладостью, и ведьма с восторгом кинулась благодарить Оле липким поцелуем в щеку, чуть смазывая до уголка губ и смущаясь от неловкости. - Спасибо. Ты самый лучший брат, - поблагодарила его тронутая заботой девушка, испытывая прилив благодарности и отчаянно делающая вид, что уж после поцелуев в губы на испробования зелий вот этот целомудренный не так уж страшен. - Будешь? Марго продемонстрировала влажно блестевший леденец на плохо обтесанной палочке. - Только смотри не занозись. Этими палочками наверно хоть глаза выкалывай, - присматриваясь к серединке леденца и острому кончику внутри сиропа, заключила девушка мысль с своей голове на случай, если срочно понадобится помощь при нападении. И очень плотно держала ее в уме, пока они с Оле гуляли между рядами, а сахарная конфетка таяла во рту с явной угрозой когда-нибудь занозить язык.
Даже букетики цветов, голубых как весеннее небо, не хватило, чтоб отвлечь внимание Марго от опасного дела по облизыванию петушка. Девушка осторожно приняла небольшую связку задорно смотрящих в разные стороны соцветий и только лишь отмахнулась от практичности Оле, заплетая надо лбом косу и оставляя часть волос распущенными. - Что ты какой зануда? Отмахиваясь от рациональности парня, ведьма отделила стебельки от одного общего и по веточкам прилаживала в переплетение прядей художественным беспорядком, перемежая голубые и белые чашечки. - Что будет в июле - то будет в июле, - философски заметила Марго, расправившись с последними из букетика и заглядывая в свое отражение в начищенных и сияющих блюдцах на лотке лудильщика. От самолюбования ее отвлек довольный возглас Оле, и внимание девушки последовало аккурат за указующем перстом брата где центром мира внезапно стала самопальная карусель, вспененная женскими юбками, бледными стройными ногами и растрепанными тесемками лифов. Марго вскинула брови, сжимая в руках недоеденный леденец, и пальцы сами собой сжались вокруг древка, пока воспоминания пестрели бабушкиным строгим тоном, запрещающим во время развлечений и катаний на чем бы то ни было жевать еду и, уж тем более, садиться с полным ртом карамели. Так ведь подавиться и задохнуться не долго!
- Пойдем, - встрепенулась девушка, засовывая конфету за щеку и подтягивая за руку Оле прямо к карусели, к визжащим девчонкам, пьяным от головокружения. Она еле втиснулась в плотный рядок веселья, гордая собой, что еще один бабушкин столп мудрости пал жертвой ее взрослых решений, и гордость эта длилась ровно столько, сколько понадобилось парням, чтобы раскрутить барабан с такой силой, когда даже Марго завопила то ли от страха, то ли из-за брызнувшего в кровь азарта. Потом пелена темных волос стремительно упала ей на глаза, мешаясь с кляксами голубого и белого цвета, а реальность милостливо замелькала между просветами рассыпавшейся прически. Ведьма судорожно вцепилась в поручень с зажатым меж пальцами леденцом, но когда вращение карусели замедлилось, давая возможность накатавшимся сойти, Марго с удивлением заметила, что в руках ее больше не осталось конфеты. На подгибающихся коленках она спрыгнула с действительно адской машины, дыша глубоко и стараясь привести в норму свой расшатавшийся вестибулярный аппарат, и одновременно удержать на дне желудка завтрак. Девушка присела на тюк с сеном, мечтая прислониться хоть к чему-нибудь, чтоб найти уже точку опоры, и посматривала из-под полуприкрытых век на реальность, в которой разыскивала брата. И как только Оле предстал во всей своей красе, бросилась на него с объятьями, игнорируя его странный взгляд. - Что? - отстранившись, девушка уставилась на него почти с зеркальным интересом, - Со мной что-то не так? Марго принялась ощупывать себя, приглаживая волосы и причитая: - да там все растрепанные. Пальцы проворно ощупывали спутанные пряди, приглаживая и стряхивая из паутины соцветия, сыпавшиеся вокруг словно конфетти. - по-моему, у одной вообще грудь выпала наружу... ЧТО это?!Ведьма замерла посреди отповеди. Липкое, холодное, полностью запутанное в кокон из волос и украшенное помятыми цветами твердело под подушечками пальцев, пытающихся выдрать из роскошных локонов в первую очередь панику. Марго глубоко вдохнула, унимая дрожащий голос. - Оле, помоги... Но красный леденец настолько густо был опутан темными волосами и усыпан прилипшими цветами, что едва просматривался. И только палочка задорно торчала из густой копны, целясь Оле прямо в глаз.

Невозможно описать мироощущение ведьмы, чей весь мир сомкнулся до тактильных ощущений на кончиках слипшихся пальцев и путаницы из клока волос, мертвым коконом опутавшего истекающей сладкой патокой леденец, но уже не в ее розовом ротике, обласканный бархатным язычком, а где-то во тьме угольных прядей. Это был провал... Такой провал, что непонятно было, отчего щипет глаза больше: от злых слез сожаления, или же от реально ощутимой физической боли, словно вырывающей целую прядь вместо со скальпом. Марго продолжала дергать пряди в бесплотной попытке выпутать и спасти хоть часть, но запутывала еще сильнее, затягивая узелки, которые не сдали бы своих позиций даже под напором чудодейственного собственно придуманного бальзама для особенно тяжелых случаев всклокоченных утр под названием "я упала с сеновала". А тут еще Оле в потоках успокоительных слов перепутал фразы "все будет хорошо" с "понадобится цирюльник с бритвой", и у девушки едва не фонтаном из глаз посыпался град крокодильих слёз. Быть обритой на лысо - то еще испытание для девочки, чью гордость составляли не только умелые руки с любовью к травам на кончиках пальцев, но и водопад струящихся волос, и аксессуар в виде сладости на треклятой палочке не входил в планы Марго, как и прощание с любимыми волосами. Но делать что-то нужно было, пока гадость не затвердела окончательно и, как то всегда бывало в критичных ситуациях, ведьма с глазами, полными не пролитых (но вот уже собиравшихся в уголках ресниц) слез, с мольбой смотрела на брата, едва ли ошарашенного внезапным раскладом меньше, чем она сама.
- Ты куда? - ужаснулась Марго, запретив себе немедленно вцепиться в край рубахи Оле, когда тот развернулся на поиски спасения. Как-то так складывалось по жизни, что в минуты совершенной беззащитности девушка полагалась на брата, причем в прямом смысле этого слова - ходила хвостиком, пока он разбирался со сложностями, и успокаивалась только когда выдыхал сам Оле. Не то чтобы петушок в волосах был катастрофой, сравнимой с деревенскими забияками, одно время дразнивших маленькую Марго ведьмой и раскладывающих бутафорские костры, но в данный момент она была женщиной на волосок от психологической травмы, связанной с началом осознания своей природы, и это как-то да оправдывало ее зависимость от ощутимой поддержки. Которая стремительно удалялась, захлестываемая спинами гуляк, обещая что-нибудь придумать. Марго и дважды не успела моргнуть, как праздная толпа густо сомкнулась пестрыми лоскутками и больше не желала пропускать ни единого пятнышка просвета, в котором бы узнавался край собственноручно подшитого Марго рукава или вихрастой макушки, в обоих случаях принадлежавших Оле.
Девушка так и осталась сидеть на тюках с соломой - вытянутая по струнке и напряженная в соответствии с этой натянутостью, резко контрастирующей с растрепанностью в волосах, часть которых она держала в кольце пальцев, словно опасаясь, что и чистые пряди постигнет напасть Сахарного Проклятья.
Сначала она держалась. Довольно долго держалась, надо отметить. Сидела себе с независимым видом, предусмотрительно прикрыв сладкое фиаско другой частью волос, и старалась не думать, как еще больше волос облипает леденец, увеличивая тем самым площадь поражения и будущего фиаско. Если Оле на самом деле пошел разыскивать бритву, она убежит, а затем вернется в дом и обреет его наголо. Или проклянет. Или всё сразу, чтобы в следующий раз даже на крае сознания не блеснула мысль, что Марго может по доброй воле расстаться со своими локонами, в которые она так самозабвенно вплетала голубые и белые соцветия весенних цветов за мгновение до того, как адская карусель внесла свои коррективы в ее прическу.
Ведьма нахохлилась еще пуще. Гораздо проще было винить что-то в фатальности, чем признать собственную оплошность, и что только ее действия привели к печальным последствиям, ответственность за которые никто более не несет.
- Ждешь своего костра, ведьма? - скользнул прямо в ухо мужской голос, коснувшись щеки противно теплым дыханием. Марго так и подпрыгнула, вынырнув из трясины скорби по своей неосторожности и уставившись на несимпатичное лицо парня, лет двадцати с небольшим, зато с большим горбатым носом и оспинами, которые обычно в очень дремучих деревнях и поселениях называли ведьминой карой. - И солому уже разложила, - не унимался он, блестя градусом осоловевших глаз и хихикая на пару с подружкой, мнущей краешек оборки на юбке, подоткнутой за пояс одним концом. Марго поднялась одним слитным движением, взметая небольшой водопад из налипшей на подол соломы и грозно, копируя Грету, уперла кулачки в бока. Палочка от леденца предательски высунулась своим кончиком. Жаль, конечно, что не прямо в глаз этому незнакомцу.
- Я бы на твоем месте так не острословила с тем, кто навсегда может лишить тебя, - Марго окинула снисходительным взглядом прильнувшую к плечу хулигана пьяную девушку, - и твою подружку радостей жизни, которая находится ниже твоего пояса! Оставалось только топнуть, чтобы клубок разорвавшейся под ногами пыли дополнил суровость ее обещаний, но ведьма сочла, что спецэффекты - это так по-детски, словно ей нужно кому-то доказывать, насколько хороши ее варева и насколько они оправдывают ремесло Марго. - Да я шучу,чего ты, - голос парня не дрогнул и не казался испуганным, скорее озадаченным, - подвинься, ты мешаешь слазить моей душечке за побрякушкой. И только тут до ведьмы дошло, что никто в этом месте не знает ни ее, ни Грету, ни то, чем они занимаются, а все совпадения, как говорится, просьба считать случайностью, а она действительно расселась прямо на пути к аттракциону для ловких парней и мечтательных дам. Вспыхнув стыдливым румянцем, Марго чопорно извинилась перед парой и нырнула в толпу с единственным желанием слиться с ней и больше никогда с ними не встречаться. Тем более, Оле не было уже часа полтора, а по представлениям девушки за это время можно было обойти ярмарку дважды. Стало быть, пришло время отправиться на его поиски и вернуться домой, чтобы что-нибудь придумать уже там. Тем более, что надежда забрезжила в сердце Марго идеей отмочить петушка в ведре воды, пока тот не засох окончательно.
Но то ли навыки следопыта у нее отсутствовали напрочь, то ли Оле слишком ответственно подошел к делу спасения ее волос, но брата она не узнала ни в одном темноволосом парне, к которым ведьма бросалась в слепой уверенности, что разворот незнакомых плеч принадлежат Оле. Он просто сгорбился. И волосы пригладил. И чуть подрос за четыре с немногим часа их отсутствия, а рубашка... ну просто запылилась, или она не обратила должного внимания с утра на его гардероб. Да что угодно, только бы в незнакомой деревне найти свое. И все же - нет. Марго в одиночестве вырвала себя из круга шатающейся толпы, исключаясь по доброй воле из праздного веселья, набирающего обороты и перевалившего далеко за полдень. Поплутала по извилистым улочкам, словно речные притоки стекающиеся к главному порту Рекна, где солнце блестело в каждой случайной луже под чудовищный аккомпанемент серебристо-грязных чаичьих крыльев, хлопотавших над терзанием добычи. До слепого восхищения Марго обожала эти щедро разлитые бытовые краски, но конфета в волосах назойливой мухой тянула мысли на себя, заставляя девушку поскорее свернуть в подворотню, ведущую к трактиру. Это было негодное для любований время, но все равно скорбный вздох по полупустому и спокойному порту сам собой окрестил возможности... потраченными, а Марго уже нырнула в тень окаймлявших пешеходную дорожку платанов и вскоре наткнулась на развеселую компанию из девушек и парней, среди которых тут же узнала рыжую разносчицу. Талию ее обнимала чья-то увесистая рука, а щеки рдели горячим весельем. Ведьма с любопытством проводила взглядом шумную толпу. - Вот Оле расстроится, - самозабвенная мысль мелькнула в голове, прежде чем Марго пересекла улицу и толкнула двери таверны, необычно пустой. Видимо, деревенская площадь в этот час приняла на себя удар, облегчив харчевням жизнь несколькими часами, за которые можно было бы состряпать праздничный и сытый ужин.
Первым делом девушка разыскала рыжую пигалицу-ключницу, расспросив, не отпирал ли Оле дверь в их спальню, но получила вполне ожидаемый ответ - нет, не было, но за пару медяков она его сыщет. Марго фыркнула такой мелочности и велела отпереть замок, получив в награду холодный взгляд, говоривший буквально всё о ее "жадности". Впрочем, если бы ведьма сама не прошла по кругу карнавала несколько раз, то непременно прибегла бы к сторонней площади. А вдруг его кобылы затоптали, - ужаснулась собственной мысли девушка, замирая с пустым ведром в руках, пока спускалась в кухню, чтобы минуту спустя разочарованно обнаружить, что бадья с водой пуста, суха и вовсе отключена. "Чтобы быть вычищенной", - как само собой разумеющееся констатировала девчонка, приступая к драинью посудины. Марго ничего не оставалось делать. Ходить с затвердевшей карамелью в волосах было неприятно и неизбежно нервировало вплоть до мыслей отрезать все и принести в жертву какому-нибудь богу, раз уж так получилось, и попросить взамен смирения, ума и, возможно, нового брата. На случай, если его все же затоптали какие-нибудь кобылы или залягали до смерти коровы. 
В тот самый момент, когда девушка от безысходности склонилась над походной сумкой и отыскала наточенный Оле нож, ей бы больше всего хотелось, чтобы задуманное ею все же совершил он. Было неудобно и непривычно, лезвие пару раз задело скальп и несколько волосинок закружились серпантином в воздухе, танцуя вместе с пылинками, а Марго содрогнулась от перспективы оказаться похожей на ёршик для мытья посуды после своих неумелых манипуляций. От усердия она даже высунула язык, ощупывая края леденца и потихоньку срезая пряди вокруг запутанного кокона. Несчастный сахарный преступник в коконе, наконец, был зверски обрезан, и Марго ощупывала место боя, не зная, кому засчитать поражение. Кончики пострадавших волос щекотали ключицу и непривычно кололись, да и в общем внешний вид неровно обкромсанных прядей зарождал истеричные нотки в голосе, ставя жирный крест на струящемся единым полотном шелке волос ведьмы, ощущавшей себя чуть ли не героиней сказки про семейную пару, жена в которой продала свои волосы, чтобы купить мужу серебряную цепь. Вот только ее манипуляции мало походили на жертвенность, но скорбь культивировали отлично, что даже сама Марго устыдилась мыслям, как ценна для нее оказалась внешность и какие-то там волосы которые непременно отрастут. Когда-нибудь. Во всяком случае для себя она решила, что ни за что не покажет Оле, как одна прядь расстроила ее и потрясла внутренний мир. Как раз вовремя решила, потому что на пороге,загораживая собой расплесканный свет коридорных огней, появился брат. Да не один, а с возмущенной претензией, застав сестру с его ножом в одной руке и с прядью отрезанных волос в другой.
Девушка подобралась, устыдившись своего нетерпения и отчаянно стараясь не придавать значения смене прически, будто- ничего не изменилось, и главной проблемой Марго сейчас было ее неумение следовать плану брата. - Ну.., - поджала губы ведьма, опустив глаза. Технически, у него конечно были все права возмутиться, да и крика как такого не было, но голос его выражал явное недовольство, а внешний вид при ближайшем рассмотрении говорил, что он действительно с ног сбился, гадая, куда это рванула его ненаглядная ведьма с условленного места. - Я ждала, ну честно ждала! - начала Марго чуть запинаясь, - но там были странные люди, которые хотели меня сжечь, Понимая, что несет откровенный бред, девушка тряхнула волосами, отчего прядь подвергнутых стрижке волос стала еще отчетливее. - ... а после полудня пошла тебя искать! В секунду из нее полилось откровение, подпитанное радостью воссоединения, и Марго стремительно пересекла комнату, подлетев к Оле и едва не кинувшись в его объятия. - Дважды обошла, - но тут девушка запнулась, помолчала несколько секунд, оценивая уловимые носом запахи, и подозрительно прищурилась. - Оле, с тобой все хорошо?
Хотя и без лабораторных поцелуев было понятно, что вроде бы даже очень.

Отредактировано Margo Tyorn (2020-04-29 23:11:00)