Итак, это был очередной день, когда предчувствие подсказало ведьме, что сегодня самое то будет вечером наведаться в похоронный дом Часкела. С одной стороны, посетителей было не так и много в лавке, а с другой… это действительно было несколько иррациональное ощущение, что надо бы сходить, несмотря на погоду. Пожалуй, Айраннон даже была на грани того, чтобы признать, что ходит она в похоронный дом отчасти уже не из-за покойников, а ради приятной беседы или же просто возможности понаблюдать за работой Часкела. В этом, наверное, была одна из прелестей этих визитов. Некое ощущение родства интересов, общности, взаимопонимания. А после обеда прискакал птичка, которая за пару медяков рассказала о том, что слышала про нескольких недавних покойников, да и просто принесла на своей светлой косичке ворох сплетен. Было решено, что ведьма вечером навестит своего знакомого. И, как показывала практика, предупреждать об этом было вовсе необязательно.

Когда Айраннон вышла из своей лавки, – не вполне к месту опрятная и прибранная, – погода была еще сносной. Даже не моросило, хотя и было ощущение, что дождь вот-вот примется. Но женщина, конечно, поглощенная своими мыслями и домыслами о грядущем вечере, не подумала о том, чтобы взять с собой старый плащ или что-то еще от дождя. Зачем, если при выходе мир ей об этом не напомнил? И, конечно, спустя половину пути, начало моросить. Мерзонько так, холодно и противно. Ведьма ускорила шаг, но пришла в похоронный дом все равно подмоченная и остывшая. И все же, теплое дружеское приветствие и само общество демона, запахи этого места, тишина – все это способствовало улучшению настроения и состояния Айраннон вплоть до того, с которыми она вышла из дому. Пожалуй, хоть это и могло показаться странным, здесь ей было вполне уютно.
– Чувствую, что будет что-то интересное, – на ходу, еще даже парой фраз не обменявшись, бросила с улыбкой женщина, направляясь в своего рода мастерскую следом за Часкелом. И, ну надо же, ее чутье не обманывало весь день. Хотя ведьме доводилось сталкиваться с разного рода аномалиями тела, настолько заметная недоразвитость одной руки (левой, если быть точнее) встречалась ей впервые. Самое интересное, что только одной. И Айраннон, вооружившись блокнотом и карандашом, погрузилась в свои мысли и записи, на какое-то время полностью абстрагировавшись от мира и предоставив здешнего хозяина себе. С ней так всегда бывало, когда попадалось что-то действительно любопытное, и, должно быть, Часкел эту особенность женщины уже изучил. По крайней мере он не стал вмешиваться, а также предоставил гостью самой себе и отправился заниматься своими делами.
Айраннон придерживалась строгих правил, которые обрисовала сама себе. И главное – это не резать покойников Часкела. Даже в строго научных целях, аккуратно и обходительно, как она это делала обычно. Она была здесь гостьей, и позволяла себе разве что прикосновения к телам, чтобы лучше понять и осознать те или иные отклонения. Так и в этот раз она лишь аккуратно ощупывала руку, отмечая диспропорцию и укороченность конечности. Ведьма вносила пометки и пыталась понять, что могло послужить причиной данного явления – врожденная аномалия или травма в раннем возрасте? Или воспалительные процессы в костях? Айраннон не могла точно сказать, а взять в руки лезвие – значит пойти против правил и взаимного доверия. Словом, понастроив множество догадок, ведьма в итоге так с ними и осталась, решив поразмышлять на досуге еще. У нее было сделано несколько набросков аномалии, записаны размеры и разница в них… труп был изучен и исчерпан. Можно было идти домой.
И вот, ведьма вышла в приемную и поняла, что от мелкой противной мороси на улице осталось только относительно приятное воспоминание. Сейчас же там лило как из ведра. И под таким ливнем получасовое путешествие по Рекну, по лужам, скрытым в них выпирающих камнях брусчатки, по грязи – грозило превратиться в испорченное платье, простуду, синяки и бог знает что еще. Да будь у нее плащ, который не жаль, – и то было бы страшно возвращаться. «Как не кстати!.. или нет?» – Айраннон обернулась на подошедшего Часкела и устало и растерянно улыбнулась.
– Кажется, сейчас и впрямь не лучший момент для ухода. Я, пожалуй, намерена еще пожить и сохранить при себе имеющееся здоровье, – женщина поежилась, поправляя выбившуюся из прически прядь. На сей раз волосы ее были подколоты, хотя и не слишком аккуратно, но зато не лезли в глаза и не мешали работать. Она посмотрела на Часкела снова, и улыбка приобрела теплый и благодарный оттенок. – Труп чудесно, в покое и благоденствии. Вашими стараниями. И, если вы меня приглашаете отужинать… то я с удовольствием соглашусь.
Айраннон улыбнулась чуть шире. По правде сказать, она и сама проголодалась за этот вечер, так как не планировала, что из-за ливня, который больше напоминал потоп, задержится в похоронном доме дольше обычного. «А если позже не распогодится? Дожди часто идут ночами напролет», – ведьма тряхнула головой, отгоняя такие мысли. Всем тревогам свое время. Если сейчас будет ужин, – а пахло действительно весьма вкусно, аромат еды наконец пробился до сознания Айраннон, – то стоит сперва подумать о нем. А потом уже о том, как бы добраться до дома и лечь спать. «Жизнь и житейские проблемы – живым, покой и безмятежность – мертвым», – С такими мыслями ведьма откликнулась на приглашающий взмах руки и двинулась к Часкелу, в сторону кухни.

Надо сказать, что ведьма старалась подходить к жизни легко и искать положительные моменты во всем. И, надо сказать, вечер в приятной компании, за вкусным домашним ужином – это был жирный плюс против небольшого такого минуса. Ну что случится с ее лавкой без нее, учитывая, что Айраннон по привычке наложила свое любимое заклинание на дом, уходя? Да ничего такого. Разве что все коты соберутся у нее в подвале с окрестностей, и потом придется всеми ветрами выдувать кошачий дух. «Если я обнаружу хоть одну шерстяную морду в своей постели – я их всех пущу на колбасу», – ведьма вздохнула, заходя на кухню. Она лукавила сама с собой: никогда женщина не вредила котам, даже если просыпалась, а на ее груди лежала рыжая толстая кошка, которая кормилась у мясной лавки за углом. Что ни говори, а кошек Айраннон любила. И еще любила чувствовать на себе взгляды, хотя, конечно, взгляд Часкела иной раз ее смущал. Впрочем, наверное, ее взгляд, когда она раздевала его до костей, мог бы смущать не меньше. Да и, судя по реакции других людей на такой взгляд, смущал.
– Я тоже живу над своей лавкой, хотя это скорее связано со скромными пространствами, нежели с чем-то еще, – ведьма улыбнулась, принимая бутылку и краем глаза наблюдая за действиями мужчины. Здесь, на кухне, так близко к подносу еда пахла совершенно чудесно и иные ароматы похоронного дома таяли и оставались незамеченными за этим запахом. Может быть, Айраннон просто проголодалась, а может быть у демона и впрямь был такой чудесный талант к кулинарии. Почему нет?
Она скользнула из кухни следом за хозяином, пытаясь определить по бутылке ее содержимое. Женщине не терпелось ее открыть, но делать такое на ходу было бы кощунством. А по запыленным бокам было неясно, насколько драгоценно содержимое. Однако, отчего-то в этом Айраннон была уверена, у Часкела в доме не найдется бутылки хуже, чем самая плохая в ее подвале. А уж ведьма у себя дурного алкоголя не держала. Она слушала демона, ступая за ним и продолжая предполагать о бутылке. Как чуть ранее ее завлек покойник, так теперь почти также – предвкушение хорошего алкоголя.
– М… у меня есть некоторые предположения. Учитывая, что укороченность не симметрична, я бы предположила, что это была детская травма… либо какая-то болезнь, – Айраннон нахмурилась, пытаясь собраться на предмете разговора, но записанные ранее на бумаге мысли (тетрадь сейчас покоилась в кармане между складок платья) сейчас отказывались выстраиваться ровно и гладко. – Родственники порой рассказывают много, но не всегда это правда… хотя, возможно, это было следствие болезни, которую мать перенесла, будучи беременной. Или неправильное питание матери. Тогда будет понятно, почему он такой в своем роду первый.
Мысль о том, что это могло быть следствие внутриутробных проблем с развитием оказалась неожиданно неожиданной. Настолько, что Айраннон густо покраснела, что раньше об этом не подумала. Ей вдруг стало так отчаянно стыдно, она почувствовала себя настолько несостоятельной, что на миг решила, будто на самом-то деле тяготит Часкела своим недалеким обществом. Такие падения уверенности в себе у нее, конечно, случались, но не сказать, чтобы часто. Так что следующим витком ведьма почувствовала, как загорелись скулы и уши из-за досады на собственные мысли о том, что она недостаточно сообразительна.
Гостиная оказалась очень уютной, хотя Айраннон не сразу обратила внимание на ее убранство, поглощенная выдуманными переживаниями. Так что очнулась и огляделась она спустя некоторое время, когда Часкел уже зажигал свечи. И, да, ей очень понравилась обстановка – женщина даже отвлеклась на размышления о диване, но румянец никак не спадал. «Вот, знаешь, твое смущение и краснота со стороны слабо относятся к выдуманным проблемам», – она качнула головой, пытаясь собраться и вернуть себе приличную бледность.
– Да, сейчас, – Айраннон тряхнула головой и, наконец, поставила бутылку на стол. Она быстро и легко прошла к указанному шкафу (в этот момент ведьма поймала себя на мысли, что все время следила за мужчиной, а потому так запросто поймала и отследила его взгляд) и вернулась уже с двумя округлыми невысокими бокалами. Они ей как-то приглянулись сразу. – Я с малолетства училась у ведьмы. У нее было много разных… книг. А больше всего меня интересовало устройство тела. Как оно ломается, чинится, как растет и как разлагается, – Айраннон устроилась на диване и поняла, что устала, потому что ноги отозвались легкой ломотой. Бокалы тускло мерцали в отблесках свечей и камина. – Сначала я училась на животных, один раз даже была умершая беременная корова. Мне было, наверное, лет девять. А потом, с годами, наставница сдавала и не могла уже помогать людям, как раньше. И это стала делать я.
Женщина вздохнула и ощутила прилив ностальгии. При всех минусах старой карги – она была для своей ученицы той, кто заменил мать. Айраннон не могла ее не любить.
– Хотя по мнению большинства для… вас вполне логично интересоваться анатомией и смертью, – ведьма подняла глаза на Часкела и прищурилась, лукаво улыбаясь. – Все же, откуда у вас такой интерес? Чтобы еще и помогать с проводами в последний путь.
Она подумала о том, что довольно занятно, что раньше эти вопросы не прозвучали. Казалось бы, месяц они уже знакомы и регулярно видятся – Айраннон ходит в похоронный дом, чтобы изучать трупы и работу Часкела. А вот зачем и почему они оказались на своих местах – об этом речь зашла только во время ливня за окном, непредвиденного ужина и относительно нерабочей обстановке.

Ведьма согласно кивала словам хозяина похоронного дома и скользила по глади собственных мыслей. Ее по-прежнему несколько заботила аномалия, которую ей сегодня довелось рассмотреть, так что она разбирала ситуацию и так, и эдак и пыталась понять, что такого знает Часкел, что не говорит ей. Она прекрасно видела, ощущала, что он знает причину, по которой у покойника одна рука была короче другой. Айраннон на краткий миг ощутила небольшую досаду, что он не делится своим знанием с ней, но с другой стороны… «Он просто дает возможность тебе, дурехе, прийти самой к правильному решению», – она вздохнула. Да, найти ответ самой – в этом была определенная доля приятного.
– Смерть вызывает странные перемены в сознании… не знаю, меня, наверное, смерть в какой-то степени выбила из колеи, – ведьма поежилась, вспоминая смерть наставницы. Она была мирная, ожидаемая и тихая, но для Айраннон это событие стало поворотным. И разрушило весь ее уклад жизни, какой был до. – Что ж, если я близка… все-таки травма? Повреждение сустава, в результате которого возникло воспаление, болезнь сустава, и кости перестали расти?
Ведьма задумчиво закусила губу, надеясь, что если не угадала, то Часкел откроет ей правду. Не сказать, что она не любила доходить до всего сама, но иной раз, понимая, что знание уже открыто, она предпочитала брать его в готовом виде и рассматривать дальше. В какой-то степени ей казалось, что два раза открывать одно и то же – пустая трата сил и времени. Хотя, конечно, хотелось и на демона произвести впечатление и быть правой. Айраннон ощущала сложную смесь эмоций и не могла точно понять, что она хочет в большей степени, так что решила об этом больше не ломать голову и просто оставить все судьбе. Пусть плутовка решает: догадалась ведьма или нет до правды. А ей останется ужин, ром, тепло очага и приятная компания.
– Хм… думаю, долгое время в вашем понимании существенно отличается от долгого времени в моем, – ведьма мягко улыбнулась, наблюдая за действиями мужчины с любопытством разомлевшей кошки. Неожиданно она поняла, что «долгое время» здесь может означать годы, десятки лет, если не больше. И что она может сказать со своими жалкими тремя годами? Да она считай ничего и не видела, кроме бесконечных рожениц, больных от недоедания младенцев и проблем с пищеварением или потенцией. Словом, она за свои немногочисленные странствия в основном видела жизнь в разных ее проявлениях. Со смертью Айраннон сталкивалась мало. И это осознание оказалось для нее контрастным, странным и кружащим голову. – Не знаю… я провожала в последний путь только однажды. В одиночестве. Но да, всякая ложь и самообман ушли вместе с жизнью.
Ведьма задумалась о том, что после смерти наставницы и впрямь стала относиться к ней несколько иначе. С большим пониманием и любовью. Детская обида на жесткость и суровость Вейг прошла, стоило той обратиться пеплом. Воспоминание о жарком пламени, о том, как оно пожирало тело только еще больше подчеркнуло, что Айраннон мысленно больше нацелена живое: она интересуется телами, чтобы знать живых. А в речах Часкела было точно ясно: его более чем устраивает работа с мертвыми. «Забавно», – ведьма хмыкнула, поправляя волосы. У нее под сердцем поселилось неловкое смущение, которое лишь усугубилось, когда мужчина обратил внимание на ее сапоги.
– Точно, промокли… – она почувствовала, что румянец против воли заливает скулы. Айраннон поняла, что неизбежно скатывается к тому образу, который позволяла себе только с теми, кому доверяла. Например, Зешат. Воспоминание о таком чудном друге детства на миг отвлекло ее: «Как он там?.. небось, пришел к пустому дому. Что подумал?», – женщина склонила голову, ощутив и прилив стыда. Она так спешно бежала от старой жизни, когда наставница покинула мир живых, что забыла как раз о живых. Как там люди, привыкшие к ведьме под боком? Как они справляются с хворями?.. – Хм?.. а… несли не затруднит…
Ведьма вынырнула из своих размышлений, когда Часкел оказался перед ней, да еще и преклонив колено. Пожалуй, в этом было нечто большее, чем просто поведение джентльмена, по крайней мере на скромный ведьмин взгляд. Все-таки неспроста барышни скрывали свои ноги от случайных взглядов. Но, во имя богов, чего стесняться? Айраннон снова улыбнулась, уходя прочь от детских воспоминаний и погружаясь в настоящее. Оно было приятное и многообещающее.
– Спасибо, – женщина кивнула, подхватывая плед и накрывая им колени. Не сказать, что ей было холодно, но ей хотелось так сделать: принять проявленную заботу и показать, что она ей благодарна. – Право слово, вы очень обходительны, – и в глазах ведьмы скользнули теплые ироничные искры. Чуть простоватый и мягкий образ Айраннон, пропитанной ностальгией, переменился, возвращаясь к своему настоящему, по-кошачьи лукавому облику. – Присядьте, давайте поужинаем!

Айраннон досадливо покачала головой на собственную недогадливость: она ходила так близко к разгадке, но не смогла ответить на вопрос! Ей было немного неприятно от того, что она сама не добралась до такого простого ответа, но, с другой стороны, она почти угадала. Возможно, располагай она чуть большим опытом и информацией от родных… ведьма фыркнула. В любом случае, теперь она знала. И ее мысль уже неслась к тому, как можно было подобное избежать в будущем. Вдруг в ее практике появится беременная, с неверно расположенным плодом? А она уже будет понимать, будет предугадывать! Это полезно.
– Да, все так, – женщина вполголоса подхватила мысль на счет знаний из мира вокруг и страха людей перед теми, кто не боится эти знания брать… и вздохнула. Все же, ей доводилось сталкиваться с теми, кто на полном серьезе считал ее кем-то вроде фольклорной злой ведьмы, которая ест детей и проклинает всех подряд. Все же, в этом была некоторая ирония, которая всегда казалась Айраннон довольно странной: они тянутся за помощью, но чуть что – плюются в того, кто знает, как помочь. Все же, у людей много своих заморочек и странностей.
От вида демона перед собой, ведьма лукаво щурилась и улыбалась, размышляя о чем-то своем. Ей была приятна забота, хотя такой тесный контакт и прикосновение к ее ногам, оказалось Айраннон очень приятно. Оно будоражило, вызывало в мыслях приятный хаос и невнятное желание, которое бормотало и требовало нечто большее. Ведь есть же еще колени под юбкой! Хорошие, бледные колени. Но ведьма запихала этот шепчущий голосок поглубже и, едва ноги ее были освобождены от обуви, подтянула ноги под себя и укрыла их пледом.
– Не так часто перед хорошим ужином. Не просто мужчину, но интересного собеседника, – она мурлыкнула это с таким удовольствием, что было ясно: комплимент достиг цели и глубоко в ней засел. Женщина внимательно проследила взглядом за Часкелом, за тем, как он качал головой и поднимался и, словно бы своим мыслям, усмехнулась. Все же, многие из ее суждений отличались от общепринятых, так что то, что ей никто не поверит, не слишком волновало Айраннон. – Я не живу по скромности. Я живу по желанию, следую за мыслью и стремлюсь к знанию. Однажды я умру, и мне хотелось бы быть уверенной, что я не упустила никаких возможностей.
Это было правдой. Признаться, ведьма сперва озвучила мысль, а потом поняла, насколько она соответствует действительности. И от того, что она высказала свою суть настолько откровенно, Айраннон залилась краской. Ей встречались разные собеседники (которые, бывало, становились любовниками), но в обществе Часкела она чувствовала себя на редкость уязвимо. Эдакой девчонкой, у которой недостаточно знаний, терпения, которая слишком наивна в сравнении со старшим товарищем. Забавно, ведьма крайне редко чувствовала себя младше кого-то. И это ощущение особенно будоражило кровь.
– Другие могут верить, могут не верить, но те самые проделки не ставят под вопрос мое мнение о вашей обходительности, – Айраннон весело фыркнула и прищурилась. – Уверена, что они происходят по обоюдному согласию и приносят обеим сторонам удовольствие. Так в чем же опровержение моего суждения? – Она весело хохотнула, наклоняясь к столу и принюхиваясь. Не терпелось есть, пить, говорить и… может быть что-то еще. Может быть что-то, связанное с полу-шуткой, полунамеком, полу-напоминанием о первом знакомстве. Ведьма подхватила бокал и коснулась им пузатого бока бокала Часкела. Содержимое плеснуло и качнулось. Не торопясь отвечать, Айраннон поднесла бокал к губам, принюхалась, отпила… алкоголь быстро скользнул по небу, языку и горлу, согревая нутро. Но, вот беда, быстро поднял туман в голове. Приятный, легкий, расслабляющий, но все же – туман. – Если мне не изменяет память, демоны в массе своей – лишь порождение людских пороков. Так что… хотя демонов порой бояться и разумно, все же людей стоит бояться еще больше. Все же, они первоисточник этого самого зла…
И женщина задумчиво покачала бокал, наблюдая за движением рома в нем. Лицо ее приобрело меланхолическое выражение, а скулы заметно зарумянились. Ощущая, как алкоголь расползается по нервам, Айраннон решила особенно не ожидать приглашения и, опустив бокал на столешницу, наклонилась, подхватила приборы и быстро отделила кусочек рыбы. Не менее стремительно он скрылся у ведьмы во рту, а та довольно зажмурилось. Было действительно вкусно, и оттого вкуснее, что голова уже слегка подкруживалась, а самоконтроль не мешал получать удовольствие от мелких радостей и шумно это удовольствие выражать.
– Чудесно! Удивительно, кроме того, что вы столько хороши в работе над покойниками, так еще и превосходны в готовке… – она глянула на демона из-под ресниц и широко улыбнулась. Хотя улыбка получилась слегка странноватой: примерно так Айраннон поглядывала на черепа из своей коллекции, особенно волнующие ее сердечко. – Любопытно, в чем еще вы столь же хороши…

Айраннон не казалось, что она льстит — лишь, возможно, немного приукрашивает. Впрочем, ей действительно было вкусно, а в мастерстве Часкела относительно подготовки покойных в последний путь сомневаться уж точно не приходилось, так что… ведьма была склонна видеть за своими словами правду. Да, колоссальную роль в ее оценке ситуации и способностей собеседника могла играть недюжинная личная симпатия, но… но, черт возьми, как можно так потрясающе запечь рыбу! Чтобы вкус был мягким, нежным, сочным, чтобы мясо так легко делилось, но при этом не рассыпалось, чтобы не было выраженного привкуса рыбы… удивительно, право слово. Женщина зажмурилась и мотнула головой, в очередной раз опуская на язык кусочек ужина. Великолепно. И ясно, что демон попросту скромничает.
— Дорога человека начинается в утробе и заканчивается в земле. Фигурально выражаясь, — Айраннон глотнула еще рома, вспоминая о тех, кого приняло море или сожрали звери. Ее мысль, уже слегка нетвердая, скользнула дальше, и свела землю, океан и животных тоже к своеобразным утробам. Получилась некоторая цикличность жизни, которая показалась ведьме интригующей и занятной, и она хмыкнула. — Откуда начали, к тому и пришли…
Да, последняя ее фраза не слишком вязалась с предыдущей, так как промежуточные размышления остались не озвученными. Но женщина была уверена, что Часкел ее поймет более-менее правильно. Ей казалось, что такой ход сравнения и мысли весьма логичен и ясен. Ведьма снова взяла кусочек рыбы и сделала глоток из бокала. Пожалуй, этот вечер обернулся настолько лучше и приятнее, чем ей ожидалось, что Айраннон на какое-то мгновение задумалась: а действительно ли все это взаправду? Приятная компания, интересная беседа, которая уже дошла до политических рассуждений о том, как жизни простых людей зависят от удачных и неудачных шуток власть имущих. Ведьма криво улыбнулась. Это всегда казалось ей несправедливым и неправильным. Сама она старалась не влезать в какие-то масштабные конфликты и отталкиваться от своих собственных желаний и интересов. Иной раз, конечно, она могла поступиться какими-то своими целями ради другого человека, но это бывало ради весьма конкретных людей, а не абстрактных идей и правителей. Ведьма так глубоко задумалась об этой несправедливости, что не сразу поняла, что разговор перешел к весьма конкретно ей и Часкелу. Взгляд Айраннон сфокусировался на лице собеседника, а сама она собралась над сказанным.
— Возможно, стоит. По крайней мере, это абсолютно точно не предварительный отказ, — женщина коротко рассмеялась, и поправила плед, спустив одну ногу. Вышло (и нельзя сказать, что не преднамеренно) довольно соблазнительно, так как юбку ведьма поправить забыла, оголяя голень и колено. Босые пальцы коснулись холодного пола и, на контрасте с приятным теплом от рома и шума в голове, получилось особенно приятно. Айраннон сощурилась, с силой нажимая пальцами стопы на камень и напрягая свод и икру. Взгляд ее скользнул по собственной ноге, отмечая, как идет мускулатура и где крепятся сухожилия. — Да, ром отменный. Очень хорош, достоин ваших кулинарных навыков.
Ведьма улыбнулась, поднимая глаза на демона и чуть отклонилась назад, слегка опираясь на спинку и открывая шею. С одой стороны ей было, прямо скажем, жарковато из-за близости огня, пледа, алкоголя и внимания. И надо было быть полной наивной козочкой, чтобы не понимать направление этого самого внимания. С другой стороны, Айраннон знала о своей привлекательности и, будучи уже слегка раскрепощенной ромом (более, чем была она раскрепощена обычно), бесстыдно ее раскрывала и наблюдала за реакцией с интересом естествоиспытателя, который тестирует нечто неизученное. Со своей порцией она уже почти расправилась, а потому ко всему прочему была сыта и действительно готова к дальнейшим приключениям.
Она собиралась уже было с мыслями, чтобы достойно ответить на его замечание о кончающих в постели женщинах, как… прозвучало нечто, что заставило ведьма спустить и вторую ногу на пол, стать серьезнее и податься вперед. От такого движения ром плеснул в бокале и, перехлестнув через край, залил пальцы ведьмы. Но так лишь переложила бокал в другую руку.
— Черепа?.. — В этом вопросе было столько страсти, неподдельного интереса, что вот сейчас Часкел мог бы ощутить в полной мере разницу интонаций играющей Айраннон и Айраннон искренне возбужденной. Она быстро облизнула пальцы, неотрывно следя за лицом демона. Казалось бы, весь туман, вызванный ромом, мгновенно рассеялся, и глаза ведьмы зажглись ясным и ярким огнем. — Коллекция черепов?.. конечно, я с огромным удовольствием!..
Под конец фразы голос ее возбужденно сорвался, а сама женщина потеряла всякое самообладание. Она разом допила ром из бокала и, хотя и уже не ощущала голода, быстро подхватила и доела последние куски рыбы. Глаза ее перескакивали с одного предмета сервировки стола на другой, а сама ведьма никак не могла поверить, что не ослышалась. Мысли тоже не слушались, в груди поселилось нервное дрожание, а лицо горело. Кажется, будь все и правда так, и дополнись этот вечер еще и черепами, Айраннон… ее возбуждение разрасталось, пальцы дрогнули, и ведьма поставила пустой бокал на столешницу. Ее страсть к черепам и без того была причудливой и носила оттенок эротизма. В сложившихся условиях она грозила приобрести характер куда более откровенный.

Если уж чем и умела пользоваться ведьма, так это своим телом, мимикой и жестами для того, чтобы западать мужчинам (и не только) в душу. Ничуть не хуже она владела своим голосом и интонациями, словами и выражениями, облекая мысль и нужную эмоцию в краски. Все это относилось к игре, и играла она хорошо. Но стоило разговору зайти о какой-нибудь из ее страстей, как игра давала трещину. А если это происходило в компании и без того заведомо приятного и привлекательного демона… словом, да, Айраннон показала самое себя: страстную, слегка маниакальную, в некотором роде странную и находящую в костях самую прелесть человеческого (и не только) тела. В сущности, полагала ведьма, скелет был исключительно продуманной конструкцией, гармоничной, эстетичной, сбалансированной! Этим не могли похвастаться ни мускулы, ни органы… нет, конечно, тело в собранном виде тоже было красиво, но. Оно могло быть изувеченным, слишком полным или худым, могло просто не отвечать всем вкусам смотрящего. Тело дряхлело, старилось. Впрочем, нет, все равно страсть Айраннон к костям и почти эротическое влечение к черепам невозможно было назвать чем-то здравым. Как ни старайся это объяснить.
Да, женщина заметила, какую реакцию вызвало у Часкела ее поведение. Иной раз она могла бы смутиться и сдать назад, дабы сгладить слишком яркий всплеск эмоций, но — не сейчас. Сейчас ей вовсе не хотелось прикидываться, что это она не так выразила свои чувства, а демон — не так все понял. Было очевидно, что и она была искренна, и он все распознал верно. Повисла пауза, во время которой ведьма успела сурово нахмурится и снова податься назад. Она все же успела выпить достаточно, чтобы перестать с полуслова и взгляда понимать своего собеседника, а потому никак не могла избавиться от параноидальной мысли, что все испортила своей вспышкой. И, хотя умом она вроде бы понимала, что вряд ли это так, под сердцем беспокойно засвербело.
Айраннон была уже готова прервать тишину и попытаться восстановить разговор, но никак не могла поймать тему. Вдобавок, стоило ей приоткрыть рот, чтобы высказать хоть какую-то попытку начала разговора, как Часкел поднялся из-за стола и, прихватив подсвечник, двинулся по коридору прочь. Ведьма, слегка ошарашенная собственными перепадами эмоций и всем происходящим в целом, скинула плед с коленей и, босая, ринулась следом. Она шагала тихо, холодный пол приятно касался ступней и словно бы немного остужал горящую от смеси предвкушения, стыда, страха голову. Айраннон не стала спрашивать, куда они идут. По всей видимости, демон все покажет ей свою коллекцию, а, значит… «Боги, похоже, твоя выходка была недостаточно вульгарна, чтобы все испортить», — ведьма вздохнула, пытаясь не отставать и не терять линию пути, чтобы случайно не натолкнуться на какие-то предметы и успешно войти в дверной проем. Все же, когда она поднялась на ноги, да еще и так резко, ром с новой силой ударил в голову, и теперь Айраннон было трудновато удерживаться от покачиваний и неосторожного шага то в одну сторону, то в другую.
— Как у вас тут… — все же, когда Часкел попросил ее остаться у входа в комнату, женщина заглянула в проем, прислоняясь к косяку плечом. Женщина наблюдала за тем, как в помещении становится светлее, как силуэты мебели вырисовываются все отчетливее и яснее. Фиолетовый свет же добавил обстановке интонацию мистицизма и некоторой романтики, что почему-то показалось ведьме особенно приятно. «Никогда не думала, что фиолетовый свет мне понравится», — Айраннон фыркнула и качнула головой. Невольно ее мысли скользнули к тому, как можно было бы попробовать использовать подобную магию у себя дома, а это показалось ей забавным. Еще бы — примерять чужую обстановку к своим комнатам! Пожалуй, есть в этом что-то… эдакое. –Благодарю за приглашение…
Ведьма проговорила фразу вполголоса одновременно с тем, как перешагнула порог и приблизилась к Часкелу, повинуясь его жесту. Зеркало, чуть отклоненное назад, поймало ее отражение и, как и любая женщина, Айраннон бросила на него быстрый взгляд. Естественно, отражение не удовлетворило ее, тем более — в такой обстановке. Можно было бы, чтоб волосы лежали аккуратнее, рукава были почище и, о, эти темные пальцы!.. она едва сдержала тягостный вздох. Возможно, ей все же стоило использовать, как некоторые, перчатки для работы с травами. Но ведьма любила ощущать материал кожей, чувствовать его количество, плотность, влажность… Айраннон качнула головой и посмотрела вновь на мужчину. И на предмет, что он держал в руках, чуть протягивая своей гостье.
От бросившейся в голову эмоции и восторга ведьма попросту задохнулась. Она коснулась пальцами верхней челюсти, провела от нее к скуловым костям, едва касаясь. Айраннон могла представить, как выглядела эта голова, будучи обтянутой мускулами и кожей, представить прямой лоб, четко очерченные надбровные дуги, аккуратный нос… «Интересно, должно быть, черты были заостренные», — было очевидно, что череп завладел ее вниманием почти что целиком. Женщина приняла его в ладони, мягко подхватив под затылок и поднося поближе к лицу.
— Искусная работа… а что это за пигменты? — Она прищурилась, рассматривая нанесенную на лицевую часть черепа краску. Нанесенную аккуратно, неброско, но вместе с тем очень интригующе. К слову, идея лакировать кости хоть и казалась простой, стала для Айраннон своего рода озарением, и она хотела было спросить о том, какой состав использует Часкел для этой работы, но решила промолчать. Ведьма неотрывно смотрела в глазницы нового знакомого. — Приятно познакомиться, Антонио, — она улыбнулась чуть шире, оголяя зубы, и поднесла череп еще ближе к лицу. Айраннон слушала то, что рассказывал демон, вполуха, а потому слова о магии она не сразу приняла к сведению. Впрочем, концентрация. Ха! Часкел мог бы этого не подсказывать — в любом случае женщина изучала лицо Антонио, восстанавливала его в воображении, со всей тщательностью и сосредоточенностью.
И… сам момент, когда Айраннон провалилась в чужие воспоминания, оказался сглажен алкоголем, так что ведьма не сразу поняла, что картинка, которую она видит, не та, что должна быть перед глазами на самом деле. Признаться, это могло шокировать, вызвать ступор, страх… но отчего-то этих эмоций не было. В памяти, благодаря Вороне, всплыли описания некоторых ведьм о магии для переноса памяти на какие-то объекты, но эти записи были смутными, неотчетливыми, да и сама Айраннон не вдавалась никогда в техническую сторону вопроса. Ко всему, ее собственный эмоциональный ряд оказался притуплен, зато на первый план выступили несколько чуждые эмоции. Они не были достаточно сильными, чтобы женщина приняла их за свои собственные, но все же она их ощущала. Очень странное, двойственное чувство. «Кажется, надо… это изучить», — но мысли на фоне видимого и ощущаемого ворочались рыбами в зимнем пруду. Айраннон с удовольствием отметила, что построенное ею лицо было недалеко от истины, разве что в полноте щек она ошиблась, цвете волос и глаз, но общий абрис угадала точно. Что было нетрудно, имея в руках череп. Ей стало любопытно узнать этого человека, изучить его, понять. Дальше — больше. События разворачивались быстро, быстро сменяли друг друга, и ведьма ощутила легкое изнеможение от сначала стремительного падения чувств, а потом такого же головокружительного взлета. Ведьма наблюдала за чужими руками, занятыми работой с черепом, и ощущала мало того, что свой собственное возбуждение от этого процесса, так еще и чужое. Она не сразу отделила от этого экзальтированного чувства другое, куда как более простое, щемящее в груди, разгоняющее по коже мурашки. Неуловимое прикосновение к бедру дошло до осознания с некоторым запозданием. Примерно в то же мгновение Айраннон ощутила горячее дыхание, коснувшееся нежной кожи паха. Все это было до одурения странным симбиозом: наблюдать своими глазами через чужие за чужой работой, ощущать два комплекта эмоций так еще и понимать, что помимо абстрагированных душевных переживаний есть и вполне физические. Неуловимые, подкрепленные только тактильными ощущениями.
Ведьма судорожно вздохнула, ощущая, как окончательно теряет связь с реальностью и оказывается затянута в омут удовольствия. Непроизвольно, она отвела ногу чуть в сторону, раскрываясь и переводя озвученное ранее предварительное согласие в согласие действительное. Пальцы ее дрогнули, и единственный страх холодной змеей обхватил горло: а ну как она сейчас уронит Антонио? От удара может пойти трещинами лак, расколоться по шву кость черепа и столько чужого труда… ох. Айраннон шумно выдохнула, ощутив горячий поцелуй в месте, часто называемом сокровенном. В сущности, простая анатомия и никакой загадки, но сколько ощущений в себе таит!.. и, черт его побери, Часкел прекрасно в этом разбирался. Еще монетка в копилку его навыков. Не говоря уже о том, что подобный опыт многим мужчинам казался унизительным и постыдным.
Возможно, видение закончилось из-за того, что окончились воспоминания в тот момент, когда мастер убирал готовое изделие в шкатулку, или, быть может, потому что женщина не удержала концентрацию и выпала из него, закрыв на пару мгновений глаза. Руки ее нетвердо дрогнули, и, повинуясь недавнему страху (и не только), пальцы крепко сжали череп некогда жившего темной мечтой и злобой человека. Его бы опустить, отставить, но само положение, чувства, ласки… Айраннон неглубоко и шумно вдохнула один, раз, другой. Перед мысленным взором скользнули шкатулки, в которых наверняка хранились еще искусно выделанные черепа. Немыслимо! Она не сдержала глухой и сдавленный стон. Чувства собственного тела догоняли разум, освобождающийся от иллюзии воспоминания. Ведьма наклонилась вперед, переложив череп в одну руку, а другой ища опору. Ноги слабели от удовольствия, и было вполне ожидаемо, что еще немного, и… тело сведет дрожь, а желание поцеловать или Антонио, или Часкела — как уж повезет — станет всеобъемлющим. Но до шкафа было далековато, так что в итоге рука Айраннон опустила на плечо демона, Антонио же оказался прижат к груди. «Не отпусти», — мелькнула паническая мысль на очередном судорожном вдохе, выдохе, предваряя волну наслаждения. Одна, вторая, третья… ведьма на сей раз даже не попыталась сдавить голос, выдав откровенный и открытый стон, и сжала пальцы на плече мужчины. Сложно передать словами то всеобъемлющее чувство, которое ее накрыло: ей было не просто хорошо, приятно или великолепно. Это было страстное желание прижаться, вцепиться зубами, ногтями, целовать, кусать рвать… плоть к плоти, кость к кости. Губы Айраннон запечатлели на лбу Антонио долгий, жаркий поцелуй. Настолько откровенный, что еще немного, и ведьма попросту укусила бы его тоже.
— К… коварно… — она усмехнулась, облизывая пересохшие губы. Голос звучал сипло и сухо, а в глазах женщины прятались отблески того самого чувства. Укусить, поцеловать, сдавить в объятьях. Она покачнулась и, не сводя глаз с Часкела, отступила на полшага и устало опустилась на колени. Наконец можно было расслабить затекшую руку и уложить Антонио на пол. — Все же… кажется, здесь вы искусны не меньше…

Сложно сказать, что в большей степени ей понравилось: все элементы произошедшего оказались тесно переплетены за счет страсти ведьмы к черепам, к искусной работе, ее интереса к хозяину похоронного дома… кроме того, ее страсть наложилась на страсть самого Часкела из видения, а физическое удовольствие стало лишь своего рода вишенкой на этом многослойном торте чувств. Айраннон вздохнула один раз, другой – она выравнивала свое сердце и разбирала образовавшийся торт на слои, чтобы разложить его по полочкам. Ей, определенно, хотелось теперь большего, и львиная доля ее разума была готова капитулировать перед обаянием демона. Но, все же, не будь она собой, ежели позволит элементарной физиологии взять верх! Только что – и речь сейчас шла не про искусное владение мужчины языком (и не только по части сложения слов в ироничные и яркие комплименты) – она узнала о Часкеле нечто поистине интересное и увлекательное. Нет, все, что она знала о нем до того, было не менее любопытно, но сейчас… сейчас Айраннон ощущала особенную эмоциональную близость с ним. Пальцы ее коснулись затылка Антонио: ведьма сидела, чуть прикрыв глаза и ощущая, как ослабшие ноги немеют под весом тела. «Наверное, я бы предпочла лечь на кровать», – она иронично усмехнулась своей мысли и сверкнула глазами из-по ресниц.
– Жестокость и глупость, тем не менее, не отнимут его красоты, – женщина качнулась, выпрямляя одну из подобранных под себя ног. По ней побежали иголочки, какие всегда бывают, стоит плоти онеметь. Хрупкое человеческое тело!.. – Хотя, признаться, смерть в ваших руках красит его больше беспутной жизни, – Айраннон замолчала, словно бы набирая интригу. На нее работал и томный взгляд с поволокой, и легкая, словно бы мечтательная полуулыбка, и поза, и обнаженное колено… ведьма хотела, чтобы невысказанная ранее мысль сквозила в ней и была ясна без слов. А потом, спустя несколько секунд, словно бы резко стряхнула с себя этот эротичный с долей романтики образ. Глаза ее сверкнули азартом: женщина разобралась с клубком пережитых ощущений и взяла себя в руки. – А есть ли у вас карты? Антонио напомнил мне об одном клиенте, которому я как-то даже гадала. Это выходит у меня из рук вон плохо, но мы с вами можем просто сыграть. Например, на желание.
Ведьма подалась назад, меняя положение и второй ноги. Вставать она пока не собиралась: был велик риск, что ноги ее подведут, но это не означало, что она планирует сидеть на полу весь дальнейший вечер, либо же полностью вверить себя Часкелу и скользящим на пороге сознания эротическим фантазиям. Айраннон хотелось сейчас растянуть удовольствие от общения и поговорить с мужчиной, пофлиртовать, услышать что-то о его работе – о его черепах. Что толку сразу бросаться ему в объятия? Сказать по правде, ведьма была сейчас настолько настроена на общение, что, попроси ее об этом Часкел (и найдись карты, конечно), она бы ему погадала. Более того! Возможно, даже поверила бы в собственное гадание, что с Айраннон случалось чуть реже, чем никогда.
– И… что за лак вы используете для своей работы? – Она не смогла не спросить. Взгляд женщины метнулся к Антонио, а пальцы пробежали от его затылка к переносице. Ведьма задумалась о черепах в своем подвале, которые она не обрабатывала ничем. В сравнении с работой Часкела они были по-варварски грубы, дики, просты. Это были кости во всей своей природной красоте. С одной стороны, Айраннон нравилась природность ее трофеев. Но с другой – они были подвержены старению и разрушению, особенно во влажном подвале. Со временем ее черепа пожелтеют, станут хрупкими и разрушатся… вероятно, конечно, это будет уже после ее смерти, но все же. Вдобавок, знание состава лака не обязало бы ведьму его использовать во что бы то ни стало: она может просто знать. Как происходило со многими вещами, которые Айраннон читала: Ворона помогала ей сохранять знания в памяти, но далеко не все из них ведьма применяла хотя бы раз на практике.

Смерть делала почти всех прекраснее, если задуматься. Так, по крайней мере, казалось ведьме. У мертвых, если они уходили из жизни мирно и не лежали после долгое время в канаве, лицо было расслабленно, спокойно. На нем царила печать умиротворения, такого, которое недоступно ни одному живому существу. Почти мистическое, просветленное спокойствие, недоступное жизни. В этом была удивительная красота, неподкупное естество покойного. Хотя, конечно, Айраннон видела не так много покойников, как, например, ее собеседник. И как правило попадались ей как раз не мирно ушедшие из жизни мертвецы. Некоторые умирали у нее под руками, и это почти никогда не была легкая смерть. И все же, Айраннон считала мертвых эстетичнее живых. Точнее, у них была совершенно разная эстетика, но эстетика мертвого влекла ведьму гораздо больше. Впрочем, если бы кто-то взялся в ее влечениях, можно было обнаружить много любопытного и не только в отношении к покойникам.
Женщина молча наблюдала за Часкелом с легкой полуулыбкой. Ей нравилось следить за его взглядом, лицом, телом… ей нравилось смотреть и чувствовать себя живой, ощущать, что ее, вероятно, кто-то сможет понять и принять хотя бы отчасти. И, нет, Айраннон на самом деле крайне редко целиком и пыталась открываться и доверяться людям (особенно мужчинам), отчего это рассуждение – «хотя бы кто-то» – нельзя было назвать действительно обоснованным и полностью рациональным. Но, с другой стороны, мало кто способен принять женщину, которая запросто запускает руки в кишки трупа, а потом срезает мясо с кости и вываривает ее. И, если при общении с другими женщинами еще можно было рассчитывать на солидарность и некоторую заведомую готовность понять, то с мужчинами… нет, Айраннон не верила в это. Было ли это следствие воспитания ведьмой или нет – трудно сказать. Но это было так. И тем более ей порой хотелось найти кого-то, кому можно было открыться.
– Даже интересно, кто их подарил. Порой мне кажется, что за каждой вашей вещью непременно притаилась история, – ведьма весело хихикнула, глядя при этом на свои стопы и шевеля пальцами на ногах. Мурашки почти прошли, но мышцы все еще были скованы и отзывались на какие-то движения волной острых иголочек. Возможно, именно потому, что она была так увлечена рассматриванием собственных ног, Айраннон упустила момент, когда Часкел наклонился к ней и подхватил ее на руки. Это было неожиданно, слишком быстро и привело женщину в откровенное замешательство. На несколько мгновений она потеряла выстроенный образ, обнажив уязвимость в испуганном вздохе и том, как обхватила демона за шею. Уж что-что, а на чужих руках она оказывалась еще реже, чем мужчины оказывались перед ней на коленях, как вот буквально десять минут назад. – Вот уж… еще удобнее было бы вероятно за столом, но этот вариант мы не рассматриваем.
Полушутливый образ восстановился, стоило Айраннон оказаться на постели и выпустить Часкела из рук. Но на щеках ее снова заалел румянец, а в груди зашлось сердце. Запахи для нее значили много, и – еще одна неожиданность – запах кожи хозяина похоронного дома ей понравился. Весьма и весьма, что только подстегивало по-прежнему прячущиеся на границе сознания фантазии. Ведьма наблюдала, подбираясь к спинке постели и снова подтягивая ноги к себе поближе, под юбку, ноги. Антонио она успела подхватить, и теперь тот покоился чуть в стороне и «общался» с Часкелом. «Занятно, я, пожалуй, иногда так же себя веду», – Айраннон хмыкнула.
– Что ж, тогда я погадаю, но… делаю я это не слишком уверенно, – ведьма усмехнулась, протягивая руку за колодой и слушая дальнейшие слова мужчины о лаке, которым он покрывал черепа. Звучало в меру сложно, но интересно и заманчиво. Айраннон захотелось узнать состав подробнее. Ее глаза вспыхнули, а на вопросе о том, хочет ли она начать собирать черепа, на губах ведьмы зазмеилась лукавая ухмылка. – Начать? О, начинать я ничего не собиралась. Только – продолжить.
Женщина прищурилась, взвешивая колоду на ладони и ослабляя тесемки. Она поднесла мешочек к носу и принюхалась: пахло бумагой и краской, немного – временем. Айраннон настраивалась, размышляя о том, какой выбрать расклад и вокруг чего строить гадание. Затем она достала карты, подержала их в ладонях и принялась неспешно тасовать, глядя на Часкела, прямо в лицо. Ища точку, от которой оттолкнуться в гадании и настроении, ведьма снова представляла себе череп мужчины. Все же, весь вечер располагал к подобным взглядам.
– Что вас беспокоит сейчас больше всего прочего? – Айраннон говорила медленно, задумчиво, но не теряя при этом той самой странной полуулыбки. Она балансировала на грани от решения напрямую рассказать демону о своих «друзьях» в подвале.