При первой же возможности она бы променяла весь снег Йонны на одну пуховую перину, но, увы, никто из божеств не был заинтересовал в подобном обмене, а сугробы, как назло, только продолжали расти. Вероятно, для местных в этом не было ничего особенного, однако для Аглатеи, впервые за своё существование видящей снежные хлопья, всё было по-другому.

Снег был по-своему занятен, будил до того момента неведомые ощущения.

Судя по всему, оболочка от них только слабела, но Аглатея ещё не привыкла уделять ей хоть сколько-нибудь внимания.
В собственном сознании она была прежде всего воплощением идеи, и для неё внимание физической стороне мира казалось почти унизительным. В мире было столько прекрасных вещей, а смертные растрачивали своё время на бесполезную суету.

Последние часы она провела в саду, пытаясь хотя бы немного сбежать от дикого, непривычного ей мира.
Получалось плохо, но она, по крайней мере, уже почти перестала вздрагивать от каждого шороха и вскрика — видимо, смирилась, что если бы её хотели сжечь, то наверняка бы уже сожгли. Священников для аутодафе тоже не наблюдалось, потому можно было дышать полной грудью и пытаться хоть как-нибудь осмыслить своё новое положение.

За прошедший день у неё было время подумать, вот только ни к чему обнадёживающему прийти для себя она не смогла.
Внутри всё было пропитано сожалением и неловкими угрызениями совести, как и чужой баньян пропитался под коленями тающим от демонического жара сугробу. Аглатея всё никак не могла привыкнуть к покалывающим ощущениям, а потому то и дело растирала обожжённую руку снегом, пока спиной не почувствовала чей-то взгляд.

Обернувшись, она заметила то самое существо, которое провожало её в здание с чистой водой.
Вряд ли Аглатея обратила бы на него внимание в обычных обстоятельствах, но других питомцев вокруг не было, а у парня была нужная ей искра — пока слабая, но при должных усилиях способная разгореться в настоящее пламя. Уже что-то.

— Подойдёшь? Я ничего тебе не сделаю, — негромко произнесла она, но он должен был услышать. Вместе со словами из губ вырывался пар, и до сих пор непривыкшую к северной жизни Аглатею это по-своему забавляло. Можно было попытаться вырисовывать наяву фигуры монстров и зверей, но сейчас она была настроена на серьёзный разговор, так что...

Существо нерешительно помялось сзади, но потом всё же подошло и встало рядом истуканом.
Огромным усилием воли она заставила себя не хмуриться, чтобы не выдавать своего раздражения. Возможно, смертные как-то по-другому реагировали на внешние раздражители? Поднявшись на ноги, она потащила свою добычу в сторону беседки. Милостью Шантресс существо не сопротивлялось.

— Пишешь стихи? — она не знала, как скоро Бьярки вспомнит о её существовании, поэтому времени на прелюдии не было.
Парень дёрнулся, замялся, но всё же сдался и начал сбивчиво что-то рассказывать, то и дело оглядываясь по сторонам, чтобы их не заметили. Беседка и медленно опускающиеся сумерки относительно надёжно скрадывали их от чужих глаз.

Аглатея слушала внимательно и серьёзно, словно сейчас ей доверяли все откровения Эноа. В её глазах не было никакого охотничьего блеска, и выглядела она сейчас едва ли не как любящая мать, с превеликим терпением внимающая лепету своего ребенка. Жёлтые глаза то и дело сверкали в полумраке, и за всеми этими неловкими монологами она чувствовала, как жизнь медленно, но решительно возвращалась на круги своя.

Отредактировано Aglatea (2020-06-24 03:20:14)

Судя по тому, что неподалёку от дверей её новый протеже с кем-то столкнулся, что-то сильно пошло не по плану.
Аглатея рассчитывала, что паренёк попадётся кому-либо на глаза гораздо позже и к тому времени уже немного умерит пыл, но, видимо, не сильно недооценила, насколько чрезмерно по её меркам в Йонне кипела жизнь.

Слух у неё по-прежнему был очень чутким, поэтому она без особых усилий различила где-то позади приглушенные голоса. Один всё так же оставался экзальтированным и фонтанирующим эмоциями, другой принадлежал Бьярки... и этим, пожалуй, всё было сказано. Комментировать не хотелось, вспоминать больше необходимого о вчерашнем тёплом приёме — тоже.

От его ровного и спокойного голоса Аглатея внутренне похолодела, но пока что всё вроде бы обошлось: существо, несмотря на свой относительно юный по меркам демонов возраст, всё же умудрилось не наболтать откровенно лишнего, а потому надо было бы убедиться, что у него всё сложилось хорошо.

Она выскользнула из беседки, сметая за собой снег полами несоразмерного баньяна. Бьярки обнаружился неподалёку, у со самого входа в дом, и Аглатея уверенно направилась к нему, тем самым неуловимым образом собирая ещё большие сугробы. Перед подъёмом на веранду ей пришлось остановиться и приподнять примерно до колен своё вынужденное одеяние, чтобы вся эта снежная масса осталась позади. В таких вещах смущение ей было незнакомо.

...а наколдовать себе новую иллюзорную одежду она так и не удосужилась.

— Так, значит, ваше благородие? — спросила Аглатея негромко и замерла в лёгком поклоне, когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров. Это можно было бы счесть за издёвку, но взгляд оставался непроницаемо серьёзным. — Надеюсь, я не загораживаю вам сад. И поздравляю, барон, у вас очень одарённые слуги.

Ничьих имён она не спрашивала ни сейчас, ни тогда, да и зачем? Она прекрасно осознавая, что теперь без проблем смогла бы найти — и найдёт, определённо найдёт — своего нового питомца в Грёзах, где им никто никогда не помешает, а время будет идти по её правилам. На губах заиграла улыбка довольного сытого кота.

Вряд ли бы Бьярки удалось избежать её внимания — на беду барона, его гостья по своей природе была более чем настойчивой и, что хуже, нисколько не стеснялась своей навязчивости, если того требовало удовлетворение её прихотей. И хотя ей искренне не нравилась перемена ролей, когда неожиданно для себя именно она начинала алкать чьего-либо внимания, а не наоборот милостиво снисходить до кого-то, в остальном никаких лишних неловкостей на этот счёт Аглатея не испытывала: ей просто нравилось получать желаемое независимо от того, принесут ли его на блюдечке или придётся взять своё измором. Изводить она умела даже при всей мнимой внешне флегматичности.

После разговора с новоявленным питомцем ей отчаянно хотелось внимания, слишком уж наглядно он показал, насколько сильно за прошедшие сутки она сама изголодалась по общению. В веренице бесконечных столетий всё её существование так или иначе сводилось к неге, искусству и своеобразному интеллектуальному обмену, а в этом суровом и заснеженном краю ни первое, ни второе ей не грозило по весьма тривиальным причинам, так что упускать свою последнюю возможность она нисколько не собиралась, даже если ради этого ей придётся балансировать на морозе и ветру в чужой одежде.

Как водится — босиком.

— Он... непривычен, — после небольшой паузы признала Аглатея, взвешивая, насколько откровенную откровенность может себе сейчас позволить. В конце концов, для Элизы из Иш-Калафа морозное великолепие Йонны тоже оказалось бы в новинку, верно? — а непривычное славится своей притягательностью.

На самом деле она сама находила странным, что Север для неё до сих пор оставался терра инкогнита.
Разумеется, у неё были и подопечные из северных земель, однако, что странно, они почему-то крайне редко изображали природу как таковую — на её памяти всё по большей части сводилось к подвигам или охоте, но никак не к воспеванию местных пейзажей или чего-то такого, менее... кровожадного, что ли?

Даже легенда о роде Йоннланн намекала, что милостей здесь ждать не стоит.
А ещё — но Бьярки об этом знать было совсем необязательно — она просто боялась выйти за пределы сада, опасаясь ненужного внимания. Пока что для неё, ещё не до конца уверенной в собственных силах, это было сродни самоубийству.

Барон же тем временем снова взялся за старое.

— Вашему благородию так хочется быть укушенным? Я не хочу никому вредить, но у меня есть свои рефлексы, — в голосе сквозила смиренная, печальная покорность. Подобные замашки собственного тела стали открытием и для неё самой, но факт оставался фактом: ей инстинктивно и почти неконтролируемо хотелось защитить тело от бесцеремонных посягательств, чего бы это не стоило. Глупой, впрочем, Аглатея никогда особенно не была, поэтому прекрасно догадывалась, чего бы ей стоила подобная эскапада, а лишаться клыков, рогов или даже всей нелепой оболочки сразу у неё не было никакого желания.

Что же до руки...

— Обожглась, — и это было истинной правдой, кожу до сих пор неприятно жгло, несмотря на импровизированные снежные компрессы. Из уст Элизы это, наверно, могло прозвучать немного странно, и она поспешила разъяснить ситуацию, как могла. — Прошу прощения, в Иш-Калафских купальнях меня не пыталось обжечь большинство поверхностей.

Вот только проблема заключалась в том, что об Иш-Калафских купальнях ей было известно ещё меньше. О бытовой стороне жизни она знала мало, опираясь только на то, что так или иначе обыгрывалось в чужом творчестве, а злосчастные бани и купальни обычно упоминались в нём постольку-поскольку. Если Бьярки хоть немного знал о быте южного острова...

— Я знаю многое о легендах, но почти ничего — о верованиях твоего народа. Северные люди верят в то, что воскрешение из мёртвых возможно? — ей даже удалось с первого раза заменить существ на более приемлемых людей.
Всё потому, что лучшая защита — нападение.

Отредактировано Aglatea (2020-06-25 15:03:00)

Жёлтые глаза сверкнули в полумраке.

С недавних пор Аглатея не переносила все оттенки красного, слишком хорошо помня, как тёплая до тошноты кровь стекала по пальцам. Это тревожило, будило ненужные воспоминания, и она бы многое отдала, чтобы оставить Йонну в заснеженном состоянии — белый цвет был чист, как когда-то чисты были её одежды.
Теперь на их месте была тяжесть баньяна, окутывающая её плечи.

— Жаль, — слова почти колокольным звоном повисли в воздухе, лишний раз напоминая, что в мире смертных всё являлось временным и непостоянным, а позволять себе привыкать к чему-либо было почти непозволительной роскошью. О том, что всё это было естественной частью жизненного цикла, Аглатея предпочитала не задумываться: её вполне устроило бы существование без увядания, смерти и связанной с этим боли, а декаданс был хорош исключительно на пергаменте.

— С моей оболочкой всё в порядке, можешь поверить на слово, — разница их терминологий почти забавляла.
Для неё собственное тело было не более чем условностью, больше напоминающей клетку, отказываться от которой она не хотела только из-за... некоторых обстоятельств, не позволяющих ей прямо сейчас раствориться в спасительной Тени.
Что-то подсказывало, что Бьярки был немного более щепетилен в вопросах собственной телесности, а потому Аглатея даже не стала предлагать проверить, чем именно закончится бесстыдно близкое знакомство её клыков с чужими пальцами, но всё равно была уверена, что даже её хрупкая демоническая оболочка могла принести смертным определённые сюрпризы.
Даже таким внушительным, как Бьярки.

Думая о своём, она почти не заметила его веселья.

— Пути северного гостеприимства неисповедимы, — ответила нейтрально, ввернув в голос побольше смирения. Баньян по-прежнему искусно скрывал от мира синяки и алые следы на коже, за исключением злополучного ожога на самой кисти, и сейчас это было уже почти неважно. Куда важнее было двигаться дальше.

Казалось, ей везло, потому что Бьярки никак не отреагировал на её невольную оговорку.
Что же, Элиза, сегодня определённо был твой день. Над переменами в настроении существа ещё нужно было как следует подумать, но пока разговор постепенно возвращался в более безопасное для неё русло. Наверное.

— И попробую, — упрямства ей было не занимать. — Если боги вторят куда более безумным просьбам, почему бы им и не ответить на мою? Я столетиями ничего у них не просила, так что снисхождение было бы очень милым с их стороны.

Должны были быть и другие способы, но вряд ли о них стоило упоминать при Бьярки.

Отредактировано Aglatea (2020-06-27 23:19:03)