[nick]Etelle[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/28/7e/948/265262.png[/icon]Первый раз был... Мягким. Тот, кто купил её, не преследовал цели как-то навредить; ласка, тепло, мимолетная боль, исчезающая спустя какие-то мгновения. Толика удовольствия, смущающего и странного. Помимо звонких блестящих монет он оставил лечебные отвары, скоро изгоняющие кашель из груди. К Этель он более не приходил, но она с благодарностью — и, вероятно, с легкой, пусть и не самой правильной, симпатией, — вспоминала ту ночь.
     
Второй и третий разы оказались не столь хороши и неприятно осадили её; впрочем, она могла ожидать чего-то такого, вспоминая уже погибшую матушку и портовых шлюх. В конце концов, это работа, а она не должна быть приятной, верно? Нужно только потерпеть. Пережди, улыбнись, побудь ласковой — и тогда, возможно, эту ночь ты проведёшь в теплой постели таверны, а не в сыром пустом доме, тщетно пытаясь сохранить огонь в печи.
     
После четвертого раза Этель вернулась в дом; оставаться в том трактире, куда её привел тот клиент, было слишком страшно. Он ушел, оставив какие-то деньги, но синяки и ссадины заживали долго, а в теле, и без того слабом, движения порой отзывались болью. Она знала, что люди могут быть достаточно грубы или жестоки, но не думала, что это может случиться и с ней.
А ведь стоило бы. В конце концов, ей просто повезло, что такое не произошло с ней в первый раз. Ей повезло вдвойне или даже больше; по меньшей мере, она вернулась, и вернулась самостоятельно.
Но с улицей теперь стоило повременить.
     
Хватило всего нескольких дней в этом вечно сыром доме, чтобы кашель вернулся. Спустя неделю Этель отчаянно пыталась топить печь едва ли не постоянно, а спустя ещё одну, когда денег почти не осталось, пришло ясное осознание: если она продолжит прятаться тут, вскоре сляжет в постель. И тогда уже больше не встанет никогда.
     
Платье, в коем она обычно привечала клиентов, было безнадежно испорчено; Этель искренне жалела о нем сильнее, чем о себе самой. Растянутая лямка паршиво скользила с плеча, норовя упасть вовсе, а порванный верх заштопан не то чтобы ловко и красиво. Скорее уж бедно. Но вещи матери Этель не решалась достать из сундука, к тому же, они тем более были не по размеру. Пусть лежат. Это не её.
Но вот платок... Платок, быть может, чуть улучшит ситуацию. Серый, простой; и когда его только успели купить? Ничего. Главное, что можно обернуть плечи, прикрыть грудь, стараясь удержать кашель.
   
Теперь же можно выйти и наружу.
     
Этель не заметила, как оказалась на одной из улиц на выходе из трущоб. Но страх, неосознанный и тем поганый, пригвоздил её на месте. Она не думала об этом ранее, но... Что, если он вернётся? Что, если всё повторится?
   
Она невольно коснулась скулы, на которой некогда был оставлен синяк; он уже сходил, но отталкивающий след ещё был заметен. На лицо Этель полезла невеселая усмешка. Даже если всё будет плохо, это будет не так медленно, как умирать от легочной болезни в своей же постели. Боль проходит и уходит, это можно пережить, поэтому — двигайся ты, чертово тело.
     
— Милостивый господин, — Этель старательно улыбнулась какому-то аристократу, выглядевшему достаточно солидно. "Милостивый господин", словно бы не заметив, торопливо прошел мимо. Ещё один, другой... Кто-то толкнул её в плечо, вынуждая отойти, и страх вновь сдавил грудь, заставив девочку закашляться.
   
Тихо, тихо. Вдохни осторожно и спокойно, отмахнись от гадкого дождя. И просто... Попробуй ещё раз. Хоть кого-то.
   
Взгляд Этель на миг зацепился за белоснежные богатые меха. Такие одежды, особенно в Рекне, который славился ливнями и сыростью, было странно видеть. И понятно сразу: он не отсюда, не из этого места. И он, скорее всего, вряд ли вспомнит какую-то портовую девчонку; мало ли их тут?
   
— Господин, добрый господин, — нараспев, преувеличенно ласково, обратилась Этель к мужчине. Она не была слишком вежлива, а потому смотрела прямо на него, задрав голову вверх. На губах гуляла, пытаясь сбежать, старательная улыбка, а сердце предательски стучало сильнее с каждой новой секундой. Только вблизи с мужчиной ею начала осознаваться их разница в росте.
     
Но упрямство — и, может быть, немалая толика отчаяния, — делали своё дело.
   
— Не желает ли добрый господин провести эту ночь в ласковых объятиях?

Отредактировано Fien Thys (2020-06-25 02:22:09)

[nick]Etelle[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/28/7e/948/265262.png[/icon]"Ударит", — на секунду мелькнула пугающая, но такая ожидаемая мысль в голове, едва мужчина протянул к ней руку. Щеки едва ощутимо коснулась тёплая рука.
Страх был быстрее разума, и он, вероятно, отразился на миг в её глазах; последний все же подсказывал, что оплеухи ради никто не опускается наземь, пусть и на одно колено.
Действия мужчины преследовали иную цель; не совсем понимая, какую именно, полукровка покорно поддалась, позволяя свободно осмотреть себя.
   
"Как коню зубы смотрит".
   
Это могло бы стать достаточно обидным осознанием, но в её ситуации для обиды — или проблеска гордыни — места не было. Если так надо, то пусть. Пусть видит, что она не притворяется кем-то другим, не пытается прятаться.
     
— Верно, добрый господин, в моих, — Этель отвечала серьёзно, со спокойствием, которому училась некогда у матери, но голос звучал временами предательски рвано; речь, однако, не сбивалась. Жалела ли она о том, какого клиента нашла? Возможно, отчасти. Но пока это сожаление неосознанно диктовал страх, заложенные ранее. Точно так же она бы жалела, будь на его месте кто угодно другой, от мала до велика. Ни от кого нельзя ожидать чего-то хорошего, каждый может сделать больно, так или иначе.
   
Но деньги были нужны, как и тёплая постель. Хотя бы сегодня. Тогда, может, и промозглый холод из груди уйдет, и станет немного легче. А пока — надо просто стараться быть хорошей девочкой, послушно и улыбчивой, как всем нравится.
   
В его ладони ладонь Этель скрывается целиком; осознание разницы стучит вновь, рождая в сердце новое беспокойство. Однако отступать уже было некуда, а сбегать она не собирается — если сбежит сейчас, больше не вернётся на эти дряные улицы. И тогда уже совсем ничего не будет.
   
Этель оказывается там, где ранее не бывала ни разу. Девушек с улицы в такие места не водят; как правило, всем всегда достаточно комнаты в таверне или где ещё, чтобы не тратить сильно большие деньги.
Здесь же всё казалось слишком богатым. Слишком невозможным.
   
Полукровка чувствует тошноту, подкатывающую к горлу. Ощущение паники до добра не доводит, и ей приходится сделать усилие над собой, чтобы нацепить дружелюбную улыбку.
     
— Меня зовут Этель, добрый господин, — реверанс, не слишком-то правильный, сопровождает её слова. Она же замечает, как мужчина расстегивает пуговицы одежд, срывается с места. — Позволите помочь, господин?

[nick]Etelle[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/28/7e/948/265262.png[/icon]Этель не совсем понимает, как себя вести. В этой обстановке ей странно и непривычно, и хотя разум стремится указать на то, что всё в порядке, сердце панически екает. Сбеги сейчас полукровка, она бы и пути назад не нашла, скорее всего; заблудилась бы, потерявшись на заковыристых, вечно сырых, улочках Рекна.
Эта мысль заметно прояснила голову, успокоив Этель. Нет, возвращаться нельзя; да и что ей там делать?
   
— Хорошо, гос... Бьярки, — она вежливо склоняет голову, мысленно ругая себя за осечку; замирает, чувствуя осторожное касание. Тепло. И даже, казалось бы, почти не страшно; но руки господина, большие и крепкие, поднимают её к себе, садят на колени. Девочка буквально ощущает себя слишком маленькой по сравнению с ним; все мужчины были выше и сильнее её, и это Этель знала всегда, однако северянин, определенно, оказался бы выше и сильнее любого из мужчин.
Глупое обращение, призванное как-то разрядить обстановку, заставляет её по-дурацки покраснеть, окрашивая бледные щеки постыдным румянцем. Она старается не отвлекаться и со всем вниманием обращается к одеждам; из-за этого прикосновение к уху остается незамеченным, а платок соскальзывает с плеч, оголяя их.
     
Пальцы ловко находят пуговицы одну за другой, высвобождая их из "заточения". Едва не застопорившись на последней (Этель искренне понадеялась, что заминка не была заметна), девочка, наконец, расправляется с шубой, а после — оказывается вновь на своих ногах.
   
Ей спокойнее; кажется, она справилась не совсем уж плохо, и мужчина пока не выглядел недовольным или злым. Паника понемногу теряется, и полукровка незаметно поглядывает по сторонам, уже больше интересуясь окружением и обстановкой, чем раньше. На миг её внимание приковывает к себе снедь и алкоголь. Во рту появляется слюна; может, удастся чего поесть сейчас или потом? Даже если достанутся остатки и только утром — это было бы очень хорошо.
   
Бьярки подталкивает полукровку к какой-то двери, отвлекая её от мыслей о еде. Этель послушно проходит внутрь, моргает непонимающе. С такими вещами она не знакома; вроде и ванна, только не деревянная, а вроде и не совсем. Какие-то детали, труба... Кусок ароматного мыла. Вероятно, как-то здесь надо искупаться, только где вода?
Девочка переминается с ноги на ногу, не решаясь позвать мужчину. Рассудив, что терять нечего (даже если сломает что-то, что взять с уличной девки? Можно прибить, да только смысла в этом немного), она резко крутит причудливые механизмы. Вода с силой бьет о ванну, одновременно удивляя и пугая Этель; она оступается, гулко шлепается на пол, не издавая ни писка.
       
От воды начинает идти пар, а на пояснице, которой она приложилась об пол, проступает новый синяк. На него полукровка не обращает никакого внимания — ей куда интереснее ванна, заполняющаяся горячей водой. Этель не думает слишком долго; долгожданный шанс погреться выглядит слишком привлекательно, поэтому платье летит вниз, как и нательное белье, а сама девочка с замиранием сердца забирается в ванну.
Тепло окутывает с головы до пят, даря приятный покой; единожды Этель заходится в приступе кашля из-за пара, надеясь, что его не было слышно. Ей не хотелось оказываться на улице сейчас.
       
Она не знает, сколько времени проводит там, но вода успевает немного остыть, а кусок мыла выглядит уже не столь привлекательно, как раньше. Полукровка осторожно выбирается из воды, с сомнением осматривает свои одежды. Ей кажется не совсем правильным надевать грязное белье на чистое тело, но других вариантов она не видит. Разве только...
   
— Гос... Я закончила, — Этель выглянула из-за двери, не решаясь выходить сразу. Собравшись с силами, она показывается вся, правда, совсем нагая;  стеснение в груди оказывается столь велико, что она торопливо пересекает комнату и садится на край постели. Но не делает ни единого движения в сторону Бьярки: тот, по всей видимости, занят книгами.

[nick]Etelle[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/28/7e/948/644265.png[/icon]В комнате тепло; Этель искренне наслаждается этим, невзирая на собственную наготу. Ей не холодно, а воздух на удивление скорее сух, от рекнской сырости нет и следа. Это неудивительно; за такие деньги (она лишь могла попытаться представить, за какие именно), что гостиница сдирала с посетителей, хозяева вполне могли позволить себе и хорошую древесину, и разномастные лаки, уберегающие от местного климата.
Боль в груди утихает, отступает и холод, и она наконец-то может сделать цельный глубокий вдох, не закашлявшись. Эта маленькая деталь заметно влияет на её настроение; девочка позволяет себе улыбнуться искренне, задумавшись на миг о чем-то своем.
     
Очередное касание отвлекает Этель; она прикрывает глаза, жмется к руке щекой, ожидая, видимо, поцелуя. Нельзя забывать, для чего она здесь, верно?
Поцелуя, однако ж, не следует, вместо этого Бьярки на миг опускается к её шее. Становится невыносимо щекотно, от неожиданности полукровка жмурится сильнее и трогает мужчину за плечо; инстинктивно ей хочется отпихнуть его, пусть и не грубо, но она пересиливает секундное желание. Просто было слишком щекотно. Не к этому она готовилась!
   
Северянин не идёт дальше, более того, отстраняется, и полукровка недоверчиво приоткрывает глаза; недоверие сменяется удивлением — и даже, пожалуй, каким-то детским непониманием, — когда мужчина указывает ей на еду и уходит. Конечно, не насовсем, всего лишь ополоснуться, но этих минут ей хватает для того, чтобы без стеснения приняться за булочки. Какой у них был вкус — Этель не скажет никогда. Слишком спешила, запивая каждый кусок жгучим напитком.
   
Коньяк поначалу идёт плохо; девочка кашляет, горло обжигает сильно. Но с каждым новым глотком становится легче, и внутри потихоньку разгорается огонь.
Конечно, она пила алкоголь и раньше, а потому знала, что от него может быть. И как он может облегчить (или ухудшить — иногда) ситуацию. Сейчас он ей на руку — так будет проще, спокойнее, тело станет податливее, а разум затуманится. И сегодняшняя ночь, даже если её вновь побьют, запомнится скорее как сон, а не как реальность.
     
Бьярки находит Этель не совсем в простой позе; Этель не слишком довольна количеством алкоголя, ей кажется, что нужно чуть больше, чтобы стало совсем хорошо. Крепость коньяка, особенно на голодный желудок (булочки не спасли), успела ударить в голову, а отсутствие клиента слегка раскрепостило её; поэтому сейчас девочка находилась на другой половине кровати, на её краю, стремясь дотянуться до стола с бутылкой. Почему-то вариант "встать и взять" не рассматривался — опускаться босыми ногами на пол удивительным образом не хотелось.
   
Она замечает Бьярки лишь тогда, когда он сам перехватывает бутылку, чтобы налить коньяка себе. Его нагота её не смущает — ей уже знакомы мужчины, но само тело зачаровывает, приковывая взгляд к себе. Этель принимает более смиренный вид, садится, подтянув одно колено к груди. Рассматривать господина она не перестает, не замечая, что и на неё тоже обращен пристальный взор.
   
Белая копна волос, превращающаяся в настоящую гриву, кажется мягкой, ярко контрастируя со смуглой, полной шрамов, кожей. Хочется коснуться, но она себя одергивает — хватит, без того показала себя не в лучшем свете.
     
— Не боюсь, — не совсем искренне, но всё же честно отвечает Этель. Его она не боится; по меньшей мере, сейчас — нет. Было ли то влияние алкоголя или же Бьярки успел дать понять ей, что не опасен, но былых страхов она пока не испытывала. Пугала лишь боль, однако сейчас-то больно не было, ведь так?

[nick]Etelle[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/28/7e/948/644265.png[/icon]Этель провожает бутылку алкоголя с некоторым сожалением; будь она лучше знакома с Бьярки, будь они в иных отношениях, нежели покупатель и девка с улицы, она бы даже высказала обиду. Шутливую, а всё же. Но здесь такого не позволено, да и о том не думалось. Может, удастся допить позже, как северянин уснёт.
     
Ноги касаются пола — Бьярки поднимает её с постели, направляя и указывая; полукровка сдерживает желание поморщиться, избежать как-то взаимодействия с прохладной поверхностью, — вернуться бы на кровать! — и опускается на колени перед ним. Так удобнее, достаточно лишь выпрямиться.
     
Её руки касаются осторожно и удивительно ласково; кажется, этого хватает, чтобы тело мужчины отозвалось. Этель прикрывает глаза — это спасает от изрядной доли смущения. Всё же опыта у неё не так много, чтобы делать всё с улыбкой, без капли стеснения или неловкости, но она памятует, что и ничего плохого в её действиях нет.
Вслед за тонкими пальцами и теплыми ладонями в ход идут губы. Поначалу это напоминает больше поцелуи, чтобы дать привыкнуть не столько Бьярки, сколько себе; её не торопят, значит, такие маленькие прихоти ей позволительны. Вскоре она пускает Бьярки глубже, внутрь, касаясь кожи мягким языком. Вкуса она не чувствует; на языке лишь горячо и липко, и, может быть, чуть горьковато от привкуса выпитого ранее коньяка.
   
В какой-то момент мужчина начинает направлять Этель рукой, и та послушно поддаётся; всё же она не может знать, какой темп будет приятнее, но зато может делать то, что от неё хотят. И как хотят.
   
Когда Бьярки кончает, полукровка наконец ощущает вкус, однако отстраняться не спешит. Она чувствует, что её придерживают, пока во рту пульсирует, и памятует о словах первого клиента — не спешить, дать насладиться сполна. Удовольствие не появляется резко и столь же резко не обрывается, об этом нельзя забывать.
   
Высвободившись, она ненароком садится на холодный пол, переводя дыхание. Автоматически берет пустой стакан из рук Бьярки, после коротких действий отставляет его куда-то в сторону — кажется, под стол, — и поднимает на мужчину чуть вопросительный взгляд, словно ожидая дальнейших пожеланий.
   
Он поднимает её к себе, куда она идёт с некоторой толикой удовольствия и даже жмётся к нему сама; северянин тёплый и чистый, это тепло греет и её. Только вот не достает Этель ни до шеи, ни до, чего уж говорить, лица мужчины. Слишком велика разница.
Это не мешает ей попробовать коснуться губами его груди, оставляя горячий влажный след. Но что ей определенно мешает, так это сам Бьярки, скользнувший руками промеж ног. Рефлекторно Этель пытается их сдвинуть, чувствуя, как предательский жар, — отнюдь не от алкоголя, — бежит по низу живота, перехватывает дыхание. Усилием воли она чуть приподнимается на коленях у мужчины, давая возможность коснуться себя. Лбом Этель утыкается Бьярки в грудь, спасаясь от желания прикрыться и едва слышно выдыхая ртом.
     
Что же... Похоже, он и в самом деле не собирался делать больно. Но, наверное, действия требуются и от неё?
     
Она опускает руку ниже, соскальзывает пальцами по внутренней стороне бедра мужчины. Обхватывает мягко, нежно, вновь повторяя те движения, которые проделывала ранее.

[nick]Etelle[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/28/7e/948/644265.png[/icon]Этель не совсем понимает Бьярки и то, что он делает; было бы правильнее сказать, что сейчас она не понимает его вовсе. Но она послушно поддается всему, что он ей говорит, и отвечает ему непривычно смущённой улыбкой, самой искренней и настоящей из тех, что были сегодня.
Он слишком добр и ласков к простой уличной девке; однако Этель, в свою очередь, чувствует нарастающее возбуждение в груди и внизу живота, и оттого позволяет себе открыться перед ним, перед этим странным мужчиной.
   
Ей не страшно; только щекотно иногда от белоснежных волос, ниспадающих на кожу, тяжеловато от ласки там, внизу, беспокойно выше. Она невольно жмурится, не решаясь вцепиться в Бьярки — цепляется тонкими пальцами за простыни, выдыхая неслышно; ей стыдно за редкие стоны, срывающиеся с губ, они ей кажутся такими громкими и неправильными. Ведь это неправильно, если ей приятно? Это она должна делать хорошо ему, а не наоборот. Но против наказа северянина Этель не идёт, и потому не порывается сбежать из-под рук и поцелуев, чтобы ответить тем же. Впрочем, ответить на поцелуй всё же удается — у Бьярки даже он выходит не таким, как у всех остальных, и полукровка не может сдержаться, оставляя на его губах мягкий влажный укус.
   
Этель хорошо и невероятно жарко; в какой-то момент она чуть выгибается, поддается вперед, касаясь на этот раз самого Бьярки, а не постели. Она неосознанно сжимает его руку, когда наконец избавляется от накопившегося сладостного напряжения и прерывисто вздыхает. Силы пропадают в считанный миг, оставляя лишь приятную сонливую усталость и мягкую податливость.
   
В ответ на слова мужчины Этель кивает, прикрывает глаза рукой; если ей будет больно, быть может, не удастся сдержать слез, а они сейчас совсем не нужны. Для страха места всё ещё нет, и беспокойство в животе не рождается то тех пор, пока Бьярки не начинает проникать внутрь. Девочка сжимает край подушки; это и вправду больно. Но не настолько, чтобы заставить её плакать. Неприятные ощущения держатся недолго, уступая место непривычной тяжести, тесноте.
     
Ритмичные осторожные движения постепенно находят отклик в её теле, и хоть повторное возбуждение накатывает не с прежней силой, куда медленнее и сложнее, Этель вновь становится жарко.
Но речи об удовольствии пока не шло; для новой волны приятного звенящего напряжения чего-то не хватало.