Невозможно было сказать, сколько времени прошло с тех пор, как Эдж нашел свою жрицу на алтаре. Секунды тянулись годами, минуты – столетиями, а часы вечность. Юноша не мог оторвать взгляд даже на окно – мир все равно потерял всякий свет для него, мрак обступил их со всех сторон. Он провел недвижимо возле кровати, не смея даже дышать, боясь пропустить ту малую искру, что может вернуть ее к жизни… Нет, не к вернуть – она однозначно жива, бог милосердия не мог вот так просто оставить умирать свою верную последовательницу на собственном алтаре! Он всегда видел в ее глазах отражение самого Харуна!
И тем не менее, она не двигалась… Он не чувствовал ее дыхание, не чувствовал биение сердца… Или чувствовал – трудно было опознать обман собственных надежд. Конечно, оно бьется… Особенно сильно тогда, когда он прикладывал к ее груди ухо. Точно, вот же, бьется!
Покинуло ее тело и тепло… Или – это мертвенный холод морозного дня так действовал? Ведь он нашел ее, почти обнаженную, на каменном алтаре! Юноша не придумал ничего умнее, нежели использовать все свои одежды и спальные принадлежности, дабы укутать девушку. И ждать, когда же она, наконец, откроет глаза…засмеется, вновь назвав его дурашкой и стукнув по лбу, ласково улыбнется…как прежде.
Но она не вставала. Не смеялась, не называла, не открывала глаз, не дышала. А доверить ее кому-то не было еще он не смел – жрицы оставили свою сестру, пытались отговорить его самого. Они явно что-то знали. А ведь именно они должны были всем помогать. Как она. И он неустанно ждал, когда сможет помочь, каждую секунду, что тянулись в года, каждую минуту, что тянулась в век, и каждый час, что тянулся в вечность. Невозможно было сказать, сколько времени прошло с тех пор, как Эджи нашел свою жрицу на алтаре. Мир словно замер в том же трауре, что испытывал сам юный лорд.

Понимание того, что просто ждать – безумие, пришло к нему одним утром – трудно было сказать, каким по счету. Жажда сухой хваткой скрутило его горло, сделав невозможным даже те еле осязаемые вздохи. И хотя спазм отпустил довольно скоро, это послужило запуску хоть каких-то мыслительных процессов – ведь она тоже была живой, тоже нуждалась в воде…еде…лекарствах!
Маниакальное безумие завладело юношей – выходит, если кто и мог убить девушку, так это он сам! Проклиная себя перед всеми богами, юноша поспешил в деревню, завалив расспросами трактирщика о целителях, травниках и остальных, кто могли помочь. Снова вспомнил, что девушке нужна вода, поэтому буквально схватил первый попавшийся кувшин, как оказалось, с молоком, и бросился обратно в комнату, начав смачивать ее губы живительной жидкостью…вновь совсем забыв о себе.
Чудом не додумавшись утопить, Эдж все же решился отставит девушку и отправился в деревню, в поисках любых вещей, что могли помочь. Пришлось даже разбудить семью знахаря деревни. Увы, главы семьи дома не было – он отправился за травами. Поэтому ничего не оставалось, кроме как оставить целое состояние у его жены, забрав все возможные травы и коренья, которые могли бы помочь – кажется, травница так и не поняла, о каких симптомах рассказывал юноша. Но очень старалась помочь, предлагая все новые и новые снадобья. Воистину, Харун направил эту женщину ему на помощь. Но задерживаться юноша не смел – собрав почти все, что было у знахарки, он поспешил обратно к Вивиан, надеясь, что не успел за это время потерять ее на совсем.

Он мчался на пределе своих возможностей, боясь потерять хоть миг - он и так потерял непростительно много времени. Сколько его не было рядом? Час? Два? Какая разница - его не было вечнось. Быдь может, он нужен ей прямо сейчас... Испускает последний издох, без него, своего рыцаря! Все эти мысли заставляли мыштцы работать на пределе возможностей. Должно было быть, в любой другой ситуации это приносило бы адскую боль - но не то страх потерять ее стал болевым барьером, не то сказывался недосып, но он не чувствовал боли - тяжесть, что непростительно замедляла его - да. Но боль... Боль была только в сердце!
И вот показалось здание таверны - то самое, где он оставил ее. Такое тихое этим утром - часть постояльцев уже наверняка покинули это место. Остальные еще сладко спали, даже не дагадываясь о той трагедии, что постигла беззащитную жрицу. Ту, которая не смогла бы даже глаз сомкнуть, постигни хоть кого-то из жильцов небольшая проблема. Вот она, справедливость этого мира - те, кто посвящает себя служению мира, уходят в небытье - кто вспомнит молодую жрицу, еще совсем недавно несшую надежду нуждающимся? А она наверняка помнила всех!
Нет, прочь страшные мысли - ее не надо помнить. Ее будут знать - как живое воплощение всего самого доброго и важного. Живое! Окрылнный этим заключением, он практически вспарил по лестнице, ведущей в снятую им комнату, и птицей влетел в комнату.
Представшая ему картина могла как и убить все надежды юноши, так и укрепить их пуще прежнего - Вивиан, его прекрасная совушка, явно пыталась подняться с кровати! Статься, в ней теплились еще жизненные силы! Но не покинули ли они ее, когда она, открыв глаза, обнаружила себя одну? Не увидев тех, кто ею дорожит, не смирилась ли она с мыслью, что с ней простились? Нет! НЕТ!
-Вивиан! - звонко прокричал юноша, просившийся к раскинувшемся на полу телу девушки. Ни теряя ни мгновенья, он поднял ее на руки, что оказалось разительнее сложнее, чем обычно, и опустился с нею на кровать, с надеждой смотря в ее лицо.
-Нет, нет, нет... Я должен был быть рядом. Вивиан, свет мой неноглядный, очнись...Прошу тебя, очнись!
Слезы заструились по его скулам - неужели он подвел ее? Неужели, пойдя на поводу у своих страхов, он упустил тот короткий миг, в котором она нуждалась?! Нет! Она очнется вновь...И в этот раз он не оставит ее...Больши ни за что не оставит!
И вновь позабыв обо всем - о травах, что он так непростительно долго искал, о воде или еде, в которых нуждалась не только она но и он сам, ведомый лишь горем, он долго сидел с нею, прижимая к себе ее обмякшее тело, надеясь, что его собственное тепло...да что там тепло, его жизненная энергия помогут ей вновь придти в себя.
-Боги... Прошу вас...верните...верните ее мне! Я заплачу любую жертву!