https://forumstatic.ru/files/001b/5c/a8/10403.css?v=6 https://forumstatic.ru/files/001b/5c/a8/47979.css?v=5 https://forumstatic.ru/files/001b/5c/a8/80317.css?v=10 https://forumstatic.ru/files/0018/28/7e/89598.css?v=4

Fables of Ainhoa

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Fables of Ainhoa » Нынешнее время » 21.01.1204. The golden thread of fate.


21.01.1204. The golden thread of fate.

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

https://forumupload.ru/uploads/0018/28/7e/1139/t675095.jpg

На заре января 1204 года, боги переплели меж собой две судьбоносные нити.
Золотую — идущую от сердца того, кто ищет спасения, и бесцветную — привязанную к душе той, кто прошла сквозь тьму, сохранив невинность.
К чему приведут две сплетенные нити? Покажет лишь время.

Услышь натянутые струны наших судеб

Отредактировано Shaerrawedd (2021-01-23 20:28:07)

+5

2

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/28/7e/883/982946.png[/icon][status]effloresce[/status]Тьма подступала близко.
  Ласково касалась его бледных тонких пальцев, словно спрашивая — не хочешь больше танцевать? — и учтиво отступала, освобождая место: вот только ноги были перебиты бессильной яростью, и не мог ни шага ступить. Тогда тьма, мягко улыбаясь, снова делала шаг навстречу и тянулась к его шее, властно сжимала её в своей смертельной хватке, пока не терял последнее дыхание и не соглашался снова уступить ей. Потом она пропадала, и он подолгу приходил в себя, бессильно сжимая кулаки. Огненным клеймом горел старый шрам на загривке, и он зажимал его ладонью, отсчитывая часы до того, как снова поддастся зависти. Ожидание собственных грехов было самым тяжелым.

  Все эти годы Роанн бежал. Наверное, от себя самого; он уже не помнил, втайне надеясь, что Тень была лишь страшным проклятием, отравой, от которой непременно получится найти противоядие. Где-то там есть другой он, который имеет право на счастье; осталось только освободиться от тяжелых цепей, сковавших по рукам и ногам. Был он заперт, да не было у клетки его дверцы.

  Ему снилось, что он тонет. Стремительно опускается на дно, и опустевшие легкие обжигает огнем, а когда темный мир перед глазами окрашивается в черный — тогда рядом всегда появлялся Роанн. Настоящий, не жалкая подделка; с блестящими зелеными глазами, золотыми кудряшками, курносый, ладно сложенный. Роанн протягивал к нему руки и шептал одними губами: задержался ты на этом свете, но я всё равно смог тебя дождаться. И он хотел ему что-то ответить, хотел попросить прощения, но, как и тогда, только беспомощно молчал, растеряв свой нежный голос.

  Он просыпался от собственного крика. Бешено стучало в груди золотое сердце, напоминая о тех счастливых днях, когда для этого волнения были только приятные причины; зажмурившись, подолгу сидел, беспомощно обняв свои колени, и представлял, что снова на плечи легла смуглая рука, что снова окружили успокаивающим теплом, без слов говоря — я рядом. Грубоватые от работы пальцы ласково гладили по щеке, и демон ощущал прикосновение теплых губ к скуле; поправлял заботливо тонкую красную ленту, которую привык носить на шее, боясь потерять, и заводил кто-то тихую-тихую песню без слов, убаюкивающую и укрывающую от целого мира. Но когда Роанн, уже почти поверив в желаемое, открывал глаза, рядом никого не было.

  Каждое утро он поднимался так рано, что все случайные попутчики или постояльцы трактиров еще спали, седлал своего вороного и выезжал с рассветом. Неизменно прямая осанка, гордо поднятая голова, легкая задумчивая улыбка на узких губах — ничто не выдавало усталости и отчаяния, пускающего корни в хрупком сердце, кроме того, как сжимал в руках поводья до побелевших костяшек, будто цеплялся за спасительную золотую нить, единственную, что связывала с жизнью. Не знал, куда ведёт, подозревая только о том, что случайно слишком уж запутали её; лишь бы не насовсем. Больше у него всё равно ничего не было, кроме слова на запястье да своего имени.

  Дни сменялись днями. Были те, когда бороться с тьмой становилось невозможно, и он поддавался вечному голоду. Были те, когда почти оправлялся, мог улыбаться, заставлял себя поесть обычную еду, от которой, правда, лучше не становилось — он вновь не чувствовал вкус. Спать не удавалось никогда, и порой, укрывшись от чужих взглядов, он позволял истощенному телу принять истинный вид, и, безотрывно глядя в зеркало, проводил самым кончиком пальца по темным кругам под глазами, будто можно было смыть их, трогал впалые щеки или потускневшие коротко остриженные волосы, до сих пор не способный поверить, что это и есть он. В сердце наступила зима.

  Каждое утро люди то в одном, то в другом городе видели златовласого всадника с легкой задумчивой улыбкой. Невольно останавливал на себе взгляд: казался настоящим аристократом, одним из тех, что словно из другого мира пришли, не коснуться рукой, не заговорить запросто. Почему-то казалось, что если заговорить — не услышит; на самом деле так оно и было. Роанн всегда был погружен в свои мысли и жил как по привычке, не всегда понимая, сколько времени уже прошло, думая только о том, сколько еще осталось. Иногда не останавливался на ночь, переводил коня на шаг и смотрел на дорогу пустым взглядом. Оживлялся только тогда, когда можно было попробовать очередное противоядие — бесполезную молитву одному из богов или очередное заклинание. Бессмысленно; ответ был близко, но не видел его, будто вместе с силами и страстью к жизни и зрение потерял.

  Он методично обыскивал один город за другим, иногда словно просыпался от долгого сна и понимал, что напряженно искал ответ на свой безмолвный вопрос в глазах прохожих, но его никто не знал. Когда черные пальцы тьмы привычно ложились на его беззащитную шею, чтобы в очередной раз подтолкнуть к краже, Роанн закрывал глаза, позволяя ей на время взять верх над его телом. Лишь бы не видеть. Думал: лучше бы лишился всего мира — было бы легче; вот только и взаправду лишился его.

  Роанн смотрел прямо перед собой. Где-то на задворках сознания понимал, где находится, знал, куда и зачем идёт. Но ему почему-то казалось, что это не он идёт, чужие руки видит перед собой; сам Роанн — Золотарник — спит где-то, мучается от кошмаров, но не может проснуться. Досадовал невольно: где ты, обещавший защищать, почему не можешь разбудить меня? Ответа не было.
  Он рывком поднялся выше, и из-под каблуков сапог просыпался дождь из камней. Роанн бросил быстрый взгляд через плечо, словно чтобы удостовериться, что никто не идёт за ним, и, ухватившись за крепкую ветку, подтянулся выше. Оказавшись на вершине холма, он огляделся; ему удавалось "голодать" уже четыре месяца, и теперь ноги сводило от усталости. Его это не тревожило, скорее наоборот; любая боль служила напоминанием, что к нему понемногу возвращается человечность.
  Устало завалившись вбок, он позволил себе устроиться на скале. Машинально отряхивая брюки, перепачканные дорожной пылью, Роанн мельком поглядывал вниз, где под ногами простирался Небесный брод. Где-то в стороне мерно раскачивался мост; в воздухе витала сырость. Ветер ласково перебирал короткие бледно-золотистые волосы, и Роанну приходилось то и дело закладывать выбивающиеся прядки за ухо. Вокруг — какая-то священная тишина. Он шумно вздохнул и потер согнутым пальцем щеку; черная кожа перчаток, плотно облегающих ладонь и подчеркивающих хрупкость запястья, оказалась на ощупь неприятно гладкой и прохладной, и демон непроизвольно поморщился. Мог бы снять, вот только боялся снова увидеть испещрённую золотыми трещинами белую кожу.

  При себе у него почти ничего не было, кроме нескольких памятных вещей в сумке за спиной да небольшого кисета с золотыми монетами. Демонам не нужен был ни сон, ни еда; чем дольше он откладывал новую кражу, тем быстрее истощался и всё больше нуждался в них. Ему хотелось спать, и теперь, чувствуя лишь незримое присутствие ветра, Роанну подумалось, что, наверное, здесь он мог бы заснуть. Но он, пригнувшись, уперся кулаком в подбородок и неотрывно смотрел на простиравшийся пейзаж, изучая узкие синие вены рек и крупные зелено-коричневые созвездия деревьев. Перед ним словно была разложена карта, уголки-края придавлены крупными скалистыми островами, чтобы не сворачивалась; если бы захотел, мог проследить пальцем свой путь; вот только теперь, как было всякий раз, когда останавливался, чтобы передохнуть, снова наваливались мысли. Тяжелые, шумные, как стервятники, чувствующие запах скорой добычи; о том, что нет у его путешествия конца.
Была его цель так же близка, как луна в ночном небе, да не дотронуться руками.

+4

3

Пронизывающий до самых костей хладный ветер кружил в ослепляющем вальсе тысячи белоснежных звезд, что орошали млечными путями крыши храма. В одиноком его завывании был слышен шепот деревянных табличек, что хранили в себе желания людей, открывавших здесь свою душу и сердце. На чистом снежном покрове были видны следы от множества дзори, хотя солнце еще даже не взошло на небосвод и только начало ласкать землю своими золотистыми лучами. Воздух наполнял сладкий аромат тлеющих трав, такой родной и теплый. Где-то внутри глухим эхом раздавались далекие хлопки — кто-то возносил свою молитву. Но здесь, в саду, она находилась одна. В своем истинном обличии она стояла перед алтарем, склонив голову и сложив руки в молитве. Длинные белоснежные волосы сверкали от падающего снега, что холодными каплями ниспадал с ее влажных локонов. Змеиный хвост ее лежал на холодной земле, свернувшись кольцом, а кимоно плотно облепило влажной тканью ее истощавшее тело. Она была похожа на одну из тех фигур, что обычно ставят в молебнах. Столь же неподвижная, невинная и покорная.

  Голова ее была чиста от чуждых мыслей, и весь дух ее был обращен к небесному. Она не просила ничего, кроме его благосклонности. Находясь в неком отречении от мира, когда дух и сознание ее теряют ощущение реальности, переходя божественную грань, она вновь коснулась будущего. Каэлли, объединив свои объятья с Лирой, провели ее по осколкам еще не сотворенного. Она видела конец черной нити, лежавшей в снегу. Взяв его в руки, она пошла за ней, как в сказке про хлебные крошки и волшебный клубок. Чем дальше она шла, тем светлее становилась в ее руках нить. Под конец она обратилась в золото, ибо кто-то, кто сидел на высоком холме Небесного брода ронял на нее свои золотые слезы. Когда Шэр подняла голову, нить обвила ее запястье, став бесцветной, и устремилась ввысь, обволакивая чью-то изнывающую златую душу. Стоило ей моргнуть, как все рассыпалось на тысячи кровавых осколков, а где-то внутри, словно из глубин ее собственной души, послышался детский крик: «прах к праху, пепел к пеплу!».

  Сердце ее преисполнилось тревогой, и она раскрыла свои полуслепые алые очи. Забредший в Небесный брод заплутавший дух, что орошает землю своими златыми слезами, тянет к ней руку, взывая о помощи. А значит — ей пора в путь.

  Шаэрраведд распрямилась, приложив пальцы к холодному злату на ее груди, обратив хвост в обнаженные тонкие ноги. Неловкими движениями, по раскаленно-ледяному снегу она шла босыми ногами внутрь храма, собираясь оповестить настоятеля о своем скором отъезде. Увидевшие ее монахини и жрецы, хлопотливо накинули на нее теплое сухое кимоно, что-то заботливо лепеча себе под нос. Но она не слышала их голосов, она думала о крике из недр своей души, чей голос так был похож на ее. Те самые слова, которые она в ненависти говорила когда-то, когда жила в своем племени. Темные, мрачные воспоминания, похожие на черную желчь, что сочилась из самого сердца.

  Настоятель также смотрел на нее озабоченно-заботливым взглядом, как и все здесь. Но они привыкли, что змее не были страшны ни снег, ни гром, ни ливень. Она могла стоять за молитвой в любое ненастье, и ни один мускул не дрогнет в ее столь тонком теле. Она лишь послушно переодевалась в сухое и с благодарностью принимала горячий зеленый чай, выслушивая ворчание ее старика. Почему ее? Потому что он был ей как отец. Нет. Он и был ее отцом. Никакой другой семьи у нее никогда и не было.

  Ей также стоило заглянуть во Двор зеленого Кирина, что находился в паре метров от храма. Все же, она выходила на свое задание как Кирин, и старшим необходимо было знать, в каких землях она будет, что ее туда ведет и как скоро она вернется. Она заглянула к старейшинам, и, приклонив голову, рассказала о своем видении. Мудрецы думали над тем, чтобы отправить с ней еще одного Кирина, ибо их тревожило нажье видение, на что она мягко ответила, что хочет отправиться в это путешествие одна, ибо чувствует, что того желают боги. Ее чутье и невероятная близость к божественному миру никогда еще не заставляли в себе сомневаться, поэтому старцы лишь кивнули, давая свое добро на этот поход.

  Перед самым отъездом она зашла в обеденную, поскольку не хотела ехать с пустыми руками. Очень часто оказывается так, что нуждающимся в ее добродетели не хватало не только ее магических способностей, но и обыкновенного куска мягкого пшеничного хлеба. Поэтому она занялась приготовлением традиционного бенто для неизвестного гостя: отварила рис с овощами, приготовила и нарезала омлетный рулет, положила несколько свежих овощей, онигири, и, наконец, нарезала мясо. Такую же порцию она сделала для себя, поскольку времени поесть она себе не давала — любая минута была слишком драгоценна, ведь она не знает, с чем ей предстоит столкнуться. Спецаильные травы, что хранили в храмовой лавке, помогали блюдам держаться свежими долгое время, что было важным, во время путешествий.

  До Небесного брода был довольно протяженный путь, особенно, если она не знает, куда точно лежит ее дорога. Все что у нее есть — лишь очертание холма, что возвышается над обнаженной россыпью деревьев. Ей предстояло добраться до иного материка, но она была привыкшая к столь неблизким поездкам. Путь Кирина довольно часто приводил ее с учителем в земли Небесного брода, когда в том была необходимость. Хоть районы Империи и поделены между тремя Дворами, все же, многие придерживались веления божьего — и, если боги послали гонцов с другого Двора — значит так суждено. Некоторые, конечно, относились ревностно к своим владениям, но все Кирины — представители одной Организации, они — одно целое.

  Но каждый раз, как ей приходилось возвращаться в родные земли, сердце ее не знало покоя. Взгляд ее алых очей потухал, предаваясь тленным воспоминаниям своего покрытым ранами прошлого. Каждый раз она подсознательно боялась, что вновь встретит в этих землях тех, кто набивал ее глотку землей. Призраки прошлого мелькали в отражении окон ее повозки, пронзая все ее нутро мелкими тонкими иглами. Ночами она не могла сомкнуть очей, молча глядя в расплывчатые лесные тени, боясь увидеть там змеиные хвосты. А когда ей все же удавалось заснуть, страшные кошмары пробуждали ее, заставляя задыхаться от удушья призрачных рук. Чем ближе они были к Небесному броду, тем страшнее и ярче были ее сны. В крике птиц она слышала скулеж забитого щенка. В стрекотании цикад — скользящую землю в ее могилу. Каждый сантиметр ее тела сотрясался в страхе и беспомощности. Ночами — она была беззащитна. Но так вышло, что только ночью она может подолгу находиться на улице, не боясь быть обожженной солнечным светом. Альбинос — дитя бесцветное, белоснежное, не терпящее касание тепла. Но ночь также гонит ее от себя, словно нелюбимое дитя. Шаэрраведд привыкла. Она давно не видела сладких грез, и давно не предавалась крепкому безмятежному сну. Ее дух был настолько к тому привычен, что ей удавалось оставаться спокойной и уравновешенной с восходом солнца, даже если поспать удалось несчастные минуты, а за спиной плясали безумные творения ее воображения.

  Оказавшись в землях Небесного брода, она сошла с повозки, не забыв наградить извозчика золотой монетой за то, что он провел с ней этот путь от начала, до самого его конца. Теперь, среди чуждо-знакомых земель, ей оставалось найти тот единственный холм, на котором скитается златый демон. Ее ноги обратились в змеиный хвост, ибо не было нужды более в небольших человеческих ножках, на коих она до сих пор стоит неуверенно и шатко, подобно новорожденному олененку, что только встал на свои тонкие ноги. Со своим родным хвостом она чувствовала себя куда более уверенно и полноценно.

  Она ползла по лесу, ведомая лишь своими инстинктами, лелея надежду, что не столкнется по пути с призраками своего прошлого. Но ведь Каэлли не допустил бы этого, верно?

  Словно прикованная к чему-то нитью, она шла вперед, столь уверенно, словно ее действительно что-то вело за собой. Где-то вдалеке, на фоне белоснежных снегов, она увидела яркое злато на холме. Перед глазами, невольно, встал фрагмент из ее видения, где ее руки сковывает нитями, и привязывает к «ищущему» на холме. Она стояла на том самом месте, с которого видела это место в своих видениях пару дней тому назад. В груди взволновалось от предстоящей встречи сердце. Обычно. Такого не случалось с ней. К путникам ее всегда вело спокойствие и умиротворение, но сейчас… что-то внутри подсказывало ей, что ее ждет куда большее, чем новая встреча и помощь заплутавшему на дороге судьбы гостю.

  Она тихо, по-змеиному, забралась на холм, не издавая и шороха. Чем ближе она становилась к златому демону — тем яснее видела его очертания. Перед ее полуслепыми глазами вырисовывался силуэт обычного хрупкого юноши, что задумчиво смотрел с холма на расстилавшийся внизу лес, повернувшись к ней спиной. Дабы не испугать его своим внезапным появлением, она аккуратно подползла сбоку, остановившись параллельно юноше, так же, как и он, глядя куда-то вперед, с легкой, мягкой улыбкой на лице.

— Меня привели к тебе боги. Они с-считают, что я смогу навести тебя на правильный путь, который так ищет твоя душа. Поведаешь, чего ты так жаждешь в наших землях, что даже небеса ус-слышали твой зов? — Она говорила спокойным, ровным тембром, так, как говорит мать со своим дитя. Ее голос был умиротворяющим и тихим, обнажающим то благое состояние, в котором пребывала ее собственная душа, прошедшая столь много, что все, что ей оставалось — смиренно наблюдать за движением мира и течением собственной жизни, с той непредвзятостью, что свойственна многим духовным наставникам и мудрецам.

Хочешь знать, что будет вкушать твой дух?

Отредактировано Shaerrawedd (2021-02-01 04:09:22)

+4

4

Холодно. Так холодно.
  Наверное, обычно он бы пожелал ничего не чувствовать. Так было бы гораздо проще; исполнять свою неясную и малозначительную роль в мире, ведомую одним богам, и не думать. Но красная лента, обнимающая за шею, служила напоминанием об обещании не сдаться; даже тогда, когда надежды почти не осталось. Благодаря ей он изо дня в день повторял себе, что это не было сном. Ради этого стоило бороться.

  Но теперь его захватило странное, неприятное осознание: он больше не знал, куда идти. Все эти годы что-то заставляло его вновь и вновь просыпаться и идти, петляя, путаясь, возвращаясь; думал: шёл по путеводной нити, да оказалась — паутина это. Но сейчас и она оборвалась, и он сидел, потерянный, оставленный наедине с самим собой, а тьма бережно обнимала за шею, сплетая вокруг крепкий ошейник — правда рассчитывал сбежать? И он не мог ответить. Его светлый голос принадлежал другому.
  Роанн опустил голову, обхватив ее ладонями. Внутри по-прежнему стучала одна и та же назойливая мысль — совсем скоро придётся поддаться; не хотел. Боялся. Боялся, что больше не сможет побеждать себя самого. Канет во тьму и забудет всё. Тогда действительно закончится его путь, и никогда больше не встретит; даже во снах не увидит.

— Меня привели к тебе боги.
  Он вскинулся и повернул голову на голос. Он не слышал ни звука; или оттого, что был в свои мысли погружён, или оттого, что обладатель голоса двигался бесшумно. Демон размышлял об этом дольше, чем следовало, и из-за этого не сразу осознал значение слов, хотя и прислушивался к ним со всем вниманием, чуть склонив голову. Мыслями тоже путался; никак не мог вспомнить чего-то важного: разучился будто говорить. Пальцы привычно скользнули к шее, и прикосновение шелка наконец-то вложило в его уста хоть одно слово.
— Боги? — сердце тревожно споткнулось; он облизнул губы и медленно поднялся на ноги, неуверенно опираясь рукой о скалу. — Боги... Боги.

  Остановился в задумчивости, оглядев фигуру незнакомки. Он помнил каждое лицо из тысяч, с которыми сталкивала его судьба, но это было ему незнакомо. Непривычное, почти неестественное — из-за бледной кожи и отстраненности взгляда; но, наверное, мог бы назвать красивым, если бы понимал что-то в красоте. Опустив взгляд, Роанн заметил змеиный хвост; на собственном лице не отразилось ни одной эмоции. Он не знал, как реагировать. Совсем пустой внутри. Невольно предположил: может, это лишь то, что хотелось бы услышать?

  Оглушенный этим, он сделал несколько шагов в сторону, почему-то уверенный в том, что незнакомка последует за ним. Если и в самом деле всё дело было в богах — они не позволят их встрече так быстро оборваться. Задумался о том, что, кажется, нужно было представиться; как-то запоздало и бесстрастно подумал, что для богов у него имени нет. Не хотел называть то, что однажды присвоил себе — перед создателями особенно остро чувствовал, что не ему принадлежало; а то, которым назвали однажды под сенью деревьев, могли произносить только одни уста.

  Кое-как взяв себя в руки, Роанн повернул голову к незнакомке и попытался улыбнуться. Впервые за долгое время в чьем-то присутствии он мог позволить себе быть собой; наверное, так устал, что уже не боялся за себя. Черты лица заострились, и он неловко натянул пониже рукава рубашки, надеясь хоть так скрыть нездоровую худобу. Блестевшие в лучах солнца золотые волосы вмиг потускнели, и только глаза остались яркими, а взгляд — пронзительно-безнадёжным.
  Заданный вопрос висел в воздухе, и демон наконец решился ответить.

— Открыли ли боги мою суть? — он шагнул вперёд, чувствуя, как неохотно поддаётся тело его воле. — Это то, от чего я хочу отказаться.
  Он замолчал. По телу пробежали мурашки, когда он встретился взглядом с алыми глазами; голова вмиг опустела, злые мысли замедлились, словно вспугнутые стервятники. Роанн снова мог мыслить здраво и неожиданно понял, что бежать больше не надо. Нет, он не был там, где мечтал оказаться; но там, где должен был, там, где могут помочь. Ошеломлённый этим неожиданным открытием, в которое уже трудно было поверить, Роанн прижал ко лбу ладонь и вернулся взглядом к незнакомке. Поколебавшись, он добавил:
— От худшей её части.
  У него были тысячи историй, которые он мог бы рассказать. Он мог рассказать о густом запахе горящей плоти, преследовавшем его самыми темными ночами, о чистом звуке тетивы, предвещавшем чужую боль, о тысяче дней в священной церкви, об отбивающем пульс войны стуке молота о наковальню, о спящем в море золотом мальчике — до сих пор из его уст это звучало лишь однажды, когда был согрет теплом и отважился довериться; мог рассказать и о весне, наступившей осенью, и о самых долгих в его жизни годах, когда он наконец-то понял, что не сможет никогда жить один.

  Но сердце было неподатливо. Поверить было трудно; даже богам. Тем самым, — внутри снова шевельнулось что-то темное и злопамятное, — которые бросили его в одиночестве, будто не мог жить, не должен был. Он знал, что имеет право на это; говорил себе это каждый раз, чтобы разогнать по телу мрачную решительность. И потому не понимал — точнее, просто не хотел понимать, — за что ему все эти страдания.

  Несмотря на смутную обиду, Роанн не мог упустить единственный шанс, который предоставила ему судьба. Покрепче сжав ремень заплечной сумки, демон начал говорить; медленно, тщательно подбирая слова, всё ещё недоверчивый, даже скептичный.

— Каждый раз, когда мои чувства оказываются слишком светлыми — для такого, как я, — это приносит мне боль и разрушает мое тело, — он невольно нахмурился и шумно выдохнул. — Я не хочу... не могу больше так. Мне нужно научиться жить без того, что служит едой для моей... сути.

  Глядя на незнакомку, Роанн не мог заставить себе сказать твёрдо, припечатать: демон. Это слово всегда оскверняло. Оно было наделено силой само по себе; вселяло темный страх и жгучее отвращение одним своим звуком. Роанн будто и вправду надеялся, что не заметили боги, чей зов о милости был, и не передумают помочь, если не услышат.

  Всё казалось сном. Может, на самом деле у него наконец-то получилось уснуть; может, теперь, когда неожиданно, неосязаемо-бесследно коснулись спрятанных глубоко внутри струн, не звучавших уже больше десятилетия, он сможет и проснуться. Дома. В комнате под крышей.
  Взгляд невольно опустился к чужим рукам; его собственные были почти такими же бледными и хрупкими — неужели в ней хватит силы, чтобы помочь? Он улавливал что-то похожее между ними двоими; невольно даже отвлёкся от баюканья собственных кровоточащих ран, оглядел незнакомку новым, внимательным взглядом. Он не был бы демоном, если бы не чувствовал сгущающиеся тени. Вокруг неё тьма была особенно густой, но саму её это не коснулось никак. Это тоже показалось странным.
  Кончики пальцев закололо, как было всякий раз, когда где-то рядом использовали магию; он не заметил, привык к тому, что тело всё чаще отказывалось подчиняться, неправильно отзывалось на окружающий мир: когда, как сейчас, Роанн долго не поддавался демоническому, для его хрупкого тела всё могло стать опасностью. Ему даже показалось, что где-то вдалеке он почувствовал чужое присутствие; тут же отмахнулся от этой мысли. У него ведь были дела поважнее, правда? [icon]https://forumupload.ru/uploads/0018/28/7e/883/982946.png[/icon][status]effloresce[/status]

+3


Вы здесь » Fables of Ainhoa » Нынешнее время » 21.01.1204. The golden thread of fate.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно