[indent] Эльфов вокруг было — ни души.
[indent] Радо не видел знакомых лиц уже несколько недель. Ещё больше — самое родное, то ли взаправду являвшееся ему во снах, то ли просто бывшее утешением, которое изредка подкидывал ему разум по ночам.
[indent] Радо шёл за путеводной нитью, и дорога, чувствуя его мрачную решимость, горевшую сильно, с низким гулом в груди, стелилась ровной гладкой тканью, чтобы ни нога не запнулась о камушек, ни враждебный кто не задержал. На протяжении многих лет он думал о том, что однажды возьмётся за их золотую нить крепко, всей ладонью, и потянет на себя с просьбой привести на другой её конец. И вот этот день наступил.
[indent] ...Проклятье Мёртвого леса — так звали то место, как он позже узнал, когда завалился на постоялый двор Валхейва, обезумевший и в драной грязной одежде, но с уцелевшим кошелем — ему удалось побороть своей дорожной волшбой. Окаменевшие от древности коряги деревьев, бугрившиеся из земли, уводили его прочь, всё глубже и глубже в гиблое болото из мороков; хвойная подстилка тёмно-зелёной перепрелой тропинкой вилась, стараясь загубить, запутать. Но Радо был ходоком. Он родился с зовом в жилах, он научился просить дорогу так, чтобы она выводила его ровно к нужному порогу.
[indent] Дорога услышала его не сразу. Радо не открывал глаз днями, чтобы не видеть призрачные образы рядом с собой; полагался на слух и обоняние, наощупь двигался от дерева к дереву, расцарапывая пальцы в кровь о жёсткую колючую кору. Лес водил его меж трёх сосен, подсовывал неотличимые друг от друга тропы. Под ощерившимися ветками кустами с редкой листвой лежали обглоданные кости, насмехаясь над ним, хрустя: скоро и ты с нами будешь. Он терпеливым волком выжидал, рыскал повсюду. И однажды тропинка под ногами поддалась.
[indent] Радо поклялся себе, пока плутал в тенях и миражах, что если — когда — выберется, он покончит с их мучениями вдали друг от друга. Пусть за все бесконечно длинные года ему не удалось отыскать верного решения, без дела Радо не сидел. У него было припасено несколько секретов, и он шёл с непоколебимо твёрдым намерением не только увидеться, но и остаться рядом. Навсегда.
[indent] Мелькавшая впереди таверна выпрямляется перед ним в полный рост. Сморгнув воспоминания, Радо ненадолго останавливается, чтобы шепнуть облачком пара благодарность: он дошёл вдвое быстрей человека верхом на коне. Иди, направляет его качнувшаяся ветка дерева, растущего у дороги. Из приоткрытой двери — кто-то невнимательный уходил, не проверил за собой — льётся полоска света, похожая на стрелу, указывающую: сюда, он здесь. Будто бы Радо того не чувствовал.
[indent] Он тянет на себя дверь, ступает с холода в тепло, тут же окутавшее, готовое разморить до сонливости. И теряется. Клубок тесно переплетённых запахов и звуков обрушивается на него неожиданной волной, погребает под собой, с головой захлёстывая. Шумно голосят, смеются, беззаботные, пьяные. Пахнет едой, напоминая, что последние дни он ел урывками, на ходу доставая из заплечной сумки, торопясь вперёд.
[indent] Радо осматривается, хмурясь и пока не зная, на чём бы задержаться. Из золота тут — только монеты в руках да их нить, тянущая вглубь таверны. Он-то думал, что увидит с первого же взгляда, сразу приметит. А вместо этого попадаются на глаза прямые волосы до плеч, насыщенная медь в полутьме угла. Плащ скрывает очертания, прячет ловко все изгибы тела, тонкий стан. Вычурные перчатки, острые скулы — порежешься. Ничего знакомого. Радо ведёт взгляд дальше, но спустя миг возвращает, понимая, что... Нашёл. Нить пульсирует, как очнувшееся ото сна сердце. Поворот головы, прикушенная губа. Рука сжата в кулак у груди, плечи уязвимо приподняты, как закрыться старается. Сапоги. Знакомо всё.
[indent] Ро... Роанн.
[indent] Ему снова двадцать лет. Юное сердце частит, взволнованное от одних только взглядов, и перехватывает горло — от хорошего, приятного суетливого беспокойства. Пусть волосы отросли, колкая нелепая щетина превратилась в посеребрённую сединой бороду, закалился характер, и веса в нём, матёром звере, стало на порядок больше — сейчас мнится, что он мальчишка, выдумывающий причины коснуться, ближе стать.
[indent] Он забывает обо всём и стоит, примёрзнув словно, на месте, не замечая, что вызывает недовольство у людей, пытающихся обойти его. Опасность, собирается на загривке злым покалыванием и приводит в себя. Радо трясёт головой, с усилием задвигает робко колыхнувшееся чувство в душе — уж в этом он поднаторел — и, чеканя шаг, идёт вперёд, не сводя глаз со стола и теперь-то замечая незнакомцев. Один из мужчин успел сесть за столик напротив Роанна. Верно, собирался обманчиво ласково заговорить, пригрозить чем-то голосом, из которого сладкий сироп польётся. Второй стоит от него по левую руку, третий — ближе к Роанну, готовясь угрожающе нависнуть, не позволяя сбежать. Загнали в угол, в ловушку. Торжествуют, думая о лёгкой жертве.
[indent] Что, приподнимает верхнюю губу в оскале Радо, что им нужно? Волк молчит, и хорошего — для чужаков — в том мало.
[indent] Последний шаг. Одиночество закончилось. Он сдержал слово.
[indent] Широкие ладони весомой тяжестью опускаются на чужие плечи. Ладони стали ещё больше, надёжней; огрубели мозолями, не прошла усердная работа бесследно. Большой палец, привечая и успокаивая, трёт тонкую кожу шеи над воротником — как горячим угольком коснулись, настолько жара полна рука. Радо замирает позади стула сгустившейся вдруг тенью, устроив руки на плечах Роанна и ими будто накидывая и удерживая ещё один плащ, новый — скроенный из заботы, прячущий от недобрых взглядов. Пальцы ласково, ободряя — и проверяя, что в этот раз не сон, — сжимают худое плечо: это я.
[indent] От ошеломительного ощущения, от прикосновения наяву его не сбивает с ног лишь чудом. И тут он видит перевязанную руку. Хмурится. Расправляет плечи, показывая себя — внушительный, опытный и сильный противник. Даже не нужно стараться, чтобы весь щенячий восторг переправить в мрачное выражение на обветренном лице.
[indent] — Мой спутник, — бросает тяжело — в противовес нежным прикосновениям — Радо, голосом выделив первое слово, — в чём-то провинился перед вами?
[indent] Окидывает оценивающим взглядом сидящего мужчину — главный; под него другие два подстраиваются и вопросительно поглядывают то и дело. Не разбойники, решившие разыграть сценку, будто бы пришли увести своего хорошо знакомого товарища в его комнату, чтобы там зажать рот ладонью и ограбить. Нет в их запахе нотки волнительного предвкушения, глаза не шарят по людям вокруг, нет в них изворотливой гибкости. Они пришли, уверенные в своей цели.
[indent] В Валхейве взамен порванной одежды он купил первое, что только под руку попалось в лавке, и не торговался толком. Оттого одежда на нём была северной: облегающие штаны, тёплая туника до колен из грубой ткани с запутанными узорами линий и кругов, кожаный ремень и застёгивавшийся на плече плащ. Его край Радо словно бы невзначай одёргивает. Кажется, что хочет с намёком показать ножны, но вместо них на руке, которая поправляет плащ, тускло блестят чёрные когти. Альранов люди не любят, он знает. Как и то, что из таверны прогнать могут, но осмотрительность в нём сейчас молчит, потому что посмели угрожать его паре.
[indent] В другой день Радо, быть может, и постарался бы обмануть людей добродушным видом, умаслить словами, однако после проклятого леса возле Валхейва, где из него душу вынуло и перевернуло, на гримасничанья сил не осталось.
[indent] — Думаю, вы перепутали моего спутника с кем-то другим, — говорит Радо, возвращая ладонь на плечо Роанна. Расслабленно, без нажима в голосе — но за словами всё равно чувствуется увесистое. Говорит утвердительно, показывая, что лучше бы людям согласиться с ним.
[indent] На том Радо пока теряет интерес к мужчинам. Его взгляд — глаза как от липкой малоосмысленной дремоты прояснились — опускается к непривычно медной макушке. Не задаётся вопросом, почему Роанн выглядит иначе: должно быть, так нужно было. Гораздо важнее другое. Он наклоняется и, обдавая тёплым дыханием ухо, шепчет:
[indent] — Я нашёл тебя.
[indent] Разбухшее сердце поднимается до самого горла, трепеща маленькой птичкой. Столько лет камнем висело, изредка оживая, и вот снова зацвело; распустились в волчьей шкуре цветы, согретые солнцем. Радо сжимает немного крепче руку на плече с молчаливым вопросом.
[indent] Тебе сделали больно?

[indent] Они не ждали, что у их жертвы появится союзник.
[indent] Радо смотрит на людей с мрачной тяжестью, вынуждая из расслабленных поз перетекать в напряжённые, отступать назад, хмуриться в недоумении и тревоге от неожиданности. Внутри него клокочет звериной злостью — как они посмели испугать его пару, как только вздумали окружить его, из-за чего знакомый запах загустел тоскливо-безнадёжным, смирившимся. Как им в голову пришло насесть с угрозами, когда всякий зверь почуял бы след волчьей лапы и поостерёгся.
[indent] ...А может, этот след от давности уже не столь заметен стал, истёрся-выветрился, прохудился, и даже зверю бы понадобилось чутьё потоньше, чтобы уловить его. Но теперь это не так страшно; теперь-то Радо рядом и позаботится обо всём сам, собственными лапами.
[indent] Роанн поднимается — раньше, чем Радо успевает сильнее запугать своим видом чужаков и проверить, не причинили ли ему боль, чтобы тогда как следует потолковать с ними. Роанн тянет его прочь, уводит всё дальше, с каждым шагом наполняясь заметной — для взгляда, привыкшего подмечать в родной фигуре все мелочи — уверенностью, что угрозы больше нет, и Радо покорно следует за ним, но, повернув голову, успевает напоследок с недобрым выражением на лице посмотреть на людей, пригвождая к месту: уж лучше бы им остаться там, не рисковать и не идти следом.
[indent] Люди так просто от них не отстанут, понимает он. Но второй раз за вечер волчья осторожность молчит, не подаёт голоса: есть кое-что важнее — Роанн. Роанн, руку которого нельзя выпускать, от которого нельзя отходить ни на шаг: вдруг распадётся золотыми всполохами надвое и обернётся лишь призраком,  как в проклятом лесу? Нет, такого не случится, поправляет сам себя, огибая круглый стол с весёлыми крикливыми выпивохами за ним. В этот раз Радо уверен — с непоколебимостью могучих скал, — что всё по-настоящему, не обман тёмного гиблого леса, нет. Теперь есть прикосновение. Прикосновение — стиснутые до побелевших костяшек руки, — которое заземляет его, держит твёрдо на ногах и даёт надежду. Сейчас всё взаправду.
[indent] Они останавливаются на лестнице. В голове много всего, шумит и рычит, захлёбывается голосами — но замолкает, стоит Роанну обернуться и посмотреть на него. Воздух дрожит, плавится и истончается, готовясь вот-вот порваться. Губы у Роанна трясутся — Радо сам не лучше: глаза дико сверкают в полутьме лестницы, грудь вздымается от частого дыхания, в горле сухо. Не может вытолкнуть из себя ни слова, он весь — взгляд, скользящий по Роанну, вбирающий случившиеся с ним изменения. То ли волшба стирается драгоценными слезами с лица, то ли его проснувшееся сердце приобретает зоркость, способную заглянуть за морок, — Радо видит Роанна. Своего родного Роанна, с которым знакомился через робкие, пугливые касания, кончиками пальцев прослеживая позвонки и изгибы.
[indent] Они тянутся друг к другу, и ничего лишнего, ненужного между ними не остаётся. Роанн обнимает за шею, пока Радо стискивает его руками крепко, прижимая к себе, стараясь всего сразу почувствовать. В горле рокочет, рассыпается на рычащие нотки. Роанн кажется меньше — или просто Радо стал больше, — и касаться его нужно ещё трепетнее, вспоминая ощущения под ладонями, заново знакомясь. Нужно, но он не может: вместо того до треска ткани натягивает на нём камзол, впивается пальцами. Держать, держать. Он сжимает Роанна в объятиях. Он чувствует его.
[indent] Внизу у лестницы раздаются голоса. Тут же вскидывается на лапы рыком — никто не должен видеть такого Роанна, это всё лишь для него, всё его. В ладонь впивается что-то твёрдое, с мелкими зубцами, и в голове мгновенно собравшегося Радо вспыхивает мысль о ключе.
[indent] — Пойдём, — выдыхает он, опасно блестя взглядом. — Если они тебя увидят, я их...
[indent] Радо обрывает кровожадное слово, аккуратно снимая с пояса ключи, пока другой рукой продолжает приобнимать Роанна. Ему не нужно глядеть на цифры: запах вернее всего указывает путь. Он мог бы с закрытыми глазами найти дорогу к нему.
[indent] Радо пропускает Роанна вперёд себя в комнату таверны, направляя ладонью на пояснице, — всегда должен видеть его перед собой, не упустить ни на миг — и заходит следом, проворачивая ключ в замочной скважине. Но зайти дальше в комнату не даёт: тянет обратно, подталкивая к двери спиной, и упирается руками в неё по обе стороны от головы Роанна, ловя его в западню — желанную, волчью, не то что от тех незнакомцев. Здесь небезопасно, те люди всё ещё внизу и, верно, будут ждать их; они стоят у двери, через неё слышно многое — но едва ли хоть что-то из этого тревожит Радо. Всё потом.
[indent] Он вжимает Роанна между собой и дверью, нависая с нечитаемым выражением лица; подсознательно — так не уйдёт, будет вынужден остаться навсегда. Ещё раз у Радо не получится отпустить его. Такой поступок можно совершить лишь единожды за всю жизнь, а уж для него, остро-отчаянно нуждающегося в своей паре, и вовсе было чудом, что смог решиться. Но больше не получится так сделать. Изучив взглядом лицо, Радо медленно наклоняется, касается мягких губ. Во рту взрывается сладостью, вкусным, и он прерывисто выдыхает.
[indent] Небо. Как он жил вдали от Роанна, как он... Он и не жил. Начинает вновь жить сейчас, когда может коснуться, может заглянуть пытливо-восторженно в лицо, сжать одну ладонь на талии через одежду. Его роаннит — всего с ног до головы, горячо и много, отчего он задыхается, как неловкий щен, едва научившийся дышать.
[indent] — Я... Я правда видел тебя? Ты приходил ко мне ночами? — шепчет он заполошно в губы, спеша и глотая окончания слов, успевая пылко целовать между ними. — Я не придумал тебя от тоски, это всё было?
[indent] Только прикосновения могут убедить его, что всё происходит с ним, что это не сон, и Радо настойчиво-робко, жадно-осторожно шарит ладонью под чужим плащом, водит вверх-вниз по талии.
[indent] — Роанн, — на выдохе, как молитву, как при виде чуда. — Мой Роанн, моё сердце. Ты со мной, ты здесь.
[indent] Был слеп, был глух, был нем. И теперь он снова видит — полные влажного золота глаза; снова слышит — крылатый воздушный голос, к которому хочется прильнуть щекой; снова говорит. Роанн, воет волк в груди. Роанн, шумит в жилах. Роанн, Роанн, стучит сердце.
[indent] Роанн рядом с ним, и отныне это — новый нерушимый закон; как то, что солнце каждое утро выкатывается на небо.

Отредактировано Rado (2021-07-18 10:14:48)

[indent] На мгновение Радо замирает.
[indent] Всё правда. Вспыхивает чуть смазанными — от давности — картинками, и он вспоминает каждую встречу, перебирает их трепетно, как засушенные ломкие лепестки цветов, ненадолго перестав ладонью шарить по камзолу. Порой казалось, что выдумал всё, позволил себе раствориться и пропасть в мечтах, чтобы хотя бы так быть с Роанном, но... Нет, те встречи не были лихорадкой отчаяния. Всегда наутро боялся, что пригрезилось, и в самые тёмные ночи без золотого взгляда сомневался. Тяжело, как же смог пережить?..
[indent] Из раздумий, из передуманных уже сотни раз — за столько-то лет — мыслей его вырывает осторожное прикосновение к щеке. Радо льнёт к руке, трётся, целуя в линии на ладони, и с трудом переводит дыхание. Верно, так чувствуют себя одичавшие псы, когда, проплутав целое лето, с холодами возвращаются из леса в родную деревню, где их встречают лаской, от которой они, с репьём в шерсти, отвыкли. Но он не шугается узкой ладони. Он вжимается щекой, старается ещё ближе стать; как оголодавший, которому наконец дали плошку с едой.
[indent] Странное чувство теснится внутри от знакомой-забытой ласки. Знакомой — потому что ночами трогали друг друга, касались руками, чтобы сон больше на явь походил; забытая — потому что явью-то и не было: не касались взаправду, обманывались, представляя в голове, будто бы есть прикосновение. На самом деле были разлучены лесами, городами, полями. Мысли путаные, клубки нитей размотались и смешались-сплелись; с одного на другое скачет, не может ухватиться толком ни за что — держится за Роанна, свой якорь. Вокруг шеи и вниз.
[indent] Робко скользят любимые руки по телу, изучая, и Радо расправляет шире плечи, подставляется, стараясь успеть поцеловать в край губ, над бровью. Показывает языком тела: можешь трогать где угодно, сколько угодно, как захочется; всё, что в голову придёт, всё тебе разрешаю, моя пара.
[indent] Вдруг плащ шуршит, скользя с плеч на пол с сором по пыльным углам. Не задумываясь, кто из них его стянул, Радо прослеживает взглядом очертания показавшейся фигуры, зрачками цепляясь-вбирая, голодно охватывая, запоминая намертво. Роанн не изменился, всё так же светится хрупкостью тростинки, но изменился сам Радо, поэтому все знакомые черты воспринимаются иначе, под иным углом. Предплечья тонкие, прощупать можно с лёгкостью все выпирающие косточки. Невысокий совсем, макушка — носом уткнуться и обнять, удобно руки устроив. И весь Роанн — под ладони Радо, под губы, под них созданный, скроенный-сложеннный.
[indent] Их встречи ночами не передавали и малую часть того, как это ощущается вживую.
[indent] Я сам больше не отпущу тебя. Меж рёбер рассыпается довольным звериным рычанием, взметнувшись из глубины — палкой поворошили костёр. Пара то же чувствует, разделяет все желания, как было давным-давно.
[indent] Радо наклоняется и целует заалевшие губы так, словно пьёт, мучимый жаждой, из свежего источника. Не отпускает далеко, не даёт отстраниться, но движение пальцев возле воротника привлекает внимание, и он всё же ненадолго перестаёт зацеловывать, бросая мутный взгляд вниз, где...
[indent] На шее лента — эльфийская работа, только потому и сохранилась так хорошо,  не истрепалась почти. И кольцо. И Роанн показывает лепестки шрама на шее, говорит слово, от которого бухает сердце громче. Пронзает стрелой грудь навылет: мой. Снова Роанн угадывает, что ему нужно сделать, чтобы стало лучше, чтобы — много, горячо, захлебнуться душным воздухом тесной комнатёнки, пропахшей чужими людьми.
[indent] Кажется, будто бы не было разлуки; не было бесконечных лет глухой, беспросветной темноты. Всё так же хорошо Роанн без слов, без лишних взглядов понимает его; всё так же знает, что нужно сказать, чтобы Радо тряхнуло-вывернуло, цветами осыпало и сделало лёгким-лёгким, наполнив во всю грудь лающим смехом. Он правда здесь. А если это и сон, то Радо больше никогда не проснётся.
[indent] Радо обводит непослушными пальцами кольцо, ощупывает. Одна из первых его работ; сейчас-то он гораздо лучше с деревом умеет обращаться, искусен стал наравне с эльфами. Но всё равно кольцо — лучшая его поделка, потому что для Роанна делал. Пальцы с кольца скользят по красной ленте, потирают над ней нежную кожу и ныряют вниз; вся ладонь накрывает открытую метку, пряча под собой, оберегая. По предплечью поднимается огнём, охватывает руку, закручивается вихрем, и вот Радо уже с головы до ног поглощён ревущим пожаром.
[indent] По коридору разносятся гулкие шаги: кто-то, зазвенев ключами, покидает свою комнату и идёт к лестнице. Обострившееся чутьё воет. Между невидимым человеком и Роанном — лишь дверь; только дверь, которую можно легко открыть, чтобы вновь отнять у него всё. Этого не случится, не снова.
[indent] Им движет звериное, до ярости ревностно оберегающее своё, не готовое выпустить из клыков. Под ревущий шум в ушах Радо сильнее сжимает ладони на боках Роанна и, приподняв его, отчего ноги в старых сапогах отрываются от истёртого деревянного пола, прижимает к себе, затем пятится назад, пристально глядя на дверь так, будто перед ним заклятый враг, самый опасный и могущественный. Шаги смещаются правее. Взгляд Радо движется следом, прожигая стену, за которой, позёвывая, шаркает на ужин путник.
[indent] И вот широкие плечи расслабляются. Вздохнув с таким облегчением, точно настоящая опасность была, Радо мягко — ни следа от недавнего злого напряжения, затаившегося в глубине, — смотрит на Роанна, которого, обняв, втискивал в себя всё это время, и прижимается, покалывая, обветренными губами к острому подбородку. Жадно целует щеки, скользит губами по лбу, поднимаясь к кромке шелковистых волос. Выдыхает между поцелуями, которыми обводит линию челюсти:
[indent] — Я могу держать тебя так хоть весь день.
[indent] И это правильно, хорошо. Слабым был раньше, теперь другой, ещё лучше у них всё будет. Пусть зима ближе, чем при их прошлой встрече, весна лишь сильнее пьянить будет и кружить головы.
[indent] Вдруг Радо, почти спустившийся поцелуями к шее, замирает, как наткнувшись на что. Он запоздало замечает трясущиеся руки Роанна, задеревеневшие пальцы, и окатывает ледяным, пригвождая его к месту. Всё внутри мигом смерзается. Трещит, грозясь разойтись в стороны, глубокая дыра, которую тщетно пытался залатать —  когда-то крепкие канаты уверенности истончились до звенящих от напряжения нитей.
[indent] — Тебе стало плохо? — тут же спрашивает он, вскидывая горящий взгляд.
[indent] В чёрных липких кошмарах, оставлявших мокрые следы на спине и влажные прядки у лица, ему, бывало, снилось, что в день разлуки Роанн на его руках не приходит в себя. И его самым великим страхом стало то, что могут повториться страдания Роанна; его —  не чувствую ног.
[indent] — Скажи, если плохо, не скрывай, — торопливо шепчет Радо, оглядывая бестолково-суматошно бледное лицо, выискивая боль, крадущую силы. —  Я много узнал. Знаю, как помочь, если будет худо. Я старался, чтобы нам больше не пришлось расставаться.
[indent] Тяжело сглатывает, вслух упоминая свои мысли о... будущем. О будущем — вместе, — которое у них непременно будет, к которому они оба стремились. Ничто не отберёт у них счастливые дни, ничто и никто.

Отредактировано Rado (2021-07-30 13:29:52)

[indent] Не плохо, просто... Очень счастлив.
[indent] Радо опускает взгляд, из которого по крупицам смывается беспокойство, с родного лица на собственные плечи, где теперь лежат аккуратные бледные руки, созданные для того, чтобы каждый их дюйм покрывали поцелуями, чтобы, поклоняясь, с трепетом брали в широкие ладони и ласкали.
[indent] Счастлив. Запоздало доходит, что у самого от приятного, захватывающего дух волнения колется шерстью на горле и загривке. У эльфов набрался ума и ещё лучше выучился владеть собой; среди людей ходил уже несколько лет, привычен стал перехватывать волка — а вот полезло когтями-шерстью, звериным блеском в глазах, будто ему снова двадцать лет, он молод и впереди, мнится, полная любви долгая жизнь.
[indent] И Радо позволяет волку ближе к коже оказаться, тоже вбирать-пить зрачками любимые черты лица, блестящий от волнения взгляд золотых глаз, улыбку того, кто наконец согрелся. Роанн тоже смотрит, не сводит глаз, любуясь им, и на душе так тепло, точно солнцу лицо подставил, пока ветер мягко ласкает скулы и треплет волосы с сединой.
[indent] Солнце становится ярче, попадая горячими брызгами и под рёбра, когда Роанн говорит самые важные слова, не раз звучавшие в мечтах — в первые года разлуки особенно часто.
[indent] Если Роанн научился... Радо беззвучно выдыхает, не веря, что всё сложилось так хорошо. Им не нужно торопиться, гнаться за призрачными следами ответов из древних книг. Ему можно не бояться того, что снова на руки упадут подрубленным деревцем. Он сам способен дать своей паре то, в чём нуждаются. Может, не понадобятся все те знания, что собирал годами, вызнавал-вынюхивал у умудрённых эльфийских магов в разговорах, издалека выспрашивая. А может, всё равно что-нибудь да пригодится, полезно будет. Не зря искал; не сидел сложа руки, пока они были вдали друг от друга.
[indent] Радо оставляет жаркий, переполненный чувствами несдержанный поцелуй на тонкой коже под ухом, показывая: не огорчён тем, что раньше не узнал; тогда уж совсем бы жить спокойно не смог. Главное — теперь-то не разомкнуть, не оторвать, не отпустят больше. Не станет плохо никому, не потребуется принимать снова ядовито-горькое тяжёлое решение. Никогда впредь.
[indent] Роанн тянется с поцелуями, осыпает щедро прикосновениями его, изголодавшегося, соскучившегося, отчаянно нуждающегося в них. С каждым взглядом, касанием весна глубже зарывается солнечными пальцами в волчью шерсть, пробуждает спавшие почки. Не вечно степи в сердце быть выженной засухой и скованной безжалостными морозами.
[indent] Те люди ищут Роанна.
[indent] Моргнув, Радо стряхивает с ресниц лишние мысли и цепко вслушивается, стараясь ничего не пропустить. Нужно оградить его Роанна от чужаков, спрятать. Нужно уйти...
[indent] — Вместе, — твёрдо говорит Радо, крепче стискивая руки на податливых боках. — Никак иначе, только вместе.
[indent] Другого варианта не существует. Ему надо будет подумать о том, как бы сбить людей со следа, как запутать их дорогу, чтобы никто нежеланным хвостом не потянулся следом; куда идти — сразу в Гнездо, к эльфам, помнящим Роанна и готовым вновь его принять, не изменившимся внешне благодаря долголетию? поплутать по лесам от одной деревушки к другой?.. Всё потом. Всё потом, потом; сейчас — осознать их встречу, хотя бы немного уложить в голове, что не сон, что взаправду держатся за руки и не расстанутся утром.
[indent] Роанн просит опустить его на кровать, и кроткий до послушности Радо идёт к ней, всё так же оберегающе обнимая. Успевает сбросить с плеч тяжёлый тёмный плащ, не заботясь о том, что пыли наберёт с пола, и садится на кровать, тесно, близко, вжавшись бедром. Мимолётом осматривается кругом и возвращает внимание на Роанна, глядя на него увлечённо, широко-много, всё-всё недостающее в груди заполняя взглядом.
[indent] Снова льнут друг к другу. Между ними — ни одна даже самая гладкая лента не проскользнёт, ни одна даже самая маленькая песчинка не протиснется. Роанн берёт в свои руки Радо — узловатые, с крупными выпирающими костяшками — и целует нежно. Чувствуется: сам изголодался, не меньше жадности. Радо дышит полной грудью, и от непривычного ощущения — что теперь может вдохнуть глубоко-глубоко, — от того, каким освещающе-сладким, вкусным стал воздух, голова кружится. Его сердце с ним, снова стучит, не застыло бесполезно-глухим камнем.
[indent] Хочется наслаждаться близостью, не думать ни о чём другом. Но Роанн — по-другому быть не может — зорко чувствует тёмную полосу, ещё не отпустившую его, вьющуюся меж мыслей, наполняя их горечью до сих пор — ведь мог навечно остаться в лесу, сгинуть в нём, окружённый мороками. Не сдержал бы своё обещание, похоронил бы его вместе с собой в холодном северном краю. На ногах не успели затянуться царапины от острых камней, по которым он, потерявший сапоги, бродил днями, взывая к дороге и протягивая руки.
[indent] — Всё позади, — эхом повторяет Радо. — Я...
[indent] Он медлит. Как бы так рассказать, чтобы коротко, но не встревожить; чтобы уверить: оставил за спиной дурное, не принёс ничего, окромя мыслей — да и те постепенно растворяются под тёплым золотым взглядом, согревающим его надёжнее всякой одёжки.
[indent] — Я попал в плохое место. Проклятое. Там древняя волшба была, потому, верно, у тебя не получалось меня отыскать во снах. Не волнуйся, то место вреда не причинило. Оно... — Радо обвёл пальцем мягкие губы, успокаивая, призывая не переживать. — Помогло осознать, что больше я без тебя не могу. Как выбрался оттуда, я пошёл к тебе.
[indent] Не говорит — пошёл искать тебя, потому что искать-то и не нужно было никогда; всегда чувствовал благодаря их крепкой связи, куда нужно идти, чтобы попасть к своей паре.
[indent] Ощущение губ под пальцами отзывается глухим надрывным стоном внутри. Столько лет, столько лет не мог коснуться своей пары и каким-то чудом не потерял разум. Верно, их редкие встречи помогали гораздо, гораздо сильнее, чем сам мог понять и представить. Без них дождался бы Роанна стариком — с измученной, иссохшей душой, с глубокими морщинами между бровей от частого хмурого выражения на лице и возле рта — от опущенных уголков губ. Без них — был бы на пороге смерти чаще.
[indent] Они почти те же Роанн и Радо. Они есть друг у друга. Роанн хорошо знаком, не изменился будто во многом — но вместе с тем так непривычен рядом с ним, выросшим, заматеревшим. И нужно это исправить.
[indent] — Не стоит переживать об этом. Дай-ка я лучше полюбуюсь на тебя, — просит Радо.
[indent] Это означает: прости, если буду странным; просто хочется вновь узнать тебя. Это означает: сейчас я буду трогать тебя, не смогу ни за что на свете перестать; ты ведь разрешишь?.. В другое время он бы подпустил в голос шутливой серьёзности, лукавства, но пока всё в нём — как открытая рана; и он весь распахнут, лишён налёта весёлости, которая появится позже, когда они оба успокоятся.
[indent] Радо берёт Роанна двумя пальцами аккуратно за острый подбородок и приподнимает, чтобы на лицо из окна падал тусклый рассеянный свет недружелюбного края. Замечает тут же — взгляд другой. Нет, всё так же любви полно, но в выражении глаз слишком много нового, тени залегли под ними. Колет с силой в бок до срывающегося дыхания: не знает, сколько пришлось перенести в одиночку, самому. Не знает, как много людей обидело Роанна, с каким отношением к себе ему пришлось столкнуться, что пережить. Радо вспоминает надломленную фигуру Роанна, окружённого чужаками. Отчаяние в позе, смирение. Покорная усталость, потерянная надежда. Потому узнал лишь спустя миг, не сразу.
[indent] Радо обещает себе, неуловимо нахмурившись, что вернёт лёгкость жестов, заливистый смех и непоседливое озорство, с которым Роанн когда-то дурачился в осеннем лесу. Будет любить его так, чтобы поскорее забыл про года разлуки и не чувствовал их. Впереди, впереди — у них всё время мира.
[indent] Приласкав подбродок, Радо выпускает его и через камзол сжимает ладони на узкой талии, ощупывая, силясь понять, насколько Роанн охудал без его присмотра. Тогда, в источнике, светился хрупкостью, а уж сейчас и подавно, когда никто не заботился о нём. Ничего, теперь-то наберётся сил. Радо даст столько от себя нужного Роанну, что на щеках нальётся и заиграет здоровым румянцем, волосы будут переливаться ярко, напоенные светом.
[indent] С талии Радо скользит ладонями выше, переходит на плечи, ведёт ниже, не разрывая прикосновения, и ловит перевязанную руку, пряча пальцы Роанна в своих ладонях. Бросает на их руки изучающий взгляд. Меньше, чем казались в воспоминаниях и снах.
[indent] Если бы рядом были на протяжении всех лет, не так бы заметно было, как постепенно, год за годом в Радо приливает звериной мощи, как всё твёрже становятся стальные мышцы. Как шире расправляются плечи; как суетливые, порывистые движения молодости сглаживаются, обретают плавность хищника. Грузная, неловкая походка — тогда ещё ноги побаливали — почти исправилась.
[indent] Не удаётся сдержать нежное удивление от их разницы, прорывается словами.
[indent] — Ты такой... — маленький, успевает проглотить Радо. Подбирает осмотрительное: — Изящный.
[indent] Убирает ладонь сверху, чтобы поднять руку и заправить за ухо прядку, уже чувствуя, как жест привычным становится. Пальцы сами собой тянутся ниже, ведут по жилке и мозолистыми подушечками накрывают старую метку. Потирают легко, собирая тепло на шее, успокаивая тем, что рядом, больше не нужно одному терпеть всё.
[indent] Заметные лучики-лапки морщинок собираются у внешних уголков глаз, когда Радо улыбается:
[indent] — И всё такой же красивый.

Отредактировано Rado (2021-08-15 06:02:39)

[indent] Радо снова слышит зовущий его голос. Но отныне это не тоскливо-далёкий затихающий зов птиц высоко в небе, это — переливающийся воздушными нотками голос любимой пары рядом: руку протяни и коснёшься.
[indent] На голос Радо охотно откликается. Взглядом — тёплым, как волчий бок осенним уютным вечером у камина; жестом — касается вскользь талии через камзол, я здесь; позой — ещё ближе сдвигается, разворачивает плечи: слушаю тебя, что хочешь сказать мне?..
[indent] Помнишь, поклялся защищать.
[indent] Радо медленно, вдумчиво кивает. Перед глазами встаёт знакомый, выученный до всех щербинок стол на эльфийской кухне, миски с тёплой кашей из котелка, кусочки ягод и орехов в ней, медовая прозрачная ниточка меж изящных пальцев. То, что прозвучало вначале шуткой, обрело серьёзный вес, значимым стало. Ведь тогда его молнией пронзило, наполнив живительным огнём с макушки до пят, — что Роанн его...
[indent] Маоре.
[indent] Самое близкое слово — якорь. Вокруг шеи и вниз. Удержит, под ноги опору вернёт, в звериные мысли вложит людской разум.
[indent] Радо моргает, снова и снова, пока не осознаёт, что слово — отдающее кочевой степью, тесно связанное с жарко-жёлтым ковыльным детством — не в мыслях так отчётливо прозвучало, а его произнёс Роанн. Роанн, милый Роанн, всегда знающий, как без стрелы волчье сердце подбить нежно-острым, как заставить усомниться — неужели счастлив взаправду, а не во сне. Осторожно-бережно Радо ловит мизинец своим, от драгоценных воспоминаний вдруг улыбнувшись светло: вспыхнувший солнечный луч проглянул сквозь густую мрачную листву.
[indent] — Навсегда, — повторяет он, сжимая палец сильнее.
[indent] И почти сразу отпускает мизинец, но лишь затем, чтобы притянуть уязвимо-обессиленного Роанна к себе, прижать к груди, пряча в объятиях, и успокаивающе заурчать благодарности за ценное обещание на аккуратное ухо, проглядывающее из волос, осенней листвой укрывших его. Не один больше. Не нужно бояться, не нужно одному нести тяжёлую ношу, стараться разобраться самому. Теперь — вдвоём, вместе всё решать станут; разделят как плохое — так и хорошее, которого станет ослепительно много.
[indent] — Ты устал, — шепчет Радо, заметив, как в руках обмякли, будто все кости вынули вместе с напряжением. — Я позабочусь о тебе.
[indent] Позволь мне позаботиться о тебе, читается в его словах и нуждающемся взгляде, угадывается в подрагивающих руках, которыми тянется коснуться чужой одежды. Нет большей радости, чем свою пару окружать лаской и любовью. Столько лет был лишён этого, что на миг даже думает, дёрнув краем рта невесело: тяжело придётся Роанну возле волка, всерьёз решившего окружить своей любовью. Или, напротив, легко.
[indent] Радо соскальзывает с кровати, опускаясь на колени перед сидящим Роанном. Уронив на лицо жёсткие прямые прядки, склоняет голову, словно поклоняясь своей паре, и кладёт широкие ладони на бёдра. Ведёт вниз, не разрывая прикосновения; если бы касался едва ощутимо и легко, показалось бы, что и правда восхваляет Роанна, но трогает крепко-сильно, цепляется пальцами с отчаянием, которое нескоро покинет его жесты. Слишком свежи глубокие, до самого сердца шрамы от разлуки, немало понадобится дней — месяцев, — чтобы смог со спокойной душой отводить от Роанна взгляд и отпускать от себя дальше пяти шагов. Он снимает один за другим чудом уцелевшие сапоги, задержавшись на них взглядом. Сам обул много-много лет назад, сам же и снял. Морской горькой солью плещет: старые сапоги были немногим из того, что от него осталось в утешение. Но всё это позади. Позади, потому лучше думать о светлом.
[indent] Не поднимаясь с колен, Радо выпрямляется и тянется к доверчиво открытой шее. Большие пальцы, торопливо огладив кожу над красной лентой, находят пуговицы на камзоле и, удивительно ловкие, привычные к работе с небольшими деталями, споро расстёгивают их, после чего он замедляется, колеблясь. Кто знает, что могло произойти за года вдали друг от друга, как мог измениться Роанн.
[indent] Радо очень неторопливо берётся за расстёгнутые края камзола на груди, разводит их в стороны чуть и с немым вопросом смотрит на лицо: разрешат снять? Не стесняются, не хотят спрятаться от жадного взгляда? Предупреждает выразительными тёмными глазами, ярко сверкающими в полутьме комнаты: жадности много, прибавилось-прилило только больше; ещё и прикосновения будут, не только взгляды.
[indent] Не хватило того, как руками ощупал, изучая. Мало. Всё мало.

Отредактировано Rado (2021-09-03 19:03:51)

[indent] Если однажды волк выбрал, то выбрал навсегда.
[indent] Пройдёт год, два, десятилетие. Припорошит седина волчью шерсть (иней расползётся белоснежным гладким мхом на жёстких каштановых прядях); лапы устанут ходить, затянет подслеповатой пеленой глаза; или разойдутся дороги (синь на дрожащих губах, неровный ход испуганного сердца и голод в костях, который не утолить ни сладким чаем с кашей, ни ягодами; горестный вой меж деревьев вслед тающей чёрной тени и следы-ямки в земле от коленей), долго (пятнадцать лет) уже не будет чувствовать знакомый запах, поблёкнет в памяти лицо, но даже тогда будет под сердцем гореть обещание (...что мы ещё увидимся; кольцо в узкой ладони, поверх — своя: последние касания, украденные у равнодушной, чёрной до беспросветности болезни).
[indent] Однажды Радо выбрал Роанна. И выбирал его снова и снова, никогда не жалея об этом. Снова и снова убеждался, что всё не зря; что это было его самым лучшим решением.
[indent] ...Ему разрешают, дают власть на прикосновения. Нет, не дают — напоминают взглядом, поцелуем: можно всё, давно уже, и можно было всегда. И Радо вспоминает все те разы из их весенней осени, когда Роанн показывал: бери, касайся, тебе позволено. Согревает под рёбрами нежной признательностью. Потому с прилившей уверенностью — полноводно, выше берегов — Радо отбрасывает камзол в сторону, бережно подхватывает наклонившегося к нему Роанна, сидящего на краю кровати.
[indent] Роанн под смуглыми огрубевшими руками как хрупкий осенний лёд, первый самый, хрусткий и тонкий-тонкий настолько, что не успевает сломаться — тает прежде на подушечках пальцев. Под ладонями чувствуется подрагивающее напряжение, уязвимо-слабое, сковывающее и не отпускающее. Знакомо и долгожданно подаёт голос волчий инстинкт: расслабить-занежить любимую пару, забрать беспокойство лаской.
[indent] Достаточно переживаний. Настало время быть счастливыми. Жить в полную грудь.
[indent] Большой широкоплечей тенью Радо выпрямляется, становясь выше и вместе с тем вровень с сидящим Роанном, тянется вперёд и целует в светлую шею, над шелковой красной лентой с кольцом. Целует ещё, ниже, а потом вдруг щекотно-мягко пофыркивает на шею, овевая теплом следы поцелуев. Фырчит опять, коротко лижет, отвлекая от всех забот. Поднимает голову, едва уловимо улыбаясь краем рта, как несносный в обретённой самоуверенности мальчишка, молодой, влюблённый, с идущей кругом головой. Он подаётся вперёд ещё, подхватывает Роанна и роняет — бережно, придерживая ладонями — его спиной на кровать; в уголке рта всё подрагивает мальчишечьим, которого, думается ему мимолётно, рядом с парой станет гораздо больше, ведь всегда так хочется рассмешить, увидеть ласковую улыбку и блеск в глазах. Лишь с Роанном его весёлость искренняя, только для него звучит-похрустывает настоящий смех.
[indent] Радо укладывает Роанна ближе к стене — чтобы в безопасности был, чтобы не с края кровати, скрипучей и жёсткой, мнущей бока сильнее твёрдых кулаков подвыпивших драчунов. Стягивает с себя длинную тунику, оставшись в распахнутой на груди мятой рубашке, тёмно-зелёной, как мокрая, прибитая к земле дождём трава, и устраивается рядом, лицом к лицу, обнимая одной рукой; тут же тянется поцеловать и нечаянно колет бородой с проседью. Вместе с камзолом — и молчаливым разрешением на всё — как будто рушится невидимая преграда, исчезает, и Радо торопится коснуться, вспомнить, как под ладонью чувствуется талия, упирается ли в ладонь косточка, прощупываемая через одежду. Его прикосновения повсюду — вот рука на бедре, у предплечья, вот трогает запястье, в нежном жесте скользит по пальцам. А вот он поправляет волосы Роанна, волной раскладывает их по подушке сзади. Для него они всегда золотые, как пойманный луч солнца, бликом бьющийся вдоль по всей атласной струне, в которую его упрятали.
[indent] С трудом сосредотачиваясь, Радо беззвучно переводит дыхание и смотрит на Роанна. Его захватывает любовью — всё такой же сильной, бескрайней, как степь. И неожиданно он вспоминает кое-что.
[indent] Давным-давно, когда Радо — темноглазый босой волчишко, локти-колени в царапинах, покрытых корочкой, и черничных синяках, перепачканный рот — впервые познал горечь расставания и с щенячьей отчаянной тоской глядел вслед каравану, увозившему прочь его только обретённого друга, Дедо отвёл его в сторонку, оттёр сухими морщинистыми ладонями чумазое лицо и сказал: «Нужно уметь отпускать. Если твоё — вернётся». В то время Радо не понял. Да и едва ли мимолётный друг, появившийся за то недолгое время, что несколько кочевых племён остановились вместе на праздник осени, помог бы юному волчонку понять смысл слов мудрого Дедо.
[indent] Однажды Радо смог отпустить, потому что так было нужно, так он спасал самое дорогое, хоть было больно до глухой тоски, — и Роанн к нему вернулся во снах. Роанн его отпустил (слабым голосом, нежным-нежным, ласковым лишь для него одного: вернись за мной, прошу. я вновь буду ждать. как волк) — и сегодня он сам вернулся к Роанну. Как обещал.
[indent] «...А когда вернётся, — продолжал Дедо скрипуче, — держи крепко — до тех пор, пока вам двоим это нужно. Пока рушится мир и ломаются горы — нужно держать.»
[indent] Теперь Радо понимает. Теперь он держит. По-волчьи крепко, намертво вцепился-обвил собой — не разорвать, не забрать, никому не украсть, лишнего взгляда на него не позволит сделать, пряча за собой. И будет продолжать держать в объятиях свою великую слабость — даже если весь мир содрогнётся; даже если небо и земля поменяются местами или древний дракон проглотит солнце. Не отпустит. Никогда. Не его.
[indent] — Роанн, — зовёт Радо, поглаживая по груди, возле сползшего кольца. Просто так, чтобы лишний раз осознать: не в пустоту кричит, теперь-то слышат и откликнутся. Припоминает имя, которое из своего сложил и подарил, говорит тихо: — Ро.
[indent] Вокруг них плещется чернильным беззвёздным морем темнота: не страшная, не опасная; та темнота, полная волнения и совсем лишённая — сна, в которую хочется шептаться, открывать секреты, ведь никто лишний не услышит. Никто, кроме того, кому они предназначены. Темнота, в которой можно увидеть гораздо больше, чем при свете дня.
[indent] Их золотая нить пульсирует, исцеляясь в тепле и прикосновениях. Исцеляется и Радо. Наконец-то он чувствует... покой. Ещё слишком слабый, робкий неокрепший росток этого чувства — но для него, жившего много лет от ночи до ночи и не находившего себе места, и небольшой росток заметно облегчает душу. Роанн рядом, и теперь всё правильно. Всё встало на свои места. Солнце вернулось на небосвод, реки потекли из истоков к устьям, корни нырнули в землю.
[indent] Его дар ходока, гнавший последние несколько лет особенно сильно, отчаянно, утихает. Больше не тянет ступить на путь, шёпот дороги не слышно. Ходок пришёл туда, куда ему хотелось. Не конец пути — напротив, начало нового, долгого; только дорога уже шире — чтобы удобнее было вдвоём идти, рука об руку.
[indent] — Утром, — вдруг говорит Радо, поднимая блестящие в тенях глаза. — Мы можем пойти куда угодно. И можем как-нибудь зайти к моей семье. Они тебя помнят и будут счастливы увидеть снова. Они... Они называют нас онно'о-мэл. Это переводится как...
[indent] Он смолкает. Подцепляет пальцами подаренное кольцо — гладкое-гладкое от нежных рук; наверное, не сосчитать, сколько раз касался в поисках утешения, — приподнимает между ними и в задумчивости, словно припоминая толкование слова, трогает губами.
[indent] — Наречённые друг другу.
[indent] Выпускает кольцо, мягко улыбается, уверяя, что рады будут Роанну, ведь тоже считают его волчьей парой, и поглаживает по острой скуле трепетно. Перед ними раскинулось множество дорог, и они вольны выбрать любую.

Отредактировано Rado (2021-12-05 18:29:38)

[indent] Ему нужно, необходимо — сильнее воздуха — касаться Роанна. Кожа к коже, чувствовать, напоминать себе: наконец-то не сон. Это его жизнь. Счастливая, с радостной песней на языке и улыбкой — на губах. С бесконечно сильным чувством в груди, со смехом между ними.
[indent] С Роанном. Лучшая жизнь из всех возможных.
[indent] Сам себе напоминает оголодавшего, когда снова трогает уязвимые бока ладонями, прижимается теснее, чутко отзываясь на нежные прикосновения бледных пальцев к лицу. Наверное, очень сильно походит на волка, который на брюхе увивается перед своей парой, поскуливает восторженно, несдержанно захлёбываясь кипящими в горле звуками, и подползает всё ближе и ближе, норовя уткнуться носом в чужие лапы.
[indent] Вновь Радо опускает глаза на кольцо: за столько лет на прозрачной смоле с застывшими лепестками золотарника разбежалось царапинками-трещинками, а дерево — светлый податливый дуб — стал гладким и блестящим, как лёд в бесснежный мороз. Обещание, что встретятся ещё. Едва Радо думает об этом, как спешно бежит мысль дальше, в голове великими, неохватными планами полнится, а волк согласно рокочет: теперь им нужно новое обещание. И кольцо, которое впору будет на изящный палец; кольцо, которым Роанн сможет довольно хвастаться, словно бы невзначай поправляя рукой переливающиеся на свету золотым морем длинные волосы и обращая внимание всех на то, что он занят, что у него есть плечо, на которое можно опереться.
[indent] По губам скользит улыбкой. Радо урчит с кротко-нежным в голосе:
[indent] — Заберу. С собой. Себе.
[indent] И целует в ладонь, гладящую его щеку, словно бы извиняясь, что мог ненароком жёсткой бородой уколоть. Близость действует на него успокаивающе, возвращает под ноги дорогу, и он чувствует, что мыслит яснее, лучше.
[indent] Роанн начинает говорить. Немного поспешно, торопясь, но Радо смотрит понимающе, подбадривает ждущим взглядом: что хочешь сказать?.. выслушаю всё. Готов слушать часами напролёт, всё интересным будет, что рассказывает его пара. И любуется таким Роанном: оживившимся, взволнованным по-хорошему, с разогревшейся желанием жить кровью. Ничуть не похожим на сломанную фигуру, сгорбившуюся за столом в одиночестве.
[indent] — Да, я... — он запинается, оглушённый вдруг запахами того осеннего эльфийского леса, которых не может быть в северном краю, далеко по месту и времени. Волк — глубоко-сильно цепкий на запахи-ощущения — подталкивает носом нужные воспоминания, напоминает, и Радо мельком трогает его невидимый бок с густой шерстью, благодаря. Говорит уверенно: — Я помню.
[indent] Поляна на берегу реки, блики от солнца в воде и россыпь солнышек — в чужих волосах и глазах. Поднимал в воздух и шутливо грозился не отпускать, а Роанн смущённо смотрел в ответ сквозь ресницы. И тоже хотел, чтобы не отпускали.
[indent] Сам Радо уже давно забыл, чего ему хочется, когда он счастлив. Много, много лет не был счастлив целиком, до самого сердца, до глубинной точки души внутри; как тяжело замёрзший человек, не могущий согреть свои кости, студящие его изнутри, холодящие загустевшую безрадостную кровь. Глубоко внутри всегда была тень, которую никто не мог осветить, не мог коснуться. Когда смеялся, окружённый эльфёнышами, как высокая скала — безбрежным неспокойным морем, когда казалось, что весел, и прищуренные узкие глаза смеялись ярко, подрагивали лучиками морщинок, даже тогда смех не проникал до места под грудиной — обмёрзшего-отмёршего, вечной беззвёздной ночью клубящегося в недостающем уголке сердца, которое откололось и исчезло вместе с чёрной тенью, растаявшей между деревьев на неверных, подводивших лапах.
[indent] — Я теперь умею танцевать, — говорит он, вспомнив, как Роанн — губы в лукавой улыбке изогнуты, всегда хотел к ним прикоснуться своими, когда бы ни глядел — направлял его ладони, чтобы легли правильно. — Лучше, чем в наш первый раз. Научился, потому что хотел тебя порадовать.
[indent] Учился с Огневицей — та, грубоватая не по-эльфийски, скованная в движениях, когда дело касалось не работы, а развлечений, долгие года избегала танцев, казавшихся ей ненужным и пустым занятием тех, у кого больно много праздного времени. Всю зиму они, прячась на заснеженных полянах, где бы ни один любопытный взгляд, способный испортить подарок, не нашёл их, давили друг другу ноги и двигались с натуженной грациозностью камней. Переругивались незло, обменивались взаимными обвинениями, что это другой неправильно всё делает и мешает, — но не бросали занятий, каждый думая о близком сердцу, кого порадовать хотел. И на весеннем празднике Весинка, счастливая до ямочек на щеках, завертела прячущую улыбку Огневицу в танце, взметая в насыщенный запахами еды воздух длинные полы лёгких цветных одеяний. А Радо покосился на пустое место рядом с собой и отступил в тень, тоскливо глядя, как две эльфийки порхают под фонарями.
[indent] — Слышу, — отзывается Радо на клятву — драгоценную, рвущимся голосом.
[indent] Тоже не может пропустить мимо слова Роанна, откликается на каждое жестами и взглядом, показывая: слышит. Потому что всё по-настоящему, потому что — здесь, рядом, не разлучены расстоянием и злой, опасной болезнью. Больше нет. Позади, всё позади плохое; осталось место только для счастья и любви.
[indent] Радо подаётся ближе, ловит губами блестящую золотую слезу: всё готов с Роанном разделить. Накрывает ладонью метку на тонкой шее, оберегающе гладит, ласково успокаивая; наклоняется и целует в неё, затем снова следы от слёз губами собирает, как золотые ягодки с чужой ладони.
[indent] — Мы вместе, мой милый, — шепчет в щеку.
[indent] И у самого горло сжимает тугим, крепким, отдающим привкусом солёного на кончике языка. Больше не одиноко. Никогда теперь не будет. С Роанном дом везде. И везде — счастье.
[indent] Он окидывает Роанна внимательным взглядом, и темнота ему не помеха. Подмечает усталость, вялость жестов. Много сил отняла их встреча, даже душевных, слёзами пролилась, высвобождая застарелую боль, но теперь это была хорошая усталость, целительная. Такая, что поможет крепче заснуть и наутро набраться сил за всё время их разлуки; обновит их, как весна.
[indent] — Нам нужно отдохнуть, чтобы мы могли рано уйти. И чтобы завтра сил хватило поделиться друг с другом всем, — говорит мягко, ненастойчиво, с заботой волка, свернувшегося под боком, готового не дать замёрзнуть. — Постарайся заснуть. А я буду тебя держать.
[indent] Уговаривает расслабиться поцелуями, рассыпая их щедро по лицу, зацеловывая рядом с глазами, и осторожно обнимает, привлекая к себе ближе, позволяя спрятать лицо на груди и дышать знакомым запахом засушенных цветов и степи. Из-под рёбер поднимается баюкающим, рассыпающимся на отдельные рокочущие звуки и вновь собирающимся, чтобы укрыть тёплым одеялом сверху, даруя чувство защищённости, неодиночества.
[indent] На своём месте должно спаться сладко и без кошмаров, думает Радо, не замечая, как улыбается, наблюдая за Роанном в руках и чувствуя себя волком, наконец-то прикоснувшимся к своей луне.

Отредактировано Rado (2022-03-07 09:56:58)

[indent] В волчьей шкуре цветёт весна.
[indent] Под золотым, как насыщенный цвет солнечного мёда в ясный день, взглядом распускается ярко-жёлтый цветок — тёплая радость. От ровного дыхания, уютно свившегося кошачьим клубочком между ключиц на смуглой коже, покачивается упруго-свежий, тянущийся вверх с несокрушимой уверенностью рассвета бутон светлой надежды. От каждого прикосновения — широкая ладонь на узкой талии, острая коленка между его ног, босая стопа у щиколотки — в шерсти брызгами рассыпаются-разбегаются мелкие цветки, крепнут ягодной настойкой, кисло-лесной сладостью стекающей в живот и разливающейся оттуда по всему телу.
[indent] Роанн засыпает в его руках, и последняя деталь — отсутствие которой мучало и ныло пустотой на протяжении многих лет — наконец-то встаёт на своё место. Радо, не отводя взгляда с умиротворённого лица, слабо удивляется внутри себя: неужели может дышаться так легко? неужели бывает так, чтобы скалы не придавливали, а напротив, чтобы возносили ещё выше, над землёй?..
[indent] Глаза Радо — сплетённый клубок змей мыслей внутри, но среди них нет ни одной о сне — блестят в сонливо-тихой темноте. Беззащитный, уставший Роанн прижимается всем своим хрупким телом, и Радо оберегающе ворчит ему на ухо, помогая не бояться наступившей ночи, неясно-смутно волчьим чувствуя, что она тревожит пару. Ночь теперь должна быть такой же светлой, как день: ведь вместе её проводят, близко, ногами спутавшись и на одной подушке головы уложив.
[indent] Мозолистые пальцы — смуглое на бледном — ведут по скуле, поднимаются к виску, вспоминая изученный давно путь. Спускаются до подбородка, ныряют к шее и тянутся-крадутся невесомо до метки, опасаясь спугнуть сон, потревожить, но не в силах не касаться. Изредка за закрытой на ключ дверью шаркают полуночники, возвращаясь в комнаты, и Радо невольно отвлекается, дёргает верхней губой, мысленно прогоняя их прочь, чтобы не смели мешать. Затем снова возвращает взгляд к Роанну, смягчается в лице заметно. Волк за рёбрами урчит — осыпанный цветами, счастливый; не дикий зверь больше.
[indent] Постепенно усталость одолевает его, и щека Радо касается подушки. Он полудремлет-полубодрствует, то прикрывая глаза, то снова распахивая и возвращая взгляд к лицу Роанна, по которому вместе с луной за окном движутся-смещаются тени, показывая, как течёт ночь, пока Радо — слишком жадный, чтобы упустить хоть каплю драгоценного времени — не спит.
[indent] ...Он едва не пропускает мгновение, когда дыхание Роанна меняется. Сам не зная, что им движет: то ли добродушно-озорное желание подловить и врасплох застать, смущённо-ласковую улыбку вызвать в оттаявшем взгляде, то ли осторожное намерение скрыть, что не спал совсем, — Радо торопливо закрывает глаза. Притаивается, замирает ловким зверем в ожидании. Чуткий волчий слух ловит-различает еле слышный шёпот, и очнувшееся сердце на миг обвивает колючим жёстким стеблем — столько давней, тяжёлой боли угадывается, столько тёмных часов в гнетущем шипастом одиночестве читает Радо меж простых слов, что почти задыхается — и всё-таки находит оборвавшееся дыхание, возвращает себе дрогнувшими пальцами. Только щекой жмётся к маленькой ласкающей ладони сильнее, понимая: не очень уже получается поддерживать притворство, будто бы спит.
[indent] Он почти не спал всю ночь — но чувствует себя гораздо лучше всех тех лет, когда у него был долгий и крепкий здоровый сон в одиночестве.
[indent] Первое, что видит Радо, перестав старательно жмуриться, — улыбку Роанна. Улыбки у него такие, что целуют в душу и сердце большим-большим становится.
[indent] — Доброе утро, Роанн, — говорит Радо. И улыбается лучисто-смягчённо — потому что давно хотел сказать эти простые слова. Ведь они означали, что наступило долгожданное утро, которое они встретили вместе, а не далеко-далеко друг от друга, каждый с пустым холодным местом под боком.
[indent] Ему не было видно, что волосы стали длиннее, и оживившийся Радо спешит рассмотреть их получше. Тянется рукой, берёт в пальцы золотой лучик шелковистой прядки и целует с волчьей трепетной нежностью. Будет стараться, чтобы Роанн и внутри стал золотым от счастья, забыл про боль.
[indent] Хочется понежиться, полежать вместе с Роанном, болтая о пустяках и решая, чем бы заняться днём, но пока им не до этого. Не то место, не в безопасности здесь; и волк шерсть на загривке поднимает, глухим морем рокочет, покалывая солёно-острыми брызгами тревоги — уйти, не логово, плохо. Радо смотрит на Роанна, позволяет на дне зрачков отразиться его образу, и волк затихает; фыркает в небрежном недовольстве: только сейчас сработало, потом не получится так заставить замолчать. Но Радо знает, что это не так. Всегда волк будет становиться ласковым, если напомнить ему о любимой паре.
[indent] — Идём, — кивает он.
[indent] Ещё немного погладив напоследок по плечам, оставляет поцелуй на бледном лбу и первым соскальзывает с кровати. Одёргивает рубашку, пятернёй убирает волосы с лица, осматриваясь. На глаза попадаются полоски ткани на тумбочке рядом, где лежали вещи. Радо замирает на месте, оборачивается, пытливо прощупывая взглядом руку, которую Роанн берёг:
[indent] — Нужно перевязать? Время ещё есть, не беспокойся.
[indent] Наклоняется к Роанну, протягивает ладонь и останавливает, не решаясь коснуться, чтобы не растревожить рану. Вместо того бросает быстрый взгляд за окно. Ночью было много времени на размышления, пока оберегал сон пары, и про людей, ищущих Роанна, он помнил. Вполне вероятно, что они по очереди выжидали внизу, у выхода, и сейчас тоже там были, так что...
[indent] — Я придумал, как нам выбраться незаметно.
[indent] Он неожиданно жестом указывает на окно. Поясняет, выглядя довольным, как мальчишка с разбитыми локтями и царапинами, гордый своей задумкой:
[indent] — Прыгнем. Не бойся, там невысоко, я поймаю тебя. Что скажешь? Сбежим от всех.
[indent] Не прячет улыбки, которая показывает, что он всё тот же Радо, задумавший хитрое; не незнакомец с тяжёлым взглядом, по которому ничего не прочитать, и обманчивыми усмешками, да и никогда им не был для Роанна, сколько бы времени ни провели порознь.

[indent] Радо тоже смеётся. От чистого сердца, легко. Впервые за долгое время — искренне, рассыпая смех хрустящими покалывающими до улыбок смешинками. И правда, как будто крадёт Роанна из башни. Крадёт от людского зла, от губительных замыслов, боли и одиночества. И больше им не отдаст.
[indent] Всё ещё негромко посмеиваясь и качая головой, он окидывает взглядом Роанна, жадно запоминая всё новое, что не разглядел вчера вечером. Как сидит одёжка при утреннем свете, как постукивают о пол знакомые сапоги. Красивый, урчаще мелькает в мыслях. Собирающий вещи Роанн кружится по комнате ярким солнечным зайчиком; отходит к шкафу, и после него на тумбочке остаётся небольшой флакон. Радо ведёт носом, задумчиво трёт пальцами бородатый подбородок, глядя на цветочное масло, а затем, когда Роанн отворачивается к плащу, подцепляет флакон и лениво роняет к себе в большой карман туники. По губам у него скользит хвост лукавого лиса, изгибая их в мимолётной улыбке. Что-то ещё на быстрых лапах проносится во взгляде, но вскоре пропадает в глубине зрачка, как в тёмных водах моря.
[indent] Одобряя решение Роанна, Радо кивает его плащу и ласково приподнимает уголки губ: всё верно сделал, хорошо. Тепло лишним не будет в пути. Привычно беспокоиться о паре, наперёд думать, как бы не замёрз, чем смягчить сон под головой, если придётся в лесу ночевать. Но привычно не тем серо-пыльным, вытоптанным, тянущимся вымученно-устало, не скинуть с плеч — а уютно-радостным, как рассветно пляшущие в утренних лучах пылинки, как тёплый камин после зимней прогулки.
[indent] Светло. Его по-весеннему роаннит — сердце бьётся часто, волнуется-трепещет; мальчишечье лезет на губы.
[indent] Неясно урча что-то себе под нос с отчётливо довольными нотками, Радо кладёт ключи на тумбочку — пускай останется здесь, им он ни к чему. Запертую дверь откроют; ничего дурного, за что их следовало бы поминать плохим словом, они не сделали. А затем на тихие слова оборачивается, тоже взглянув на ладонь Роанна и мигом сосредоточенным став. Кивает: поменяет сам, позаботится; подходит ближе, обдав теплом и запахом прогретых на солнце цветов.
[indent] Радо встряхивает запястьем. Чёрное стекает-вьётся по венам, словно он тёмные брызги роняет с руки, но вместо капель спустя миг на кончиках пальцев матово-жилисто когтится волчьим. Возле Роанна волка принять легче: нет нужды беспокоиться, что испугает, что не поймут, отвернутся. Можно быть собой до конца, честно-открыто, широко. Плечам расслабленно, в груди просторно, и в по-птичьи лёгком сердце журчит заливистой трелью. Когтями Радо срезает поистрепавшиеся старые тряпицы, отбрасывает небрежно. Но не на пол — роняет на кровать.
[indent] И, глубоко вдохнув, он смотрит на руку. Рана подзажила — но хрупко-тонко, натянувшейся зыбкой дымкой. Ему не нравится след на мягкой ладони Роанна — выглядит так, будто бы... будто... Насквозь пробили. Вознилось, вгрызлось, стрелой навылет. Радо берёт ладонь Роанна в свои, медленно поворачивает из стороны в сторону, проницательно блестя из-под коротких ресниц острым — неровный, ощерившийся обломок ледяной кромки — взглядом.
[indent] По ровным краям следа угадывает — кинжал. В нём приливает медвежьей жестокой злостью, клыкастой, тяжёлой.
[indent] Раньше он вспыхивал молниеносно, занимался с головы до ног летними сухими пожарами: только задыхаться оставалось от распирающего, душащего раскалённой удавкой. Горел дико, ядовито-ярко. Злостью по-зимнему оголодавшего зверя. Теперь — выучился вдали от своего якоря — в нём тлеет исподволь. Но такой огонь опаснее, убийственнее. Такой горит долго, днями; не отпускает, вливается в кровь. Внешне спокоен, разумен — а внутри горят с костным хрустом леса, глушит грохотом камней. Рвутся жилы, в горле дрожит криком.
[indent] Роанн целует его в подбородок.
[indent] Становится тихо. Вместо клокочущего гортанно зверя — растерянно наклонивший голову волк. Он смущённо прядает ушами и прячет переставшую скалиться пасть под большими лапами.
[indent] — О?.. — говорит Радо, с заминкой и сам коснувшись пальцами своей щеки, о которую потёрся Роанн, словно только вспомнив.
[indent] Смотрит на мягкие щеки Роанна, думает о следах на них — как шипы на цветах царапают протянутую руку.
[indent] — Если при поцелуях борода будет тебе мешать, ты скажи, — просит он с лёгкой — без тени кровожадного эха бушевоваших мыслей — улыбкой, вполне серьёзный в своих словах. Некому прежде было жаловаться, что он оброс. Из поцелуев — только семейные прикосновения губ к по-детски пухлым щёчкам младших эльфёнышей, восторженно пищащих и весело отворачивающихся от колючего волка, но всё равно напрашивающихся на поцелуи следующим же днём.
[indent] Наклонившись вдруг, Радо ненастойчиво-бережно касается языком нежной кожицы на ране, зализывает под довольное рычание волка, переставшего толкать его лапой. Так быстрее заживёт, уверены оба. Лишь после этого Радо закрывает свежей чистой тканью раненую ладонь. Прячет от себя, знает: если постарается сильно, то учует запах человека, державшего кинжал. Сможет выследить, настигнуть, вернуть всю боль. Но важнее остаться с Роанном, уберечь его. А тех людей расплата ещё настигнет.
[indent] Удержав себя на месте, Радо втягивает когти и сосредоточенно перевязывает ладонь. Его губы неслышно шевелятся: шепчет про себя заговор. Волшба в волчьей крови пробуждалась только в дороге, когда Радо сам того попросит, и никаких заклинаний он не знал, не умел ворожить, но всё равно казалось, что царапины и синяки скорее заживают, если над ними пошепчет подслушанные наговоры. Для Роанна он особенно старается, бормочет сильные слова, с которыми эльфы над ранами гораздо серьёзнее клонили голову и хмурились, вливая волшбу, заговаривая-уговаривая кровь. Потому что для Радо каждая царапина на Роанне — тяжёлая рана.
[indent] — Вот и всё, — спустя время говорит он, не торопясь выпускать тонкую руку из ладоней и перебирая ласково длинные бледные пальцы, согревая их. — Можем идти.
[indent] Неохотно отступив от Роанна на шаг, Радо подбирает старые тряпицы с кровати: не хочет оставлять золотые следы. (Даже по капле крови... приглушённым-присыпанным голосом как из-под земли рассказывает Ива, водя пальцами по страницам книги. Левая рука — костяная до локтя, ни единой жилы, всё белым скелетом обнажено — глухо стучит по корчащейся в муке людской фигуре. ...можно навести недоброе.)
[indent] Плащ накрывает широкие плечи, сумка прижимается к спине. Всё забрали. Напоследок поправив волосы Роанна и подушечкой пальца оттерев невидимую пыль на кончике его носа, Радо шагает к окну. Створки поддаются неохотно, протестуют визгливо-глухим скрежетом где-то глубоко внутри своего деревянного тела. Радо прислушивается: вокруг тихо. Толкает ещё, ещё, пока не раскрывает широко. В комнату врывается прохладный ветер, становятся чётче слышны звуки северного края. Он примеривается, щурясь за окно недолго, и с удовлетворением кивает. Оборачивается, улыбается Роанну — всё в порядке.
[indent] И, с силой оттолкнувшись, стремительно перемахивает через окно.
[indent] Если Радо и немного пушится перед своей парой, красуется, то кто же его в этом упрекнёт? Мёрзлая земля хрустит снегом под сапогом, когда Радо поворачивается — по-хищному плавно, скользящей волчьей тенью в высокой траве — на месте после прыжка, взметнув полы плаща. Отряхивает мимолётным жестом мех на плаще, одёргивает рукава туники и задирает голову, улыбаясь плутовато, будто правда был разбойником, решившим украсть аристократа из его башни. Нить меж ними натягивается, напоминая, что отдалились, отошли друг от друга, но остаётся спокойной, не бьётся в отчаянии.
[indent] — Прыгай! — шёпотом зовёт он. — Я поймаю.
[indent] В карих прищуренных глазах пляшет широкая улыбка. Радо вытягивает руки, ступает под окно, старательно рассчитывая лучшее место. Пружинит ноги, приседает слегка, готовясь: Роанна должны встретить на земле самые мягкие объятия.
[indent] Поймаю, двигаются в обещании его губы. Всегда поймает, удержит, к себе прижмёт.

Отредактировано Rado (2022-03-19 12:03:27)