https://forumstatic.ru/files/001b/5c/a8/10403.css?v=6 https://forumstatic.ru/files/001b/5c/a8/47979.css?v=5 https://forumstatic.ru/files/001b/5c/a8/80317.css?v=10 https://forumstatic.ru/files/0018/28/7e/89598.css?v=4

Fables of Ainhoa

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Fables of Ainhoa » Нынешнее время » [1203-1205] Ежевичная поляна


[1203-1205] Ежевичная поляна

Сообщений 1 страница 16 из 16

1

https://upforme.ru/uploads/0018/28/7e/1015/475129.jpg

https://upforme.ru/uploads/0018/28/7e/1015/703377.jpg

https://upforme.ru/uploads/0018/28/7e/1015/309775.jpg

https://upforme.ru/uploads/0018/28/7e/1015/234814.jpg

1203-1205, Эноа


[indent]  По ту сторону степи, среди вековых лесов, в уютных комнатах с сухоцветами живут демоны и волки, с которыми происходят разные истории. Они ночуют под открытым небом, прижимаясь друг к другу тёплыми боками, и готовят сладкие ягодные пироги. А порой отправляются в путешествия — по морям и пескам, к горячему белому солнцу Иш-Калафа.
[indent] Но всегда возвращаются домой.

+3

2

Весна расцветает в душе с каждым шагом.
[indent]  Теперь, когда успели далеко уйти, все вечерние страхи таверны будто исчезли. И всё ж сторонились людей; сознавая того или нет, хотели от всех скрыться, чтобы наконец-то перевести дух. Потому, раздобыв немного еды по пути, решили и вовсе с широкой-проторённой дороги сойти, тропы поменьше выбирая. Роанн с лёгкостью доверил Радо самому избирать путь — он не ошибся бы.
[indent]  Легко идти рядом. Держаться за руки, мимолётом гладить, касаться, когда слова иссякают; оба, верно, уставшие, но не чувствуют этого. Правильно говорят, что домой возвращаться легче. Еще и отвлекают друг друга от плохого — у Роанна уже новая привычка: поднимать их руки и целовать переплетенные пальцы, смуглое рядом с бледным. Очень красиво.

[indent]  Высокие сосны, зелёными бархатистыми волнами ветвей уходившие в самое небо, понемногу сменяются деревьями пониже. Резковатый северный воздух смягчается, и, кажется, становится теплее. Но Роанну и без того тепло — он будто чувствует, как Радо крепко-крепко обнимает его, прижимает к себе; словно и не прошло с тех пор, как таверну покинули, уже полдня. Все беды остались там, а их самих и искать больше никто не станет.
[indent]  Время больше не кажется застывшим от льда ручьём — течёт так же скоро, как их разговор, то чуть притихающий, согревающийся языком тёплых прикосновений, то разгорающийся вновь смехом и широкими улыбками. Даже если идут молча — молчание комфортное, своё, не тяготит.
[indent]  И Роанн оттаивает. В движениях, пока ещё чуть заторможенных, скованных былыми печалями, всё вообще заметна былая живость. Выглядит тенью себя прошлого, но — набирает цвета, сил, жизни. Только благодаря тому, что рядом видит Радо, что может — чуть смущаясь и пряча взгляд — попросить его чуть склониться, чтобы можно было робко поцеловать в щеку и снова почувствовать родной цветочный-степной запах рядом.

[indent]  Кажется, первым сделать привал предложил Радо, пусть и обоим хотелось скорее вернуться домой; ночевать под открытым небом же решили вместе, не споря. Роанну за долгую жизнь не раз приходилось ночевать под открытым небом, но обычно такими ночами он только поджидал опасности, не доверяя темноте. Теперь не боялся.
[indent]  Совсем не сразу нашлось подходящее для ночевки место. Хотя они, пожалуй, и не искали его, словно зная, что потом сами…
[indent]  — Там… цветы? Радо, давай здесь!.. — восхищённо вздыхает Роанн и тут же тянет Радо за руку, ближе к поляне.
[indent]  Где-то далеко слышится тихое журчание воды; наверное, лесной ручей. Сама поляна не такая уж и большая, укрыта от солнца куполом-переплетением подсвеченных ветвей, так что лучики заходящего солнца ровными полосками света струятся сверху вниз, расчерчивая высокую траву, пересыпанную мелкими яркими цветами. Вокруг тишина, и даже птицы, верно, принялись уже в своих гнёздах укладываться на ночь. Спокойно и славно; самое то для уставших путников.
[indent]  Роанн, чуть сжав напоследок пальцы Радо, отпускает их и приседает на корточки у цветов. Глядит завороженно, бережно трогает, будто боясь потревожить спящего; немного хочется сорвать их, но останавливает себя. Обнимает себя за колени, чтобы не было даже соблазна; сжимает по привычке кулаки — уже не первый раз задевает раненую руку, пусть и старается ее беречь. Но болью это не отзывается. Рана подживает быстро — он чувствует это, даже если случай перевязать ладонь подворачивается не так часто.
[indent]  Ещё несколько мгновений он смотрит на цветы, прежде чем снова выпрямиться и улыбнуться Радо.
[indent]  — Цветы думают, что лучше здесь ночевать! Ты же не против? — умоляюще глядит Роанн и, чтобы Радо точно согласился, робко целует его в колючую щеку. Пусть и старается уговорить-разжалобить — в глазах искорки веселья пляшут, знает: будут только за.

[indent]   Пока ещё не стемнело. Вместе они расстилают именно его плащ — не слишком тоньше, но поменьше — на земле; Роанн хитрит, успевает склониться первым, чтобы самому успеть больше сделать. Он уже решил, что с той стороны, которую сам готовит, должен лечь Радо. Наверняка ведь там ночью будет лучше отдыхать?
[indent]   Малейшие хлопоты приносят удовольствие. Даже всего-навсего подгибая край плаща, превращая его в своего рода подушку, Роанн думает о том, что так хоть немного сделает их постель удобнее. Конечно, вдвоём хорошо было везде. Даже на голых досках вытянувшись, не почувствовал бы неудобства, не обратил бы даже внимания.
[indent]   Хмурясь, Роанн стоит на коленях, опустившись на четвереньки, и заботливо оправляет плащ. Покончив с этим, приподнимается, оглядывает с гордостью их постель. Даже на такой будет уютнее, чем в таверне; там слишком много чужого, а здесь…
[indent]   Поддавшись мимолетному соблазну, он растягивается на плаще; перекатывается снова на спину и, зажмурившись от удовольствия, разминает руки и ноги — тянется сильно-сильно, подняв руки над головой, так что даже край рубашки задирается. Роанну спокойно и комфортно. Он чувствует на себе взгляд Радо и знает, что бояться больше нечего, что его уберегут от всего на свете. Можно снова наслаждаться жизнью и их мгновениями вместе, наедине.

[indent]   Он открывает глаза. Не сразу переводит взгляд на Радо, пусть и хочется; играется-оттягивает, смакуя отзывающееся тёплым в животе осознание: теперь всегда рядом будет видеть. Сначала смотрит на разливающееся медовым небо, на белые зефирные облака, подсвеченные совсем молодым розовым закатом.
[indent]  — Радо, — зовёт тихим, переливчатым голосом Роанн. — Иди сюда, будем на небо смотреть. Ты знаешь звёзды?
[indent]   Он всё ещё немного смущён. Зато — решительно протягивает руки к Радо, ласково глядя на него.
Теперь-то взгляд уже не отведёт.

+2

3

[indent] Чутьё вело домой. Никогда ещё дорога не была такой приятной даже для него, ходока.
[indent] Ива — стук костей, лунный свет, струящийся из окна в обнажённые рёбра, видимые в разрезе блузы — говорил, что Радо может идти коротким путём только один. Но почему-то сейчас, с Роанном рядом, снова внутри росло то чувство лёгкости, пузырящейся счастливым смехом свободы, как при волшбе. Может, и волшба принимала Роанна за своего, за кого-то настолько близкого, что готова была над его головой тоже протянуть покровительственную длань.
[indent] Волк тянул дальше от людей, толкал укрыться за шероховатыми стволами деревьев, пройти незаметной тропой по мягкому, влажно проминающемуся под сапогами мху. Радо доверился ему, не замечая почти, куда они идут: уступив волку часть сознания, отдав инстинктивное, с чем тот мог справиться, всё своё внимание обратил на Роанна, не сводил с него глаз и руки от чужой не отнимал, поглаживая большим пальцем узкую ладонь. Старался в каждый миг ласку добавить, ещё прилить любви под золотое сердце, отогревая.
[indent] Будто и не разлучались — нет рядом с Роанном скованности, неловкого стеснения, которое бывает между давними друзьями, что встретились после долгих лет. Верно, отчасти дело в их ночных встречах во снах, а отчасти — в том, что Роанн был как часть его самого, как ладно вставшая на место деталь.
[indent] Как якорь в слове — м(а)оре.
[indent] С каждым шагом Роанна отпускает. Отпускает то чёрно-тоскливое, беспросветное; пахнущее пугающим ничем, пустотой вылизанного водой камня. Начинает затягиваться рана, оставленная людьми — каждым, кто на протяжении этих лет колкий взгляд метал, задевал клювастыми словами, толкал с короткой доски веры в злое холодное море одиночества. Роанн как опавший лист осенью, для которого время обернулось вспять: из бесцветного, тонкого, с просвечивающими на свету жилками-венами — в тронутого красками, пока бледными, ненасыщенными, и всё больше в них живого.
[indent] Но пока Роанн, так долго ждавший его, был слаб, малосилен, поэтому, когда время стало близиться к вечеру, тяжелеть — незаметно людскому глазу — ночными тенями, Радо твёрдо сказал, что им нужно отдохнуть и пора искать ночлег. Слукавил немного: повёл плечами, разминая их, и похлопал себя по бедру, будто бы сам устал от долгой дороги, чтобы Роанн не вздумал себя винить в том, что домой вернутся позже.
[indent] ...Когда Роанн вдруг замедляется, а его глаза оживлённо сверкают, Радо, до того рассеянно смотревший по сторонам, не особо сосредоточенный на поисках нужного места (отчего-то предчувствуя, что оно ждёт их дальше), кивает сам себе уверенно: они переночуют здесь. Ради Роанна, протянувшего руку к цветам, когда сам — такой же прекрасный цветок, робко распустившийся в холодном краю. Радо смотрит на шелковистые лепестки, дрогнувшие от жеста, затем переводит взгляд на Роанна. Никто не посмеет его тронуть с дурными помыслами. Роанн будет самым защищённым цветком, и ему для этого даже не нужны шипы. У него есть когти верного волка.
[indent] Он оглядывает поляну. Вода, цветы, защита от ветра, тишина укрытого от всех уголка леса. Волк перестаёт тянуть вперёд и, потоптавшись лапами по рёбрам, сворачивается, удовлетворённый.
[indent] — Что же, цветы дурного не предложат, — соглашается Радо с важным видом, огладив бороду будто бы в глубоком размышлении. От быстрого небольшого поцелуя размягчается и вовсе. Такой незатейливой лаской Роанн, верно, сможет выпросить у него что угодно, думается с теплом и нежной готовностью дать всё, что ни попросят.
[indent] Пока Роанн — воодушевлённый, с сияющими предвкушением глазами, а оттого выглядящий ещё прелестнее — ищет местечко для них поуютнее и посуше, Радо, которого в глубине души не отпускает тревожное чувство опасливого зверя, не желавшего привести за собой врагов, обходит небольшую поляну, убеждаясь, что людей нет поблизости. Только после этого успокаивается, отводит с глаз пряди, придававшие ему вид дикий и мрачно-недобрый, сулящий беду, и встряхивается. Подтаскивает упавшие сломанные ветви, накидывает сверху старых сухих листьев, затем помогает Роанну с плащом, устраивая для него сторону там, где помягче и где побольше веток с листьями, которые ночью не дадут замёрзнуть, не подозревая, что для него самого делают то же с нехитрой искренностью любящего сердца.
[indent] Когда он, закончив, выпрямляется, то, не сделав и шага вперёд, замирает с занесённой ногой. Роанн растянулся на спине, мелькнув беззащитным животом под рубашкой, как волк, который чувствует себя в безопасности и трётся спиной о траву, подставляя взгляду брюхо. Это далеко не их логово, совсем не оно, ещё идти и идти, но к горлу подкатывает чувство — душно-сдавленное, зажатое, стиснутое годами, как смятая забытая рубашка, пролежавшая внизу шкафа. Его самого нескоро отпустит, нескоро разожмётся лапа на сердце; ещё долго будет вот так застывать и смотреть на Роанна — странно-тоскующе, забывая, что между ними больше нет жестоких миль.
[indent] Ему тоже нужно время. Но он уже чувствует себя обновлённым; раны наконец-то покрываются здоровой кожицей. Как дерево, пережившее бурю и готовое вновь расправиться, стряхнуть обломанные злым ветром отжившие-отболевшие ветви, чтобы ещё гуще и красивее стала крона.
[indent] Две бледные руки — объятие рогатой тонкой луны — тянутся к нему, и Радо делает шаг вперёд. Ложится рядом на подготовленную для него сторону, подтягивает сверху тяжёлый плащ, укрывает побольше Роанна, следя, чтобы его всего — уютно-маленького, как распушившийся воробушек в сложенных ладонях — прикрыло, и прижимается горячо-тесно.
[indent] Он не хотел смотреть на небо. Радо хотел смотреть на Роанна.
[indent] — Тут звёзды незнакомые.
[indent] Он всё-таки поднимает глаза. В родном краю выучил за много лет все яркие и тусклые точки звёзд. Мог до дома пройти с любого конца эльфийского леса, не глядя вниз, под ноги, а лишь глаза подняв и по созведиям отслеживая путь, по их расположению и повороту одного к другому.
[indent] Вспоминается утреннее мгновение, когда Роанн спрыгнул с окна: сверкнувшие драгоценным каскадом волосы, застывшая в воздухе фигура.
[indent] — Но одно созвездие я всё же знаю, — понижает голос Радо, словно секрет рассказывая. — Смотри, вот оно, рядом со мной. Называется Золотой демон.
[indent] Он целует Роанна в щёку, и губы тянутся в широкой улыбке, от всего сердца — теперь целого. Возвращается-просыпается былое лукавство, помогавшее молодому волку придумывать поводы, лишь бы коснуться бледной кожи лишний разок, и несуразные глупости, чтобы вызвать улыбку у пары.
[indent] Шепчет, наклонившись, на ухо, прикрытое спутанными волосами:
[indent] — Это двойные звёзды.
[indent] И касается губами уголков глаз, насухо зацеловывая: никогда больше не станут влажными от солёных слёз. Спускается ниже, вскользь тронув край рта; лицом зарывшись между шеей и плечом, оттянув ворот рубашки, поглаживает губами давнюю метку, жарко выдыхая.
[indent] — Вот тут очень яркая звезда есть, — бормочет в кожу. — «Волчий укус». А ещё здесь...
[indent] Радо шарит ладонью под плащом, касаясь и поглаживая нежно Роанна повсюду. И каждому местечку-звёздочке название выдумывает, сверкая глазами от радости всякий раз, когда замечает, что рассмешил или нежное смущение вызвал.
[indent] Черничная песня, говорит он, поцелуями помечая тонкую вытянутую шею, которую так доверчиво ему подставляют без сомнений, и озеро мёда, задержавшись прикосновением на ямке между ключиц. Волчья поляна — когда скользит большой ладонью на мягкий живот. Заячьи тропки, называет впадины между рёбрами, которые щекочет аккуратно пальцами через одежду, посмеиваясь хрустко. Рядом с Роанном оттаивает сам, показывает настоящие эмоции, которые прежде были скованы, как река долгой-долгой снежной зимой.
[indent] — А ты какие знаешь звёзды? — улыбаясь, спрашивает Радо, когда все придуманные слова оказываются произнесены. — Может, меня научишь новому?
[indent] И — звёздный капитан, обративший лицо к небу — любуется Роанном, своей путеводной золотой звездой.

+2

4

[indent]  От прикосновений легкой дрожью. Никому не позволял касаться, от неприятия под кожей словно иголками кололо, даже если случайно едва задевали; думал, не для того создан был, никогда не найдёт места и чужого даже занять не посмеет. Смирился с тем, но не хотел ничем связывать себя с чужой жизнью.
[indent]  С Радо иначе. С ним всего мало; ещё той осенью, ещё до признания — держал за руку, но было мало; после — целовал, ни одного мгновения не мог порознь провести — и всё равно думал о том, как было бы славно обнять за шею, прижаться лбом и больше не отпускать. Обещали ведь?
[indent]  Он замирает, неотрывно глядя на Радо. Его широкая тёплая ладонь скользит по боку, щекотно трёт рёбра через рубашку; Роанн шумно выдыхает, но сдерживается, чуть румянясь — не показывает, что боится щекотки. Всё друг о друге узнают, но не сразу: наслаждаясь каждым мгновением и каждым открытием друг о друге, чтобы ещё слаще становилось такое изучение. Какие поцелуи любимые? Чего больше хочется?
[indent]  Роанну хочется всего, и от каждого прикосновения, указывающего на невидимые звёзды, в груди ворочается приятное чувство уюта. Было пусто там до первой встречи — а после, со всеми словами и взглядами, пророс вместе сердца золотой цветок, распускающийся лишь под волчьим теплом.
[indent]  Радо обращается к нему, но Роанн смотрит чуть неуверенно; ещё немного боится. Странное чувство, будто долгое время во мраке провёл, и теперь не решается прикоснуться напрямую, замарать им любимое тепло. Хотел бы так же везде-везде коснуться, узнать на ощупь — насколько шире в плечах стали, насколько сильнее; но пока хватит и малого.
[indent]  Бледные ладони, потянувшиеся было к плечам, лишь робко опускаются к смуглым рукам.
[indent]   — А я знаю только Волчий путь, — улыбается мягко Роанн.
[indent]   Аккуратно придерживая за запястье, переворачивает чужую ладонь вверх. Широкая ладонь — в заметных линиях-дорогах, переплетенных-спутанных крепко, а путь знают лишь они двое. Мягкие губы прижимаются горячо к запястью и медленно цепочкой поцелуев поднимаются к местечку между большим и указательным пальцем. Сдвигаются в сторону, трогают бережно мозоли, шершавую-твёрдую от работы кожу. Поцелуи — мягче, чем к нежным, едва начавшим заживать краям раны; чуток, знает: оба — едва распустившиеся хрупкие цветы, от неловкого прикосновения холода погибающие. Обоим нужно тепло.
[indent]  — Моё сердце, — шепчет почти неслышно, задевая дыханием ребро ладони. — Вокруг шеи и вниз.
[indent]  И это созвездие прослеживает поцелуями. От лесной тени деревьев и нечаянного взгляда, от объятий и золотой крови на пальцах — две линии-пути встречаются, переплетаются — к одной подушке на двоих, к танцу, к их дереву, к их обещанию… к кольцу. Останавливается только там, где линия жизни теряется на коже. Дальше только вечность вместе.
[indent]  Он поднимает голову и снова встречается взглядом. Легонько сжимает чужие пальцы в перевязанной руке, и сердце в груди тоже сжимается оттого, как много нежности в тёмных глазах напротив. Хочется загадать: всю ночь буду глядеть, любоваться — но всё же знает, что измученное за годы разлуки тело не выдержит следующего дня без отдыха. Зато скорее нового дня дождутся… если попросить, смогут ли раньше разбудить? Как ещё короче сделать даже такую разлуку?
[indent]  — Этого мало, но, думаю, вместе мы ещё многое узнаем, — подмигивает он, и косой розовый лучик связывает их мягким светом. У Радо — совсем у кромки волос, дрожащей короной-ободом; у Роанна свет путается в волосах, зарывается в слегка вьющиеся прядки рассеянной светлой дымкой. Как и прежде, связаны однажды и навсегда. — Как думаешь, могу я тоже волком стать?
[indent]  Что-то ещё хочет сказать, но забывает, набирается решимости поцеловать в уголок губ. Как-то незаметно первый поцелуй перерастает во второй, и он, кажется, благодарит за каждую звезду, которую показали. С медленно тускнеющим светом солнца пропадают сомнения, растворяются мысли о том, мрачном; чем дольше вместе, притаившись во временном и тайном волчьем логове посреди поляны, — Волчьей? — тем легче забыть о прошлом и о кажущихся опасностях.
[indent]  И не замечает даже, как переплетаются ногами, поспешно жмутся друг к другу. Думает мимолётом: какое счастье, что больше не нужно искать предлога-повода, чтобы быть ближе и чаще касаться. С Радо можно быть собой настоящим, хотя и не знал раньше, что он настоящий существует.
[indent]  Отстранившись и облизнув горячие после поцелуя губы, он ловит и вторую ладонь, прижимает обе к своим щекам, придерживая легко-ненавязчиво своими — могут убрать, если только захотят. Но ведь не захотят?
[indent]  — С тобой тепло, — тихо признаётся. Чуть повернуть голову — можно к ладони вновь поцелует прижаться; такой возможности не упустит. — Не только потому, что волк. Это ты. С тобой всегда так.
[indent]   Когда шутливо о защите попросил, тогда, во время завтрака в эльфийском доме, и получил вдруг желанную клятву — тогда не думал, что так нуждается в тепле и близости. Радо может подарить всё, чего только захочется, но Роанну нужно не так уж и много — только быть рядом. Не важно, шумит ли ветер в ветвях над головой или надежно спрятан за окном; не важно, мягкая перина под ними или походные плащи. Когда Радо рядом, ни о чем другом и думать не сможет.
[indent]  В полусвете заходящего солнца блестят серебряные ниточки в волосах Радо. Они были ещё тогда, но было их куда меньше. Обоим было тяжело эти годы, и кто знает, получилось бы выдержать всё, если бы не встречались во снах? Такие встречи лишь приглушали боль, но и этого было достаточно, чтобы можно было дождаться следующего дня. День за днём, все эти годы.
[indent] — Я очень скучал, — шепчет. Нет, уже не стоит в горле горький ком отчаяния, и сам уже верит, что не сон; просто понадобится время, чтобы оправиться.
[indent]  Роанн не плачет, пусть и щиплет в уголках глаз; трется легонько гладкой щекой о широкую и шершавую чуть ладонь. Золотые прядки, рассыпанные по плащу, совсем спутались-взъерошились, и выглядит он сам почти таким же домашним и уютным, как в то утро, когда проснулись вдвоём на узкой кровати, и сам уже не спешил первым подниматься.
[indent]  Он вновь доверчиво расслабляется, смягчается, и сделать это, чувствуя прикосновения Радо, очень легко.

+2

5

[indent] Волчий путь.
[indent] На ум приходит давнее воспоминание: когда парой зим назад увидел на снегу цепочку следов небольшой волчьей стаи. Отпечатки больших и маленьких лап переплетались-путались, прокладывали в мягком пушистом снегу дорогу — волчий путь. У них тоже будет свой путь: следы от его сапогов, глубокие под большим весом, расслабленно впечатывающиеся в землю (потому что, когда нет опасности поблизости, волк наступает всем телом, позволяет траве проминаться под собой, а не скользит невидимой тенью, сулящей смерть), и рядом обязательно — лёгкие, танцующие следы от сапожек любимой пары.
[indent] И их путь не закончится никогда. Он будет с долгими остановками для уютного вкусного отдыха. Будет вести от дома до интересного места и обратно, к логову на двоих, которое они вместе устроят.
[indent] Раньше ему не так было важно, где жить; главное, что есть угол для себя, чтобы зализать раны и расслабиться, хотя бы во сне открыть брюхо, зная, что никто не тронет. Но скоро нужно будет подумать о доме для н и х. Чтобы только для него было вот это зрелище — Роанн, потягивающийся на кровати и приоткрывающий — чуточку, манящим обещанием жемчуга, как створки перламутровой ракушки — нежный живот; Роанн, целующий его руки, словно они не жёсткие, с отметинами от осоки, а такие же мягкие, как бы Радо этого хотелось, чтобы ими можно было обласкать.
[indent] Сердце стискивает.
[indent] Вокруг шеи и вниз.
[indent] Странное чувство: он будто бы переполнен и чувства выплёскиваются за тело. И ещё — словно разделяется на две части, две жизни. Он взрослый волк с широкими плечами, которыми некого прикрыть, суровый, вдали от пары приобрётший угрюмость и морщины между бровей, горькую складку у губ; во взгляде неугасаемая тоска, нехватка солнца. Но нет — он молодой волк, у которого от первой любви кружится голова; он худой и нескладный, с глупой щетиной, которая колется, когда по ней проводит узкая рука. Радо научился бегло читать, стопы, когда-то больные и перевязанные, больше не беспокоят его, голодная худоба ушла навсегда, сменившись силой и мощью.
[indent] Радо мало напоминает того молодого волка, но кое-что не меняется.
[indent] Его любовь к Роанну. То, как всё перехватывает в груди. Как всё в нём остро отзывается на него, будто на Роанна настроено.
[indent] Роанн поднимает голову. Светящийся изнутри, но пока робким хрупким светом, не набравшим силу солнечным лучом, слабым после изнуряющей тёмной зимы. Но та зима прошла. И её, такой беспощадной, вымораживающей изнутри, никогда не будет.
[indent] — Вместе многое узнаем, — хрипло соглашается Радо. — Узнаем, станешь ли ты волком. Хотя что-то мне подсказывает, что ты уже начал им становиться. Твой запах...
[indent] Добавить ничего не успевает: их захватывают поцелуи. Сладкие, медовые, как этот закат на поляне, великодушно приютившей их, с цветами, окружающими маленькими земными звёздами.
[indent] Ведомые волей самого драгоценного демона, его широкие ладони обхватывают лицо Роанна, как рама — картину-шедевр. Он держит в руках свой мир, поглаживая большими пальцами заострённые скулы. Ни за что не отпустит. Не разожмёт. Никогда больше. Не его.
[indent] Глаза Роанна немного поблёскивают, но без того надлома, без острой грани, с которой готовы прорваться слёзы; это уже больше похоже на признание, нужное для исцеления. А они вдвоём вместе и непременно вылечат друг друга, прогонят темноту из-под рёбер.
[indent] Его ладони оглаживают щеки Роанна. Деликатно и аккуратно, чтобы мягкую кожу не оцарапать мозолями. Никогда прежде не жалел о том, что руки грубые, пропахшие деревом, а сейчас думает: надо бы присмотреть жирную мазь, чтобы Роанну было приятнее потираться лицом о ладони и чаще хотелось сделать это, прямо как сделал вот-вот, такой расслабленный и мягкий. И чтобы губы не стёр, если решит снова его руки целовать. Во снах, которые придавали ему жизни, этого не ощущалось, но отныне они вместе по-настоящему.
[indent] — Я всегда буду рядом, — бормочет Радо чуть сдавленным голосом. Потому что за долгое время — говорит это вслух. Не в мыслях, не во сне; наяву. — Больше не придётся скучать, родной.
[indent] Он вжимается-втискивается ближе, их ноги уже сплетены. На плаще ещё столько места, что хватит для целого волка, на четырёх лапах и с малоподвижным хвостом-палкой, но этот волк счастливо урчит в груди Радо, умиротворённый, и не рвётся наружу. Пара рядом, они идут в логово — больше ничего не нужно.
[indent] В нём берёт верх вторая часть, молодая и шутливая, ожившая с недавних пор (потому что наконец появилась причина, чтобы вызывать улыбки), и с губ, изогнувшихся в улыбке, срывается влюблённая глупость, которые, казалось, разучился говорить:
[indent] — Разве что... Если я уйду в другую комнату и не буду видеть тебя целую минуту, то, наверное, успею заскучать. Потом придётся тебя много целовать.
[indent] Радо прижимается губами к острому подбородку, наполняя Роанна теплом — и сам дыша им. Пока ещё много чужого запаха, наносного, задевающего крюками, но он знает: время поможет вытравить его. Вывести яд, растворить без следа эхо от чужаков. Будет пахнуть как волк.
[indent] — Как думаешь, какой способ будет лучше, чтобы прогнать тоску после разлуки длиной в целую минуту? Поцелуев хватит? Скажем, по поцелую за каждый твой вдох, пока меня не было рядом?
[indent] Одна рука, жадная до пары, с щеки скользит к шее, потом по плечу, затем дальше — на спину, пока не приобнимает Роанна. Радо наклоняется ниже, шепчет, и в глазах у него мелькает то юношеское, удалое-весёлое, наконец-то счастливое:
[indent] — Или нужно обниматься долго-долго?

+2

6

— Если знаешь, как мне волком стать — говори. Буду рад любому совету. А до тех пор буду просто глаз с тебя не спускать! И повторять все волчьи привычки, — смеётся негромко Роанн.
    Наверное, это и есть его новая мечта. И вправду жадный демон: до того мечтал хоть мельком повидаться, хоть на один день приютиться в любимых объятиях, а теперь уже представляет, как был бы рад безраздельно принадлежать целую жизнь.
    У Радо пальцы шершавые, мозолистые, и Роанна так и тянет потереться ещё. Так лучше получается ощутить, убедить себя, что всё взаправду, и Радо самый настоящий, не дурман сладкого и бесплотного сна; но он медлит, нехотя отпускает. Всё же думает, что надо растягивать ощущения, оставить что-то на потом, маленький подарок для себя самого.
    От желанного обещания всегда быть рядом у Роанна предательски дёргается уголок губ. Роанн охотно жмётся ближе, пусть даже ему — впервые за много лет, целую бесконечность — сейчас не холодно. Он улыбается от поцелуя в подбородок, и в его золотистых глазах вспыхивают искорки веселья — пока больше отражение чужого, но всё впереди.
     — Целая минута! — вздыхает пораженно Роанн и качает головой. — Пожалуй, я бы и сам не выдержал. Может, полминутки. Может, нам и не нужна вторая комната, чтобы никак не получилось разлучиться!
    Он улыбается. Тепло, солнечно, даже если от лунной темноты пролегли под глазами тени-синяки; ему нравится, как его обнимают. Он давно забыл, каково это — оказывается, не был целым, пока не коснулась чужая рука. Объятия успокаивают, мягче, чем колыбель для совсем крохотного ребёнка; они смягчают всё и защищают от всего.
    С ответом Роанн не торопится — столько времени ещё впереди, можно научиться быть расточительным. Он смакует мысли о другой комнате, о доме, пусть даже знает, что был бы счастлив и в лесу жить, лишь бы рядом с Радо. Невольно вспоминает первую встречу; кто знает, что было бы, если бы Радо тогда не остановил. Ему хочется сказать об этом, но горло перехватывает так, что приходится подумать о чём-то другом. Он чуть хмурится — понарошку.
     — Думаю… нужно все. И поцелуи, и объятия. А сразу после такой страшной разлуки я брошусь тебе на шею, и ты немного подержишь меня на руках, и…
    Роанн не успевает договорить — просто инстинктивно подаётся ближе и прижимается щекой к груди Радо, представляя, как славно было бы так прильнуть. Теперь можно представлять и объятия, и то, как будут держать на руках. Радо сможет держать долго-долго, как обещал. Он стал ужасно сильным, Роанн это чувствует. Роанн слишком напуган словом «заскучать», даже если речь всего об одной минуте.
     Но вместо того сон тяжелыми объятиями виснет на шее, и, как бы Роанн ни старался сопротивляться, понемногу берет верх. Строгое выражение его лица давно смягчилось; он изо всех сил пытается держать глаза открытыми, но устаёт слишком быстро. Или просто в присутствии пары легче позволяет себе расслабиться?
     — Скажи… что ночью не исчезнешь, пока спим, — тихонько просит Роанн. — Знаю, что не уйдёшь, просто… скажи.
      Ему стыдно просить о таком, будто он сомневается в Радо, но он уверен, что тот поймёт. Долгие ночи с далекими и сладкими снами научили верить одному лишь голосу, и он, возможно, единственный мог убедить в том, что это правда, это — навсегда. Роанн не знает, как долго ещё будет сомневаться, но верит, что однажды справится. Это ведь мешает наслаждаться каждым днём вдвоём.
      Он, внутренне дрожа и замирая в одно время, оглядывает смуглое лицо, жадно ухватывает в памяти каждую из мельчайших деталей, которые понемногу начинает скрадывать надвигающаяся сумеречная темнота. Как не потерять, как чувствовать, как поверить? Роанну словно мало пьянящих объятий, и…
       Его осеняет. Он нехотя отпускает Радо, зная, что лишь на время; аккуратно тянется к красной ленте на шее, путаясь перевязанной рукой, распускает её почти до конца, так, чтобы держалась на самых концах. Такого должно хватить. Только затем придвигается ближе и бережно накидывает ее через чужую голову; теперь она с комфортом, не слишком оттягивая и пережимая, висит между их шеями, как обещание. Маленькое искусное кольцо остается где-то между.
      — Теперь одно на двоих. Моя драгоценность, знаешь… — но Роанн не договаривает, ведь никакими словами нельзя описать, как крепко он зажимал в ладони кольцо долгими ночами, надеясь, что оно снова поможет найти путь до Радо во сне.
       Роанн прижимается, баюкая больную руку на груди и обнимая здоровой, бестолково цепляясь за край чужой одежды пальцами. Пока глаза не закрываются, он спешит любоваться, спешит поцеловать, и сделать это легко, когда их лица из-за ленты так близко.
       А ещё — так Роанн почувствует, если Радо уйдёт. Лента натянется, и он проснётся.
       Всего лишь маленькая хитрость, но он так отчаянно нуждается в этом; с темнотой накатывают самые страшные страхи.

Отредактировано Roanne (2025-05-21 01:17:45)

+1

7

[indent] Радо смеётся. Светло и беззаботно — как смеются те, у кого на сердце спокойно. И правда, зачем им вторая комната?
[indent] А следующий ответ Роанна ещё лучше. Радо готов его целовать и обнимать целыми днями, главное, что он рядом, настоящий, а не утешительный мираж, выскользающий из рук наутро; но всё же сладко сжимается в груди от осознания, что Роанн не меньше него голоден до прикосновений. Он поймёт и выдержит весь тот тёмный волчий голод, подтачивающий нутро. Только он и сможет.
[indent] Роанн жмётся к груди, на миг цепляется пальцами так, что аккуратные кончики ногтей белеют от напряжения. Ничего, думает Радо, сжимая губы, чтобы не произнести вслух и не сглазить: что поделать, стал осторожным в словах, бережёт их нынче. Я тебя отогрею, моя пара. Ты только подожди и увидишь всё сам.
[indent] От прозвучавшей просьбы сердце спотыкается. Роанн на миг отводит взгляд в сторону, будто бы ему стыдно, что он усомнился, но нужда, грызущая изнутри, накопленная за года разлуки, оказывается сильнее и срывает слова с его губ. Во взгляде Радо — ласковое понимание, абсолютное и полное. Принятие, не требующее оправданий.
[indent] — Сколько угодно раз скажу, — обещает он. Прижимается губами к выглядывающему из-под волос ушку, шепчет: — Я буду рядом. Я останусь с тобой навсегда. И завтра утром, и утром через год. Даже через много-много лет. Теперь мы вместе.
[indent] И вдруг Роанн начинает возиться в объятиях, как осенённый вдохновляющей мыслью, пока не связывает их обоих алой лентой, и у Радо подрагивают уголки губ. Он сейчас — мальчишка мальчишкой, честное слово, потому что даже такая мелочь сейчас вовсе не мелочь, а нечто значимое и важное, как это бывает при первой влюблённости, когда придумываешь всякие уловки, от которых сладко сжимает сердце.
[indent] Ресницы Роанна смыкаются на всё более долгие мгновения, голова тяжелее опускается на сложенный край плаща. Радо тихим раскатистым урчанием, прокатывающимся по горлу, окутывает его, чтобы дать понять: он рядом, как обещал. Волчьи звуки плавно провожают Роанна в сон, направляют, чтобы он не соскольнул в кошмар, а легко шёл по проложенной тропинке дрёмы, чувствуя под ладонью, у бедра, мохнатый бок, который защитит.
[indent] Он толком не спал несколько ночей, переживания подтачивают жилы, но Радо упрямо смотрит на Роанна. Оберегать. Следить, чтобы их мир принадлежал лишь им двоим. Братко, густая шерсть — в неё можно погрузить ладонь и всё равно не дотянешься до кожи — проходится по предплечью изнутри: волк, дремавший весь день, поднимает голову под рёбрами. Прослежу за парой. Спи. Должен быть сильным.
[indent] Только себе Радо и может доверить Роанна. Он прикрывает глаза.
[indent] И открывает их спустя миг.
[indent] Сбитый с толку, он осматривает знакомую до мелочей собственную комнату под крышей в Доме, но не успевает ощутить леденящий ужас от мысли, что это всё ему примерещилось и было предсмертным бредом потерявшегося в проклятом лесу, как вскоре понимает, что происходит. Он во сне: потому что границы предметов нечёткие, всё как-то ускользает и тяжело сосредоточиться на деталях. Ему снится его комната, здесь они часто встречались с Роанном во снах и искали утешения друг в друге. Однако Роанна сейчас нет. Да и зачем ему быть тут, когда они встретились взаправду? Теперь Роанн должен ночами отдыхать, а не тратить силы, чтобы на пару часов связать их и дать поводы продержаться ещё день.
[indent] Радо проводит ладонью по заправленной кровати, не ощущая прикосновения во сне. Зато касания пары всегда чувствовал. Хмыкнув, он обходит комнату, поправляет стопку книг на столе, свои инструменты да краску, которой расписывал игрушки. За года, прошедшие в эльфийском лесу, стал хорошим мастером, завалит Роанна подарками, чтобы ходил гордый и румяный от радости и чтобы мог хвастаться: а это всё сделал мой любимый волк!
[indent] — Спасибо, — шепчет Радо в пустой ненастоящей комнате, глубоко вдыхая.
[indent] Эта страница остаётся позади. Он искренне благодарен за сны, за то, что его милый демон был так силён и помогал им жить даже на расстоянии, но отныне им это не нужно. У них начинается новая глава жизни, наполненная яркими рисунками и смехом. Грусть и одиночество — в прошлой главе. О ней можно вспоминать, чтобы настоящее становилось ещё ценнее, но не переживать заново.
[indent] Радо просыпается со счастливой улыбкой на губах, зная, что увидит Роанна; волчье тихо отступает в кровь, передавая ему контроль. Больше не хочется спать днями, чтобы не разлучаться, больше нет причин гнать день вперёд и жаждать ночи. Его причина просыпаться лежит рядом, тихо сопит, очаровательная и подсвеченная предрассветным лучом, зыбко натянутым в утреннем тумане сквозь крону деревьев. Немного свежо, Радо потеплее обнимает Роанна, пряча собой, и украдкой оглядывается. Сбоку поляны видно куст с поздними съедобными ягодами, однако он не решается встать: обещал ведь не уходить.
[indent] Зато на расстоянии руки оказываются опавшие на землю светло-розовые лепестки. Радо аккуратно тянется к ним, подбирает и, чуть сжав их пальцами, чтобы стали податливее, приклеивает Роанну лепестки на скулы, как цветочный румянец. Просто небольшая шалость, которой он надеется вызвать улыбку и на которую имеет право.
[indent] Закончив, Радо потягивается, разминая тело. Лениво размышляет, сколько они успеют пройти, где бы остановиться для отдыха, чем ещё обработать раненую руку, пока рассеянно играется пальцами с золотыми волосами Роанна. Теперь можно составлять планы.

+1

8

Роанн давно уже отвык от этого: всего по слову, взгляду и прикосновению угадывают, понимают, как самого себя. Не нужно путаться в объяснениях и переживать. Он снова на своём месте, вторая половинка целого.
      — Спасибо, — Роанн с благодарностью улыбается, и лихорадочная хватка бледных пальцев слабеет.
      Ему не страшно опустить голову, пряча лицо на чужой груди, не страшно закрыть глаза. Новое обещание держит Роанна, как путеводная нить, по которой он может найти покой. Он больше не один; даже сквозь сон чувствует поддержку, незримое присутствие. Если вдруг станет страшно — протяни руку, и почувствуешь жесткую волчью шерсть под пальцами. Волк рядом.
      Роанну ничего не снится. Это настоящее счастье, ведь после сладких встреч во сне следовало тяжёлое наказание — метания в беспамятстве, самые пугающие кошмары, от которых даже ему, демону, становилось страшно. Он с готовностью принимал всё, если так мог хотя бы на несколько минут увидеть любимое лицо. Теперь он может любоваться им, сколько его душа всегда желала. Пожалуй, если бы не был так вымотан, то и проснулся бы пораньше, чтобы поскорее встретиться вновь наяву.
      Когда Роанн открывает глаза и делает первый глубокий сонный вдох, в его мир разом врываются все ощущения, о которых он так мечтал: осязание — тепло обнимающих рук, обоняние — успокаивающий запах степи и дерева, слух — дыхание рядом, зрение — смуглую шею, спрятанную за воротником, вкус…
      Роанн поднимает голову, чувствует что-то на скулах и озадаченно касается кончиками пальцев. Лепестки. Румянец из цветов.
      — Я до сих пор твой цветок? Золотарник, — Роанн смеётся, тихо и уютно. Он бережёт счастье, тратит его совсем понемножку, стараясь не торопиться. Не думал, что ему ещё оно предназначено.
      Аккуратно стряхнув лепестки на плащ, Роанн вытягивает шею и невесомо целует Радо. Вот и вкус. Это пожелание доброго утра на их языке прикосновений; такое не нужно переводить в слова. Может, таких слов, настолько полных нежности, и не бывает на свете.
      Немного помедлив, Роанн развязывает ленту, ловко перехватывает заскользившее было по ней кольцо. Теперь оно на пальце, на своём законном месте. Большевато немного — весь похудел-осунулся с тех пор, — но всё такое же яркое, с застывшими золотыми лучиками рассвета. Самое ценное, что он когда-либо имел.
      Теперь они с Радо не обездвижены такой лентой, но Роанн всё равно немного хитрит, лежит на прежнем месте, разглядывает. Ему необходимо набраться тепла — улыбок, взглядов, поцелуев. Тогда весь день будет ужасно удачливым, а он сам ни на минутку не замёрзнет. Он сам придумал эту примету, но ни на мгновение не сомневался в её действенности. 
       Только спустя время Роанн уговаривает себя начать день, приподняться на их лесной постели из травы да плаща. Слегка потянувшись, чтобы размять затёкшее за ночь тело, Роанн привстает на локте и оглядывает полянку взглядом. Славное место для ночлега выбрали, уберегло от чужих глаз. Улучив момент, Роанн протягивает руку, запустив ее в мягкую траву, и бесшумно благодарит ставшую им постелью землю за приют.
       А потом прячет в набедренной сумке, едва заметной для чужого глаза, пару лепестков, которые были на его лице. Не страшно, если Радо заметит: просто для Роанна даже самые маленькие подарки важны. Он представляет, как, вернувшись в комнату Радо, займёт уголок на столе, разложит там свою драгоценную добычу: кольцо, ленту, пару лепестков — и будет самым богатым демоном на всём белом свете, ведь ни у кого другого нет поцелуев его Радо.
      На плаще безжизненно змеится лента, и Роанн колеблется, решая, куда её повязать. Самым лёгким кажется вернуть ее на шею, но Роанн почему-то медлит, рассеянно собирает здоровой рукой волосы в кулак. Потом поднимает взгляд и встречается с Радо. Объясняет:
      — Ты подарил её, и мы потом гуляли по лесу. Мы как будто возвращаемся с прогулки — просто очень долгой.
      Шальная мысль захватывает его; можно, как тогда, подвязать волосы? Мечтал бы вернуться в то время, чтобы никогда не разлучаться, но иначе было нельзя. Роанн прикусывает губу и поспешно поднимает руки.
      Лента мелькает между пальцев, струится-петляет; Роанн по-разному шевелит рукой, пытаясь то так, то иначе повернуть пальцы и ладонь, чтобы смочь ухватить ленту двумя руками. Ничего не выходит. От долгого бездвижия пальцы деревянные, непослушные; да и не до конца затянулась сквозная рана, отдаётся болью даже для него, чуждого человеческому. Он сильный, ничем не выдаёт боль в лице, но спустя несколько мгновений его решимость всё-таки улетучивается. Побеждённый Роанн опускает руки.
      — Поможешь?
       И оборачивается, подставляя доверчиво спину. Там, под копной золотых локонов — тонкая шея, а на ней старый шрам, бледные полукружия. Единственное солнце, которое светило ему эти годы; тёплое, напоминающее о том, ради чего — кого — он жил.

+1

9

[indent] Ресницы Роанна трепещут, и Радо подбирается. Внутри всё обдаёт теплом от мысли: он будет первым, кого Роанн увидит, проснувшись. Да и просто — будет первым для него с утра. С этого утра и всех, которые их ждут.
[indent] — Ты всегда будешь моим Золотарником, — с нежностью отвечает Радо, жадно ловя тихий смех — как шелест стеблей с золотыми цветками, покачивающиеся на ветру. Он вызвал улыбку, что может быть лучше?..
[indent] А лучше может быть поцелуй от сонной и взъерошенной пары, которая улыбнулась сразу же, едва увидела его.
[indent] Радо издаёт тихий рокочущий звук, жмурясь от удовольствия, затем приоткрывает глаза и наблюдает, как Роанн возится с кольцом, возвращая его на своё место, отчего внутри на миг замирает от мысли, что... Теперь, когда у них есть будущее, твёрдое под ногами, уверенное и крепкое, нужно сделать новый подарок. Правильно — торжественно и красиво, чтобы перекрыть яркими красками чувств тот прошлый раз, то болезненное мгновение расставания, последовавшее за подарком. Да и кольцо в этот раз нужно сделать точно по размеру. Чтобы скользнуло на палец, плотно обхватило его и не спало. Оно будет не знаком их сделки (которую они выполнили — встретились, будут вместе), а тем, что отныне Роанн — его...
[indent] Радо сглатывает, медленно облизав пересохшие будто от жажды губы, и расширившимися зрачками следит, как Роанн поднимается. Его тянет следом, Радо тоже встаёт и, отвлечённый планами на будущее, рассеянно поводит плечами, разминая мышцы, однако всё равно не сводит глаз с пары, поэтому замечает и движение чужой руки к сумке, и ленту между пальцев. Согласно улыбается: помнит. Но улыбка хрупко замирает и стекает, когда тонкие руки после нескольких неудачных попыток опускаются. Радо угадывает, что стоит за мигом колебания, что остаётся невысказанным. И он приходит на помощь.
[indent] — Я бы сам хотел тебя заплести, — наклонившийся к подставленной спине Радо звучит просяще и нежно гладит по напряжённой линии плеч.
[indent] И получается так, будто бы не Роанн не может перехватить свои волосы руками, а Радо очень-очень сильно хочет заплести его. Это — маленькая уловка, чтобы пара отвлеклась от собственной слабости; это — чтобы пара чувствовала себя защищённой и знала, что больше нет нужды бороться в одиночку, нести на плечах всю тяжесть. Он мягко оттягивает на себя внимание Роанна от его больной руки, не уличает в слабости (ни за что бы не посмел). Помогает Роанну отвлечься от бессилия — временного, ведь он только в начале пути восстановления.
[indent] Он всегда помнил, как ощущаются золотые мягкие волосы в руках. Всегда — надеялся — знал: он однажды будет заплетать их, будет иметь право возиться с ними, дурачится, прикладывая прядки над верхней губой. Поэтому он долгие года старательно учился. Почти у всех его эльфов были длинные волосы, но на эльфёнышах было трудно учиться, слишком уж непоседливо они егозили и вздыхали, морщились, если Радо ненароком тянул сильнее нужного. Взрослые эльфы позволяли ему мучаться с их волосами по вечерам, когда дневные дела уходили вместе с солнечными лучами и оставался заслуженный отдых. Под пристальным взглядом Старшего Радо перекладывал соломенные прядки Младшего из Близнецов, ласкового и отзывчивого, а если неосторожно дёргал — Младший ойкал, смеялся и взмахивал руками, когда Старший порывался забрать его из волчьих лап в свои. Горицвет перебирал струны харпики, пока Радо мучался с его копной и временами с недоумением вытаскивал оттуда сухие листья. Весинка делала наброски и рисовала-выдумывала новые причёски, которым Радо мог бы научиться, благо его пальцы стали ловкими и проворными.
[indent] Так что он знает, что нужно делать. Он долго готовился к этому дню.
[indent] Радо берёт в ладони волосы Роанна и приподнимает, обнажая шею. Он решает: нужно пустить косу вокруг головы, чтобы она обхватывала золотой короной, прядки возле лица выпустить, они будут очаровательно пушиться и придавать Роанну игривый вид, а оставшуюся часть волос заплести и обвить лентой, оставляя лежать на плече. Так шея будет открыта, в любой момент он сможет бросить взгляд на старый шрам или поцеловать.
[indent] И Радо приступает к работе, которая приносит только удовольствие. Временами, отвлекаясь от работы, он наклоняется и целует сзади в шею, щекотно дышит на ушко, чтобы отвлечь Роанна. Меж пальцев вьётся золотая прядь, и он ощущает себя почти настоящим творцом — потому что из волос создаёт что-то красивое, украшение для Роанна.
[indent] Получается даже лучше, чем он представлял. Причёска другая, не похожа на ту, что была у Роанна, когда они гуляли в лесу, — как знамение, что во время их долгой прогулки они многому научились и изменились. Но то, чему они научились, помогло им встретиться и помогает сейчас стать счастливыми по-новому, глубже.
[indent] С тихим выдохом Радо целует Роанна в плечо, а потом устраивается лицом к лицу и тянется к раненой руке.
[indent] — Сперва я позабочусь о тебе, мы перекусим, только потом можно увидеть, что я с тобой сделал, — с лукавой улыбкой объявляет Радо, неприкрыто любуясь им, таким красивым. Он понимает, что Роанну не терпится увидеть, как его преобразил любимый волк, но нужно это чувство направить на полезное для него — уход и еду, — чтобы он сам не заметил, как быстро расправится с этими делами.
[indent] Радо достаёт лечебную мазь, которую успел купить вместе с едой, и заботится о ране, разматывая чистые лоскуты ткани. Чтобы отвлечь от неприятных ощущений, Радо говорит:
[indent] — Я тут подумал: кажется, твоей причёске всё-таки чего-то не хватает... — он издаёт задумчивые ворчащие звуки, будто бы размышляет о чём-то, а потом заговорщически понижает голос: — Понял! Не хватает цветов в волосах. Какой цветок хочешь, чтобы я тебе в волосы вставил? Выбирай любой.
[indent] Он движением подбородка предлагает Роанну оглядеть поляну, пока сам проворно наносит мазь.
[indent] Не только Роанна отвлекает на самом деле. Себя ведь тоже. Иначе сгорит от ненависти и злости на того, кто п о с м е л причинить боль паре, да ещё так жестоко, кроваво.
[indent] Выдох. Рана выглядит уже лучше, чем в их встречу. Нужна его забота.
[indent] А заботы и любви в нём — через край.

+1

10

Пальцы трогают бережно и ловко, ни тени боли от прикосновения. Роанн догадывается, что не просто так, что не впервые заплетают причёску, но не спрашивает. Он рад тому, что Радо не опускал руки; что жил так, словно каждое испытание, каждый день жизни был лишь ступенью к возвращению. Роанн не был сильным, но вера в Радо давала ему силы по крайней мере жить. Жизнь сама по себе была надеждой.
       Роанн помнит, как смотрел в зеркало на себя, с потускневшим золотом волос и потухшими глазами. Думал: разве узнают таким, разве приглянусь ещё? Первые недели разлуки тяжело было, руки не поднимались, так что даже шелковистые волосы свалялись в колтуны и ничем не напоминали прежнее. Потом, дотянувшись хотя бы во сне, уверил себя: однажды ещё будет. Радо ведь тоже верил. Не ошибся.
      Осознание того, что это не сон, делает Роанна самым счастливым. Не зная, чем занять руки, он мнёт в пальцах край выцветшей потрёпанной одежды, и улыбается просто так. Он не замечает, что делает это; не замечает и того, как тихонько напевает без слов. Он сам, бывший когда-то полым и зеркально-золотым внутри, вдруг становится полон весенними цветами до самой макушки. И они один за другим раскрываются, подставляясь солнечным лучам — своему Радо.
      Роанн так и норовит обернуться, бросить веселый взгляд, но его опережают — целуют в шею, щекочут дыханием. Он смеётся, кокетливо вжимает голову в плечи, будто бы и правда боится. Не боится; счастлив.
      Когда Роанн оборачивается, у него на губах почти прежняя улыбка, разве что более робкая, словно боится спугнуть счастье.
      — Ладно, — сговорчиво соглашается Роанн, пусть даже ступни почти ощутимо покалывает от желания скорее побежать к речке и посмотреть на отражение. Не затем, чтобы увидеть лицо — только заплетенные волосы, лишний раз напоминающие, что его касались по-настоящему, оставили часть от себя. Чтобы сразу заметно было, что он пара своего Радо.
     Он протягивает руку, твёрдо намеренный ни разу не вздрогнуть, когда будут касаться краев раны, но к собственному удивлению понимает, что уже не так и болит. Ему не слишком сложно отвлечься на цветы, и он с любопытством вытягивает шею, стараясь окинуть взглядом даже дальние уголки поляны. Множество полевых и лесных цветов переплетаются причудливым узором на ковре из травы; Роанн почти не знает их имён и теперь жалеет об этом. К чему знать этикет или историю, если не можешь позвать по имени самые милые цветы?
     — Давай поближе посмотрим, — просит Роанн жалобно и, перехватив ладонь Радо здоровой рукой, тянет за собой в глубь поляны.
      Совсем не обратив внимание на ягоды, он какое-то время кружит, аккуратно ступая между цветов — высоких и совсем маленьких, ярких и совсем невзрачных; они одинаково прекрасны, и он ужасно боится неловко наступить хоть на один. Мимо пролетает бабочка, и Роанн удивляется тому, каким живым и цветным становится мир, когда рука Радо сжимает его.
      Наконец Роанн останавливается, смотрит в раздумье. Предупреждающе легонько поцеловав смуглые пальцы, он ненадолго отпускает их и опускается на колени. Он может развести руки, покачнув высокую траву и цветы, словно готовый уплыть в цветочное море. Но он остается рядом, только здоровается прикосновением с цветами, стараясь самыми кончиками пальцев задеть дальние и улыбнуться им; Роанн благодарен тому, что цветы тоже укрыли их, спрятали на ночь. Не зря выбрали это место для ночевки.
      Прикрыв глаза, он прислушивается. Какой цветок хотел бы уйти с ними, а какие — остаться?
      — Мне незабудки нравятся, — рассуждает Роанн вслух. — Я читал, что незабудка символизирует верность и вечность. А сегодня, может… может, она говорит: «не-за-будь», какое это было чудесное утро. Наше.
      Он осторожно, бережным прикосновением извинившись, что потревожил, срывает маленькую веточку с тройкой крохотных цветков и протягивает Радо. В кулаке прячет ещё одну, покрепче; спустя пару минут он со свойственным демонам коварством сунет ее в чужой воротник, пощекотав шею, но пока его выдают только поблескивающие чуть ожившим золотом глаза.
      Вытянув шею, он оглядывается, прислушиваясь. Снова различает вдалеке шелест ручья; его так и тянет подняться и отправиться к нему, чтобы поглядеть на косу, которую сейчас может только ощупать, но он остается на месте, потому что обещал сначала позавтракать вместе. Вдруг вспоминает кухню в доме эльфов; представляет, как встаёт пораньше, пробирается из их комнаты вниз — чуткий Радо проснётся, он он успокоит его поцелуем и обещанием скоро вернуться, — и сам готовит завтрак. Хватит на всех: благодарность за гостеприимство. Но для своей пары прибережет самую сладкую ягоду, самый вкусный кусочек, ведь никто не осудит влюблённость; и угостит сам, может, даже со своих рук. Заботиться о своей паре ужасно приятно.
      Всё это представляется так живо и вкусно, что Роанн невольно румянится от нежного поцелуя, которым его, наверное, поблагодарят за завтрак, и крепко-накрепко решает научиться готовить. Покалывание в ладони запоздало напоминает о спрятанном цветке; Роанн разжимает кулак и подносит незабудку к губам, чтобы поцеловать цветок, а затем заправить его в вырез чужого воротника.
      — Нарядно смотришься, — улыбается Роанн, неприкрыто любуясь им. Теперь на Радо тоже было маленькое напоминание самому Роанну: он настоящий, можно коснуться — незабудка напомнит об этом. О том, как важно ценить этот миг, ведь в первую встречу успели недостаточно… всего.
      Впредь не забудут.

+1

11

[indent] Роанн может попросить что угодно, и Радо всё для него сделает, но Роанн просит лишь посмотреть поближе на цветы, которые будут украшать его волосы. Он изящно кружит между цветов — легконогий, сияющий, как наваждение, вспыхивающее при свете солнца от переливающихся в воздухе капелек дождя, и Радо следит за ним одними глазами, опасаясь, что, если заговорит, спугнёт это танцующее настроение у пары, так чудесно выглядящей среди цветов.
[indent] — Значит, незабудки, — ласково соглашается он, когда тишина между ними нарушается, а атмосфера неторопливого утра наедине от всего мира всё равно остаётся.
[indent] Теперь ему тоже нравятся незабудки. Ведь он тоже, как они, никогда не забывал каждой минуты, проведённой вместе, украденной у тёмного голода его самоотверженным демоном, и верно хранил их в памяти, перебирая, когда нужны были силы.
[indent] Радо принимает из тонких пальцев веточку с голубыми цветками, лёгкими и свежими, как глоток чистого воздуха, и с улыбкой смотрит на Роанна, заметив, что тот замечтался и покрылся смущённым румянцем. Жаль, Радо не умеет читать мысли: ему сейчас очень хочется узнать, что же вызвало нежный румянец (и что ему самому нужно сделать, чтобы снова добиться его или даже сделать ярче). За этими — очень важными — раздумьями он с запозданием замечает, как глаза Роанна вспыхивают озорством, и вот уже у него воротник украшен незабудкой, отчего он смеётся и сам аккуратно вставляет свою веточку в золотые волосы, прямо над ушком, и выходит лучше любой заколки, а украшает — во много раз прелестнее, отлично подходя к бледной коже и золоту.
[indent] — Нарядился для свидания с тобой, — подмигивает Радо. — А сейчас, как полагается любому свиданию, нам нужно перекусить. Но сперва...
[indent] Они возвращаются к их плащам, и Радо помогает умываться Роанну, потом сам поспешно проделывает всё то же, затем они вместе усаживаются.
[indent] За всё то время, что он путешествовал (сперва в степи, потом по эльфийскому лесу, в последние пару лет — за его пределами), Радо привык есть на ходу или буквально на собственных коленях расстилать тряпицу, перекусывая солониной и запивая водой из потрескавшегося бурдюка. Но сейчас с ним его милая нежная пара, за которой хочется поухаживать; превратить завтрак и правда во что-то вроде свидания, и Радо раскладывает свёртки на плаще, на котором они оба сидят, скрестив ноги. Сперва кажется, что завтрак у них скромный, как у путешественников, блуждающих вдали от поселений уже долгое время, но потом Радо достаёт из заплечного мешка вяленые фрукты и орехи, немного примятой зелени.
[indent] Эльфы ели много овощей да ягод, и Радо, всегда чутко наблюдавший за своим телом, которому привык доверять и о котором потому заботился, заметил, что у него прибавилось сил с того времени, как он стал жить в Аонетане. В степи, среди кочевников, не было возможности что-то выращивать; либо срывали дикие ягоды и выкапывали корнеплоды, случайно попадавшиеся в пути, либо обменивались с другими племенами. Так что Радо знает, что важно не только мясо, не оно одно даёт силу.
[indent] Радо первым принимается есть, подавая пример Роанну, чтобы пробудить в нём аппетит, и подкладывает ближе к нему кусочки повкуснее и посытнее. Его паре понадобится время, чтобы набраться сил. А даже когда наберётся, Радо не перестанет его баловать и носить на руках.
[indent] — Умница, — хвалит Радо за съеденный завтрак, не заставляя доедать или есть через силу. — Теперь пойдём смотреть, что я сделал с твоими волосами.
[indent] Сложив всё и убрав обратно, он поднимается и протягивает руку Роанну, затем, продолжая держать и большим пальцем поглаживать ладонь, ведёт через поляну в сторону воды. Речушка прячется за деревьями, маленькая и негромкая, но всё равно звучит задорно. Зелени на небольшом пологом бережку больше, и цветом она насыщеннее, однако Радо без труда подмечает место, где нет цепких кустов, и ведёт Роанна туда, а потом плавно пропускает его вперёд, чтобы мог первым подойти к воде, пока сам встаёт за спину, уложив ладони на талию и придерживая на всякий случай.
[indent] Они останавливаются у воды. Ветра нет, водная гладь отражает небо, виднеющееся через кроны деревьев, и в ней будет легко хорошенько рассмотреть себя. В голове у Радо мгновенно вспыхивает идея — дома, в Гнезде, нужно будет сделать раму для зеркала в виде волн, чтобы Роанн каждый день смотрел как в водную гладь, и эта мысль так ему нравится (но её нужно сохранить в секрете, чтобы удивить), что настроение становится ещё лучше, рокочет морской волной. Радо наклоняется к лицу Роанна, через воду глядя на него, и, убедившись, что он в отражении заметил его, целует в щеку, чуть щекоча бородой.
[indent] — Ну как, будешь доверять мне свои волосы? — улыбается Радо.
[indent] Давно у него не было настолько радостного утра (если не считать утро после их воссоединения). Пора, пожалуй, привыкать, что отныне каждое будет таким.

Отредактировано Rado (2025-08-24 10:57:06)

+1

12

— Для свидания!.. — на полувыдохе изумляется Роанн.
     А ведь и правда — свидание. Не так, как у иных, которые привык видеть, — нарядные залы да столы со свечами, — но оттого Роанн чувствует себя богаче всех; для них — целый лес, плащ — резной стол, поцелуи — вместо сладкого. Роанн румянится, отчего-то немного смущенный, и поправляет и без того идеальную причёску. Ему кажется, что золото волос ещё хранит тепло чужих пальцев; верно, не торопился бы расплетать косу, но, жадный демон, сможет теперь позволить себе такое удовольствие каждый день.
     Он почти не говорит во время завтрака, только то и дело бросает счастливые-улыбчивые взгляды на сидящего рядом Радо. Невольно вспоминается первое утро у эльфов — уютный завтрак на тихой кухоньке. Тогда он, кажется, впервые почувствовал вкус сладости, да так и не смог позабыть.
      Роанна мало тянуло к еде; обычно он даже едва ли ощущал ее вкус, а если и получалось это — почти не мог распробовать.
Вдали от Радо еда, как и многое другое, казалась обязанностью, тяжёлым бременем, необходимым лишь для поддержания тусклого огонька жизни, тлеющего на одной надежде. В деньгах недостатка не было, однако чаще выбирал что-то незамысловатое, недорогое — словом, только притупить почти не ощущавшийся телесный голод и брести дальше.
      Сегодня фрукты вновь кажутся сладкими, и у него получается съесть чуть больше. Он чувствует себя сытым совсем скоро, но уговаривает себя на ещё пару орешков: в дороге понадобятся силы. К счастью, он, помогая сложить оставшуюся провизию, облегченно понимает: ещё сколько-то можно будет держаться от таверн и людей подальше, этого хватит ещё ненадолго.
     Прикосновение выводит его из задумчивости. Послушно поднявшись, Роанн охотно следует всюду, куда только Радо ни захотелось бы его отвести; в этом есть что-то успокаивающее, и он только рад доверить себя в любимые руки. Ему не терпится увидеть, как он преобразился; каким он будет теперь, в их новой жизни? Роанну хочется спросить об этом, но он замечает золотой блик отражения и забывается.
     В воде подрагивает до боли знакомое и совершенно неизвестное лицо. О, демон столько лет не видел давно погасшую улыбку того Роанна. Но вместе с этим это были иные черты, которых у предшественника не было; это — не только Роанн, но и Ро. Радостный, светящийся будто изнутри Ро; демон жадности, добровольно отдавший единственное, что у него было — себя. Золотая коса нежным венцом обнимает голову, напоминая о том, кто лапу приложил, и перехваченные лентой пряди спускаются к точёным ключицам в вырезе рубашки. Шея доверчиво открыта.
     Ро это нравится.
     — Буду, — счастливо улыбается Роанн. — Я бы хотел теперь всегда по утрам доверять их тебе. У тебя очень красиво выходит! Я почти как принц какой.
     Он смеётся, чувствуя, как одна мысль об этом согревает его изнутри. Может, теперь у них будет свой маленький ритуал? Аккуратная прическа или свободная золотая копна волос с тонкой косичкой за ухом — Роанн будет рад любому, что ему захотят подарить.
Нетерпеливость будто плещется прямо под кожей, покалывающими иголочками спускаясь к ногам, и Роанну хочется вновь подняться, отправиться в путь, крепко сжимая чужую широкую ладонь; но что-то отвлекает его — может, мимолётная близость, ощущение чужого тёплого дыхания на своей щеке; может, одно отражение на двоих. Он задерживается на месте, широко распахнутыми глазами глядя на них вдвоём; они сильно изменились за годы вдалеке друг от друга, но это всё ещё они, Радо и Роанн. В едва подрагивающем отражении он видит Радо совсем рядом, и Радо целует его. Видеть это приносит ему не меньшее удовольствие, чем ощущать.
     — Мы славно смотримся вместе, — смеётся Роанн, чуть удержав Радо за запястье, чтобы он посидел рядом ещё немного, тоже поглядел на них: смуглое и светлое, крепкое и хрупкое.
    Улучив момент, Роанн, пользуясь тем, что Радо отвлёкся, потирается о его щеку своей. Ощущение непривычное, чуть щекотное, но определённо приятное; когда Роанн отстраняется, на его губах по-прежнему играет улыбка, а на нежной щеке проступают тонкие, едва заметные красноватые полосочки от чуть царапающей бороды. Он терзается, стараясь поглядеть и в отражение, и на дорогую пару рядом; отвлекает только блик солнца на воде, напомнивший: день быстро пробежит.
     — Перед тем, как вернёмся… можно будет искупаться в речке. Должно быть здорово, — задумчиво замечает Роанн и оглядывается назад. — Нам, наверное, пора идти?..
      Солнце уже успело подняться достаточно высоко, чтобы мягко пригреться тёмную макушку Радо и заиграть в выбившихся золотистых прядках, обрамлявших лицо Роанна. Остаться здесь ещё ненамного было соблазнительно, и Роанн почти забыл о том, что, верно, ещё недостаточно дней дороги разделяло их с оставшимися позади охотниками; пожалуй, он даже был бы рад остаться здесь, под крышей из раскидистых крон.
     Он с лёгким сожалением возвращается на поляну, чтобы вместе собрать нехитрые пожитки, и оглаживает свой плащ, на котором они провели такую славную ночь, но убеждает себя: можно отказаться от малого ради большего, ведь впереди — Дом.
     Плащ тяжёлым покрывалом ложится на плечи, и Роанн застёгивает его под подбородком. Украдкой махнув рукой цветам, качавшим яркими лепестками, на прощание, Роанн снова устремляет взгляд на Радо и робко касается его пальцев.
     Вместе — куда угодно.

+1

13

[indent] Зародившееся было движение Роанна вдруг замирает, будто что задерживает, Радо ловит его взгляд, направленный на водную гладь, и сам тоже смотрит. Они одновременно и похожи на себя молодых, и вместе с тем — очень многое изменило их; добавило в золотой взгляд тени, которая, разумеется, спустя мгновение исчезает, когда он вспоминает, что Радо рядом, и снова его глаза — чистый свет, под который хочется попасть и направить на себя. В его собственных глазах тоже есть тени, много — мрачной, угрюмой, но он ловко прячет в самом зрачке, черпая из неё силы, чтобы защитить пару. Теперь она — его неизменная часть; часть, способная открыть второе дыхание, если потребуется, и заставить напрягать жилы больше, чем они способны. Он...
[indent] Нежная щёчка касается его обветренной щеки.
[indent] Радо моргает, молча уставившись на улыбающегося Роанна, и знать не знавшего, что он сейчас вытянул Радо из тревожных мыслей, для которых ещё нужно время, чтобы надёжно закрыть и избавиться от их назойливого постоянного присутствия.
[indent] — Пора идти, — опомнившись, соглашается он, потом, наклонившись к ушку, заговорщически шепчет: — Всё, что захочешь, мой принц. Речка будет.
[indent] Они вместе возвращаются на поляну, пригревшую их, и собирают вещи. Накинув свой плащ, Радо проверяет, крепко ли завязан рюкзак, надевает за плечи и выпрямляется, оглядываясь напоследок. Будет ещё не одна такая поляна, готовая приветить их, и он заранее признателен каждой. Он двигает губами, беззвучно прошептав эльфийскую присказку, выражающую благодарность природе и пожелание солнечного света, чтобы всё росло, затем переводит взгляд на Роанна и берёт его за руку, ободряюще улыбнувшись.

[indent] Идти легко.
[indent] За всю свою жизнь Радо прошёл немало дорог, самых разных и непохожих, но эта — с парой рядом, под сенью деревьев, не успевших сбросить листву, под защитой крепких стволов, вдали от чужаков — эта дорога сама ложится под ноги гладким, как вода в солнечный тихий денёк, полотном. Ни камушка, ни ямки — ничего, что бы помешало им и вынудило отвлечься от лёгкого разговора о всяких милых сердцу глупостях. («Смотри, ты плащ не застегнул», — говорит вдруг Радо, перед этим отвлекая внимание на птицу высоко в ветвях и ловко расстёгивая этот самый плащ; а когда с милым недоумением нахмурившийся Роанн опускает голову, чтобы проверить, Радо чмокает его в макушу и смеётся, глядя на притворно надутые щёки, затем заверяет: «Не переживай, я буду проверять твою одежду. Очень тщательно!»)
[indent] Они не торопятся, присаживаются отдохнуть, Роанну это нужно, — но и не останавливаются слишком часто. Радо помнит о возможной погоне, поэтому (даже не допуская мысли, что Роанна у него отберут или причинят ему боль) незаметно путает след: тянет Роанна пройти мимо багульника с сильным резким запахом, уча его, что это растение ядовито; роняет за ними на землю сухие ветки, которые бы дали понять, что тут никто не шёл — ведь они лежат целые, не потревоженные ногой. А ещё, насколько Радо знал из своего опыта и из разговоров с Ивой, когда он шёл коротким путём, как сейчас (перед их путешествием он шепнул просьбу дороге провести их безопасно и быстро), его запах не тянулся непрерывной нитью на всём пути, а прерывался, и были места, где его след неожиданно терялся, а следующий обрывок запаха находился на расстоянии. Но чтобы их точно не нашли, Радо прибегает к уловкам, остерегаясь, потому что он отвечает не только за себя — за самое ценное в его жизни.
[indent] Роанна он отвлекает поцелуями и прикосновениями. Пускай любимая пара больше ни о чём не переживает; отныне волк рядом, он позаботится обо всём.
[indent] Однако, когда в один момент впереди вдруг возникает тёмная точка, при приближении всё больше напоминающая небольшой домик посреди леса, Радо замедляется и настораживается. Что здесь делает чьё-то жилище?..
[indent] — Подожди, — бормочет он Роанну, останавливаясь, и поводит носом, внимательно оглядываясь. Какой человек решит уйти от других людей и жить вот так, в одиночестве, среди деревьев?
[indent] Запахов нет — ни единого, который бы принадлежал не зверю и не птице. Да и домишко выглядит немного брошен...
[indent] Ах.
[indent] — Похоже, это зимовье, — с облегчением вздыхает Радо, чувствуя, как сковавшее грудь напряжение отступает, и, нежно погладив ладонь Роанна, объясняет ему: — Такие дома можно встретить в глухом лесу, они предназначены для того, чтобы путники пережидали непогоду или отдыхали в пути.
[indent] Он поднимает глаза к небу. Пока даже не смеркается, хотя время неумолимо течёт к вечеру, и они вполне могли бы пройти ещё час или два, однако неизвестно, будет ли впереди удобная полянка: последнее время они шли по лесу, выбирая места, где деревья не так тесно растут, и не видели ничего похожего на место их вчерашнего ночлега. Начинает преобладать лиственный лес, воздух становится теплее: благодаря волшбе Радо, сокращавшей путь, сегодня они прошли немало, однако оказались в самой гуще леса. Возможно, они сейчас проходят в стороне от крупного города, охотники из которого как раз построили зимовье здесь; и всё же пока погода позволяет спать под открытым небом, раз в окрестности нет свежего запаха чужаков.
[indent] — Как ты себя чувствуешь? — мягко спрашивает Радо у Роанна, его лицо задумчиво, сводобной рукой он оглаживает бороду. — Пойдём дальше или на сегодня остановимся?
[indent] Слова пары для него — самое важное. Если Роанн захочет, Радо может хоть нести его на руках всю ночь.

+1

14

Тёмного совсем мало.
Наверное, дело даже не в солнце, прогнавшем тени; просто рядом с Радо страх понемногу отступил, и каждый взгляд, обращенный к нему, помогает поверить в то, что это — навсегда. Чувствуя его нужду — или сам нуждаясь в этом, — Радо остается подле, то и дело оставляет на нем тёплые ласковые прикосновения. И Роанн верит.
     Едва ли замечая течение времени, он живёт от поцелуя к поцелую, словно сердце вновь наполняется тем, юношеским и счастливым. Конечно, усталость дает о себе знать; но ей Роанн уделяет так мало внимания, что иногда, стоит Радо придержать его за плечо и потянуть посидеть на расстеленном плаще, только с удивлением понимает сам: ноги гудят, пора дать себе передышку. Ему хочется верить, что он не слишком задерживает их — к тому же, короткие привалы слишком приятны, чтобы возражать против них.
    Больше не нужно думать о том, куда идти и какую дорогу избрать. Радо лучше разбирается, и Роанн послушен ему так же, как и дорога. Так легче сохранить силы; они нужны для того, чтобы скорее восстановиться, стать прежним. Рядом с парой это не так уж и сложно.
    На оклик он доверчиво останавливается, вглядывается туда же, куда смотрит Радо. Замечает дом и хмурится: и правда, что тому стоять в лесной глуши? На сердце все же спокойно — или слишком верит в то, что подле Радо ничего плохо не может случиться, или и вправду не предчувствует опасности.
     Долго Роанн сторонился людей, зная, что мало доброго они для него готовили; за годы разлуки успел убедиться и в том, что демоны подчас не страшнее людей. Его лицо, которое было так ему дорого — не только из-за прежнего владельца, но и оттого, что с ним его полюбили в ответ, — приносило ему немало бед. Немного изменить его всё же пришлось, но чаще Роанн старался избегать общества. В обычной еде он почти не нуждался, вполне мог протянуть без неё какое-то время — бóльшее, чем обычный человек; больше и выходить к людям незачем.
     Перед внутренним взглядом невольно появляется вороной конь, с которым путешествие в одиночку казалось не таким изматывающим. На нем было легче уйти от погони, да и присутствие хоть одной живой души рядом действовало успокаивающе. Его преследователям совсем не хотелось, чтобы он мог скрыться, и они не гнушались ни одной уловкой, которая могла им помочь задержать его, поэтому прибегли к яду — самому простому и незаметному, что могли себе позволить в людной таверне.
     Роанн невольно вздрагивает, вспомнив о том дне, и рассеянно трогает пальцами раненой руки карман со спрятанным цветком. Прислушивается к лесным звукам — песне далекой птицы в высокой кроне, шуршанию листьев на ветру, тихому поскрипыванию оголенных ветвей старого дерева. Он ждёт подсказки, тихого шепота: прочь.
     Но тёмный силуэт домика безмолвен. Брошенный украдкой взгляд убеждает: Радо не чует чужого присутствия, и ему Роанн доверяет. Спустя мгновение испуганное сердце бьется ровнее, и на губах снова расцветает улыбка, не оставляющая и следа от печали. Прищурившись, он разглядывает жилище, гадая: что же там внутри? Найдётся мягкая кровать и тёплое одеяло? Смогут отдохнуть недолго?
     Решение дается не сразу. Роанн обдумывает все; что-то сильное — упруго натянувшаяся нить, оплетающая ребра причудливым узором — тянет домой; другое — нежное, как первые весенние ростки, любопытство — упрашивает остаться ненадолго. Жадно хочется наверстать всё упущенное, создать достаточно новых воспоминаний, чтобы не жалеть о том, чего не смогли разделить на двоих. Теперь Роанну не так уж и страшно довериться судьбе: если она помогла им снова встретиться, может, и в зимовье их ждет что-то приятное?
    — Со мной всё в порядке, — спешит заверить Роанн. — Но… может, посмотрим? Вдруг там уютно.
    Он затаивает дыхание, робко тянется к чужой ладони, потирает костяшки большим пальцем — не будут против? Ему интересно побывать в зимовье, запомнить накрепко. А ещё — вспоминается их путешествие к источнику; пусть и не было там ничего своего, чужие вещи, заботливо оставленные для других, но ночь вышла совершенно домашняя. Хотя, наверное, тепло было всё же от присутствия волка так близко.
    Улыбка сама собой появляется на губах, и осмелевший Роанн тянет Радо за собой к дому. Про осторожность тоже не забывает: вряд ли кто мог устроить ловушки для зверей так близко от жилья, но убеждаться в том не хочется. Деревья редеют, и все вокруг больше напоминает о том, что некогда здесь были люди. Роанн замечает старые, почти стершиеся следы сапогов — глубокие, верно, человек крепкий. Дорожка к дому идёт напрямик, хотя и поросла травой и сорняками так сильно, что иногда едва угадывается.
    Роанн останавливается у дверей, заглядывает украдкой в окошко. Но там ничего не разобрать, слишком темно, и за танцующими в воздухе пылинками всё теряет очертания и форму. Досадливо хмурясь, Роанн отстраняется от стекла и ловит взгляд Радо.
     — Похоже, и правда никого...
     Рука тянется к двери, чтобы отворить её, но невольно замирает в воздухе. Подумав мгновение, Роанн вдруг приподнимается на носочках и  вместо этого целует Радо. Немного торопливо, но по-прежнему нежно и тепло, старательно: так долго мечтал об этом, что каждое прикосновение должно выразить как можно больше.
     — Может, поцелуй на пороге будет нашей традицией? Я уверен, что это на удачу с гостеприимством, — Роанн смеётся, и лукаво сощуренные глаза кажутся светлее и ярче прежнего.
      Роанн оборачивается с улыбкой, держа пальцы на дверной ручке и спрашивая словно: может, вместе?

+1

15

[indent] Со мной всё в порядке, уверяет Роанн, и Радо дышит. Дышит, пока Роанн в порядке.
[indent] Он позволяет увлечь себя, расслабленный снаружи, для его заулыбавшейся пары, полной живого любопытства, которое придаёт глазам блеска, и настороженный — внутри, не доверяющий до конца миру вокруг, ведь мир может захотеть забрать пару, как сделал однажды. Они останавливаются у дверей, плотно закрытых, верно, от лесной живности, способной растащить по округе вещи, и Радо тоже смотрит в окно, но видит лишь темноту, да силуэты их самих — пониже один, с плавными линиями, и второй, массивный.
[indent] — М? — с интересом слушает он, чуть наклонив голову, чтобы ни одного слова не пропустить, отчего пара прядок с проседью скользит по лицу. — Я согласен.
[indent] Традиция. Одна из многих, которые у них (были, есть и—) будут: просыпаться вместе и первым делом смотреть на родное лицо рядом; оставлять на лице мягкие лёгкие поцелуи, прежде чем уйти в другую комнату. Целоваться на пороге — чтобы хозяева привечали.
[indent] Радо отрывисто смеётся, вторя звонкому смеху, беззаботно и смешливо, затем наклоняется и тоже целует изогнутые в улыбке губы, как ставя на них знак гостеприимства. Кладёт ладонь на тонкие пальцы, и вместе они толкают протяжно скрипнувшую дверь. Аромат смолы и хвои, застывший в домике неподвижно, как пойманный, от приоткрывшейся двери вздрагивает и тянется к ним двоим, окутывая вместо приветствия.
[indent] Домишко невелик, но внутри, странное дело, кажется больше и просторнее. Через окошко проникает тусклый свет, и его достаточно, чтобы осмотреться. Стены из светлого бревна, местами виднеются рассохшиеся трещины, но дерево всё ещё хранит тепло и уют. Возле дверей стоят прохудившиеся сапоги: видать, оставил кто за ненадобностью.
[indent] (Радо хмыкает: домик проконопачен; стало быть, кто-то старался и делал для себя, чтобы приходить сюда почаще и суровой зимой не замёрзнуть в лесу. Зажиточный охотник или несколько знакомцев? Замка на двери нет — всё-таки не для кого-то одного строили, были готовы щедро поделиться приютом. Может, и есть среди людей неплохие. Но найти их трудно — как это зимовье посреди огромного леса.)
[indent] Первым делом Радо подмечает у стены напротив каменную печь, по-простому грубоватую, однако же благодаря тому — надёжную. В глазах вспыхивает приятным удивлением. Подле печи, на полу, лежит мешок и стоит небольшой сколоченный ящичек, там же — пустой перевёрнутый котелок. Может, в мешке овощи? Было бы неплохо.
[indent] Неподалёку от окна деревянный стол со следами, по которым Радо читает: вот неопытная рука строгала что-то, а кинжал ретиво вырвался вперёд и оставил щербинку; вот красили что-то (может, колчан?), и капля сорвалась, оставила пятнышко. По мелочам можно прочитать историю гостей, посещавших домик, но Радо лишь бегло уверяется, что ничего опасного внутри нет, дурного или злого, а до остального ему дела нет. Радо хочет всё своё внимание направлять на Роанна.
[indent] У другой стены Радо замечает две низкие лавки, сдвинутые вместе и накрытые несколькими войлочными покрывалами. Ещё большой ком лежит свёрнутым — одеяла?.. Под лавками виднеется что-то ещё, то ли сундук, то ли корыто какое, не разобрать. Возле стен тут и там лежат вещи, нужные для путников, и охотничьи тоже.
[indent] Радо обходит домик, держа Роанна за руку, словно они могли бы потеряться, когда находятся в шаге друг от друга, но ему так спокойнее: ощущать свою пару всем — обонянием (свежий цветочный запах), зрением (кожа, молочно светящаяся под взглядом лунного лика), телом (тепло узкой ладони в его руке; чуть сожми — почувствуешь хрупкие стебли костей), чутьём (мерное биение жизненной нити рядом).
[indent] В конце концов Радо останавливается и осматривает полки возле печи. Крупа, мука, соль, перемолотые сушёные травы с крепким запахом. Приготовленной еды здесь нет, да и кто бы оставил, зато...
[indent] — В нашем распоряжении целая печь, если решим остаться на вечер и ночь, — замечает Радо вслух и подмигивает Роанну: — Я думаю, пора бы нам с тобой съесть что-нибудь горячее.
[indent] Его немного беспокоило, что в дороге они едят остывшее и сухое; он-то ладно, может хоть сухарями питаться, но Роанна хотелось накормить тёплой едой, заварить ему согревающий настой из цветков и ягодных листьев. Неожиданно его тайное чаяние сбывается раньше, чем они возвращаются в Гнездо.
[indent] — Что скажешь, родной? — ласково обращается Радо к Роанну. — Останемся? Мы найдём, чем себя занять, а утром с новыми силами продолжим путь.
[indent] Его взгляд оглаживает фигуру Роанна, спрятанную за одеждой, и думается: было бы неплохо тут, под крышей, начать вновь знакомиться с телом пары. Под открытым небом Радо боялся, что Роанн замёрзнет, если с плеча спустит рубашку, а вот в тепле стен, при горящей печи...
[indent] Губы вздрагивают, по ним разливается предвкушением будущего удовольствия.

+1

16

Радо согласен. Роанн даже не осознает сказанных ему слов, заслушивается смехом, понимая вдруг: по нему скучал не меньше, чем по всему остальному. Этот смех вместе с оставшимся на губах теплом от поцелуя оглушает, увлекает его, и он будто растворяется в нем. Дом лишь предлог; он даже не сразу осматривается, слишком увлечённый мыслями о том, как можно провести ночь рядом.
      — Давай останемся! Тут славно, — соглашается он охотно и поспешно.
     Свет переполняет его, выливается наружу, заполняет дом изнутри до самой крыши — и нет больше страха, нет больше ничего, кроме них двоих. Они рядом, и Роанн может, улыбаясь, позволить себе отпустить пальцы своего Радо. От этого света не становится меньше; он видит пару так близко, что верит, что это навсегда. Раскинув руки, Роанн кружится по дому, запрокинув голову, смеётся. Он оглядывается снова, и каждый уголок скромного жилища вдруг кажется уютнее; трещины в бревенчатых стенах — всего лишь морщинки старого дома, щербатый стол — радушные широкие ладони, приглашающие к семейному застолью.
    Успокаивается понемногу. Всего за несколько мгновений Роанн уже привыкает к неверному свету, рассыпающемуся от одного только окошка. Он осматривается, решая, чем себя занять; не решается в одиночку заняться едой, оставляет Радо его рюкзак с припасами, так что думает позаботиться пока о ночлеге.
    Дом словно сам услужливо подсказывает: едва Роанн расстегивает плащ и оглядывается вокруг в поиске, куда бы повесить — замечает пару неприметных крючков-гвоздей, самое то для одежды; стоит поискать место, где бы оставить набедренную сумку — и тут же под руку подставляется крохотный грубо сколоченный столик у лавок.
    Плащ замирает на стене уставшей птицей, и Роанн возвращается к Радо, чтобы помочь и ему. Его плащ кажется ничуть не тяжелее — вернулись ли старые силы, или слишком счастлив, чтобы замечать усталость. Потянувшись ко второму крючку, вздрагивает рука и возвращается к первому вдруг. Плащ, больше, на широкие плечи, ложится поверх собственного, укрывая его тщательно. Так правильнее, на своем месте.
     В доме не так уж и зябко, но он все равно ёжится, поводит плечами, привыкая понемногу: в долгие дни и ночи одиночества не любил снимать плащ, чтобы всегда чувствовать призрачные крепкие объятия на плечах. Теперь это не понадобится, и Роанн счастлив и согрет и без того. Помедлив, он стягивает камзол, оставаясь в рубашке, и кладёт его на лавку. Мимолетом думает, что хотел бы оставить его здесь. Не забирать с собой ничего, что напоминает о тяжелых годах.
     — Разведешь огонь? — в голосе едва скрытая улыбка. Ему кажется, что Радо может все на свете. Не кажется — он даже не сомневается.
     Сам не справился бы. Чтобы не тревожить руку, хватило бы всего щепотки магии, но Роанн осторожничает, боится рисковать; вдруг проснется убаюканный голод? Если демонские силы и позволяли ему такое — они же забрали у него Радо, заставили уйти. Роанн не хочет ничем спугнуть счастье, даже если для этого придётся совсем утратить демона в себе.
     От мелькнувших мыслей ему хочется подойти к Радо, украдкой поцеловать — но он уговаривает себя: это будет наградой за сделанное дело. Если не останавливал бы себя, и вовсе не отстранялся бы ни на мгновение.
     Поколебавшись, Роанн для начала достает из сумки припрятанные цветы с поляны и кладёт их на стол, представляя, как будет славно смотреть на них, когда будут засыпать друг рядом с другом. Это его драгоценность, но он доверяет её дому, надеясь сделать комнату ещё уютнее.
     Следом прибирается немного, отставляет ничейные сапоги в сторону, чтобы не мешались под ногами. Возвращается и возится с одеялами, разворачивает их, примериваясь: мягкие ли? Тёплые? Но остается доволен, разве что приходится старательно взбить, чтобы наверняка не осталось пыли, которой все равно не так уж много скопилось в почти-запертом доме. Ему неловко оттого, что он не умеет хозяйничать, но ему так хочется научиться. Нравится представлять, что это — их дом, и только их. Пусть и понарошку, пусть всего на одну ночь; но даже так успеет позаботиться о своем Радо.
     И сам не заметив того, он опускается на лавку и смотрит на Радо, стараясь не отвлекать. Просто хочет немного отдохнуть, уверяет себя. На деле — отвести взгляд выше его сил.

+1


Вы здесь » Fables of Ainhoa » Нынешнее время » [1203-1205] Ежевичная поляна