Откровенно говоря, встать сегодня было тяжело.
Вчерашняя ночная погоня давала о себе знать: тело ещё не оклемалось полностью, — ублюдок оказался достаточно силён, — и действовало как часы, пока в сердце пылал адреналин, но когда пригор время спокойствия, кредиторы мышц резко потянули за своё. Одним словом, заснул Ваймс как мёртвый.
А разбудила его Мия. И что ей только здесь понадобилось?

— Что тебе нужно? — Хрипло поинтересовался Винсент, поднимаясь в постели.
За свою жизнь Ваймс научился многим вещам. Одной из таких было умение вставать, если это нужно. Судя по беспокойствую Мии, это было прямо-таки необходимо. Впрочем, эта женщина всегда относилась к некоторым вещам чрезмерно трепетно и совестно, — и это говорит он, Ваймс, известный своей непреклонной справедливостью, — а в голосе у неё сквозил плач не меньше десятка жалобных эльфов.
— Она тебя уже ждёт. — Строго ответствовала Мия, глядя свысока.
— Вот дерьмо... Уже поздно, да?
Ни её, ни Винсента не смущало, что он был обнажён и встал через минуту в полный рост. Впрочем, женщина глядела ему в глаза.
— Да, достаточно. — Она всё-таки отвела взгляд в сторону, когда Ваймс начал одеваться и натянул штаны.
— Ты не принесла... кофе там? Или утреннего виски? — Не без иронии поинтересовался Винсент.
— Только ледяной воды. — Прищурилась Мия и протянула кружку с бесцветной жидкостью.
— Пойдёт.
Камнелиц тут же выплеснул всё содержимое себе в лицо и тщательно растёр.
Не то, чтобы прямо-таки помогло, но определённо освежило.
— Ну, тогда позавтракаем потом. А пока надо закончить дела.
Натягивая рубашку на ходу, Ваймс перехватил сигару зубами и по пути зажёг её щелчком пальцев. Цыкнул и чуть не выронил на одном из поворотов, после чего вдоволь затянулся, прежде чем войти внутрь.

Он не умел общаться с маленькими девочками.
Откровенно говоря, Камнелиц и не считал нужным уметь.
В его мире дети были кем-то вроде маленьких людей, а потому заслуживали равного отношения. Почти. Как правило, эти маленькие люди в силу возраста были непробиваемо тупы, и поэтому их нужно было периодически направлять. Оплеуха — лучший инструмент воспитания в истории человечества.
Так он думал.
Когда он вошёл внутрь, он своего мнения не изменил.

Камнелиц Ваймс заходит в комнату, в брюках, рубашке с расстёгнутым воротником, следами недавнего сна на лице и парой капель на кончике носа.
За ним — Мия, с тревогой во взгляде опёрлась о косяк и ждёт.
Не проходит и секунды, как Винсент движется дальше, подходит к Элке и тяжко вздыхает, после чего сжимает сигару зубами, а подбородок малышки пальцами, и поднимает её лицо вверх; так, чтобы видеть её лицо.
— Полудемон? — Одними губами произносит он, обращаясь к Мие.
— Да. — Тревога Мии растёт настолько быстро и стремительно, настолько, что её ауру можно уловить даже из другого конца комнаты. Только Винсента, кажется, она не затрагивает.
— Я бы удивился, если бы в Деорсе нашёлся кто-то ещё. — Винсент отпускает подбородок малышки, и головка той сама собой опускается к полу. Инстинктивно Ваймс приседает на корточки, и у Элке не остаётся никакого иного выбора, как всё равно глядеть на нового наставника. В его взгляде недовольство. Но не такое, которое сулит кару, а какое-то иное, тёплое, под стать янтарной комнате. — Ты чего опустила голову, фиалка?
Недолго думая, Винсент ткнул указательным пальцем ей в живот.
— Теперь ты ученица Ваймса, фиалка, так что учись смотреть вверх, прямо в глаза тех, кто с тобой разговаривает, — После чего Камнелиц встаёт, и обращается уже к Мае. — Как, говоришь, её зовут?
— Элке.
— А фамилия?
— Просто Элке.
— Так не пойдёт.
Покачав головой, Винсент затянулся, явно о чём-то задумавшись, после чего складывает руки на груди и нарочито недовольно смотрит на девочку.
— Будет Элке Салем. Ты как, фиалка, не против обрести фамилию?

Порой Винсент мог показаться невнимательным или бесчувственным.
Это было не совсем так.
Как правило, такое впечатление производилось, когда мужчина попросту не был заинтересован в происходящем. Годы жизни научили его, что успеть повсюду попросту невозможно, поэтому нужно отделять зёрна от плевел и делать хорошее тогда, когда действительно можешь, не распаляясь на все возможности вообще.
Вот и сейчас, хотя внешне он не подал никакого виду, Камнелиц не мог сказать, что не заметил реакцию Элке.

И хотя он совершенно не хотел с этим разбираться, — в глазах ещё царил туман недавнего сна, а в висок начинала бить мелкой дробью мерзкая головная боль, — Ваймс решительно не мог оставить девочку так, как есть. Чувство справедливости требовало иного.
Как показала практика, Этьен уже давно был не тем, за кого себя выдавал. И хотя "чудовище" — это наиболее банальное определение из всех возможных, колдун, гордящийся своей магией безумия, заслужил его в полной мере.
Поэтому Винсент видел совершенно закономерным тот факт, что Салем так себя вела, даром что не был психологом.
— Вот и умничка. — Спокойно молвил он и поднялся на ноги.
Руки сами собой нашли сигару, зажгли её и впихнули между губ. После этого Винсент сонно почесал затылок и повернулся к Мие.

— У тебя есть с собой что-нибудь?
Мия, не скрывая недоумения, прищурилась.
— Что ты имеешь ввиду?
— Что-нибудь твёрдое? На чём можно было бы записать пару слов, и что было бы нелегко потерять?
— Зачем тебе?
Ваймс тяжко вздохнул, не глядя на Элке. Кажется, концепция сюрприза Мие была неочевидна, поэтому он решил просто переть напролом. Объяснять было некогда.
— Увидишь. Так есть что-нибудь? У меня в брюках только труха.
Он показатель вывернул карманы, из которых неожиданно выпал дохлый паук. Признаться, на долю секунды удивился даже сам Винсент, не подозревавший, какое сокровище хранит в складках своей одежды.
— Ну, я не удивлена, что он сдох. — Усмехнулась, спустя пару секунд, Мия, после чего вздохнула и всё-таки покопалась у себя в карманах, откуда достала библиотечный ярлык, выполненный из золотистой латуни. — Я собиралась заняться маркировкой вечером, тебе такое подойдёт? Или поискать что попроще?
— Нет, не надо. Идеальный вариант.
Он взял ярлык, больше напоминающий широкий золотой кулон или непомерных размеров одежный брелок, которым расстёгивается молния, после чего прочёл несложное заклинание и сигарой буквально выжег на поверхности следующие слова:
«Элке Салем. Учиница Винсента Ваймса. Любому, кто посмеет сунуца без дела, надиру задницу до ушей.»
Не трудно догадаться, почему Ваймс едва ли мог бы стать поэтом. И дело даже не в страдающей грамматике.

После этого он вновь обратился вниманием к девочке.
— Держи, и не забывай, кто ты есть.
Ярлык был снабжён огромной красной лентой, которую следовало обвязывать вокруг книжных полок, но при желании Элке легко могла бы приспособить её и для своей шеи, а позже заменить и на что-то более подходящее.
Ваймс тем временем затянулся и выпустил новую струю сизого дыма.
— Фиалкой тоже можешь называться. Только никому не говори, что это придумал я. Это будет твоё кодовое имя.
И усмехнулся.
На самом деле, Винсенту было плевать, расскажет она кому это или нет, но подобные тайны, он слышал, очень нравились детям, а Салем ребёнком и была. В общем, могло сработать.
— И сними уже лишнюю одежду, — Уже откровенно более брюзгливо заметил Камнелиц, — На улице жара, а ты как будто в Синегорье собралась.

Винсент невольно усмехается, когда девочка чихает. Верно говорят, что сигары детям не игрушка.

Какое-то мгновение он медлит, когда Элке, послушавшись его слов, решила избавиться от лишней одежды. В его голову забираются мысли, — о том, что малышка выглядит очень уж забитой и откровенно измученной, а её реакция больше походит на слепое повиновение, нежели на послушание, — а кроме того — он не привык помогать другим в том, с чем они могут справиться сами. Впрочем, через секунду он решает, что смотреть на это безобразие нет уже никаких сил, и делает шаг вперёд... вот только Мия опередила его на целую половину секунды.
Волшебница, словно умелая старшая сестра, без труда помогает Эл разобраться с мантией, после чего протягивает платок, и тут же сама вытирает остатки слёз с мордашки Элке, не забыв состроить сердито-упорное выражение лица, после чего обнимает её, решив не сдерживаться уже совсем, и говорит, чтобы она не реагировала на слова этого Винсента так резко. Он, мол, брюзга тот ещё, конечно, но в сущности не такой злой каким хочет казаться, она, Мия, знает этого Камнелица уже лет шесть, так что она, Элке, может ей, Мие, доверять.

Винсент же наблюдает в этот момент со стороны.
Ему кажется, что всё проходит не так уж плохо.
Конечно, уже сейчас очевидно, что Этьен постарался на славу. Такие раны не лечатся одним тёплым днём в янтарной комнате, но начинать лечение здесь — самый верный ход, который только можно было придумать. Стоило поблагодарить Мию потом за это; её внимательности Камнелицу подчас очень не доставало.
Кроме того, теперь, когда мантия осталась позади, Винсент обратил внимание и отметины на теле Элке. Не было нужды раздевать её целиком; даже тех следов, которые попадали в поле зрения, было достаточно, чтобы понять, что Этьен постарался "на славу".
Захотелось сплюнуть, но вместо этого Ваймс затянулся вновь.

Из задумчивости его выбила Мия. Короткий злой взгляд и шикание не могли не обратить на себя внимание Камнелица. Опешив, тот лишь приподнял бровь.
— Давай, ты тоже! Чего стоишь как истукан?
Пожалуй, во всей Деорсе только Мия могла позволить себе говорить с Винсентом в подобном тоне.
— Что я тоже? — Переспросил Винсент. У него от недоумения буквально едва не выпала сигара.
— Обними её.
Ваймс невольно поднял другую бровь, в один момент вдруг успокоившись.
Он увидел во взгляде Мии, через толстое стекло её очков, отчаянную храбрость девушки, и вновь убедился про себя: у неё была внимательность, которая самому Камнелицу была несвойственна.
Тяжко вздохнув, он голыми пальцами потушил недокуренную сигару, спрятал её в карман, а затем присел к обеим девицам и, крепко обняв их обеих, подхватил и поднял над землёй во всю высоту своего роста, довольно улыбнувшись.