Дело принимало куда более серьёзный и раздражающий оборот, чем Двойке бы хотелось.

Росентаун считался городом высокой культуры. Да и, положа руку на сердце, он таковым и был, — улочки были ухоженными, домики —насколько возможно аккуратными, и даже в бедных кварталах горели фонари, освещая улицы. Лорд-провост города достопочтенный граф Орки не скупился на праздничные мероприятия, в тавернах играли лучшие барды, снаружи радовали глаз разноцветные флажки с гербами, и кругом были розы, просто везде — особенно в середине лета. Город влюблённых всеми силами старался быть идеальным.

Двойке тоже нравился этот город, наполненный яркими красками и живыми голосами. Мальчик с удовольствием прогуливался бы по узким мощеным улочкам, рассматривая сказочные дома, что до самых крыш украшены цветами, или останавливался поглазеть на товары милых магазинчиков, которыми был усыпан весь Росентаун. Запах роз, который так живо описывали поэты и который так раздражал серьёзных деловых людей, Двойку не беспокоил совершенно — он-то запахов не чувствовал совсем.

Но идеальной сказкой Росентаун всё же не был, и глупо было бы на это надеяться. Дело, по которому мальчик прибыл в город, настолько не сочеталось с атмосферой веселья и розовых лепестков, что граф Орки, перепугавшись, потребовал не кого-нибудь, а целого Идущего для решения проблемы. В городе стали пропадать дети. И, как ни цинично это бы прозвучало, хуже того было иное — пропавших со временем начали находить. И находить в таком виде, в котором показывать их безутешным родителям просто не решались. Розыскные мероприятия ничего не дали, время шло, а дети исчезали — один за другим.

Каким-то удивительным и потребовавшим огромных затрат образом графу удалось сдержать распространение слухов. Но решать проблему было необходимо как можно скорее. Пусть это будет делать хоть рыцарь Ордена Ледяного Пути, хоть болотный демон, хоть сам Скорм, — ситуация была очень, очень нехорошей.

Что ж, именно для этого и были нужны мальчишки Кольтиры.

Итак, Двойка Пик Девятой Колоды, нарядившись в обычного уличного гамена, бродил по городу, надеясь что-то узнать. Каким-то образом в атмосфере Росентауна даже уличные беспризорные детишки отличались от таких же детей в других местах. Они, судя по всему, тоже являлись местной достопримечательностью, — и говорили, что Росентаун начинается приезжим зевакой и кончается уличным мальчишкой. Двумя существами, каких неспособен породить никакой другой город — пассивное созерцание и неиссякаемая инициатива.

Это бледное дитя предместий живет и развивается,  подобно местным розам зацветает и расцветает в страданиях вдумчивым свидетелем жизни. Ребёнок мнит себя беззаботным, но он не беззаботен. Он смотрит, готовый рассмеяться, но готов он и к другому. Из какого теста он вылеплен? Из первого попавшегося комка грязи. Берут пригоршню земли, дунут — и человечек готов. Нужно только божественное прикосновение, — а в нём никогда не бывает отказано детям. Сама судьба принимает на себя заботу об этом маленьком создании.

Но иногда судьбе нужно чуточку помочь.

Двойка, в считанные дни став среди местных своим, бродил, воровал, зубоскалил, горланил, насмешничал, дрался. Как и все, был одет в поношенные одежды с чужого плеча, яркие как у скомороха, ветхие как у философа. И потихоньку проникал в тайны, которые прятал за красивыми привлекательными декорациями культурный, безгрешный город Росентаун.

Но интересующее его дело всё ещё не сдвинулось с мёртвой точки.
Пока однажды не случилось жестокое, равнодушное убийство троих подростков-воришек. Они не входили в круг знакомств Двойки, но друг о друге они знали — уличные детишки образовывали стихийную сообщающуюся сеть, живую и саморегулирующуюся. Мальчик не имел каких-либо доказательств, но привык доверять интуиции, а она била во все колокола — вот оно. Это не было делом стражников, потому что зачем бы им понадобилось убивать этих крысят? Это не было делом и иных крысят — до убийств в этой среде не доходило. И весёлый смешливый мальчик Ростик, примелькавшийся на рынках, снова стал Идущим.

И сейчас он бежал вперёд. Он не чувствовал запаха роз, и ему не было до него дела. Но шрамы покалывало, и покалывало ощутимо. Чуть раньше на него наорала старушка-пекарь, недосчитавшаяся выпечки, и теперь, что логично, видеть бродяжек ей совсем не хотелось. Двойка отшутился, скорчил рожицу и посмеялся, хотя на самом деле ему было не до смеха — в подворотнях неподалёку он почувствовал вспышку магии, — шрамы предупредительно просигнализировали о ней. Мало ли что это могло быть, но чутьё вело Ростика и оно подсказывало — всё это не случайно. Он остановился у подворотни, прислушался.

— Это она, хозяин, — услышал он. Хриплый, взрослый голос.

Мальчик, нехорошо улыбаясь, зашёл в подворотню. Ботинки, которые он носил, были хороши для того, чтобы не вызывать подозрений, но подкрасться в них хоть куда-нибудь было невозможно, а разуваться не хотелось — голые ступни хорошая цель и серьёзная уязвимость. Поэтому действовать он решил классически — импровизировать.
— Дядьки! — сказал он, беззаботно приближаясь и держа руки в карманах. — А я вас везде ищу. Слушайте, Тяпа просил передать, что с эльфами пока не решилось, там, короче, такое дело, что сразу и слов не сыщешь, говорит...

"Дядькам" совсем не обязательно было знать, что правый карман не был, собственно, карманом, а был скрыткой для зафиксированного на бедре острого, заточенного ножа.

— Да не за что, — мрачно сказал Двойка, помогая девчонке подняться.

Это уже было что-то. Засветился он неприятно, но терпимо — вряд ли его даже запомнили в этой суматохе. Смотрели эти два злыдня исключительно на девочку, что наводило на понимание истинной цели их пребывания здесь. Это было только на руку, учитывая, что мальчик как раз запомнил всё и запомнил подробно. Нельзя было терять ни секунды и бежать за ними, но почему-то Двойка не рванулся в погоню, а остался с раненой. "Ничего", — решил он. Время есть. "От меня не отстанут". Теперь уже точно нет.

Но следовало заняться девочкой. Двойка вздохнул, пригляделся повнимательнее.
Боги милостивые, неужели Воробушек?! Вот, что называется, пасьянс сошёлся.
Не обращая внимания на то, что по этому поводу думает девочка, он быстро ощупал пострадавшую руку. Так и есть, — вывих, ушиб. Вывихнутое плечо свисало ниже здорового, при этом чётко прощупывалась впадина в дельтовидной мышце. тПриложили от души; непохоже было, что этих двоих джентльменов интересовала сохранность товара. Не исполнители, значит, работающие на кого-то, а сами себе извращенцы. Какая прелесть. Мальчик вздохнул.

— Постой смирно, — сказал он. — Сейчас будет больно.

Он уверенным, но не резким движением взял руку девочки, потянул под углом, чтобы головка плечевой кости проскользнуть под кость лопатки и вернулась в естественное положение. Раздался неприятный хлопок. Двойка знал, — это очень больно. Но теперь сустав был на месте, работоспособность руки должна восстановиться, а боль пройти.

В погоню пускаться было, наверное, поздновато. Но это сейчас казалось Двойке лишним. Сейчас у него был ценный свидетель, который знал злоумышленников. Они бы забрали её снова. То есть, уже забирали. Отгадка всё это время была под носом, носилась рядом по Росентауну, весело хохоча.

— Я Ростик, к твоим услугам, леди, — сказал он в полушуточной манере местных мальчишек. — Ты Воробушек, да? Четвёртая из квартета Паука, светлая ему память. Мы не знакомы, но слышали друг о друге, наверное. Росентаун город маленький, что ни подворотня, то приключение.
Двойка рассмеялся, но взгляд его оставался серьёзным.
— Пожалуйста, — прошептал он, сделав шаг навстречу. — Расскажи мне про этих людей всё. Мне очень нужно знать. Ещё раз забрать тебя у них не выйдет. Я найду их. И убью.

В желтых насмешливых глазах мальчика появились голубые льдинки.

Отредактировано Rostique Boux (2018-01-15 23:36:38)

Было, где учиться, — подумал Двойка, но вслух этого не сказал. Можно было соврать, но врать он не стал, поскольку это было бессмысленно и не входило в условия выполнения боевой задачи. Равно как не стал и признаваться, кто он на самом деле такой. По той же причине, с одной стороны, с другой — эта правда, скорее всего, прозвучала бы ещё большим враньём. Да и, сказать по правде, мальчик не думал, что Воробушку есть дело до бродящего то тут то там смешного Ростика. Их цели совпадают, — этого достаточно.

Он молча выслушал всё, что девочка ему рассказала. Задумался.

Итак, некий чудной человек похищает детей. Для чего именно, Двойка догадывался и с результатами его гостеприимства имел удовольствие ознакомиться. Над ними издевались, долго и безответно, а потом отработанный материал вышвыривался куда-то в канавы. Мальчик предполагал, что удалённые участки кожи преступник отрезает не себе на память — хотя, может, и на память тоже, но главная причина всё же в другом. Это отличительный знак; клеймо. А теперь вопрос — зачем?

Ты же воруешь детей для забав с фатальным исходом, — размышлял Двойка, прислонившись к стене. И при этом клеймишь их своим знаком? Мысль невольно скользнула по его собственным чёрным шрамам-татуировкам, вечному, несмываемому клейму. В его случае это знак принадлежности Ордену, а ещё полезная сигнальная система и источник его сил. Когда маги наводили острым ножом эти руны на тело, он, конечно, чувствовал боль, но едва ли сохранил в памяти этот процесс. А вот когда сработало заклинание... Эту боль забыть он не сможет никогда. Двойка мельком взглянул на девочку. Её боль была похожей? Может, всё это делалось только ради причинения боли? То, что хозяин герба садист, было очевидно. Боль, унижение, подчинение, абсолютная покорность, получение в свою власть не только маленького тела, но и сжавшейся души? Двойка невольно улыбнулся. Это как пить дать.

Но почему именно свой герб? Который ты носишь на одежде? Который ты вынужден срезать после того, как материал для утех своё отработает? Нечего больше выжечь на лбу, что ли? Клеймят скот для того, чтобы не потерять. Рабов, чтобы не сбежали. А когда они сбегают, то... Хм. Неужели?..

— Я не буду тебе ничего запрещать, — негромко произнёс он, отлепившись от стены. — Хочешь — идём. Но я не могу дать никаких гарантий того, что ты выживешь. И также не могу обещать того, что не буду задавать вопросы, возможно, очень личные и болезненные. Я лишь обещаю, что ещё раз забрать тебя у них не выйдет. Я найду их и убью. Сейчас же, если позволишь...

Он не стал дожидаться позволения, а подошёл и откинул волосы со лба Воробушка, открыв шрам. Ему нужно было посмотреть внимательнее.

Нет, шрам не был так уж уродлив. В сплетении узора наблюдалась симметрия, изящество и какая-то гадкая красота. Но гербом это быть не могло. Не сказать, что Двойка был экспертом в дворянских домах и их гербах, но геральдику знал прилично, — воспитывался он всё-таки в каком-никаком, а рыцарском ордене и знания об этом там давали. Это не было похоже на то, что дворянин нацепил бы на щит. Если только его догадка не была верна.

— Извини, — мальчик вернул чёлку на место. — Если это герб, то он противоречит всем канонам континентальной геральдики. А вот гербом из Иш-Калафа это быть может. Клеймить похищенных для калафийца может быть естественной привычкой. Они разговаривали при тебе на незнакомом языке? Где они держали тебя?

По уму следовало убираться из этой подворотни, но Двойка не спешил. Негромкая беседа двух детишек почти что на виду не привлекает никакого внимания, прислушиваться к ней никто не будет, а на виду они вот именно что почти что — лишнего со стороны не рассмотреть.

— А, — вспомнил мальчик. — И ещё. Чуть раньше здесь была вспышка магии. Несильная, но отчётливая. Это они?
Он понизил голос до едва различимого шёпота.
— Или ты?

Хорошо быть богатым, — вздохнул Двойка. Сидишь себе такой, озвучиваешь приказы, а десяток людей в подчинении совершает для тебя преступления. Интересно, а когда, почувствовав холод и обернувшись, они увидят Идущего, который пришёл именно за ними, — что они скажут? Почти всегда Двойка слышал "Я просто выполнял приказ", и очень этому расстраивался. Это не лучшие последние слова, — шептал он на ухо уже мёртвым. Их до тебя говорили многие, после тебя скажут. А ещё они ложь, — ты не хотел ответственности, думал, что лишь инструмент, а теперь ты мёртв. Мальчик часто тоже "просто выполнял приказы". Однако, с себя он ответственности не снимал ни за что.

И не собирался впредь.

— Ладно, — кивнул он. — Это уже что-то.

Если подумать, как далеко может уйти обычная девочка, вырвавшаяся из плена? Складывалось так, что робуждение её магического таланта случилось в заточении, Башня о ней не знала, никто ничему не учил. Насколько сильно её изматывало волшебство? Или наоборот, насколько укрепляло тело и дух? Даже приблизительно оценить границы этого Двойка не мог, поэтому он пока решил этим фактором пренебречь. Он не мигая смотрел на Воробушка, размышлял.

И вот, значит, идёт девчонка после жестоких издевательств, только что выломав стену свежепробудившимся даром. Ей плохо, больно, она оглушена случившимся. Где-то в лесу её находят праздношатающиеся подростки из Росентауна, волокут в город. Не исключено, что их угробили, пытаясь отыскать пропавшую девочку. Им задавали вопросы, они на них отвечали совсем не то, что хотели услышать, взмах ножа — и всё. Но эту догадку Двойка решил вслух не озвучивать. Приблизительно прикинув ситуацию, мальчик мысленно очертил на карте круг с центром в Росентауне. Не сказать, что этот круг получался уж очень большим.

Большое каменное здание, в лесу, рядом с городом. Вряд ли тут много таких в округе. И Двойка в других обстоятельствах не радовался бы этому факту, потому что после бегства Воробушка злодеи так или иначе ушли из этого здания, — это было серьёзным проколом, потерять пленницу, позволить ей повредить убежище. Но теперь они снова здесь, снова орудуют в Росентауне. Значит, безнаказанность их расслабила. И ещё это значило, что они не собирались конспирироваться и оборудовать новое убежище. Сойдет и старое. Что им может угрожать? Кого им бояться? За годы их активности ничего не произошло, и даже досадный побег одной девчонки не нарушил планов, ни к чему не привёл. Вот и обнаглели.

О том, что за ними неотвратимо шла смерть в лице симпатичного улыбающегося уличного мальчишки, они ещё не знали.

Двойка посмотрел в ночное небо.
— Я уверен, что они никуда не уйдут, — сказал он. — Сейчас этот человек больше всего хочет вернуть себе потерянную вещь, которую он очень любит, но которая сбежала от него, принесла ему много проблем и отрицательных эмоций, но он все ещё любит её и очень, очень хочет наказать. Именно так сейчас он о тебе думает, Воробушек, он знает о твоей ненависти и страхе, даже сейчас он не может думать ни о чём другом. Поэтому, если хочешь идти со мной, забудь о страхе.
Он посмотрел девочке в глаза.
— А вот о ненависти не забывай ни на секунду.

Пришла пора уходить из подворотни. Двойка чувствовал себя некомфортно, как будто к спине прилип чей-то взгляд.
Сейчас окончательно стемнеет, и этот извращенец больше не будет стеснён толпами шатающихся по улице влюблённых повес. Он обязательно вернётся за ней. Но когда? Сегодня? Завтра? Через неделю? Насколько сильна его выдержка?

В любом случае, Идущий был готов.

Отредактировано Rostique Boux (2018-01-17 10:51:14)

— Не за что благодарить, леди, — сказал Двойка. — Пока не за что.

Кое-кто из беспризорной мошкары умел читать, кое-кто —писать, но рисовать и разбирать карты с грехом пополам умели все. Какими-то
таинственными путями взаимного обучения сеть бродяжек заставляла приобретать таланты, которые могли бы оказаться полезными и личному, и общественному делу. Поэтому Двойка без церемоний разложил карту города и окрестностей на полу пустого дома, уселся рядом с ней и задумчиво сказал:

— План, в общем-то, пока простой. Тебя держали неподалёку от города, приметы местности достаточно узнаваемые. Уверен, что их логово осталось на старом месте, но даже если нет — там могут быть зацепки. Я собираюсь прочесать лес, наверное, даже с тобой — вдруг ты вспомнишь что-то, подскажешь. На счастье, теперь-то они отсюда ни ногой. Ты им нужна, они никуда не денутся, пока тебя не схватят. 

Брось её, — твердил голос разума. Следи за ней. Она прекрасная наживка, на неё уже клюнули. Жди эту жирную рыбу, а в правильный момент явись и подсекай, какое тебе дело до судьбы червяка на крючке? Но мальчик не обращал внимания этот голос, рациональный, расчетливый. Не вариант. "Её смерть не входит в условия выполнения боевой задачи", — сказал он себе в очередной раз. Она лишь жертва, она его не демаскует, она не знает, кто он и откуда.

Кто он? Откуда? Двойка невольно улыбнулся.

В Росентауне, в отличие от Аварина, на углу каждой улицы не стояло по постовому, что, возможно, и позволяло Городу Роз иметь своих настолько удивительно непохожих ни на кого уличных воришек. Но лорд-провост города, хоть и не мог на это напрямую повлиять, всё же в разговоре пробурчал однажды, что растущее количество малолетних бродяг — самый грозный из симптомов общественных болезней. Преступления взрослых людей имеют свое начало именно в детском бродяжничестве, — говорил он и сетовал, что монархию не очень-то беспокоит подобное небрежение. Двойка принял это мнение к сведению, — по сути, его жизнь в Топях это заявление уверенно подтверждала. Но, повращавшись в среде, решил для себя, что здесь всё не так просто.

Для Росентауна имело смысл сделать исключение. Этот город в известной степени имел на это право.

Беспризорники местные были не обычными сиротами, при живых родителях или при отсутствии таковых вообще. В другом большом городе таких бродяжек уже смело можно было, не сильно рискуя ошибиться, заранее считать людьми погибшими, в городках помельче — и того вернее, в убогих лачугах — вовсе наверняка. Мартышка Ростик был обречён по праву рождения. Но случился Орден, прививший ему совесть и честь, приручивший маленького зверька и давший ему новую жизнь — с известными, конечно, оговорками. Не всем так везёт. Росентаунские бродяжки, такие испорченные, искушённые с виду, оставались при этом внутренне почти нетронутыми. Это Двойку поначалу очень поразило. Он смотрел на осыпающиеся розы и думал, что как в водах морей растворена соль, так в воздухе Росентауна существует что-то неизъяснимое, предохраняющие от порчи. Дышишь воздухом роз и сохраняешь душу. Местные беспризорники захватили Двойку; он узнал, что можно и так, — забавляться, надрывая себе живот от смеха, из-за того, что ты несчастен.

Кто ты, откуда ты? Что можно было ответить обычному оборванцу на такие вопросы? Из покосившейся лачуги, где ему не рады? Из канавы, где спишь вместе с крысами? Но оборванец, нагло улыбаясь, начинает сочинять небылицы. Он то внебрачный сын короля, то беглый наследник какого-нибудь графа, то несчастная девочка, сбежавшая из-под венца, — и кто поручится, что среди этих сказочников нет личностей, о своей фантастической судьбе нисколько не вравших? Кто видел, какие шрамы несут они с собой?

— Леди, леди, — мальчик поднял руки вверх. Несмотря на шуточный тон, взгляд его был серьёзным. — Ты привела меня в убежище, открыла свою тайну. И поэтому я обязан поделиться своей. Джентльменский закон улиц, правильно? Поэтому я всё-таки отвечу, кто я и откуда. Чтоб быть уверенным, что ты понимаешь, с кем идёшь и для чего. Я один из Идущих; воспитанник Ордена Ледяного Пути. Ими обычно не прикидываются даже здесь, слишком уж это... немодно. Извини за немного неприличное поведение...
Мальчик, грустно улыбнувшись, сбросил камзол, задрал рубашку достаточно для того, чтобы были видны чёрные рунические шрамы.
— И ты, и я прячем свои тайны на коже, под одеждой. Смешно получается.
Ничего смешного в этом, конечно, не было. 
— Скоро всё закончится, — добавил Двойка. — Но теперь я спрошу снова — ты хочешь идти со мной?

Эта демонстрация была необязательна совершенно. И раньше он принял решение не признаваться в том, что он есть, потому что "не входит в условия боевой задачи", — напомнил кто-то внутри Двойки не без ехидства. Так что же изменилось?

Ничего, — подумал мальчик. Просто это всё уже не про боевые задачи.
С беспощадностью к себе он признал, что хочет, чтоб Воробушек знала о нём правду.
И хочет, чтобы, зная правду, она не отказалась идти с ним.

— И, если хочешь, — негромко добавил он, — то скажи, может, у тебя тоже есть... план. Вдруг он лучше?

Мальчик какое-то время молчал, надеясь, что в вечерних сумерках его не выдают совершенно несерьёзно воспылавшие уши. Простые люди, узнав, кто он, обычно его боялись и ненавистью маскировали страх. Высокие дворяне или богатые купцы, зная, кто он, обычно скрывали страх за отчужденным деловым разговором, пропуская мимо ушей колкости Идущего. В Ордене его ценили, это правда, но это ледяное место не знало нежностей, как, наверное, и любая казарма, но и там он был лишь младшим, начинающим, тем, кому ещё предстоит доказать свою пользу. Иногда встречались люди, которые ему симпатизировали по крайней мере внешне или жалели, — хоть жалости Двойка и не просил, — но за этими чувствами всё равно скрывался страх. Жалеющий его граф за закрытыми дверьми, недооценив остроту слуха Двойки, достаточно резко заявлял, что нельзя делать из детей боевые машины, ребятишки не должны быть идиотскими убийцами, которых невозможно представить на карусели или хотя бы со сладостями в руке, пусть уж мужики убивают друг друга, у них хорошо получается, насобачились...

Но с самого раннего детства, с самых обрывочных, выцветших воспоминаний ему никто не говорил, о дружбе. Особенно девочка. Особенно... такая. Двойка был тронут, но постарался это скрыть. Пытки, боль. Унижения. Клеймо, которое вместе со шрамами останется навсегда. Внезапно мальчик ощутил какую-то непонятную тонкую вину перед Воробушком, иррациональную, нелогичную. Нельзя делать из детей боевые машины, граф? — горько подумал он. У Двойки после всего с ним случившегося — и поделом случившегося, если честно, — хотя бы появились возможности и статус Идущего. Не моральный урод и не чудовище — всего-навсего живёт той жизнью, для которой создан. А что появилось у неё, кроме уродливых украшений на коже?

Двойка потёр локоть. В нём, совершенно его не спрашивая, бурлили неловкость, радость, решимость и нежность, с небольшим отголоском той самой вины. Не за себя, не за кого-то ещё, а за мир в целом. Привыкший раскладывать и понимать свои чувства и наученный этому, сейчас мальчик ничего не понимал и не хотел, хоть это теоретически и могло повредить работе. Этот водоворот эмоций пугал, но вместе с тем отказаться от него мальчик не мог.

Девочка услышала шум, замерла. Двойка не реагировал, — мало ли пьяных слоняется в Росентауне по вечерам. Но в оконный проём вдруг просунулась мальчишеская голова и расхохоталась на весь город. Двойка вздрогнул, — это был Дух. Почему-то он светился от радости, его освещало солнце, а волосы были мокрыми. Будто только-только с речки вернулся.
— Ах! — Дух насмешливо схватился за сердце. — Как хорошо сидим! Убогий жених себе скорбную невесту нашёл.
Пошёл вон, — мысленно заорал мальчик, стараясь не двигаться. Духу будет достаточно.
— Вот потеха так потеха, умирают все от смеха, Двуха гонит Духа! Влюбился, что ли? В неё-то?
Дух сказал это с восторженным недоверием.
Идущие не умеют любить, — промолчал Двойка, глядя в пол. Его щёки пылали.
Этому нас не учили.
— А, ну тогда всё хорошо. Иди, убивай её об чёрные подземелья, там её уже заждались. Пойду, поймаю в поле рыбки.
"Иди... иди ты знаешь куда?".
Двойка не дождался ответа, глянул на окно.
Там уже никого не было.

Он выдохнул. Как бы там ни было, появление Духа его отрезвило.
— Х-хорошо, — Двойка кивнул, голос предательски дрогнул, но он уже перестроился, включился. — Тогда... тогда сегодня и примемся за работу. Уже почти стемнело, но нам это на руку. Вряд ли они ожидают ночных визитов, охранников, если таковые есть, будет меньше. Но никакого света, только звёзды и луна. Себя выдать мы не имеем права, ты понимаешь.
Мальчик достал из заплечной сумки обувь на тонкой подошве, что куда больше приличествовала случаю, чем тяжёлые уличные ботинки портовых рабочих, которые он без сожаления отправил в угол. Нацепил хитрую перевязь для двух острых ножей, надел камзол сверху. Он был тёмно-синий, в ночных условиях помогал скрываться в тени.
— Ты воровка, — Двойка сказал это так, словно это был комплимент. — Как скрываться в тенях и быть незаметной, ты знаешь. Что от тебя требуется — тоже. Но если дойдёт до драки — постарайся не влезать. Я сам, хорошо?

Он потянулся, размял суставы, глубоко вздохнул.
— Идём, — просто сказал он. — Покажешь места с ягодами.

В ответе уличных фонарей его глаза блеснули холодным синим.

Ответ был простым и однозначным, — нет.
Но мальчик промолчал.
Поскольку в следующую секунду возник вопрос — а почему?

Потому что это цель Идущего и только он имеет на неё право? Такого правила, что бы ни врали базарные торговки, не существовало, Идущий был орудием судьбы, а не заменял её. Если тот, кого следовало убить, сам падал с крыши, оступившись, то что? К тому же, девочка сейчас участник команды, и здорово ему помогла — сколько бы ещё без неё Двойка бесцельно бродил по Росентауну, сколько бы ещё детей погибло, пока он бродил? Так почему он отказывает ей в праве убить мерзавца?

У неё нет подготовки? Это, конечно же, так. Её не учили ни диверсионным атакам, ни тихой ликвидации. Но его-то учили! И вряд ли девочка имела в виду фехтование с противником насмерть на ножах. Обездвижить, зафиксировать, обезоружить, отойти — вот, что требуется от Двойки. Остальное Воробушек вправе сделать сама. А если что-то пойдёт не так, то тогда в любой момент можно вмешаться и добить самому. Но Двойка не представлял, что может пойти не так. Уж безопасность перед последним ударом он обеспечит.

Так почему нет? Неужели запало в душу изречение графа про детей, которые боевые машины? Что нельзя девочке, ребёнку с косичками да в простом платьице, убивать людей, чтоб не навредить душе?

Мальчика от этой мысли разобрал смех. Он двигался за Воробушком машинально, не запоминая дороги, — больше это ему не понадобится. Но при этом он отдавал должное её умению находить в самые неудобные для потенциальной погони щели и двигаться по этому пути как по широкой мощёной дороге. Тихо, уверенно, зная все улочки в этой кровеносной системе города. "Нет подготовки", — хмыкнул он. Эта девчонка провела в аду и пытках год. Выжила в городе среди беспризорной братии. Ушла от убийц, скрыла свой магический дар.

Неплохо для ребёнка, у которого нет подготовки, — покачал мальчик головой, катая в кармане полученное от девочки яблоко.
Так почему же "нет"? Кроме того, что тебе это почему-то не нравится?
И совсем не "нет", — мысленно буркнул Двойка. Я ж не ответил ничего. Так-то согласен, чего уж там. Она в своём праве. Это её месть, её цель, её стезя. Станет ли ей, правда, легче после убийства? Этого мальчик не знал, но решил, что поможет ей. Уж кто-кто, а она имеет право на справедливость.

Когда они вышли на место более-менее просторное, Двойка приобнял девочку, другой рукой словно показывая ей что-то вдалеке, чтобы со стороны выглядело как весёлые друзья обсуждают что-то смешное, и тихо сказал, прислонившись к ней щекой:

— Хорошо, я согласен. Но ты сама понимаешь, может сложиться как угодно. Обещаний не даю, но сделаю всё, что в моих силах. Он твой.

И продолжил движение в сторону выхода из города.

Отредактировано Rostique Boux (2018-01-29 16:55:48)

— Не нужно, — коротко прошептал Двойка. — Ты умеешь видеть в темноте, но я умею лучше. Я хорошо ориентируюсь на местности, но ты куда лучше знаешь окрестности. Две пары глаз лучше, чем одна. И если с кем-то из нас... что-то случится, второй это тут же увидит и сможет с... сделать всё правильно.

С его губ чуть не сорвалось "сбежать". Девочка не дура, она прекрасно поняла бы, что это он про неё, — сам-то Двойка бежать не планировал ни при каких обстоятельствах, и ещё несколько самонадеянно полагал, что уж с ним-то это "что-то" не случится. Почему-то мальчику показалось, что такая оговорка могла бы обидеть Воробушка. И, хоть это было совершенно неважно, огорчать её лишний раз он не хотел. Внезапно в голове появилось острое желание наорать на неё, оскорбить, прогнать из этого леса. "Дурак", — ругал он себя. "Зачем ты вообще согласился взять её с собой?". Компания девочки отнюдь не была для Двойки неприятной, — скорее уж, совсем наоборот. Но ему вдруг стало за неё по-настоящему страшно.

Затем, что это её месть. А не твоя.
Ты орудие, инструмент исполнения справедливого приговора.
Для того тебя и создали.

Мысли противоречили друг другу. В поисках верного решения мальчик весь извёлся, но он уже понял, что сейчас не решение принимает. Его решение было давно уже принято, — не исключено, что в момент их встречи. Теперь он просто пытался понять, почему он его принял. Эта мысль отрезвила, успокоила. Двойка перестроился и снова был не мятущимся смущённым мальчишкой, а инструментом для выполнения задания. По венам разлился успокаивающий холод. Идущий работал.

Лес вокруг дышал и жил, как и полагается ночному лесу. Острый слух Двойки улавливал едва слышный хруст веток, — это потревоженные животные уходили подальше от людей. Пусть люди были всего лишь парой детишек, звери предпочитали сторониться человека. Местных в этот час здесь не было никого, Воробушек зря тревожилась. Но что-то мальчика смущало. Что-то было неправильно. И это неправильное было связано с поляной. По чёрным руническим шрамам прошла рябь, заставив Двойку поёжиться.

Неужели наружу вышел какой-то дозор? Если отталкиваться от слов девочки, несколько лет назад они были куда беспечнее, — развалив здание и оглушив тех, кто в нём был, она беспрепятственно вышла и убежала, не встретив снаружи никого. Двойка рассчитывал на такую же беспечность и сейчас, — учитывая, как нагло они орудовали в последнее время, как бессовестно слонялись по Росентауну и как высокомерно себя держали при встрече. Но почему на поляну? Вряд ли они рассчитывали, что Воробушек в эту ночь отправится вспоминать былое. Или их пасли ещё из города и они сейчас бредут в роскошно обставленную ловушку? Петляли по городу Двойка с Воробушком здорово, спору нет, и сбить слежку со следа было немудрено, — но, наверное, те несчастные бродяжки, которых похищали ранее, тоже так думали. Или всё это просто досужие мысли, а на полянке и нет ничего такого?

Словом, Двойка надеялся на лучшее, а готовился к худшему.
— Идём на полянку, — тихо сказал он. — Держись позади меня на пару шагов.

Он медленно пошёл вперед, стараясь не шуметь.
Правая рука лежала на рукояти ножа.

Отредактировано Rostique Boux (2018-01-30 20:35:24)

Двойка застыл на полянке малолетним остолопом. Выражение лица он нацепил самое глупое, позу — самую беспомощную. При этом по шрамам проходила волна готовности, — из этой внешне идиотской позиции он мог рвануться куда угодно, и готов был ко всему. Но не торопился. Я просто маленький напуганный мальчик, — думал он. Давай, хватай меня. Только не замечай Воробушка. Её здесь нет, тут только я.

— Кто... кто здесь? — пискнул он жалобно.
К нему приближались.
— Дяденька? Кто тут?
Когда шрамы предупреждающе кольнуло, мальчик сделал короткое движение вперёд. Его схватила чья-то сильная рука, — но благодаря тому самому движению схватила лишь камзол. Этого Двойка и добивался.
— Ай! — он дёрнулся, беспомощно трепыхаясь в хватке. — Вы... вы чего? За что? Я не делал ничего...
— Да не дёргайся, — раздражённо проворчал дядька.
Он сбросил волосы со лба Двойки, пригляделся. Мальчик отметил, что для этого ему не понадобился ни фонарь, ни какой-нибудь ещё источник света. Злодей явно искал клеймо. И, не найдя его, раздраженно выругался. Но Двойку не отпустил.
— Идём со мной, пройдёмся. Не бойся.
Мальчик смотрел на него испуганно, нижняя губа дрожала, в глазах застыли слезинки. Он ещё раз безвольно дёрнулся и затих.
— Отпустите, — всхлипнул он тихо. — Пожалуйста. Я других приведу. Меня... не надо, отпустите.
Мужчина провёл по щеке мальчика пальцем, слегка ослабив хватку. Мальчишка явно был пойман, деморализован и в его руках. Чего бояться?

Двойка резко ушёл вниз, высвобождаясь из мешковатого камзола. Выскользнув из одежды, он рванулся вперёд, на ходу извлекая ножи. Руки противника были сильными, но находились в неудобном положении. И они схватили воздух. Мальчик двумя быстрыми движениями оказался за спиной врага. Тот хорошо ориентировался в темноте, — но несравненно хуже Двойки. И очень проигрывал Идущему в скорости.

Злодеи не боялись детей. Никакой защиты, даже самой простенькой, они на себя не надевали.

От души врезав несчастному под правое колено ногой, двумя быстрыми ударами на инерции разворота Двойка рассёк подколенные сухожилия другой ноги. Противник упал, но даже падая он пытался схватить мальчишку своими лапищами. Скорее всего, он просто не понял, что случилось, — боль придёт немного позже, а сейчас только слабость и дезориентация. Двойка уклонился, противник, потеряв равновесие, упёрся руками в землю. Выдохнув, Двойка всадил лезвие в спину врагу — оно было достаточно длинным, чтобы проникнуть в лёгкое и достаточно острым, чтобы это мог сделать даже подросток-Идущий. Человек с пробитым со спины лёгким не кричит — для этого нет воздуха.

А человек с перерезанным горлом не кричит тем более.

Вся схватка заняла не больше четверти минуты.

Двойка разочарованно смотрел на безнадежно испорченный чужой кровью камзол, но всё же, морщась, нацепил его. Пусть лучше так, чем в белой рубахе бегать по лесу. Он вздохнул, вытер ножи, отправил их в ножны.
И огляделся в поисках Воробушка, надеясь, что враг был один, никто её не заметил и не схватил.

Отредактировано Rostique Boux (2018-02-01 18:45:03)

Двойка в который раз ощутил недостатки двенадцатилетнего возраста. Поднять или уволочь в кусты труп крепкого здорового мужика весом килограмм в восемьдесят он, естественно, не мог. Точнее, мог бы, конечно, но это заняло бы какое-то время и потребовало бы значительного напряжения сил. А силы сейчас были нужны. Мальчику не давала покоя мысль — как этот головорез узнал, что они будут на поляне, считай, минута в минуту? Их сегодня явно ждут к ужину в покоях склонного к извращениям калафийца. Но вот кого ждут? Желанную девочку на основное блюдо и её спутника-мальчишку в качестве закуски? Или опасного Идущего?

Но тогда, раз ждали Идущего, зачем отправлять на перехват одного человека, пусть и крепкого? Не верили, что мальчишка сможет с ним справиться? Плохо знали мальчишку? Или проверяли пределы умений? И вот... — Двойка на мгновение нахмурился, представляя себе ситуацию. Если бы он был маньяком-извращенцем, сколько бы он ждал? Вот он отправил человека приволочь парочку детишек. Его нет и нет. Десять минут? Двадцать? Полчаса? Как скоро забеспокоятся в мучильне?

Времени было не так много.
Но и не так мало.

Воробушек, разумеется, пропала. Сначала мальчик почувствовал злость и разочарование, потом они смешались с облегчением. Струсила и убежала, — и слава богам. Ей и не нужно, это его... На этом моменте мысль закончилась, потому что всё затмило осознание — она пошла вперёд. Сама. "Какая девчонка!" — с восхищением подумал мальчик, чувствуя, как его захлёстывают волны паники. Эмоции, нахлынувшие в домике в Росентауне час тому назад, вернулись в полной мере.

"Да что со мной такое?". Мальчик ударил по стволу дерева, сдирая кожу с костяшек. Боль помогла.

В следующую секунду он уже шёл по следу. Здесь было недалеко. Можно было выйти по импровизированной тропке, по которой медведем проламывался ныне покойный злодей, но мальчик отправился по следу Воробушка. Примятая трава, сломанные ветки, другие приметы, знакомые Двойке, подготовленному для такого рода деятельности, — он без труда понял, куда идти. Оставалось лишь надеяться, что он успеет вовремя, пока маленькая девочка не решила позволить мести втянуть её в смертельно опасную ситуацию.

Нет, убить её не убьют. Ещё долго не убьют.
Но лучше бы убили.

Мальчик неслышной тенью вынырнул рядом с девочкой, оказавшись в её поле зрения, чтобы не испугать и не вызвать лишнего шума. Ему хотелось многое сказать, но сейчас было не время и совсем-совсем не место. Он посмотрел на ножи в её руках, оценил расположение противника. Пожал плечами, хмыкнул, молча кивнул и скрылся в траве.

Двойка оценивал обстановку. Убить одновременно четверых, которые ещё и стояли совершенно неудобно, он не мог, — свои силы мальчик понимал чётко. Двоих в суматохе, даже троих теоретически, — да, но даже в этом случае его неизбежно ранят. И в любой иной ситуации Двойка предпочёл бы подождать, оценить движение патрулей, уловить момент потери бдительности и как-нибудь проскользнуть в здание. Непохоже было, что охрана как-то особо бдительна или с минуты на минуту ожидает нападения.

Вообще мальчик всегда недоумевал — откуда у этих преступников и прочих маньяков такое количество охраны? Опустившиеся подлецы, конечно, всегда найдут лужу грязи, в которой можно изваляться, но ладно бы дело касалось богатств и грабежей с разбоем. Здесь-то мерзавец ворует детей, чтобы потом над ними издеваться! Конечно, не дело челяди обсуждать вкусы хозяина, но всё равно странно. Хотя, возможно, в нём говорила наивность. Он невольно вернулся мыслями в Аскерус, пытаясь сопоставить судьбу несчастных похищенных с собственной судьбой. Орден был жесток, но эта жестокость была оправдана. Она не была направлена на потакание собственным порокам, — она делала из подонков солдат.

Идущий позволял мыслям резвиться в голове, но сам при этом цепко и чётко отслеживал происходящее. Сейчас Воробушек покажет, на что способна. Её храбрость, граничащая с безрассудством, была похвальной, но храбрецы без умений заканчивают свой земной путь очень быстро. Мальчик рассматривал любые варианты, на идеальный, впрочем, не рассчитывая. Идеальный в его понимании был тот, при котором все три ножа выпускаются одновременно, поражают цели без шума и пыли, — а рассчитывать на такое было глупостью. Но даже если произойдёт худшее и ничего из её атаки не выйдет, ничего страшного для задания не случится. Воробушка схватят и заберут вовнутрь, а Двойка тем временем найдёт способ...

Он вздохнул. Не хотелось бы.

Прокравшись по высокой траве, он взобрался на стену, глянул вниз на скучающего охранника. Отметил про себя, что убежище, конечно, надёжно спрятано в лесах, но вот охрана тут стоит откровенно бездарно. Но также отметил, что стража хоть и расслаблена в целом, всё же не просто отрабатывает номер. Ни разговоров, сплетен, ни игры в кости или другие интеллектуальные игры. Посты они блюли. Всё-таки чего-то сегодня хозяева убежища ожидали.

Шум, который он уловил обострённым слухом, подсказал Двойке — началось. Он спрыгнул со стены прямо на голову охраннику, — падение на шею даже такого лёгкого организма, как мальчишка двенадцати лет, с ног собьёт почти любого с гарантией. И оглушит. А если повезёт, то готов компрессионный перелом шейной части позвоночника. Он у человека крепкий и способен выдерживать сильнейшие нагрузки, но если правильно выбрать угол... Двойка вспомнил, что это зовётся "травмой ныряльщика", поскольку её часто получали именно любители нырять с высоты из-за удара головой о дно. Зачастую результатом такой травмы становится мгновенная смерть. А если нет...

Охранник упал в траву. Боль пронзила Двойку, ударом выбило дух, но к этому он был готов. В лунном свете сверкнул нож, хлынула кровь. Умирающий издал булькающий звук и затих.

Двойка вскочил, морщась от боли, но ничего жизненно важного или того, что могло бы повредить делу, он себе не повредил. Он как мог восстановил дыхание, не обращая внимание на побаливающее колено, выглянул за стену. Там стараниями Воробушка уже было два трупа, что было на два больше, чем склонный к сомнениям мальчик ранее рассчитывал. Но оставался ещё один деятель — и он уже был встревожен. Двойку он пока, по счастью, не видел.

Времени бежать к врагу не было, к тому же в драке два на одного — если эти два Идущий и уличная воровка — они бы друг другу только помешали. Потому Двойка схватил яблоко, которое ещё в доме дала ему девочка, и от души метнул его в висок приближающемуся противнику. Тот успел инстинктивно повернуть голову, но всё равно удар яблока был болезненным, — хоть и, конечно, не нанёс каких-либо травм. Но с задачей дезориентировать врага яблочко справилось.

Через считанные секунды всё было кончено.
— Съешь, — произнёс мальчик вслух со странным выражением, стоя над мертвецом, чьё лицо было испачкано остатками разбившегося яблока. — Тебе предстоит довольно долгая пробежка.
Он выдохнул, прикрыл глаза на секунду. Боль в колене беспокоила. Ещё он ударился рёбрами, но, кажется, ничего не сломал.
Приемлемо. Мальчик скинул камзол — теперь уже без надобности — глянул на вход.

— Ты молодец, — негромко сказал он девочке. — Ты... готова?

Отредактировано Rostique Boux (2018-02-01 18:46:35)

Шрамы мальчика вспыхнули голубым.

Это свечение было видно даже через рубаху. Точно таким же цветом засветились его глаза. Он выслушал девочку молча, бесстрастно, кивнул головой. В комнатах-пыточных он не ожидал засады, — даже если там не содержались какие-нибудь несчастные, для внезапной атаки они не подходили. Да и, кажется, они с девочкой не подняли никакой тревоги, разобравшись до невозможности быстро. Всё шло хорошо, — даже настолько хорошо, что у Двойки стали закрадываться сомнения. Но все сомнения следовало оставить за дверью.

Рунические шрамы кольнуло, значит, всё работало как надо. Мальчик счастливо улыбнулся, чувствуя, как всё его естество заполняет холод, притупляет боль, отсекает от сознания ненужные сейчас мысли. Он провёл пальцем по лезвию ножа, разрезая плоть, кровью нарисовал на клинках небольшие руны. Теперь точно таким же холодом наполнились ножи, которые Двойка держал в руке.

— Что бы ни случилось, — негромко сказал он, — не беги вперёд. Я помню, о чём ты просила. Но тебе не стоит сегодня больше убивать никого, кроме того калафийского борова. Держись за мной и, если там в коридорах кто-то есть... больше их не будет. Не думай об этом.

В следующий момент, не дожидаясь ответа, Двойка сделал шаг в проём. И рванул вперёд.
Вас никто не заставлял служить маньяку. У вас был выбор. Теперь не жалуйтесь и не просите пощады — за вами пришёл лёд.

Старик, судя по всему, занимающий низкое положение даже здесь, среди отбросов. Бедная одежда, язвы на ногах, метла и трясущиеся руки. Кто заставлял тебя, старик? Как ты здесь оказался? С какими чувствами ты вымывал кровь, которая вытекала из истязаемых? Что ты скажешь Скорму при встрече?

Слышишь — гулко земля под ногами дрожит? — пело что-то внутри Двойки. Клинок вспыхивал в такт словам.
Видишь — плотный туман над полями лежит? —

Это росы вскипают от ненависти.

Молодцеватый юноша, отпустивший жидкую бородку. Полное жизни молодое тело, искра надежд и безмятежности, которую сейчас лёд потушит навсегда. Что ты здесь делал? Участвовал в пытках? Искал способ выслужиться? Тайно вожделел господина и смирился со всем, что он делал? Нет смысла, времени молить о пощаде, — её не будет.

Крепкий, покрытый шрамами наёмник, успевший даже схватиться за меч, пара его подручных. Хорошо, когда ты силач. Ещё лучше, когда ты силач с деньгами, правда? Деньги оправдывают всё, деньгами можно решить любой вопрос, деньги открывают любые двери. Но деньгами не откупиться от льда. Рукоятки мечей холодеют в руке, и отчаянье бьется, как птица, в виске.

И заходится сердце от ненависти.

Рыжая красотка, увидевшая достаточно и осознавшая, что это конец. Даже не вздёрнула руки инстинктивно, пытаясь закрыться от холодной голубой молнии. Что её связывало с виновником этого всего? Зачем она воровала детей ему на потеху? Что за демонические страхи или порочные тайны жили в её прекрасной рыжей головке, в её чёрной, испорченной душе?

Мальчик тряхнул дымящимися ледяными ножами. Он стоял перед дверью, за которой должен был находиться их с Воробушком враг. Точнее, враг девочки, а для него — цель. Но Двойка понимал — всё уже далеко не просто так. Всё это почему-то ощущалось очень личным.

Да, нас ненависть в плен захватила сейчас,
Но не злоба нас будет из плена вести.
Не слепая, не черная ненависть в нас,-
Свежий ветер нам высушит слезы у глаз
Справедливой и подлинной ненависти!

Синий свет плясал на лезвии ножей. Скорченные тени от огня в камине расползались по сторонам. Двойка прикоснулся к клинку, прошептал, не слыша своего голоса:
— Сволочь... Ты и здесь...
Ледяная корка треснула. Оружие рассыпалось.
Но теперь это было уже не важно.

Он подошел к девочке, осторожно взял её за плечи и усадил на небольшой кожаный пуфик о трёх ногах в углу. Развернулся, безучастно посмотрел на затихшего калафийца, из которого толчками уходила жизнь. Разжал пальцы мертвеца и взял в руку изящный кинжал с паршивым балансом, — но красивый. Чисто калафийская система ценностей. Внешняя красота важнее сути.
— Всё, — эхом согласился.
Снял с себя изорванную рубаху, отыскал не испачканный в чужой крови участок, отрезал от него несколько полос и вернулся к девочке. Неожиданно Двойку охватил смех. Он коснулся пальцами погасших бледных шрамов. Там, снаружи, сезон цветения роз, праздники и гуляния. Здесь, внутри, трупы и двое смертельно уставших детей. В городе — вечер, розы и несчётное число детей спасённых. Он пахнет счастьем, этот вечер. Ветер не хочет врываться в душные комнаты пыточных, он ждёт. Жди, — подумал Двойка. Мы придём.
— Сейчас может быть больно, — прошептал он девочке.
Её рана оказалась лёгкой, но могла ощущаться болезненно. Двойка освободил рукав, ободряюще улыбнулся. И принялся за перевязку.

Когда он закончил, то поднялся и швырнул кинжал куда-то в угол. Вычурная железка звякнула и стихла.
Не было слышно ничего, кроме пламени в камине и треска дров.

— Идём, — сказал мальчик. Он взял Воробушка за руку и пошёл.
Сейчас всё тело болело, как после изнурительной тренировки. Но в его руке лежала рука, легкая и прохладная. Её приятно было чувствовать, это прибавляло сил.
Обратный путь занял невероятно много времени. Коридор, заполненный трупами, казался бесконечным.
Двойка не смотрел на них.

Наконец, они оставили позади и коридор, и бездыханные тела охранников, и чёрные стены. Вышли на середине какого-то склона, между лесом и пустой безлюдной дорогой. Изредка налетал тёплый летний ветерок. Двойка остановился, ощущая неловкость, хотел отпустить руку девочки, но замер, чувствовал тонкие, теплые пальцы, касающиеся ладони. Он повернулся, хотел будто что-то сказать, но промолчал и лишь смотрел в глаза Воробушка. И даже в этой темноте под луной и звездами Двойка видел своё отражение в её зрачках. Совсем рядом. У самого лица...

...он даже не почувствовал ее губ. Словно в тумане, он будто провалился в бездонную пропасть, — кружилась голова, ело буравила мелкая дрожь. Их усталость, его непонятные ему самому чувства, что бурлили в нём весь день, особенное настроение праздничного города, нежность к девочке, невесомое, сладкое касание губ — все сливалось в один бушующий круговорот.

Словно боясь захлебнуться, мальчик оторвался от Воробушка. Опустил голову, зарываясь лицом в ее волосы. И тихо засмеялся. Его била дрожь, смех нервными толчками выплескивался изо рта.

— Воробушек… Как это всё смешно, Воробушек… — всхлипнул он. — Я же даже имени твоего не знаю...

Отредактировано Rostique Boux (2018-02-03 16:46:54)