have you seen my cousin?
jung jaehyun :: nct :: 24-25 :: handyman :: seoul
mp3: слот - круги на воде
горячий, нагретый безжалостным солнцем, почти раскалённый асфальт неистово обжигал мальчишкам пятки; спасаясь от нарастающего зноя и с сожалением вспоминая давно окончившийся сезон дождей, мы оба скрывались в тени навеса, черепицу которого давно пора было бы отреставрировать, обматывали головы мокрыми полотенцами и валялись – неисчислимое множество часов, пока щербатые доски, какими была устлана облюбованная веранда, не отпечатывались на наших перегретых спинах; а позже, когда лиловые сумерки накрывали окраину города тёмной пеленой с искорками зажигавшихся то здесь, то там звёзд, мы бежали, сбивая плечами косяки, к старенькому телевизору, с горем пополам ловившему очередную трансляцию «крутых», по словам впечатлённого меня, и «непревзойдённых», если верить тебе, из раза в раз собиравших всевозможные лавры ребят из shinhwa. кажется, именно тогда, стоило тебе в очередной раз включиться в праздник торжества мелизмов и вокального фестиваля, я заподозрил твой талант – один из многочисленных, но самый первый, толком не зная даже, как подтолкнуть на его развитие; кажется, именно тогда ты всерьёз посчитал меня дураком, но огонёк, подобно уголькам или тихому блеску далёкого светила в толще небес, напоминавших разведённые чернила каракатицы, зажёгся где-то в глубине недоверчивых глаз.
я помню последние деньки нашего тринадцатого лета – последнего лета, урывком срока в три недели проведённого мной дома, слишком беззаботного, почти_воздушного, будто тающая на языке сахарная вата; помню громкие вопли протеста и череду проклятий на меня, дурака этакого, волокущего тебя в самую середину местного парка, а вместе с тобой – складной стульчик, бог знает где впопыхах умыкнутый и древнюю ненастроенную гитару, выторгованную у такого же древнего бакалейщика, живущего по соседству, буквально на парочку часов, не больше. помню долгие уговоры хотя бы присесть на этот стульчик и взять в руки «дурацкий» инструмент, игнорируя приказы самому взять его и пойти куда подальше, помню мой триумф, предзнаменованием победы растёкшийся на довольном лице акварельными красками, помню зардевшиеся твои уши, лоб и шею, которые хоть фотографируй и на стенку вешай вместо освещения – благо, что до фотоаппаратов мы тогда еще не доросли – помню первые аккорды, неуверенные, дребезжащие, зяблые, несмотря на зной и солнце в самом его зените. помню, помню, помню . .
я подскакивал к ничего не подозревавшим прохожим и чуть ли не за руку волок их к тебе, почти крича: «вон там, в самой середине парка – талант!» и едва не прибавляя горделиво: «это я открыл его!». это я открыл тебя.
это я бросил тебя.

произвол пресловутой судьбы был краток, подобно последним секундам разгона взлетающего самолёта и долгожданного его парения на одной лишь силе воздуха – стихии непредсказуемой, разве что синоптики еще не оставили своих попыток; то, чем обернулись прожитые вдали друг от друга дни, количество которых давно перевалило за n-ную тысячу, порой возвращались тянущей в глубине грудной клетки горечью с привкусом непосредственности, обиды детской, на всех причём – на мир, на небо, на неповинную ни в чём консервную банку, мирно ржавеющую вдоль кромки тротуара. я тратил время на свою калифорнийскую эпопею, мудрил и часто усердствовал в том, в чём не просили, громко грустил, а радовался всё равно громче – будто тоже ржавел вместе с миллионами американских банок, раскиданных по шоссе, прямо как мы с тобой.
я не хотел домой. не должен был.
ты был единственным, кто встретил меня в инчхоне – возможно, сомневаясь даже, такая ли уж это необходимость – когда я увидел твои руки и дальше уже ничего не видел; жилистые, с мириадами мелких шрамиков и потёртостей, отпечатками заживших мозолей и сетками синюшных вен, подобно карте междугородних трасс, совсем непохожие на мои.
какой же я дурак.

etc.
доён ждёт, доён верит, доён надеется. графика и безграничная любовь идут в комплекте. дополнительно ко всему вышеозначенному можно утверждать, что джехён заочно знаком с джоном, который сео, – ибо болтливости доёна позавидует каждый второй консультант орифлейм – и который ждёт едва ли не сильнее меня. (и еще человек 5-10)