Шаг, шаг, ещё шаг.
Ауч.
Голова немного туманная, глаза побаливают от непривычно яркого солнца — давно Эл на улицу не выбиралась, несколько недель так точно. Оно и неудивительно, что сейчас, оказавшись снаружи после лихорадки, организм усердно противился... Всему. Он хотел лежать и ничего не делать, делая этим, собственно, только хуже. А вот учителя Деорсы решили иначе — и выпроводили их двоих (Элке с её хрупким тельцем) на прогулку. На поручение, как ей сказали.
Она понуро улыбнулась, послушно оделась и пошла. Поручение выполнять. Простое, на самом деле: дойти до Гильдии Магов, где она как-то бывала с Винсентом, передать пару свитков, вернуться обратно. Хочешь — по пути сделай круг и купи чего на рынке, только сильно не задерживайся.
И немного мелочи от Мии. От неё же — шарф на шею.
   
Винсент, кажется, тоже в городе, но по делам, по работе. Может, уже и не в городе — кто знает, куда его на этот раз заведут дела. Да и, будь он рядом, то наверняка бы никуда её не пустил: чай, видит нездоровую бледность, знает, как беспокойно ей в одиночку на улицах Аварина.
Но Винсент был далеко — и говорить что о поперёк Эл не смогла.
Ведь, правда... Просто свитки донести.
   
Шаг, шаг. "Ой", — успевает мысленно испугаться девочка: её нога неловко скользит по льду, невесть как тут оказавшемуся, но другая, к счастью, резко тормозит — и испуг, лёгкий, мимолётный, исчезает мигом.
Всё хорошо.
   
На Элке — теплая, привычно светлая мантия, шерстяная и мягкая. Кулон винсентовский — под ней, шарф от Мии - наоборот, снаружи. Ещё — тёплые гамаши, носки, зимние сапожки... Конечно, нижняя рубаха, тоже, впрочем, толстая, от холода защищающая. Элке — этакая луковка, но какая разница, если тепло?
На Аварине — снег, немного лавок и торговых палаток, открытых даже зимой, висят флажки с недавних празднеств, а на улице людно: это же почти центр, там, где до Гильдии Магов недалеко. Тут всегда так.
И Эл, хоть и чувствует себя не лучшим образом, всё же с искренним любопытством осматривается. Сейчас ей не так уж страшно: да, ей не очень хорошо, что-то плохое её тревожило во время лихорадки, и тот сон... Тот сон она так и не смогла понять. Да и почти целиком забыла, не сумев о нём толком рассказать.
Но — просто сон. А она сама — под защитой Камнелица даже сейчас, когда он так далеко. И нечего бояться, ведь...
Ведь...
   
Она так и не закончит эту мысль.
Ведь ей есть чего бояться, и этот страх — прямо перед ней.
Этьен.
Самый настоящий, самый взаправдашний. И пусть он далеко — так далеко, что и добежать не успеет, но он её, в свою очередь, тоже видит. И улыбается.
"Здравствуй, милая", — едва ли не говорит ей эта ласковая и чуть насмешливая улыбка. И она чувствует, как что-то внутри неё начинает умирать, захлёбываться в истерике и смеяться.
Сама она, впрочем, просто стоит как вкопанная, не смея дышать, не смея двигаться.
Наконец, земля начинает уходить из-под её ног, а к горлу подступает тошнота — и только тогда она срывается с места.
   
Голова болит.
Голова гудит.
Её и вправду вывернуло — тут, в каком-то неизвестном, тесном переулке, где ни души. Только мусор.
Сердце бьётся так стремительно, так дико, что перед глазами плывут круги и чернь, и Эл, забившаяся между какими-то старыми бочками, успевает лишь всхлипнуть: она понимает, что вот-вот потеряет сознание. И тогда... Тогда всё будет кончено.